Заклятая невеста. Расширенная версия

Льер?! Льер!

Но… как мне ему ответить? Взгляд упал на чернильницу, в которой не было чернил. Больше того, поблизости не было ни листа бумаги, зато было перо.

Строчки погасли, взамен них появились новые:

«Вещь, которая принадлежит твоему брату, поможет тебе его увидеть. Потребуется твоя кровь и этот перстень».

Кровь! Армалы, древняя раса магов, общались таким образом: правда, они использовали зачарованные листы.

Недолго думая, подхватила перо, коротким прикосновением магии (к счастью, здесь она отозвалась) раскалив острие до предела, подтянула к себе чернильницу и, глубоко вздохнув, проколола палец. Боль пронзила от макушки до пяток, словно я не палец уколола, а окунулась в огонь. Тем не менее над сорвавшейся в чернильницу каплей тут же заклубился дым, и вскоре внутри нее переливались серебром самые настоящие чернила.

Вот только на чем мне писать?

«Я зачаровал его таким образом, чтобы ты могла видеть своих родных. Сейчас это большее, что я могу для тебя сделать. Всегда держи его при себе».

Быстро обмакнула перо, но вопреки моим представлениям чернила застыли на самом кончике. Я мазнула пером по воздуху, и черточка тут же исчезла. Слова на месте погасших не появлялись достаточно долго, и я уже подумала, что Льер ушел, когда в дымке возникли новые:

«Как ты поняла про чернильницу?»

«Мой брат увлекался магией армалов».

Снова молчание, и потом:

«Армалы многое позаимствовали у нас. Так же, как те, кто называл себя мааджари».

Мааджари. Раса, возомнившая себя богами на земле, считавшая, что те, кто не наделен магией, не достоин жизни.

«Магия пришла в наш мир из Аурихэйма?»

«Ты задаешь опасные вопросы, моя королева».

Вспомнились слова рыжей про клятву тлена, и по спине пробежал холодок. По большому счету, Льер здорово рисковал уже общаясь со мной, но видимо, в его клятве была лазейка, если он сейчас мог мне помочь.

«Как мне увидеть брата?»

«Просто капни кровью на перстень и подумай о нем».

Закусила губу.

«Тебе это не повредит?»

«Гораздо больше мне повредит твое обо мне беспокойство».

Я вспыхнула. Ну знаете ли! Это он сейчас о том, что я закрыла его собой?

«В моем мире не принято наказывать людей на потеху толпе».

«Ты ничего не знаешь о потехах, девочка. Твой мир гораздо более уродлив, чем ты можешь себе представить».

Дымка, окружающая слова, полыхнула, а затем погасла. Я смотрела на тающие в воздухе искорки, а потом швырнула перо на стол с такой силой, что оно пролетело по мраморной поверхности и свалилось на пол. Как же меня раздражает этот их элленарийский… снобизм! Превосходство в каждом жесте, в каждом слове, в каждом взгляде.

«Смертная», «Ты ничего не знаешь», «Твой мир уродлив».

Разумеется, я мало что знаю, потому что в этом мире всего несколько дней, а со мной никто особо не хочет откровенничать. Одна поделилась сведениями, и я теперь у нее в должницах, зато другой даже не потрудился сообщить, что собрался сделать мне ребенка.

У-у-урод коронованный!

При воспоминании о том, что сказала рыжая, у меня зачесались руки. Натурально так зачесались, хотелось что-нибудь разбить, желательно о голову Золтера. Пришлось глубоко вдыхать, глубоко выдыхать и снова глубоко вдыхать. Нет, так дело не пойдет.

Если его аэльвэрство хочет на мне жениться, ему придется многое мне объяснить.

10

Мне было шестнадцать, когда я встретила Майкла. Молодой и галантный, без преувеличения красивый виконт, на которого заглядывались все дебютантки, однозначно выделял меня среди остальных. Матушке это не нравилось.

«Он ведет себя недопустимо, – говорила она. – Это смазливый юнец».

Тогда я была слишком влюблена, чтобы к ней прислушаться, а позднее – слишком любила, чтобы прислушаться к себе. Я все поняла гораздо позже, когда от моей любви остались одни засохшие веточки. И то, что мужской недуг Майкла, не позволявший ему чувствовать себя полноценным мужчиной, заставил его за мной ухаживать и на мне жениться, чтобы магия жизни его исцелила, и слова матушки: «Рядом с ним вы никогда не будете счастливы, Лавиния».

