Рой

– Студентов надо опросить, – сказал декан медицинского факультета. – Их мнение важнее нашего.

– Прошлый век, – отмахнулся Шеф. – У студентов головы заняты другими проблемами. Их опрашивать все равно, что включить генератор случайных чисел.

– И какой правильный ответ? – спросил декан-математик.

Шеф улыбнулся и сказал, что сейчас покажет парочку интересных видео. Он подошел к компьютеру, нажал пару клавиш и на экране появилось изображение салона автомобиля. Мы увидели руль, на нем две руки в перчатках, за ветровым стеклом мелькали дома, ближайшие к нашему зданию. На экране быстро мелькнул наш парадный вход, мне даже показалось, что я вижу себя и Рино, стоявших у двери. Хотя нет, этого не могло быть. Ведь мы стояли тут за пять минут до начала совещания. Вот показались ворота нашего гаража, они открылись, замелькали припаркованные автомобили. Экран потух. Все сидели молча. Качество видео было плохим, если это снимала камера, то ее объектив непрерывно гулял из стороны в сторону, часто останавливался на спидометре, поворачивался в сторону, показывая боковые зеркала заднего вида.

– А сейчас еще одно видео, – сказал Шеф.

На экране появились страницы какого-то научного журнала, камера останавливалась на формулах и таблицах, увеличивала их, страницы кто-то перелистывал, мы даже слышали шуршание бумаги и чье-то тяжелое дыхание.

– Ну как? – спросил Шеф. – Что мы сейчас смотрели?

– Мой семилетний сын на телефон и то лучше снимает, – сказал декан-медик.

Шеф опять довольно улыбнулся. Его настроение улучшалось с каждой минутой.

– Не сомневаюсь, – сказал он. – Но это снято не камерой. Вы помните, – обратился он к директорам, сидевшим за столом напротив нас, – с каким трудом я уговорил вас купить фирму «Нейродинамикс»?

– А то, – недовольно буркнул финансовый директор. – Прибыль за два года ушла на эту покупку. А результат? Вы говорили, что это сейчас в теме, нужно понять что-то в этих нейронах. И что, они поняли что-нибудь? Хорошо, что они свое здание продали, хоть шерсти клок с этих ученых.

– А давайте послушаем директора этого отдела, – предложил Шеф. – Доктор Шейгин, вы можете прокомментировать эти видео?

Шейгин встал, зачем-то откашлялся, посмотрел на Шефа, сел. Был он щуплым, с невзрачным, лицом и манерами походил на декана-физика.

– Это снимала не камера, – сказал он. – Вы видели воспоминания одного из наших сотрудников. Мы сумели их извлечь из его памяти. Наш мозг запоминает картинки, мы определенным способом стимулируем некоторые группы нейронов, воспоминания проецируются на сетчатку глаза с внутренней стороны, мы считываем эти изображения и записываем в компьютер. Вот так, это довольно просто.

В комнате стало тихо. Наше начальство переглядывалось, но никто не решался высказаться первым.

– Потрясающе! – первым воскликнул декан-физик. – Я сплю или перенесся на сто лет вперед?

– Интересно, – подтвердил декан-медик. – Это тянет на Нобелевскую премию. Но какое отношение эти прекрасные результаты имеют к нашей проблеме?

– А вот какое, – сказал декан и нажал несколько клавиш на компьютере.

На экране появилось число 13. Мутное, расплывчатое. Черное на каком-то сером фоне. Потом мы увидел число 11, качество его изображения было еще хуже. Затем оба числа появились одновременно между ними появился знак умножения. Числа исчезли, на экране быстро мелькнуло число 130, под ним появилось 11 и, наконец засияло, именно засияло число 141. Черные четкие цифры на блестящем, с золотистым переливом фоне.

– Мы попросили нашего сотрудника умножить в уме 13 на 11, – сказал Шейгин. – И записали то, что появлялось на сетчатке его глаза.

Я посмотрел на Рино, он посмотрел на меня. Потом мы оба посмотрели на Стефани. Она округлила глаза и повертела головой, показывая высшую степень изумления.

В комнате опять воцарилась тишина. Теперь ее нарушил финансовый директор.

– Два миллиарда, – сказал он. – А лучше три. ФБР легко выложит нам эту сумму за такие возможности. Все засекретят, и, доктор Шейгин, вы уж простите, но про Нобелевскую премию вам придется забыть.

