Минуты между нами

Язык снова прирастает к нёбу, а пространство огромного школьного холла возле гардероба мгновенно сжимается до объема консервной банки: я бы и рада ответить, да только мало чем сейчас отличаюсь от Джокера – такой же беспомощный инвалид.

– А блузка – ничего так, – тянет ко мне наманикюренные пальчики Уля. – У бабушки одолжила?

Неуклюжая шутка кажется Громовой чрезвычайно смешной: не дожидаясь реакции Маши, она начинает мерзко хихикать. А я готова провалиться сквозь землю – от ощущения собственной беспомощности, от этих взглядов, чужих и въедливых. Меня так и подмывает забить на учебу и убежать. Да и чего я ждала? Комплиментов? Дура! Идиотка! Но внезапно подбежавшая к Маше Люба Новикова из параллельного класса путает все карты.

– Машка! – заговорщически произносит она и озирается по сторонам, чтобы никто лишний не услышал. – Я все узнала!

Новикову так и распирает от желания поделиться с подругами последними сплетнями, но мое присутствие рядом её немного смущает.

Не дожидаясь нового плевка в душу, я резко разворачиваюсь и отхожу на пару шагов к скамейке, чтобы переобуться, а сама продолжаю вслушиваться в каждое слово.

– Влюбился он, понимаешь? – напористо шепчет Люба. – По-настоящему!

– В кого? – бормочет Громова, пока Маша поджимает губы и из последних сил сдерживается, чтобы не заплакать. Становится очевидным, что говорят они о Егоре.

– Не знаю, – поводит плечами Новикова. – Поговаривают, что она из вашего класса.

– В кого ему у нас влюбляться? – смеется Уля и начинает перебирать имена одноклассниц, приписывая каждой ворох вымышленных недостатков. Можно подумать, кроме Громовой, у нас и девчонок симпатичных нет! Я даже закатываю глаза, когда Уля снимает с губ мое предположение!

– Я с Данькой, Леденцова с Серым встречается, – абсолютно серьезно заявляет она. – Одна Машка остается… Люб, что-то не то…

– Ну не знаю! – вспыхивает Новикова. – За что купила, за то и продаю. И вообще, сами-то подумайте: раз Лихачев ее от всех прячет, значит, стесняется. Может, в мышь какую влюбился. Вон… – Люба весьма резко оборачивается и сталкивается со мной взглядом. – Может, в Ильину.

Чувствую, как сердце на бешеной скорости ухает в пятки, а все внутри сковывает льдом.

– В Лерку? – брезгливо кривит нос Маша.

– В Ильину? – с не меньшим отвращением вторит ей Уля.

Я даже толком не успеваю испугаться, как школьный коридор заполняется надрывным смехом.

– Новикова, обожаю твое чувство юмора! – гогочет Громова. – В Ильину! Ну надо же было до такого додуматься!

Люба за компанию тоже начинает смеяться. И только Маша недоверчиво косится в мою сторону: кому, как не ей, знать, о моих изодранных в кровь чувствах к Егору.

– У Лихачева со вкусом все нормально, Люба! – Заправив прядь волос за ухо, Голубева задирает нос и надменно отворачивается от меня. – Я с большей долей вероятности поверю, что Егор влюбился в Кротова, чем в эту…

Я закрываю глаза. Как ни больно это признавать, но сейчас я согласна с Машей: Егор никогда больше на меня не посмотрит. И дело не в том, что я некрасивая или одеваюсь как-то не так. Все гораздо проще: свой шанс на отношения с Лихачевым я упустила еще тогда, в девятом, по глупости уступив Кротову место под солнцем. Маша – единственная, кто знает правду, но теперь и она против меня.

– Ладно, что голову-то ломать? – суетится Люба. – Вот поедем на арбузник, там и увидим, с кем наш Егорушка замутил. Кстати! – Новикова едва не подпрыгивает на месте. – Вы уже слышали, что Михайловский подготовил для нас в этом году? – Она потирает ладошки и нетерпеливо бегает глазками от Ули к Маше и обратно.