Она не была счастлива рядом с отцом. Он погиб, когда я была совсем девочкой, но я как сейчас помню холодные взгляды, которыми они с матушкой награждали друг друга. Если между ними что-то и было, так это «супружеская вежливость», то, что в Энгерии очень распространено. То, что какое-то время было между мной и Майклом, когда я поняла, что любви уже не осталось.

Пару лет назад муж впервые стал оказывать знаки внимания другим женщинам. Потом он умолял меня об этом забыть, говорил, что все это связано с его несостоятельностью, что он только так и мог почувствовать себя мужчиной, просил прощения и умолял никому ничего не рассказывать. Обещал, что подобное больше не повторится. И оно действительно не повторялось до нашей горничной, а я (храня воспоминания о молодом человеке, в которого была отчаянно влюблена) решила оставить все как есть. Пусть даже наш брак был лишен важной части супружеской составляющей, я не могла просто взять и перешагнуть через все, что нас связывало.

Как выяснилось, зря.

Наша с Майклом договоренность заключалась в том, что он не приближается к другим женщинам, а мы сохраняем видимость брака, но долго она не продержалась. Нельзя построить отношения на лжи, недоверии и обязанностях, которые ни одному из вас не нужны.

Как я могла так долго его любить?

На этой мысли у меня сдавило виски, нехорошо так сдавило, больно, поэтому я решила об этом не думать. Равно как и о том, что нужно от меня его аэльвэрству, потому что когда я думала об этом, мне хотелось кричать.

Когда-то я очень хотела ребенка. Чудесного малыша, так похожего на Майкла, который возьмет от него волнистые вихры, а от меня унаследует цвет глаз. Тот день, когда я окончательно осознала, что у нас не будет детей, погасил во мне одну искру. Я не чувствовала ее в себе долгие годы, понимая, что мне никогда не стать матерью. Никогда не подержать на руках крохотного человечка, не увидеть его первой улыбки, не перебирать крохотные пальчики.

Впрочем, я действительно слишком любила Майкла, поэтому приняла и это, но сейчас осознание сказанных рыжей элленари слов заставляло меня снова и снова мерить шагами комнату. Мне необходимо было переговорить с тем, кто решил сделать меня своей, а до совместного ужина оставались считанные минуты. Эйзер принесла новое платье, не ответив ни на вопрос про здоровье Амалии, ни что сталось со старым нарядом. Меня наряжали как куклу для очередной встречи, а я все сильнее сжимала губы и считала про себя, потому что понимала: одно неосторожное слово – и я сорвусь.

К счастью, до вечера у меня было время немного остыть и прийти в себя, потому что когда я возвращалась назад по змеевидной лестнице и лабиринтам коридоров, ни один (одна, одно?) виеррах не рискнул со мной поиграть. Равно как и замок его аэльвэрства: очевидно решили, что ничем хорошим это не кончится. Что же касается меня, я решила, что с меня достаточно игр.

Потому ничуть не удивилась, когда вместо утреннего зала, где холод продирал меня до костей, Эйзер проводила меня на самый верх. На крышу замка, куда мы поднялись по чудовищно, непростительно похожей на знакомую мне до боли по Мортенхэйму винтовой лестнице. Признаться, я так и не решилась посмотреть на брата, особенно после того, что узнала. Понимала, что не сдержусь. Не смогу увидеть его сдвинутые брови и тяжелый взгляд и остаться спокойной, а спокойствие мне сейчас было ой как нужно.

На башне, ничуть не менее ледяной, чем столовая, горели факелы. Иссиня-черное пламя рвалось ввысь, не подчиняясь порывам ветра; его аэльвэрство стояло у самого края стены, сцепив за спиной руки. Стараясь не смотреть на пламя, порожденное тьмой, и вообще особо по сторонам не смотреть (в том числе и на полностью накрытый на двоих стол, гораздо меньший по размерам, чем тот, за которым мы завтракали), решительно направилась к нему.

– Амалии стало лучше, – низкий ледяной голос ударил в меня, на миг заставив остановиться.

Повелитель обернулся, и грудь словно пронзило копье, направленное рукой порождения глубинной тьмы, но потом стало легче дышать.

– Я рада, – ответила я, приблизившись и становясь рядом с ним.