– Не зря мы их купили, – сказал декан факультета городского хозяйства. – О проблеме с программой Викрама можно на какое-то время забыть.

Все загалдели. Шеф выглядел победителем, стоял и сиял от удовольствия. Но по его усмешке я понял, что спектакль еще не закончился. Так и оказалось. Он поднял руку, все притихли.

– Я уже упомянул о роевом разуме, – сказал он. – Вы слушали о таком?

– Конечно, – кивнул декан-математик. – Роевой разум пчел, муравьев, светляков, серых волков, капель дождевой воды. Это известные алгоритмы для решения математических задач.

– В ваших знаниях я не сомневался, – сказал Шеф. – Но я о другом разуме.

– Рой микро-роботов, которые захватывают мир, – сказал кто-то их директоров. – Читали такое в книгах. Фантастика интересная, особенно для военных.

– И это не то, – сказал Шеф. – В этих роях каждый элемент глуп. Он действует в соответствии с поведением своего соседа. Да, в сумме получается здорово и эффективно, потеря одного элемента никак не сказывается на результате миссии, но представьте другое. Каждый элемент роя не глупая пчела или муравей, способные выполнять простейшие операции, а нечто разумное, например, человеческое сознание. Представьте, что все сидящие в этой комнате – это рой. И нам поставлена некая задача. Каждый решает ее по-своему, а результат выводится на этом экране. У каждого из нас свой уникальный опыт, свой подход. Мы дискутируем, сравниваем результаты, а потом, например, усредняем и получаем ответ. В книге Френсиса Гальтона описан эксперимент. На ярмарке восемьсот человек на глаз пытались определить вес быка. Каждый называл некое число. Потом все числа усреднили и получили, что это среднее с точностью менее одной десятой процента соответствует правильному весу. Вот что такое коллективный или роевой разум.

– Это мало чем отличается от голосования, которое мы предлагали, – сказал кто-то из деканов.

– Отличается, – сказал Шеф. – Наши решения были бы скоропалительными, без глубокого анализа, основанными больше на эмоциях, чем на рассуждениях. Они мало бы чем отличались от результата, если бы мы попросили проголосовать студентов, занятых более интересными вещами.

Минутную тишину нарушил голос декана-математика.

– Я, кажется, догадался, – сказал он. – Не зря вы пригласили к нам Пчёла и Рино. Вы им поручите разработать искусственный интеллект для написания программ или для других целей. Они сделают несколько копий с разными алгоритмами, но с общей базой данных. Потом они начнут работать, каждый решит задачу по-своему, какая-то другая программа проведет усреднение или что-нибудь в этом роде, результат появится на экране и нам останется только аплодировать и идти в кафе отмечать успех.

– Уже горячо, – сказал Шеф. – Но, как говорят, есть нюансы. Вот вы знаете, что такое проекция Меркатора?

– Что-то из географии, не помню точно, – сказал математик.

– А вы знаете, что такое уравнения Лагранжа? – спросил он декана факультета городского хозяйства?

– Свят, свят, – перекрестился декан.

– А представьте, – сказал Шеф, – что нам нужно решить задачу, где нужно знать и то, и другое. И мыслить в одном случае как географ, а другом, как математик. И знать уравнение Лагранжа не как набор символов и греческих букв, а понимать связь этого уравнения с другими проблемами. Именно так, как учили в университете. А это может только живой человек. Вернее, его сознание.

– То есть, – начал математик и задумался. – Вы предлагаете считать память разных специалистов, дополнить ее информацией из книг и статей, и это будет служить базой для разных искусственных интеллектов, объединенных в одну сеть?

– Бинго! – хлопнул в ладоши Шеф. – Теперь в точку. Вот это я и предлагаю!

Все зашумели, стали переговариваться. «Обалдеть!» – сказал Рино. «Что сейчас будет!» – ойкнула Стефания. Вдруг встал декан юридического факультета и его громкий бас перекрыл шум.

– Не пойдет! – сказал он, медленно и веско выговаривая каждое слово. – Это противозаконно. Нельзя вторгаться в личную жизнь. Даже то, что мы видели на экране, уже противозаконно. ФБР – это сколько угодно. Им закон не писан. Но нам нельзя.

