Я служил на флоте

В одну из суббот, после непрерывной двухмесячной отсидки на крейсере он собрался на сход, развеяться. Выходная смена на юте у трапа, ожидала командира, он должен первым пройти по трапу на командирский катер. Все остальные убывают на баркасах.

Командир окинул взглядом офицеров, хмыкнул, увидев Асланова, и неожиданно весело спросил: «А Вы куда собрались, товарищ старший лейтенант? Думаете, если сдали зачет на обслуживание своего заведования, это все, что ли? А корабль Вы изучили? Что подо мной?» Командир топнул ногой.

Асланов доложил:

– Тринадцатый кубрик.

Командир продолжил:

– Что под кубриком?

– Продовольственный склад с мукой и сыпучими крупами.

– Что ниже склада?

– Цистерна с питьевой водой номер семь.

– Дальше?

– Не знаю, товарищ командир.

Анатолий Михайлович удовлетворительно хмыкнул:

– Сход Вам не разрешаю. Изучайте корабль. Зачет будете сдавать лично мне.

С тем и убыл. Асланов чертыхнулся:

"Черт знает, что? Ну да ладно, выучу я тебе весь корабль".

В течение всего следующего месяца Асланов излазил помещения от носа до кормы, изучил все параметры корабля, калибры орудий, принципы работы минно- торпедного оружия и даже выучил теорию управления шлюпкой под парусом. Не удивился, когда командир вечером в пятницу пригласил его к себе в кабинет через вестового.

Решительно открыв дверь, сделал три шага вперед и по уставу доложил:

– Старший лейтенант Асланов по Вашему приказанию прибыл.

– Ну что, готов? – спросил командир, не здороваясь.

– Так точно, товарищ командир!

– Перечислите мне все помещения от носа до кормы на всех трех палубах, а потом посмотрим. Начинайте! – командир откинулся на кресле, постукивая линейкой по столу.

В течение часа он внимательно слушал, ни разу не прервав Асланова. Не спрашивая разрешения командира, Асланов плавно перешел на вооружение крейсера и работу двигателей, когда он перешел к параметрам радиолокационной станции, шел третий час его монолога.

– Хватит, – хрипло прервал его голос командира, – зачет Вы сдали. Можете завтра идти на сход. Вы свободны.

Поворот через левое плечо, уже у двери, когда рука потянулась к ручке, сзади раздалось:

– Как называется верхняя оконечность мачты на шлюпке?

– Топ- мачты, товарищ командир, – развернувшись, громко отчеканил Асланов.

– Ладно, все. Идите.

В приемной он весело посмотрел на вестового и вдруг произнес несколько слов на незнакомом языке. Вестовой удивленно заметил, что при этом на мгновение недобро по- волчьи блеснули и погасли глаза у старшего лейтенанта.

В субботу утром с Угольной пристани Асланов медленно поднимался по Ушаковой балке. В голову лезли всякие дурные мысли. "Надо же, ходить по земле разучился, – думал он про себя, – немудрено после трехмесячного пребывания на этом куске железа. И что он ко мне привязался, может, кто- ни будь из наших местных осетин с его женой переспал, а он на мне отходит. Или морду ему какой- ни будь земляк набил. Поди догадайся. Кто- то с его женой спит, кто- то бьет ему морду, а все "комплименты" – мне. Ну а дальше, что будет? Наверняка же он не угомонится. Вчера в кают- компании, сволочь, как посмотрел… Что дальше будет? А будь что будет". Он вздохнул. Разговаривая сам с собой, не заметил, как оказался у женского общежития. Раздраженно подумал: "И еще эта шлюха на работе не окажется".

На первом этаже, подойдя к закрытой двери с надписью: "Комендант общежития", Руслан сердито ткнул ее кулаком, от удара она распахнулась. С пронзительным визгом сидящая за столом стриженная брюнетка бросилась к нему на шею, обхватив его руками и ногами, она намертво повисла на нем. От визга или веса девушки, но старший лейтенант потерял равновесие, и они вместе грохнулись на пол. Взгромоздясь на распростертую жертву, она, впившись зубами в его губы, руками быстро расстегнула ему ремень и пуговицы на брюках. Сопротивляться было бесполезно. Несомненно, это было изнасилование, но наоборот. В этом была суть Гульнары, или Гали, как она себя называла по- русский. Волжской татарке само слово "стесняться" было чуждо. Подчинялась она только своим животным инстинктам. Год назад они впервые встретились на какой- то холостяцкой вечеринке. Это существо само пригласило его на танец, хотя никакого впечатления на него не произвело, до тех пор, пока не открыло свой рот. Прижавшись к нему в танце, просто и откровенно выдала:

– Я уже не девушка, и тебе не надо пользоваться презервативами, врачи сказали, что у меня матка недоразвитая, и я никогда не забеременею, – и черными угольками больших чуть раскосых глаз, наивно посмотрев ему в глаза, добавила – ты такой красивый и мне очень нравишься.