Высота стен была такой, что у меня на миг закружилась голова, но с этим я быстро справилась. Гораздо быстрее чем с пугающим чувством, которое возникало всякий раз, стоило мне взглянуть на этого мужчину. Его волосы лежали так ровно, что создавалось чувство будто они действительно отлиты из раскаленного металла и даже ветер опасается к ним прикасаться. Пересилив и это странное ощущение, я вскинула голову и поинтересовалась:

– Это правда, что вам нужен от меня ребенок?

Если эти глаза могли стать темнее, они только что стали. Насыщенно-темными, даже зрачков не различить в чернилах глубинной тьмы.

– Кто тебе об этом сказал?

– А вы подумайте, – пожала плечами я. – Кто не рассыплется прахом у ваших ног, сообщив мне такие новости?

– Ирэя, – произнес он.

Примерно таким тоном, каким мог бы зачитывать смертный приговор, но порадоваться тому, что узнала имя рыжей, я не успела. Воздух справа от меня пошел рябью и изумрудным свечением, а спустя миг портал выплюнул на пол девицу, наградившую меня долговой отметиной. Выплюнул буквально: раскрасневшуюся, с растрепанными волосами и нагую.

– Как ты посмела? – Золтер смотрел на нее сверху вниз.

– Что именно? Немного пообщаться с твоей нареченной? – рыжая облизнула губы, совершенно не стесняясь того, в каком виде предстала перед нами.

Я же пыталась обрести дар речи, а когда его обрела, первым делом бросилась к столу и выдернула из-под посуды скатерть. Блюда посыпались на пол, часть повалилась друг на друга, но я уже подбежала к Ирэе.

– Возьми, – протянула даже не пытавшейся подняться девушке.

– О, это так мило, – она перехватила мое запястье. – Ты правда считаешь, что мне это нужно?

Вспыхнув, выпустила скатерть, отступила на несколько шагов и отвернулась. Лучше уж смотреть вниз, чем на… на это. Тот, кто вышвырнул обнаженную кузину на глаза посторонней женщины без малейших колебаний, и та, кого это совершенно не смущает… нет уж, пусть разбираются сами. Тем не менее унять бешено колотящееся сердце я не могла: если в Аурихэйме такие нравы, что ждет меня дальше?

Усилием воли заставив себя остаться на месте, вглядывалась в то и дело скрещиваемые шпаги молний, озарявшие черное как сама тьма, море, пыталась вернуть себе то, чего мне так не хватало в последнее время.

Спокойствие.

Получалось плохо.

– Если ты еще раз приблизишься к ней, – донеслось из-за спины. – Или скажешь хотя бы слово без моего дозволения, отправишься в подземелья.

– Правда? – голос ее не дрогнул, но короткая пауза выдавала с головой. – Отправишь меня на пытки из-за этой…

Голос рыжей оборвался сдавленным хрипом: резко обернувшись, я увидела, как вокруг ее шеи обвилась лента змеящейся тьмы, рассыпающей вокруг нее иссиня-черные искры.

– Вы с ума сошли?! Отпустите!

Я бросилась к мужчине, но не успела сделать и шага. Сеть, упавшая на меня, спеленала по рукам и ногам, лишая возможности двигаться и говорить. Широко раскрытыми глазами я смотрела, как рыжая корчится у ног кузена, тщетно пытаясь оторвать магическую плеть от своей шеи. С ее пальцев срывалась тьма, но утекала в никуда, а от клубящегося над нами холода сердце билось рывками и раз через раз.

– Ты меня услышала, – отрывисто произнес он, после чего плети швырнули рыжую в снова разошедшееся пространство.

Лишь когда оно сомкнулось, я почувствовала свободу. А еще мелкую дрожь, прокатывающуюся от кончиков пальцев рук по всему телу.

– Вы чудовище!

– Это ты уже говорила, – жестко произнес он. – За стол, леди Лавиния.

– Вы думаете, что после всего я стану с вами ужинать?

– Разумеется, станешь, – глаза его недобро сверкнули. – Ты же умная женщина.

Это был самый жуткий комплимент, который мне когда-либо делали, впрочем, отсутствием ума я и правда не страдала. Поэтому молча приблизилась к столу, так же молча села, встречая взгляд того, кто опустился напротив.

– Ньиаехт.

Стоило ему произнести последнее, как рядом с нами материализовался (или попросту шагнул из портала) мужчина. Привыкнуть к горизонтальному зрачку у меня так и не получилось, равно как и к огненным глазам (как у Хьерга), которые то раскалялись до цвета заката, предвещающего ветреный день, то разгорались пламенем из камина.