– Мы не будем считывать личную, интимную информацию, – сказал Шеф. – Доктор Шейгин сказал, что возможно поставить фильтры и считывать только профессиональную информацию. Доктор, – он обратился к Шейгину, – я вас правильно понял?

Шейгин кивнул, хотел рассказать, как именно это можно сделать, но Шеф попросил его прерваться.

– В общем, – сказал он. – эту проблему можно решить. И правильно было замечено, что я специально пригласил сюда Пчёла и Рино, они прямо сегодня начнут работать вместе с лабораторией «Нейродинамикс», чтобы разобраться с этой проблемой и создать в нашей корпорации первый в мире роевой интеллект. Им двоим придется тяжело, и я прошу руководителя наших айтишников выделить им в помощь трех хороших программистов. Марк, ты слышишь?

Марк, гроза всех глупых пользователей, поднялся и заявил, что сейчас они всем отделом запускают новый суперкомпьютер и лишних людей у него нет.

– Тогда выдели двух, но не самых плохих. Твой компьютер можно запустить неделей позже, корпорация это переживет. Считай, что это приказ, который не обсуждается. Я лично прослежу за его исполнением. И еще главное. Прошу всех ни с кем не обсуждать, о чем мы сегодня говорили. Даже с самыми близкими людьми. Считайте, что вы были посвящены в самый большой корпоративный секрет.

Все поняли, что совещание окончено и стали расходиться.

– Я не поняла, – шепнула мне Стефания. – А меня зачем сюда позвали?

Шеф, кажется, услышал ее, усмехнулся, поманил нас рукой и попросил нас троих задержаться.

Глава 3. У Шейгина

Шеф сел напротив нас, сцепил пальцы, секунду подумал, потом начал говорить. Медленно, четко выговаривая каждое слово.

– Вы, молодые люди, – тут он посмотрел на часы, – сейчас идите в кафе, плотно перекусите, потом выпейте крепкого кофе и в час дня идите в отдел Шейгина. Я предупредил, вас там будут ждать. Шейгин покажет вам свою аппаратуру, расскажет о методах и своих проблемах. Вам надо будет обсудить с ним план дальнейшей работы и прямо сегодня начинать. Все свои старые проекты забудьте. Я посмотрел, у вас нет ничего срочного. Если кто-то будет звонить и чего-то требовать, говорите, что работаете со мной и без моего разрешения вам нельзя отвлекаться.

Он перевел взгляд на Стефани.

– Стефани, вас я позвал не случайно. Вам следует сегодня вернуться в свой отдел, сесть за стол и подумать, кого назначить своим заместителем. Затем, начиная прямо сегодня, начать перекладывать часть своей работы на зама. Обещайте ему, что с завтрашнего дня я повышу ему зарплату на двадцать процентов. Вам следует передать не менее пятидесяти процентов своих обязанностей. Пусть качество работу несколько ухудшится, не беспокойтесь, это сейчас не так важно. Через месяц у вас появятся новые обязанности. Вы будете тестировать продукт, который ваши друзья сделают вместе с Шейгиным. С момента начала этой работы я вам также увеличу заплату. Почему я выбрал вас? Я долго думал, консультировался с вашими коллегами и подчиненными. У вас быстрый ум, вы смело принимаете решения, обладаете цепкой памятью и не боитесь говорить правду. Вы женщина, у вас более критическое восприятие действительности, а это то, что нужно тестировщику. Вопросы есть?

Вопросов у нас не было. В час дня мы с Рино открыли дверь на восемнадцатом этаже, где располагалось хозяйство Шейгина. Он вышел к нам, пожал руки, сказал, что знаком с нашими работами, очень высокого о нас мнения и что он лично, просил Шефа, чтобы именно мы участвовали в его проекте.

Мы самодовольно кивнули, потом опомнились, покраснели, сказали, что всегда готовы помочь и хотим ознакомиться с деталями. Шейгин улыбнулся и пригласил пройти в комнату, где стояла его аппаратура. Посреди мы увидели кресло, над которым круглилось нечто огромное, похожее на морскую мину. Внизу этого шара чернело отверстие, туда, как мы догадались надо было вставлять голову. Рядом стояло нечто не менее большое, с огромным объективом, прикрепленным к массивному металлическому ящику с множеством приборов, ручек и тумблеров.