Вечером следующего дня старший лейтенант, уже выбритый и одетый, готов был следовать к месту постоянного базирования, как вдруг Галя- Гульнара выдала:

– Руслан, я знаю, что Лагун тебя третировал и три месяца с корабля не отпускал.

Асланов вытаращил на нее глаза. Галя продолжила:

– Видишь ли, я познакомилась с ним два года назад. Я тогда тебя еще не знала. Жила я с ним около года, пока тебя не встретила. Потом, чтобы отвадить его от себя, я ему девочек с общежития подставила.

– Но ведь они малолетки, им же еще восемнадцати нет? – оторопел Руслан, – разве это не растление малолетних, на это даже статья уголовная вроде есть?

– Ну да, во- первых, эти малолетки давно уже не девушки и научат жизни и тебя и меня, – отпарировала Галя, – во- вторых, они же в основном приезжие и у многих родителей нет. А как бы я от него отвязалась, мне что, дальше с ним жить прикажешь? Я тебя люблю. Он мне вовсе не нужен.

"Железная логика!" Асланов обалдел от только что услышанного. Но вслух сказал примиряюще:

– Да ладно, Галя, все ты правильно сделала, это ведь все из- за меня. Да, кстати, Анатолию Михайловичу лет эдак за пятьдесят уже, а как он в постели, старый конь- то наш?

Асланов деланно засмеялся. Галя живо стала рассказывать, как Лагун изображал из себя молодого козла, танцевал с ней под современную музыку. Галя стала импровизировать, дрыгать ногами и размахивать руками.

– Вот так он танцевал, – смеясь, рассказывала Галя.

Импровизация вызвала неподдельный смех у Асланова. Он живо представил Лагуна, прыгающего с Галей. Откровенно развеселившись, стал ей подтанцовывать. Утомившись, они присели за стол пить кофе.

– А полгода назад, – вдруг продолжила Галя, – он привел с собой еще троих военных, двоих я знаю: это старший помощник с твоего крейсера Бегринец, и Золлонов. Ты же их знаешь? А третий – контр- адмирал Тусяев – командир Феодосийской военно- морской базы.

– Да ты что? – удивленно воскликнул Асланов, – и что, все они трахаться приходили?

– Почему приходили? – радостно взвизгнула Галя, – они и сейчас приходят.

Галя стала объяснять, что в общежитие они приходят в гражданской одежде.

– Я им семейный номер выделила, там ванна и кухня. Они мне даже деньги дают, подарки делают. Вот посмотри, как тебе эти колготки? Они дорогие, югославские.

– Слушай, Галя, а когда ты девочек приводишь, они их спаивают, что ли?

– Зачем? Они им порнуху по видаку показывают и журналы. Вон в тумбочке три журнала остались. Можешь посмотреть.

– Сейчас мне надо на корабль возвращаться, смотреть некогда, но во вторник приду и вместе посмотрим. А они, Галя, видак с собой уносят или оставляют в общаге?

– Да нет, он на втором этаже в семейной квартире заперт, что же им таскать его, оставили под мою ответственность. Ключ от двери только у меня. Там же кассеты – четыре или пять. Кстати, ты знаешь, как видеомагнитофон работает, я его включать не умею?

– Знаю, – усмехнулся Асланов, – а что тебе мешало вчера меня об этом спросить? Мы могли его и в субботу посмотреть. Ну да ладно, во вторник я приду и с аппаратурой разберемся. Ну а если мы с Лагуном случайно здесь встретимся? Ты этот вариант исключаешь?

Галя улыбнулась:

– Что, испугался? Это невозможно, когда они прийти собираются, он мне предварительно за сутки звонит.

– Подойди- ка сюда, – Руслан усаживает Галю на колени и кладет ей голову на плечо, – хорошо с тобой, никаких проблем, никаких волнений и истерик. Ну, мне пора идти. Ты со мной до пристани пройдешься или останешься?