– У этого старпера на уме одни чаепития, – разводит руками Громова. – Ему бы не завучем в школе работать, а в каком-нибудь профсоюзе с пенсионерами зажигать.

– Да ладно тебе, – через силу улыбается Маша, все еще думая о своем. – В прошлом году, вроде, неплохо отдохнули.

– Ага, ключевое слово – «вроде». Не удивлюсь, если этот хрен старый опять нас соберет в столовой и заведет свою историческую викторину.

Под гомерический хохот Любы Громова театрально засовывает в рот два пальца и делает вид, что ее тошнит. Дура!

– Не-е… – Немного успокоившись, Новикова спешит первой огласить планы школьного руководства, касающиеся ежегодного праздника. – В этом году будет квест.

– Так и представляю! – ерничает Громова. – Собери десять окурков за школой и получи годовой курс лекций о вреде курения.

– Нет-нет! – смеется Люба. – «Все профессии нужны, все профессии важны, или Как не умереть с голода на зарплату дворника», а если серьезно…

Впрочем, до какого-то там арбузника мне нет никакого дела: уже несколько лет школьные мероприятия отлично проходят и без моего участия. Именно поэтому скидываю уличную обувь в мешок и, пока больной интерес ко мне не возродился, ковыляю в чертовски неудобных балетках сначала к гардеробу, затем на второй этаж к кабинету физики. По привычке уткнувшись носом в мобильный, я пытаюсь слиться с невзрачными школьными стенами: на сегодня лимит моего унижения исчерпан. Все, чего я хочу – поскорее добраться до любимой последней парты, достать из рюкзака толстовку и признать свое безоговорочное поражение. Но, видимо, там, наверху, кому-то доставляет особое удовольствие издеваться надо мной.

Не успеваю и глазом моргнуть, а точнее, пройти по узкому коридору последние метров тридцать до нужного кабинета, как за спиной раздается знакомый бас Кротова.

– Не могу я в эти выходные!

– Отказы не принимаются! – следом голосит Лихачев. – Зря я, что ли, Михайловского уламывал найти нам этот квест?

Невольно замедляю шаг и силюсь совладать с дыханием, которое сбивается всякий раз, стоит Егору появиться на горизонте.

– Выходит, зря, – бурчит вечно всем недовольный Данила. – Да и вообще, все эти арбузники достали. Детский сад, ей-богу!

– Ну не скажи, Крот! Место зачетное! «Старый химик», слышал?

– Нет.

– Блин, я все время забываю, что ты не местный! Там раньше санаторий стоял для сотрудников химзавода. Ну как санаторий? Скорее, турбаза. Дикая природа, реки неземной красоты – романтика, одним словом. А потом лавочку прикрыли. Обнесли колючей проволокой и перевели в разряд закрытых объектов. Улавливаешь, чем пахнет?

– Нет.

– Ходили слухи, что там секретную лабораторию организовали. Опыты там всякие проводили… Жуть, в общем.

– А нам там что делать?

– Крот, это когда было-то! Сейчас там обычная заброшка. Несколько лет назад санаторий этот выкупил у области один бизнесмен – хотел обратно турбазу замутить, да силенок не хватило. Он пару домиков отреставрировал и закинул. Вот сейчас там квесты и проводят.

– Не убедил. Горыч, я серьезно не могу в выходные.

– Погоди ты отказываться. Там место реально крутое!

– Ладно, давай потом обсудим! Пришли уже.

И точно, подслушивая чужой разговор, я и не заметила, как уперлась носом в деревянную дверь кабинета физики. Недолго думая, хватаюсь за ручку и дергаю её на себя, да только тщетно: дверь заперта. Тяну снова и снова, понимая, что парни подходят все ближе, а встречи с ними лицом к лицу я боюсь как огня.

– А точно у нас физика первым?

Затылком ощущая горячее дыхание Кротова и вся съежилась.

– Да, вроде, а что? – лениво отвечает Лихачев.