– Убери здесь все. Накрой заново.

Накрывали при нас: остальных слуг позвал Ньиаехт, вместе с ними мгновенно уничтожив с помощью магии все следы моего желания помочь, заменив блюда и так же незаметно испарившись. Зато теперь я поняла, почему у меня в комнате не было ни колокольчиков, ни артефактов, с помощью которых можно было бы кого-то позвать. В Аурихэйме звали по именам.

Если, конечно, «звали» – это точное определение к тому, как его аэльвэрство поступило с кузиной.

– Зачем верховному элленари ребенок от смертной? – спросила я.

– На этот вопрос ты получишь ответ, когда придет время.

От такого заявления я снова утратила дар речи. Ненадолго.

– Время уже пришло. Что значит вторая суть?

На меня посмотрели так, что живо расхотелось продолжать этот разговор. Учитывая, что душевное равновесие одной хрупкой маленькой леди начинало шататься, как засыхающее на ветру деревце.

– Это идеальное совпадение. Пара.

– То есть я ваша пара? – уточнила на всякий случай.

– Станешь, когда Арка Благоденствия благословит наш союз.

– И когда же случится это незабываемое событие?

– Послезавтра на рассвете.

– Что?!

– Послезавтра на рассвете, – повторил Золтер. – Завтра состоится бал в нашу честь, который продлится всю ночь. Закончится он нашим благословением, и тогда ты по-настоящему станешь моей.

Проникнуться этой мыслью у меня получилось, только когда я смогла вздохнуть.

Что ж не сразу-то, как я оказалась в Аурихэйме?

– Вы же понимаете, что это невозможно? – спросила я, чувствуя, что меня начинает трясти.

– Для меня нет ничего невозможного.

– Для вас – может быть. Но не для меня, – я глубоко вздохнула, чтобы успокоиться. – Ваше аэльвэрство, мы с вами знакомы три дня. Вы наверняка представляете, какие нравы в Энгерии и представляете, что для меня значит столь стремительная помолвка, не говоря уже о чем-то большем…

– Довольно. Я не стану перед тобой объясняться, а ты не станешь больше испытывать мое терпение.

Его терпение?! Это я испытываю его терпение?

– А если я откажусь? – спросила, глядя ему в глаза. – Если откажусь идти с вами по своей воле?

– Тебя по-прежнему волнует судьба твоей смертной? – бросил он.

Это была даже не угроза, вопрос, но от скрытых внутри интонаций все волоски на коже встали дыбом. Там, в целительском крыле я решила, что он позволил мне помочь, потому что я просила его об этом. Сейчас, глядя в эти глаза, понимала, что нет. Ему нужен был кто-то, с помощью кого мной можно будет управлять.

– Вы всех женщин берете силой? – выдохнула я, плотно сжимая край салфетки. – Угрожая им жизнями тех, кто им дорог? Или это только мне так повезло?

Глаза его аэльвэрства потемнели еще сильнее, сверкнули серебром тлена, а в следующий миг меня рывком выдернули из-за стола. Мы оказались у стены в считанные секунды, меня вдавило в холодный камень так тесно, что это был даже не порог неприличия, я просто не могла вдохнуть, чувствуя, как раскаляется узор на руке. Словно он мог впитать отравленное пламя его волос, отравляя и меня.

Я попыталась отвести взгляд, но не смогла. Сначала вспыхнули щеки, затем губы, и кожа – там, где его пальцы сжимали мое запястье, там, где касались моей талии, горела тоже.

– Нет, – прошептала я, пытаясь ухватиться за ускользающую реальность, растворяющуюся на дне его глаз. – Нет, хватит…

– Все еще считаешь, что мне нужно брать женщин силой? – Золтер расслабил пальцы, повторяя контур изумрудной жилы на моей руке. Чувство было такое, что по коже скользнули раскаленной шелковой лентой, темные глаза раскрылись глубиной провалов зрачков. Я попыталась отдернуть руку, но на ней браслетом сомкнулись оковы пальцев, и в связующий нас узор ударило дикой, горячей пульсацией.

– Что вы со мной сделали?! – выдохнула хрипло.

– Не я. Метка принадлежности мне, – резкий голос заставил меня содрогнуться.

От жара, рождающегося под движением его ладоней по моим бедрам. От его слов:

– Она меняет тебя. Каждую минуту. После ритуала у Арки Благоденствия ты будешь желать меня еще сильнее.