Галя пулей летит в прихожую, слету одевая туфли.

– Я готова, – рот до ушей. Руслан ласково целует ее в губы.

– Вот за это я тебя и люблю, нравится мне твоя непосредственность. Ну что, пошли? – он легонько подталкивает ее бедром в направлении двери.

Десять часов вечера. В каюте полумрак. Асланов сидит за столом при свете настольной лампы. Напряженно думает, переваривает информацию, полученную в общежитии. Берет трубку телефона и набирает трехзначный номер. На другом конце голос:

– Дежурный по кораблю, капитан- лейтенант Онищенко, слушаю.

– Саша, я Руслан, а что, Владимир Ильич сегодня на корабле?

– Нет, Руслан, старший по кораблю сегодня старпом.

Владимир Ильич- заместитель командира по политической части. На крейсере трехсменка, что означает, что из руководства один всегда должен быть на корабле: командир, старпом или замполит. Все офицеры также на смены разбиты, по уставу одна треть офицерского состава на корабле должна быть, две трети на сходе. "Если старпом на корабле, значит и Владимир Андреевич здесь. Он ведь в его смене", – уверенно предположил Асланов. Владимир Андреевич – особист корабля в звании капитана второго ранга. Асланов решительно встает, надевает пилотку, закрывает дверь каюты на ключ и бесшумно направляется по офицерскому коридору в сторону носа корабля. Пройдя через бронированные двери, поднимается по трапу на вторую палубу. Обитая желтым пластиком дверь представителя особого отдела, или по- корабельному особиста, приоткрыта, на штормовке. Асланов костяшками пальцев стучит по двери:

– Владимир Андреевич, Вы здесь, к Вам можно? – и не дожидаясь ответа, снимает штормовку, входит в каюту.

На диване в белой майке по- домашнему Владимир Андреевич, читает какие- то документы. Увидев вошедшего, радостно встает:

– Заходи, Руслан.

Убирает документы под замок в сейф, не торопясь одевает желтого цвета форменную рубашку с погонами капитана второго ранга. Владимиру Андреевичу около сорока лет, лысый череп обрамляют коротко подстриженные мелко кучерявые темного цвета волосы. Пытливые внимательные глаза стараются быть всегда добрыми. Работа у него такая, добрым быть и открытым, чтобы люди к нему тянулись. Сразу предложил кофе, на столе появились конфеты, печенье. Владимир Андреевич умен, он все понимает, поэтому ничего не спрашивает, куда торопиться, ведь Асланов, если пришел к нему, все равно рано или поздно сам все и расскажет.

Пьют кофе, говорят о службе, о предстоящей олимпиаде в Москве, о здоровье и еще о разных мелочах, абсолютно ничего не значащих.

– Владимир Андреевич, – начинает Асланов, – я хочу рассказать Вам нечто, что, возможно, представляет для Вас какой- то интерес. Если нет, прошу Вас забыть о разговоре. Я ведь могу на вас положиться?

Лицо Владимира Андреевича стало каменным, он как хищник почувствовал добычу и, наверняка, крупную.

– Руслан, ты можешь на меня положиться, рассказывай и будь уверен, твой разговор за пределы моей каюты не выйдет.

Асланов подробно рассказывает Владимиру Андреевичу об услышанном в общежитии от Гали. Владимир Андреевич делал пометки в блокноте, предварительно попросив разрешение у Руслана об этом. Асланов не возражал. Отвечал на вопросы. Обменивались мнениями, незаметно перешли к плану дальнейших действий. Асланов предположил, что рассказанное им несомненно выйдет за пределы полномочий Владимира Андреевича. И не ошибся.

– Руслан, – начал Андрей Владимирович, как бы подводя итог разговору, – дело очень серьезное, я хотел бы с твоего разрешения доложить об услышанном своему руководству, звания и должности у них высокие, ты понимаешь, кого я имею в виду. Их действия попадают под известные статьи уголовного кодекса. Могу ли я с твоего разрешения доложить об услышанном в особый отдел флота? И, возможно, с тобой захотят пообщаться на более высоком уровне.

– Владимир Андреевич, я не возражаю, думаю, Вы правы, говоря о доведении Вашему руководству представленной мною информации. Но я возражаю против моего присутствия на более высоком уровне, чем Ваш. Я могу общаться с Вами как с посредником между мной и Вашим руководством. А Вы можете от их имени корректировать мои действия. Я на этом настаиваю.