– А это тогда кто? – пренебрежительно бросает Кротов, будто я без очереди пытаюсь протиснуться в кабинет врача, чтобы «только спросить».

Неистово цепляюсь за ручку двери, предчувствуя начало конца. Как знаю, что Кротов меня не пожалеет – поднимет на смех в моем дурацком сарафане.

– Не знаю, – отшучивается Егор, немного разряжая обстановку. – Наверное, небеса услышали мои молитвы и послали моему разбитому сердцу длинноногое утешение. Девушка, а, девушка, я угадал?

Мимолетное касание даже через несколько слоев ткани обжигает кожу плеча, тогда как слова Егора забираются в самый сокровенный уголок сердца и напрочь лишают воли. Я как мотылек, летящий на свет яркого пламени, вмиг перестаю бояться опалить свои крылышки и больше никогда не взлететь, и оборачиваюсь.

– Упс, – первым реагирует Лихачев и, выгнув брови, несколько раз пытается сдуть челку с глаз. – Ильина?

Он с нескрываемым любопытством елозит по мне взглядом и, пожалуй, впервые не находит слов. Впрочем, за него на «отлично» срабатывает Кротов.

– Черт! – вопит тот и отскакивает от меня в сторону метра на два, а потом, согнувшись в три погибели, начинает бесстыже ржать на всю школу. – Вот так и оживают кошмары наяву. У вас, у мышей, что, сезонное обострение?

Его издевательский тон вкупе с омерзительным гоготом откровенно втаптывают меня в грязь, унижают, острым лезвием рассекают и без того натянутые до предела нервы. Но разве Дане есть до этого дело? Он продолжает неистово ржать, привлекая к моей растерянной и до ужаса сжатой тушке всеобщее внимание зевак, которые как по команде окружают меня и, глядя на своего вожака, делают, как он: тычут пальцами, отпускают грубые шутки, рассматривают меня, как диковинную зверушку в клетке. А я стою перед ними, беспомощная, ощущаю себя голой и грязной и ни слова не могу сказать в свою защиту. Отшатываюсь к запертой двери, крепко обхватываю себя за плечи и тихо дрожу всем телом, отсчитывая секунды своего падения. Ненавижу себя за глупость, Джокера – за этот дурацкий спор, но больше всех – Кротова! Проклинаю день, когда этот парень только пришел в наш класс, и те две минуты, которые перевернули в моей жизни все. Затравленным взглядом смотрю исподлобья на смазливую рожу Данилы и клянусь отомстить. Не знаю, как, не знаю, когда, но в одном уверена точно: я больше его не пожалею! Ни за что!

– Да ладно вам! – Сквозь пелену затуманенного взгляда продирается образ Егора. На его лице тоже улыбка, но от нее не веет злобой, как от Кротова.

Он хватает своего полоумного дружка за плечо и тянет прочь. Данила, вдоволь навеселившись, отходит, а за ним разбегаются и его шавки. И только я продолжаю подпирать спиной запертую дверь и мечтаю умереть, лишь бы только не кололо так сильно в груди. Заставляю себя дышать. Уговариваю ноги не подкашиваться. Мне нужно как-то собрать себя по кусочкам и уйти – на сегодня мой учебный день завершен, но проклятый звонок путает все карты.

– Ильина, от двери отошла! – Тонкий голосок Марии Фёдоровны, нашего учителя физики, комариным писком раздражает слух. – Мне класс открыть нужно! Или в коридоре урок проведем?

Я только сейчас замечаю ее раздутые ноздри и искорки гнева во взгляде, но продолжаю недвижимо стоять.

– Лера, очнись! – поторапливает меня, не понимая, что своими потугами с новой силой настраивает одноклассников против меня. Снова слышатся смешки и замечания, чей-то смех и пустые слова.

– Ну ты чего зависла? – Моей руки касается ладонь Егора – теплая, нежная и до безумия любимая. – Мы уже все оценили твое преображение! – смеется он невесомо и тянет на себя. – Пропусти Марию Фёдоровну, ладно?