Дыхания не хватало, поэтому когда на мне резко задрали платье, с губ сорвался сдавленный стон. Я едва успела ухватиться за ледяной камень: прикосновения ладоней к обнаженным бедрам было бесцеремонным и жарким, одна часть меня отчаянно стремилась избежать этих прикосновений, другая… Я всхлипнула и подалась к нему, желая продлить эту порочную бесстыдную ласку. Казалось, отними ее у меня – и я умру, растворюсь, рассыплюсь тленом, перестану существовать.

– Прошу меня извинить.

Голос Льера ударил ледяной плетью.

Я захлебнулась всхлипом, проглотила его на вдохе. Ужас от осознания того, в каком виде я перед ним предстала, обрушился на меня с немыслимой силой, тяжестью потянул вниз. Вместо этого я выпрямилась, прижимая ладони к бедрам, расправляя водопадом скользнувшее вниз платье.

– Дело не требует отлагательств, мой повелитель.

Взгляд казался тяжелым: таким же, как налившиеся тяжестью ноги, тем не менее когда я посмотрела на Льера, ответа не дождалась. Его внимание принадлежало «его повелителю».

– Ньиаехт, – Золтер коротко кивнул возникшему слуге, – проводи аэльвэйн в ее покои.

Мужчины ушли в портал раньше, чем я успела что-то сказать, слуга указал в сторону, откуда мы пришли с Эйзер.

– Аэльвэйн.

Я шла, не чувствуя ничего, только глухие удары сердца. Хотя лгу, еще я чувствовала горящие на своих бедрах прикосновения элленари, от которых сходила с ума, продолжения которых желала так же отчаянно, как умирающий от жажды – прикоснуться к воде.

Да что там, он был моей водой.

Моим воздухом, моей жизнью, моей второй сутью, моей… парой?!

Пожалуй, эта мысль перебила все остальные, но я сумела ее удержать взаперти. До той минуты, пока осталась одна в своей спальне, и вот тогда в ход пошли подушки, статуэтки и предметы обстановки, которые, в общем-то, не сделали ничего плохого, но имели несчастье попасться мне под руку. То, что не получалось просто разбить, крушила магией, остановилась же только тогда, когда в комнате из целого осталось зеркало и кровать.

Тяжело дыша, глядя на окружавшую меня разруху, вскинула голову и содрогнулась: одна из нитей моей магии, видимо, зацепила цветы под потолком. Сейчас несколько отростков свисали безжизненными плетьми, и я зажмурилась. Никогда в жизни, никогда раньше я не ощущала в себе таких темных чувств. Майкл причинил мне боль, но даже его отъезд из Мортенхэйма не заставлял меня чувствовать себя так.

Всевидящий, нет!

Я не хочу становиться парой Золтера! Не хочу его желать! Не хочу!

Мне нужно увидеть брата!

Скользнула рукой в карман платья, достала перстень, который мне вернул Льер. Плеснув магией на первый попавшийся под руку осколок, вдавила острие в палец и вздрогнула, когда из-под него выступила капелька крови. Приложив палец к перстню, глубоко вздохнула, вспоминая Винсента. Отчаянно стремясь к нему, всем сердцем, всей душой.

Сначала ничего не происходило, потом по комнате скользнула дымка. На миг у меня закружилась голова, а потом сквозь туман проступили очертания кабинета. Так отчетливо, как если бы я, спрятавшись за эркерным окном, решила подглядеть за братом. Несмотря на поздний час, он сидел за столом, сцепив пальцы. Лоб прорезали глубокие морщины, делая его гораздо старше своих лет.

Сейчас, как никогда отчетливо, в его волосах выделялась седина, разбросанные по столу бумаги и артефакты – в беспорядке, которого Винсент не признавал – были где-то свалены в кучу, где-то громоздились друг на друга. Он повернулся в мою сторону, и на миг наши взгляды встретились: брат смотрел на меня в упор.

– Винсент, – сдавленно прошептала я. – Винсент!

Я потянулась к нему сквозь туман, но на наткнулась на невидимую преграду, и в ту же минуту Винсент просто отвернулся.

Он не видит меня.

Не видит, это просто совпадение – то, что он взглянул в мою сторону. Разочарование от этого оказалось таким жестоким, что я с трудом удержалась от стона.

Миг – и брат снова вскинул голову, но смотрел он теперь прямо перед собой, а спустя несколько мгновений к нему приблизилась Луиза.