– Вот наше изобретение, – сказал Шейгин. – То, что над креслом – это излучатели. Мы генерируем четыре пучка электромагнитного излучения большой частоты, в нужной точке мозга происходит интерференция, я имею в виду локализованный максимум от сложения четырех пучков. Он возбуждает определенные нейроны головного мозга, активируется память, затем происходит передача информации на сетчатку глаза, которые мы считываем снаружи с помощью вот этого прибора.

– Высокочастотное излучение? – спросил Рино. – Так это же вредно, отсюда прямой путь в онкологическое отделение нашей клиники.

– Ничего страшного, – спокойно сказал Шейгин. – Пучки очень низкой мощности, облучение длится менее одной тысячной секунды. Для здоровья никакого заметного вреда. Мы проводили много опытов с животными, ничего аномального не обнаружили.

Если честно, то я мало что понял.

– У нас в голове хранятся триллионы картинок, вы возбуждаете какие-то нейроны, извлекаете из памяти картинки, но как выбрать то, что нам нужно. Шеф говорил о профессиональной информации, каких-то фильтрах, отсекающих картинки из личной жизни…

Шейгин улыбнулся.

– Шеф не совсем меня понял. Никаких фильтров нет и быть не может. Но мы умеем вызывать только нужные нам картинки. Помните видео с листанием научного журнала? Это из мозга нашего сотрудника. Перед началом работы мы попросили представить, что он в библиотеке, подходит к полке, находит нужный журнал, садится за стол и начинает читать. Испытуемый сидит до тех пор, пока не скажет, что в его памяти, вернее, перед его глазами, уже появились картинки из библиотеки. Тут главное – зацепиться за первую. Дальше идет по накатанной, мозг по ассоциации при нашей стимуляции определенных нейронов сам стимулирует генерацию нужного нам видео. Ну а считать его с сетчатки – это уже дело техники.

– А если испытуемый в процессе чтения вдруг вспомнил картинки, как он вчера вечером развлекался со своей девушкой?

– Обязательно вспомнит что-нибудь такое. Обычно, такие воспоминания занимают не более пяти процентов от того, что нам нужно. Сейчас мы удаляем эти куски вручную, но вы, вероятно, сможете написать программу, которая сделает этот процесс автоматическим.

– Это легко, – согласился Рино. – А что дальше делать с этими видео? Гораздо проще получать информацию из статей и книг, чем разбираться с такими мутными воспоминаниями.

– Согласен, – кивнул Шейгин. – Вот тут и начинается самое интересное и сложное. Безусловно, решение уравнений Лагранжа, о которых говорил Шеф, проще и надежнее найти в учебниках и занести в базу данных. От наших доноров, мы так их называем, требуется другое: стиль мышления. Как мы это определим? Теоретически, очень просто. Представьте, что мы получили видео, как донор пишет конспект или эссе. Какие части текста или формул он пишет быстро, а над какими задумывается. Что зачеркивает, что пишет небрежно, а что красивым почерком и обводит написанное в рамочку. Как быстро он читает книги, на что обращает внимание, что выписывает в блокнот, а что пролистывает. Какие рисунки и каляки-маляки он выводит на полях тетрадей. Если он сидит перед экраном компьютера, то тут возможностей меньше, но и тут можно многое узнать. Что он печатает быстро, что стирает, что исправляет, что отправляет в корзину, а какой файл он с любовью заносит в специально созданную папку на жестком диске. Какую информацию он считает ценной и дублирует файлы на внешний диск или в облако, чтобы, не дай бог, не потерять. В общем, наблюдая за процессом работы или учебы можно многое сказать о человеке, его характере, способностях, способе мышления и тому подобное. Вот этим вам и придется заняться.

– Сложно, – сказал Рино. – Пока никаких идей нет.

– Начните и идеи появятся, – Шейгин похлопал Рино по плечу.

– Хорошо, – сказал я. – Допустим, мы определили характер донора и стиль его мышления. Мы можем даже оцифровать его, создав карту неких параметров. А что дальше?