Киваю. Как в тумане делаю шаг в сторону Лихачева и пропадаю в небесно-голубом омуте его глаз.

– Тебе идет, Лерка! – шепчет он на ухо, пока оголодавшие до знаний одноклассники заваливаются в кабинет, а потом и меня подталкивает пройти в класс, не позволяя сбежать. Впрочем, рядом с ним я уже и не хочу…

Влюблённый человек глуп. Я, так точно, растеряла где-то остатки мозговых извилин. Одна только улыбка Егора, мимолётное касание, бархат тихих фраз – и я забываю обо всех обидных словах, брошенных в мой адрес Кротовым, не замечаю насмешек Громовой и делаю вид, что не чувствую наполненного болью взгляда Маши. Я не виновата, что Егор выбрал меня, правда?

Я честно пытаюсь думать о физике, слушать нудную лекцию историка о далёком прошлом, что-то писать под диктовку на русском, но все мои мысли занимает Лихачёв. Я даже забываю о Джокере и о десятке непрочитанных сообщений от него и каждую свободную минуту мечтательно зависаю, разглядывая любимые черты Егора.

Он держится рядом на протяжении всего дня. Рассказывает о чём-то ерундовом, не важном, но я жадно вслушиваюсь в каждое его слово – оно для меня! Стоило мне стать, как все, и Егор перестаёт меня стесняться. Подмигивает, когда ловит на себе мой взгляд. Смеётся. И в ответ смотрит на меня нежно, заботливо… как когда-то давно, в девятом…когда я думала, что мы навсегда.

Рядом с Егором меня больше не трогают. Не травят. Не бьют в лицо словами и не разбивают душу насмешками. И пусть Кротов подозрительно косится в нашу сторону, а в глазах Голубевой не высыхают слёзы, я позволяю себе с головой окунуться в счастье. Как мало, оказывается, надо человеку, чтоб за спиной проклюнулись крылья!

– Так, ребята, сейчас разбиваемся на группы по четыре человека! – командует классная, своим звонким голосом перекрывая всеобщую болтовню. – Живее! Классный час не резиновый!

Вокруг начинается суета: одноклассники мечутся по кабинету, сдвигают парты, делятся по интересам. Я же по привычке сижу на галерке и жду, в какой квартет меня засунут: по доброй воле мало кто жаждет взять меня в свою компанию. Но сегодня всё по-другому!

– Лер, давай, к нам! – горланит на весь кабинет Лихачёв и машет рукой, отчего внимание всего класса снова концентрируется на мне.

– Горыч, ты издеваешься? – тут же бурчит Кротов, раздувая ноздри. Ему моя компания – как кость поперёк горла. Впрочем, это взаимно.

– Егор! – театрально взмахивает руками Уля. – Нас же и так четверо! – округляет глаза и тонким пальчиком ведёт от себя на Данилу, с того на Машу, и останавливается на Егоре.

– А кто Голубеву звал? Я? Нет! – безжалостно бросает Егор и снова подмигивает мне. На виду у всех!

– Маша всегда со мной! – заступается за подругу Уля и нервно покусывает губы.

– А со мной теперь Лерка! – пожимает плечами Егор и протягивает мне руку, перевалившись через парту.

– Что за бред! – морщит носик Громова. – Это же Ильина! Ты головой ударился, Лихачёв?

Но Егор пропускает мимо ушей выпад Ульяны и с улыбкой ждёт, когда оторву свою пятую точку со стула.

– Лер! – поторапливает он, нетерпеливо сдувая с глаз чёлку. – Идёшь?

А я не знаю, как быть! И, вроде, душа, впервые за долгие годы расправив крылья, рвётся навстречу мечте, но затравленный взгляд Машки больно царапает где-то там, в области сердца, и вынуждает меня тормозить.

– Кротик!! – верещит тем временем Громова. – Скажи что-нибудь! – дёргает Данилу за рукав. – Я не собираюсь сидеть рядом с этой дылдой-переростком! Это же позор, Даня! Не отмоемся!