Владимир Андреевич, подумав, с доводами Асланова согласился. Перед тем как расстаться, он все же попросил Руслана принести журналы и кассеты на очень короткое время. Асланов обещал. Возвращаясь к себе в каюту, подумал: "Не доверяет или копии хочет снять. Ну что же, пусть снимает".

В течение двух последующих месяцев Асланову было что докладывать Владимиру Андреевичу. Общежитие попало, естественно, под пристальное внимание компетентных органов, интересующие их объекты за это время не менее четырех раз посетили это учреждение. Ну а интимные подробности, передаваемые Галей, повторно излагались Аслановым все в той же каюте, Асланов прибавлял к ним каждый раз свежие элементы компрометирующих материалов в виде порнографических журналов и видеофильмов того же содержания.

Между тем отношения командира крейсера и Асланова окончательно испортились, превратившись для него практически в ежедневную пытку. Уже не стесняясь окружающих, командир отпускал в адрес старшего лейтенанта оскорбительные выпады нецензурного содержания. Асланов терпеливо ждал развязки. Он понимал, если командир хамит, значит ни о чем не догадывается. Было бы весьма странным и подозрительным, если бы он вдруг изменил свое отношение к нему. Ну а командир, ничего не подозревая, уверенный в своей безнаказанности, испытывал удовольствие, отводя Асланову роль корабельного шута. Чего стоила, например, его реплика в кают- компании в адрес Асланова: "А что, Руслан Георгиевич, осетинки тоже блядуют?" При этом начал громко и подробно рассказывать, что в недавней командировке в Таллин познакомился с одной осетинкой- журналисткой и как она в первый же день сделала ему миньет. Рассказывал с упоением и грязными подробностями, и ведь часть слушателей в форме поддакивала и по- собачьи повизгивала в самых интересных местах повествования Анатолия Михайловича. Особенно старался Золлонов, маленького роста худенький чуваш, эдакий сукин сын в звании капитана второго ранга, тень, глаза и уши Лагуна.

В медицинском блоке Асланов проводил занятие с боцманской командой по индивидуальным средствам защиты, когда фельдшер пригласил его к телефону. Звонил Владимир Андреевич, просил безотлагательно зайти к нему.

В каюте кроме Владимира Андреевича находился еще один старший офицер. Незнакомец добродушно поздоровался с Аслановым и предложил присесть для разговора. Николай Петрович, так незнакомец представился, начал говорить на правах старшего. Владимир Андреевич и Асланов внимательно его слушали.

– На сегодняшний день у нас собран достаточный материал для завершения известного Вам дела. Но нам нужны предварительные показания Галимзяновой Гульнары – коменданта общежития для несовершеннолетних девушек. Без ее предварительного признания разговорить Лагуна, Бегренца, Золлонова и Тусяева будет практически невозможно. Она в деле главное звено. Поэтому хотел бы выслушать Ваши предложения, Руслан Георгиевич, как нам взять показания у Гульнары. Что Вы можете предложить? – закончил Николай Петрович свою речь.

– Ну что же, Галю необходимо брать через милицию и только в общежитии под любым предлогом. Затем милиция привезет ее к Вам в управление. Пока Галя не даст Вам письменных показаний, отпускать ее нельзя. Иначе она сразу же попытается по телефону предупредить Лагуна или Золлонова. У нее упрямый характер, с ней надо работать аккуратно. Но я готов в случае осложнений помочь, думаю, очная ставка со мной окажет влияние на ее решение. В связи с изложенным я хотел бы быть проинформирован, когда начнется задержание Гали, чтобы во время допроса находиться на корабле и быть готовым в любое время выехать в случае необходимости на очную ставку с ней, – предложил Асланов.

Николай Петрович и Владимир Андреевич переглянулись. Затем Николай Петрович сказал:

– Хорошо, Руслан Георгиевич, у нас от Вас секретов нет, все начинается в понедельник утром. На том и разошлись.

В понедельник около шестнадцати часов дежурный по кораблю потребовал Асланова на ют. Объяснил, что звонили из Военно- Морского госпиталя, просили немедленно приехать. На баркасе Асланова доставили к причалу госпиталя, у входных ворот его ждала черная "Волга". А через 10 минут он был уже в Управлении особого отдела флота.

– Не сдается твоя подруга, – мрачно усмехнулся Николай Петрович, – она действительно с характером. Давай подключайся, Руслан Георгиевич.