– Винсент, вам нужно поспать, – произнесла она.

Ее голос, усталый, звучал как никогда глухо, я же замерла, забыла, что значит дышать. Льер говорил о том, что я смогу их увидеть, но не говорил ни слова о том, что я смогу слышать самых близких людей. О том, насколько это жестоко: вот так смотреть на них, не имея возможности быть рядом.

– Думаете, именно это мне нужно, Луиза? – горько спросил он. – Спать, когда моя сестра непонятно где?

– Изматывая себя еще больше, вы ей ничем не поможете.

– Ничего. Я ничего не могу сделать, – произнес он, и в хриплом, сдавленном голосе я с трудом узнала голос своего сильного старшего брата. – Я должен был остаться с ней в ту ночь. Я…

– Винсент, ты не мог знать! – Луиза повысила голос. – Ты нужен ей, но нужен сильным и яростным, таким, как я тебя знаю. Нужен таким, какими я знаю всех Биго. Чтобы перевернуть весь мир, чтобы найти ее, где бы она ни была. Уверена, что если бы она могла тебя видеть, сказала бы то же самое. Сказала, что будет бороться до последнего, и что ждет того же самого от тебя! Она ждет тебя, Винсент. Слышишь?

Какое-то время в кабинете царила тишина, лишь натянутая между супругами струна взглядов дрожала, как по велению руки музыканта.

– Ты права, – брат поднялся, обошел стол и взял руку жены в свою. – Ты как всегда права, Луиза.

Он коснулся губами кончиков ее пальцев, и она не отняла руки, только кивнула.

Они вместе направились к двери, я же магией смахнула капельку крови с перстня и рухнула на постель. Сжимая в ладони подарок брата, отзывающийся слабой пульсацией, глубоко дышала, пока обжигающие грудь слезы не отступили.

Пока не пришла мысль: я – Биго.

Никакой Аурихэйм меня не изменит.

Поднявшись, позвала свою магию. Осторожно потянулась к ней, к теплу в сердце, которое выручало меня даже в самые трудные дни. Подняла ладонь, позволяя серебряным искрам скользнуть между пальцами, оплести запястье. Разогревала ее до тех пор, пока меня всю не окутало мягким уютным теплом, от пяток, утопающий в густой траве, до кончиков волос.

– Прости меня, – прошептала еле слышно, когда на мой призыв откликнулась сила жизни. – Прости. Я обещаю, что больше никогда не стану использовать тебя так.

Раскрывшись, позволила магии скользнуть с моих ладоней по стенам. Магия жизни – магия созидания, а не разрушения, и сейчас она втекала в цветы, которыми была убрана моя спальня. Надорванные стебли срослись, бутоны раскрылись, лепестки замерцали мягким серебристым цветом, листья налились жизнью.

Спустя несколько минут вся комната переливалась моей магией, и в темноте даже осколки сверкали звездами. Напоследок скользнув ее теплом по раскрывшимся цветам, я сжала перстень в ладони, воскрешая в памяти образы самых родных людей.

Я – Биго.

И если существует способ вернуться домой, я его найду.

11

Магистр Красоты оказалась женщиной. Сомнительной, правда, красоты, либо я ничего не понимала в красоте элленари. Глаза у нее были огненные, как у Хьерга или у Ньиаехта, голова – абсолютно лысая. Витые рога венчали колокольчики, которые позвякивали в такт стуку ее каблуков, все тело было покрыто росписью. Вот роспись, пожалуй, была красивой, я оценила ее даже под совершенно прозрачным нарядом, слои легкой ткани обтекали ее тело второй кожей, не скрывая ничего. Совершенно ничего из того, что полагается скрывать женщине.

Мое платье было прекрасным. Легким и воздушным, сотканным из ткани, которую я определить не могла, пышным по моде Энгерии, с довольно скромным (по меркам Аурихэйма) вырезом, но у него был один существенный недостаток: оно было свадебным. Расшитый золотом (не уверена, что не буквально) лиф и подол, струились, как магия под пассом. Пока платье застыло в воздухе, магистр занималась моей прической.

Уже часа два.

Волосы складывались в замысловатые узоры и расплетались, чтобы лечь естественными волнами, надо мной парили заколки и шпильки, украшения, которые должны были оттенить прическу.

– Что это? – воскликнула я, когда из подпространства магистр красоты достала коробочку.