– Крот! – Егор буравит недобрым взглядом Улю. – Всё по-честному! Ты с Улей, я с Лерой. Разве нет?

– Да мне фиолетово! – бросает Данила, вальяжно растянувшись на стуле, а потом со скучающим видом смотрит на Громову. – Малышка, я не обижусь, если ты выберешь компанию подруги.

– То есть как? – Уголки губ Ульяны жалко опускаются, зато лицо Лихачёва начинает сиять ярче начищенного самовара. – Тебе на меня наплевать?

– Ребята, пошустрее рассаживаемся! – вставляет свои «пять копеек» классная. – Ильина, место есть в четвёрке Алёны Колупаевой. Лихачёв, хватит валяться на парте! Ты в школе или где?

Я всё же поднимаюсь с места и, сжав в руке лямку рюкзака, хочу присоединиться к четвёрке местных ботаников-заучек во главе с отличницей Колупаевой. Мне не нужны проблемы! Да и слёзы в глазах бывшей подруги черной кляксой растекаются по моему радужному настроению. Я так не могу! Но всего одно мгновение переворачивает всё вверх тормашками.

– Лерка, не тупи! —Шершавые пальцы Егора цепляются за мои, немного холодные и от волнения влажные.

Это – как в ледяную воду с головой: я забываю, что нужно дышать, в какой-то момент перестаю бояться и, кажется, соображать.

– Ладно! – Голос мой звучит невнятно и до жути хрипло. В голове пустота, ноги ватные, а в сердце алыми розами распускается любовь, настолько отчаянная и долгожданная, что забываю про шипы. А зря…

– Ну что за детский сад?! – вздыхает классная. – Голубева, до четырёх считать умеешь? Нет? Давай к Алёне садись! Начинаем, ребята, а то не успеем!

Маша поджимает губы, отчаянно хватает рюкзак и, наградив меня ненавидящим взглядом, пересаживается. Понимаю, что так просто она своего не отдаст и на пару с Громовой ещё не раз окунёт меня в грязь с головой, но это будем потом. А пока я ловлю каждый миг, здесь и сейчас спешу надышаться моим Егором и до конца не верю, что так бывает.

Сегодня по плану у нас урок финансовой грамотности. Наши четвёрки – это банки, торговые центры, домохозяйства… Я не вникаю, от слова «совсем». Сидя рядом с Егором плечом к плечу, я растворяюсь в аромате его туалетной воды и тихо схожу с ума от желания снова переплести наши пальцы. Но в отличие от меня Лихачёв с головой уходит в игру. На пару с Кротовым они пытаются удержать на плаву нашу команду, но, когда из четверых думать способны только двое, шансов на победу остаётся немного. Вот и мы становимся банкротами и первыми вылетаем из игры.

Кротов недовольно ворчит, Егор старательно сглаживает углы, а Уля не находит ничего другого, как списать наше поражение на меня. Впрочем, мне всё равно: сегодня я и так сорвала самый большой куш.

Между тем игра подходит к концу. Голубева вместе с командой получает главный приз и на месяц освобождается от дежурства. А классная ловит последние минуты до звонка и спешит донести до нас информацию об арбузнике: турбаза далеко за городом, заказной автобус, квест… Я снова не слушаю: всё равно не поеду. Вместо этого наслаждаюсь последними мгновениями близости с Егором и вздрагиваю, когда школьный звонок ставит точку в моём безумстве.

– Не расходимся! – гремит классная. – Мне нужно точно знать, кто едет! Так, поднимаем руки.

– Кротов, не вижу!

– Я не могу на выходных.

– Ильина?

Мотаю головой: такие поездки не для меня, да и отец ждёт, что поеду с ним к деду. И все же…

– Поехали, Лер, – шёпотом на ушко просит Егор. – Будет круто!

И я киваю, а потом совершаю самую большую ошибку в своей жизни: поднимаю руку.

Глава 6. Не по плану

Даня

– Ты не можешь просто взять и всех кинуть! – бурчит Лихачёв, путаясь в пуговицах собственной сорочки.

– Это ещё почему? – усмехаюсь, натягивая спортивную футболку. Какой смысл прятать ссадины, если все вокруг поверили в мою ложь?

– Да просто потому, что ты – это ты! – злится Егор и, кажется, вот-вот с мясом вырвет несчастные пуговицы. – Ты ещё ни одной тусы не пропустил! Сейчас-то что?

– Дела, – отвечаю сухо, не вдаваясь в подробности, и со скоростью света шнурую кроссовки. Опоздание на тренировку по футболу чревато сотней отжиманий, а мне и без того всё ещё хреново. – Шевелись, Горыч!

– Ненавижу эту дурацкую форму! – психует Лихачёв и всё же отрывает пару пуговиц. – И классные часы – тоже в топку! Вечно Григорьевна нас задерживает!

– Да ладно тебе! Успеваем!

– Не день, а чёрт-те что! – продолжает ворчать Егор.

– Ну в «чёрт-те что» ты сам его превратил!

Готовый в любую секунду сорваться в зал, я ловлю последние мгновения отдыха и, вытянув ноги до середины раздевалки, с ухмылкой смотрю на Лихачёва.

– Ты с Ильиной-то на кой хрен связался?! Нормальные тёлки приелись совсем?

Сколько я ни пытался весь день уловить ход мыслей Егора, так и не смог понять, зачем тот пристал к нашей крысе. Любовь? Нет, конечно! Нужно быть на голову отмороженным, чтоб воспылать чувствами к этому невзрачному подобию девушки. Мало того, что Ильина совершенно непривлекательна внешне, так ещё и зашуганная какая-то, скучная, нудная – короче, вообще ни о чём, и уж точно не во вкусе Егора. А с последним, стоит заметить, у парня проблем никогда не было, как, впрочем, и с выбором очередной подруги. Девушки слетаются на него, как пчёлы на мёд. Смазливому, шумному, весёлому Лихачёву достаточно поманить пальчиком, и любая пойдёт за ним. Так какого дьявола он творит с Ильиной?! Неужели совсем крыша от скуки поехала?

– А-а! – стонет раненым зверем Егор. – Не напоминай мне об этой дуре! Я и сам не рад! Видел, как она поплыла?

– Да она по жизни мутная! – ржу на всю раздевалку. – Проспорил, что ли, кому?

– Ну можно и так сказать… – Лихачёв обречённо закатывает глаза к потолку, а потом внезапно поднимает указательный палец и срывается в хохот. – Ты прикинь, если Ильина реально на квест припрётся! Вот ржака-то будет!

– Ну да! – продолжаю веселиться. – Так и представляю, как она со своей кислой физиономией из подземных бункеров вылазит и за ноги всех хватать начинает!

– Дьявол, Крот! И как это теперь развидеть? Она же любого вурдалака переплюнет в своём чёрном капюшоне. – Егор в притворном ужасе округляет глаза. – Чур меня! Чур!

– Девочки, вот я не понял! – Наше веселье прерывает грубый голос физрука. – Вам особое приглашение нужно? Кротов, Лихачёв – по сотне отжиманий каждый! Бегом марш!

Мышцы неприятно гудят, а в желудке давно урчит от голода. Тренировка закончилась с полчаса назад, но я вынужден торчать во дворе школы и ждать Улю. В кои-то веки Громова задумалась об учёбе и, пока я наматывал километры под надзором Палыча, познакомилась с новым для себя словом – «читальный зал».

Стою у крыльца и, навалившись на стену, ловлю носом солнечных зайчиков. Я люблю осень, несмотря ни на что. Мне по кайфу наблюдать, как кружат в воздухе пожелтевшие листья, слушать, как они шуршат под ногами, да и вообще от осени веет спокойствием, что ли. А оно в моей жизни на вес золота.

– Кротик, заждался? – Ну вот и приехали!

Уля оставляет на моей щеке липкий след от поцелуя. Я морщусь. Сколько раз просил её не красить губы этим вонючим блеском, не называть меня Кротиком и избавить от лобызаний на виду у всей школы! Но похоже, пора смириться с тем, что Громова – это та самая рыбка Дори, у которой грандиозные проблемы с краткосрочной памятью. Ладно, зато красивая и не лезет в душу…

– Пошли уже. – Обнимаю её за талию и тащусь с ней к остановке общественного транспорта.

– Почему ты вечно на автобусе? – ворчит Громова, быстро перебирая стройными ножками, чтобы угнаться за мной, и с завистью поглядывает в сторону Егора.

Упершись взглядом в экран смартфона, Лихачёв стоит на школьной парковке и ждёт, когда за ним по обыкновению пришлют тачку. Егор, как и я, живёт на окраине города в частном доме, но в отличие от меня никогда не толкается в переполненном транспорте.

–Твой отчим куда круче, чем отец Лихачёва, – не унимается Уля. – Почему ты не можешь попросить у него личного водителя и нормальное авто?

– Ты опять начинаешь? – убираю руку со спины Громовой. Её дурацкие претензии уже сидят в печёнках! – Не хочешь со мной – не надо! Сама ж в гости напросилась!

Понимаю, что поставить точку в наших отношениях готов хоть сейчас – был бы повод. Вот только Уля держится за нашу выдуманную любовь как за соломинку, боится разрыва, точнее, потерять статус моей девушки. Громова, как и я, привыкла быть первой во всём. В этом мы с ней похожи…

– Дань, ну ты чего? Обиделся? – Уля льнёт ко мне голодной кошкой. – Я просто иногда тебя не понимаю.

Усмехаюсь: не иногда, увы.

Впрочем, я и не жду понимания. Я от Громовой вообще ничего не жду. Она – как дорогие часы или айфон последней модели. Так, безделушка для статуса.

– И чего ты не понимаешь? – Засунув руки в карманы джинсов и хмуро шаркаю ботинками по опавшей листве.

– Например, почему ты отказался ехать на квест?

– Я с Ванькой обещал посидеть на выходных, – признаюсь честно и прикрываю глаза, когда замечаю на лице Ульяны брезгливую гримасу.

Я уже сто раз пожалел, что рассказал ей о Ване. Впрочем, Уля в тот день просто не оставила мне других вариантов, без предупреждения заявившись в гости и застав меня с братом в саду.

– Этот инвалид тебе дороже меня?

– Он мой брат, не забывайся!

– Отлично! Просто замечательно! – Громова тут же перестаёт ластиться ко мне и недовольно надувает губы. – А что, сиделки вымерли все?

– Уль… – мотаю головой.

Что толку ей объяснять! Всё равно не поймёт!

– Бесит меня твой брат! – отчаянно шипит Громова. – У самого жизни нет, так ещё и нам вечно палки в колёса вставляет!

– Ты нормальная вообще?! – закипаю, позабыв, куда шёл.

– Давай, Кротик, расскажи ещё, как ты его любишь! – Уля ехидно лыбится, окончательно выводя меня из себя. – Так любишь, что скрываешь его ото всех!

– Я тебе уже объяснял, почему…

Хватаюсь за голову: я так и знал, что рано или поздно Громова использует свой главный козырь против меня.

– А я тупая, ты забыл?

– Уль, не надо!

До остановки остаётся метров десять, но я замираю на месте как вкопанный. Хочу послать Громову далеко и надолго, но понимаю, что в ответе не только за себя. Я уже всё это проходил: всеобщую жалость, чужие подколы, которые не могу пропустить мимо ушей, а значит, снова драки, звонки домой из школы, срывы отчима – я сыт этим по горло! Именно поэтому мы и переехали полтора года назад в этот городок, где никто толком ничего не знает о нашей семье и наших проблемах. Именно поэтому я молчу, скрывая Ваньку за семью печатями от злых языков.