Асланов улыбнулся:

– Николай Петрович, я готов, ведите меня на очную ставку, но у меня просьба, нет ли в этом учреждении наручников?

– А зачем они Вам? – искренне удивился Николай Петрович.

– А Вы меня на очную ставку в наручниках проводите, на Галю это произведет нужное впечатление. Думаю, она сломается, если меня в наручниках увидит. Я обладаю всей информацией в том же объеме, что и она, ей это известно. А зачем ей молчать, если я задержан и уже все вам рассказал? Какой ей смысл дальше сопротивляться? Я сам ей и скажу, что уже дал письменные показания.

– Давайте попробуем, – поддержал Асланова Владимир Андреевич, – противозаконного в этом ничего нет, наручники ведь мы оденем по его просьбе.

Очная ставка прошла гладко. Когда Асланова ввели в наручниках, Галя чуть не лишилась чувств. Полным трагизма голосом Руслан начал:

– Галя, я рассказал им все, не скрывай ничего, так будет лучше нам с тобой, они того не стоят.

Асланова увели.

– Ну ты даешь, случайно в самодеятельности не участвовал? – с искренним уважением вымолвил Владимир Андреевич, снимая с рук старшего лейтенанта наручники. В кабинет влетел Николай Петрович и без перехода сразу с места в карьер:

– Начала давать письменные показания… Ну спасибо, Руслан Георгиевич, уважил, как говорится, гора с плеч. Но как ты выдал- то в кабинете: "Я рассказал им все, не скрывай ничего, они все знают". Ну прямо Станиславский. Послушай, Руслан Георгиевич, а ты в самодеятельности не играл случаем?

…Третьи сутки на крейсере нет командира, в кают- компании офицеры принимают пищу без Анатолия Михайловича. Его прорабатывают и выхолащивают лучшие специалисты особого отдела флота. Отсутствуют и капитаны второго ранга Бегринец и Золлонов, но их отсутствие менее заметно. Офицеры в догадках. Никто не знает истинную причину отсутствия Анатолия Михайловича и его верных подручных. Асланова никто больше не тревожит, да и нет в этом необходимости. Раскололись "растлители" подчистую, ничего не скрывают, рассказывают о всех деталях своего распутства, отвечают подробно на задаваемые им вопросы. Впрочем, они понимают, что от их чистосердечного признания зависит немногое, но все же надежда умирает последней.

На четвертые сутки Владимир Андреевич выдал с облегчением:

– Они во всем признались, назвали всех девушек, девушек вызвали на допрос, просят не сообщать родителям. Ну и кашу мы с тобой заварили, Руслан. В принципе дело законченно. Но вопрос вот в чем, что с ними делать дальше? Если передать их прокуратуре – громкий процесс, и получат они по полной программе от восьми до двенадцати лет. Шуму будет на весь Военно- Морской флот, полетят головы от Севастополя до Москвы, ты это понимаешь не хуже меня. Так вот, мне нужно твое мнение, что дальше будем делать с ними?

– Владимир Андреевич, – ответил Асланов– мне все равно, что с ними дальше будет, решение пусть принимает Ваше ведомство, я заранее соглашусь с любым принятым по их дальнейшей судьбе.

Собеседник оживился:

– Руслан, я предполагал, что ты так ответишь. В таком случае, принимаем следующий вариант: все передается в политический отдел Черноморского флота, на его усмотрение. Завтра на собеседование по этому вопросу тебя приглашает член военного совета адмирал флота Медведев, тебе быть у него в десять часов. Вот такие дела, Руслан, спасибо за все. А сейчас будем пить кофе, если никуда не торопишься.

Не дожидаясь ответа, Владимир Андреевич ставит на стол конфеты и печенье…

Беседа с адмиралом флота Медведевым заняла не более двадцати минут. Адмирал объяснил, что разбирать дело Лагуна и компании будет партийная комиссия флота и что его, Асланова, также пригласят на парткомиссию в качестве свидетеля, и оттого, что он скажет, зависит их дальнейшая судьба. Асланов заверил адмирала, что на парткомиссии он откажется от своих предварительных показаний и сделает все, что от него зависит, чтобы информация по делу не получила дальнейшего распространения. В заключение беседы Медведев вдруг обнял Асланова за плечи и сказал:

– Я знаю о несправедливом и хамском отношении к Вам командира крейсера, уже проинформировали. Лагун и остальные, несомненно, будут сурово наказаны по партийной линии, но с другой формулировкой. Они лишаются любой дальнейшей перспективы в службе, их будут увольнять по выслуге лет. Вас я переведу на другой корабль с нормальным командиром. Есть ли у Вас личная просьба, Руслан Георгиевич, я ее исполню.