– Никакой карты, – замахал руками Шейгин. – Никаких цифр не надо. Вам надо создать образ характера, изучить привычки и методы подхода к решению проблем. Человек может ничего не знать об уравнениях Лагранжа, работать, например, уборщиком, но у него, возможно, генетически определенное математическое мышление – логика, специфическая память, способность к систематизации, уметь связывать разные события, различать причины и следствия. Это обязательно отразиться в коротких видео из его памяти. Любая параметризация всегда будет неточной. Это вам не средний балл успеваемости студентов. А дальше просто – вы загружаете образ характера донора в нейронную сеть и параллельно запускаете решение какой-либо задачи. Нейронная сеть сама решит, что делать с образом мышления донора, как его использовать. Научите ее на каких-нибудь простых примерах, а дальше отойдите подальше и смотрите, что у нее получится. Что она будет делать – это никто толком понять не может, но если нейросеть достаточно мощная, то сможет она очень многое.

– Вы сами это пробовали? – спросил я.

Шейгин развел руками.

– Увы, только умозрительно. Поэтому вы и здесь. Если я в чем-то заблуждаюсь – смело выводите меня на чистую воду и предлагайте свое решение. Я открыт для дискуссии и готов признать свои ошибки и заблуждения.

– Нам надо подумать, – сказал Рино.

Мы распрощались и ушли.

Глава 4. Начало

Мы с Рино вернулись в офис. Это место будет не раз появляться в моем повествовании, и я, чтобы вы лучше представляли, где произойдут исторические события, опишу его подробно. Представьте узкую длинную комнату с окном в торце. Справа три стола с компьютерами и принтерами. Мой стол у окна, дальше стол Рино, у двери стол, где работал Викрам. У левой стены шкаф для верхней одежды, которым никто не пользовался – куртки мы вешали на крючки, вбитые в стену около двери. В шкафу лежат гантели – их принес Рино, объявив, что в здоровом теле мысли в голову приходят чаще. Наверное, на гантелях пыль, но это неточно – шкаф не открывался несколько лет. Дальше у стены стоит обеденный стол и три стула. На столе сахарница, солонка и три чашки. Кофе и чай мы завариваем в буфете – это пять метров по коридору от нашей двери. У окна стоят два кресла и маленький столик. Это место для важных бесед, но я не помню, чтобы мы с Рино когда-либо там беседовали. Мы вполне обходились нашими рабочими креслами. На окне всегда поднятые жалюзи. Мы все любили подойти к окну и задумчиво смотреть на улицу.

– Как погода? – спрашивали сидящие на рабочих местах.

Можно подумать, что это кого-то интересовало, но о погоде спрашивали всегда.

Когда мы вошли в офис и сели в свои рабочие кресла, то зачем-то включили компьютеры и уставились в экраны, разглядывая иконки на рабочем столе. Привычное занятие – это помогает сосредоточиться. Тишину нарушил Рино.

– Пока мало что понятно, – сказал он. – Характер донора, стиль его мышления… Как это определит поведение нейронной сети. Вот простой пример. Допустим, у нас два донора читают книгу. Один, который помоложе, внимательно читает описание секса, пролистывая описания природы. Второй, лет так под девяносто, секс пропускает, зато наслаждается словоблудием о красоте затухающего заката над синим морем. А теперь представим, что мы учим нейросеть управлять автомобилем. И вот типичная ситуация: впереди идущий автомобиль резко затормозил. Тут возможны два решения. Первое – резко затормозить самому. Второе – повернуть руль и уйти на соседнюю свободную полосу. С точки зрения безопасности оба эти решения правильные. А теперь вопрос: как способ чтения книг повлияет на решение автопилота?

– Это как раз просто, – сказал я. – Молодой, пропускающий описание природы, примет более динамичное решение – повернуть руль и уйти в соседний ряд. Но старичок, которому не нравится описание секса, решит не напрягаться и обязательно затормозит.

– Да… – сказал Рино. – В этом что-то есть. Давай я усложню задачу. Пусть эти два донора оценивают работу профессора. Ну, скажем, его манеру отвечать на вопросы. Ты скажешь, что молодой и горячий выберет случай, когда профессор быстро отвечает на вопрос. Пусть даже коротко и не очень внятно. А второй, с потухшими эмоциями, выберет вариант, когда профессор через пару дней пришлет длинную простыню с подробным ответом, да еще с примерами. Я прав?

– Как-то так – сказал я. – Нам останется только научить сеть принимать решения в зависимости от характера и темперамента донора. С этим, я думаю, мы легко справимся.

– С этим-то справимся, – Рино постучал пальцами по лбу. – Это если один параметр, темперамент. Но у нас будет куча всего: сколько раз он зачеркивал написанное, сколько раз исправлял ошибки, сколько раз стирал файлы, сколько раз он рисовал в конспектах голых баб или морских звезд. И что нам с этим делать?

– Да, это проблема, – согласился я. – Но пусть нейросеть сама решит, что для нее важно, а что нет.

– Но ведь нам придется ее учить.

– Учить самим – это самый тупой способ. Мы все равно ее всему не научим. Пусть она сама учится.

– Это как, сама? – спросил Рино.

– Пока не знаю, – сказал я. – Надо думать.

– Думай, – сказал Рино. – А я пока быстренько напишу программку, которая будет удалять порнуху из видео про чтение научных статей.

Он сел за компьютер и начал барабанить по клавишам. Я сидел за столом и рисовал рожицы в блокноте. И тут меня осенило.

– Слушай – сказал я. – Все элементарно. Мы составим образ донора, как именно – я пока не знаю, а потом, заставим донора решить пару задачек, написать небольшие тексты, выбрать картинки, которые ему понравятся, ну и что-нибудь еще в этом роде. Нейросеть запомнит, что донор с данной характеристикой идет по определенному пути. Так наши нейросети обретут некий характер. Как тебе идея?

– Пока туманна, – сказал Рино, – но что-то в этом есть. Думай дальше, не отвлекай меня.

Я не буду утомлять вас описанием нашей работы. Это будет скучно, мне придется использовать термины, которые понимают только профессиональные программисты. Скажу только, что мы уходили из офиса поздно вечером, а появлялись там почти в семь утра. На наших столах стояли двухлитровые термосы с кофе, рядом высились стопки бутербродов из нашего буфета, блокноты с желтыми страницами были исчирканы каракулями и рисунками, смысл которых мы сами переставали понимать через несколько дней. Наша дверь была всегда заперта на ключ, на стук в нее мы не реагировали и отвечали на телефонные звонки только Шефа, Марка и Шейгина.

Для «опытов» Шейгин выделил двух техников. Оба они были молоды, жизнерадостны, и очень похожи друг на друга – мы даже прозвали их близнецами. Один был ответственен за «морскую мину», второй налаживал установку, которая считывала картинки с сетчатки глаза. Доноры носили одинаковые прически всегда были одеты в джинсы и футболки с надписями, что жизнь становится лучше, если она украшена виски и женщинами. Мы заставили доноров прочитать по десять страниц одного из романов Скотта Фицджеральда, сыграть с компьютером в шахматы, выбрать понравившиеся пять картинок из ста, решить пару логических задач, поработать над кроссвордами, написать эссе об уличном движении в нашем городе, и рассказать о самом интересном дне в их жизни. Рино посмотрел полученные из их памяти видео, почистил от картинок танцев, выпивки в ночных клубах и тому подобный мусор, причесал оставшиеся куски и передал мне. Я ввел видео в компьютер, и попросил нейросеть нарисовать картинку с женщиной, идущей по лесной тропинке.

Помню, с каким волнением мы ждали результат. Сначала он нас разочаровал. Обе картинки были похожи друг на друга, как сами доноры. На обеих картинках женщины были с большими попами, одеты в красные платья, шли по сосновом лесу, держа в руках раскрытый белый зонт.

– Почему зонт? – спросил Рино.

Мы пересмотрели видео обоих доноров.

– Понятно, – сказал Рино. – Когда они выбирали картинки, то оба выбрали фото блондинки с аппетитными формами, лежащую на пляже под раскрытым белым зонтом.

– Примитивный результат, – сказал я. – Что будем делать дальше?

– Есть небольшая разница, – сказал Рено, показывая на небо, изображенное на картинках. – Смотри, на одной картинке небо голубое, а на второй – серое, тут даже тучи проглядываются.

Мы бросились пересматривать видео, но понять, почему сеть изобразила разные небеса, мы не смогли.

– Один из них, – сказал Рино, – настроен более оптимистично. Хотя оба проиграли компьютеру в шахматы на двадцатом ходу, в эссе написали полную чушь, и ни один из них не смог решить кроссворды до конца. Хотя… – он задумался. – Знаешь, есть существенная разница между этими близнецами. У одного я удалил семь процентов мусора из видео, а у второго почти пятнадцать.