– Товарищ адмирал флота, у меня нет никаких просьб, – отчеканил Асланов, – буду служить дальше Родине.

Адмирал внимательно посмотрел ему в глаза:

– Ну, если нет вопросов, можете идти, готовьтесь на парткомиссию, она состоится завтра в политотделе тринадцатой бригады в шесть часов вечера.

"Но как все отработано и как отлажена система контроля, – восхищенно подумал Асланов. – Шаг влево, шаг вправо, и тебя сотрут в порошок. Кажется, я нигде не ошибся и лишнего вроде ничего не сказал". Выйдя из здания штаба Черноморского флота, подумал вдруг: "А ведь я до вечера свободен, может быть, развеяться перед парткомиссией. – Что- то ему подсказывало, что он на правильном пути. – Схожу- ка я к Гале Духовой в Дом офицеров, она вроде на месте должна быть".

С преподавателем музыки Галей Духовой его Гапонов Саша познакомил на своей свадьбе. Подруга жены, как тогда представил ее Саша, была родом из Новороссийска. Высокая, длинноногая, с яркой внешностью, она произвела весьма приятное впечатление при первом знакомстве. Асланов улыбнулся, вспомнив, как, танцуя вместе с ней на свадьбе, вдруг неожиданно нагло прижал ее к себе, а Галя не оттолкнула его и даже не обиделась, только улыбнулась и весело дразнила его глазами.

Асланов предполагал, что перед партийной комиссией командир крейсера непременно будет искать встреч с ним для подтверждения гарантий своей безопасности. Так оно и вышло. На следующий день Анатолий Михайлович предложил ему вместе на командирском катере прокатиться до Угольной пристани в расположение тринадцатой бригады. Асланов дал согласие. "Время движения составит около десяти минут разговора с ним, – думал Асланов, – вполне хватит для объяснения". Анатолия Михайловича он не боялся, даже, наоборот, с любопытством ждал встречи с ним. Лагун знал, что от того, что скажет на парткомиссии старший лейтенант, зависит его дальнейшая карьера. Правда, его заверили, что Асланов будет менять свои показания в его пользу. Но кто его знает, что можно ожидать от человека, которого он в течение шести месяцев оскорблял и унижал практически ежедневно и часто в присутствии всего офицерского состава.

Как только катер отошел от крейсера, командир приблизился к Асланову и вдруг неожиданно для него снял форменную фуражку. Дрожащим голосом, лишенным всякого достоинства, Анатолий Михайлович начал жалобно:

– Ну что ты скажешь на парткомиссии, Руслан?

От блеющего командирского голоса Асланов неожиданно растерялся. Перед ним стоял абсолютно раздавленный и потерявшийся человек. "Как хорошо все- таки умеет работать особый отдел. Да, дураков там точно не держат", – подумал Асланов.

– Анатолий Михайлович, я обещал адмиралу при встрече, что поменяю свои показания в Вашу пользу. Решение свое я менять не намерен и на парткомиссии откажусь от своих предварительных показаний.

– Спасибо, Руслан, – жалко пролепетал Лагун.

"Ну и ну, – только и подумал Асланов, – вот так ломаются судьбы. Или в князи или в грязи".

В огромном холле политотдела кроме дежурного офицера на стульях у стены он заметил контр- адмирала Тусяева, капитанов второго рангов Бегринца и Золлонова. Асланов вежливо пропустил Лагуна вперед как старшего по званию, поздоровался с присутствующими и не дожидаясь ответного приветствия, подошел к дежурному по политотделу, представился. Дежурный сразу же предложил войти, сказав, что Асланова уже спрашивали. Указал на дверь, обитую дерматином. На медной выдраенной табличке он прочел: "Начальник политотдела в/ч 25160 капитан первого ранга Черный Виктор Петрович". Асланов открыл дверь и вошел в ярко освещенный кабинет, мало уступающий по размерам холлу политического отдела. Слева за письменным столом восседал хозяин кабинета, за его спиной расположился цвет политического отдела Черноморского флота. "Всего тринадцать и ни одного ниже звания капитана первого ранга", – отметил Асланов. Громко и отчетливо доложил: