Цветные Стаи

Мне потребовалось время, чтобы осмыслить сказанное. Все было плохо. Хуже, чем я мог себе представить.

Хотел бы я проснуться и осознать, что увидел дурацкий сон и не более того… Но Погодника сам по себе во сне не увидишь.

– Есть еще кое-что. В ночь, когда черные высадились, случился сильный шторм: я знал о нем, но мы все равно не успели подготовиться, он надвигался слишком быстро, быстрее, чем любой другой. У черных унесло почти все лодки, люди едва успевали высаживаться на берег. Эти лодки были почти всем, что осталось у них после землетрясения. Теперь они заперты на Огузке. Мои люди делают снасти, люди на Остове рубят деревья с вершины, но новые лодки будут готовы еще очень нескоро. До тех пор ты должен найти Гору и Барри! Ты знаешь Огузок лучше всех, только ты можешь это сделать.

– Найти их? – я покачал головой. – А что дальше? Что будет после того, как Командующая получит своего сына и лодки? Она ведь не отзовет стражников и не оставит Огузок в покое! Та половина острова все еще борется с миналией, без овощей оранжевых нас здесь ждет голод, тем более, если к черным не может поступить подкрепление… К чему все это ведет? Стражники должны будут захватить Огузок, чтобы выжить, в сражении может погибнуть больше половины населения, колонии будут восстановлены! То, что случилось двадцать лет назад, повторится!

– Все возможно, – Погодник склонил голову. – Но я должен был сделать что-то. Ты исчез, и что осталось людям, которые верили в тебя, которые уравновешивали решения совета, следуя за тобой? Им стало некого поддерживать, и вся власть досталась Солнцу – ни один предводитель не пойдет в одиночку против того, кто кормит его стаю. Только ты мог противоречить ему: тебе было нечего терять, кроме своей жизни. Предводители же скорее будут пытаться угодить Солнцу, посдирают с себя одежду и будут сгорать заживо, лишь бы получить паек для своих людей, изнуренных работой… Вот, к чему все шло, и я знаю, о чем говорю, Дельфин: я видел эти картины в голове проклятого фанатика, это его мечта! Я должен был найти кого-то, кто сильнее Солнца, и сделать это быстро. Мне нелегко пришлось, но я выбрал Хризолит. Она одна может защитить нас от него. Когда я еще только отправился к ней, меня мучили сомнения: я не видел ее очень давно и не знал, что у нее в голове. Но когда мы встретились, после всего пережитого, после всех страданий, которые выпали на долю ее людей и моих… Поверь мне, все, что ей нужно, – это спасти от голода и болезней жителей Остова. Мы с ней идем к одной цели и сразу же поняли друг друга, потому она быстро согласилась на союз. Не знаю, чем все кончится, но пока у нас есть еда и инструменты: стражников около трехсот, каждый день пятнадцать лодок приходят с едой с Остова и забирают необходимые вещи и продукты. Пока мы держимся неплохо.

– Я понял. Но что с Яшмой? Ты не сказал про нее ни слова!

– Я не знаю, – Погодник отвел глаза. – Утром после того дня, когда ты исчез, Солнце велел ей прийти в шатер совета. Он сказал, что не допустит ее свободы, что она будет выполнять для него работу в месте, где никому не сможет причинить вреда. С тех пор ее никто не видел. Я был уверен, что после требований черных он предложит им ее вместо тебя, но Солнце промолчал. Он не знал, где ты, и, похоже, держит Яшму где-то при себе на случай, если ты вдруг вернешься. Я не знаю точно, не смотрел, но думаю, что Яшма может быть где-то возле Барри и Горы. Солнце нашел поводок для каждого своего врага… Ты должен найти пленников до того, как он начнет дергать за эти веревочки.

Следующий день я провел, лежа в шатре и восстанавливая силы.

Погодник находился возле меня, помогая справиться со слабостью и всеми силами пытаясь вытянуть из моей памяти хоть что-то о тех днях, что я исчез. Но все было тщетно: как будто я проспал все это время под водой без единой сознательной мысли, еды и воды.

Семь дней я провел неизвестно где, но меня не покидает чувство, что я только позавчера пошел к гротам. Эта мысль была безумной, но другой правды у меня не было. Все, что мне оставалось, это принять произошедшее.

Только на следующее утро я смог выйти из шатра и пройтись. Я шатался, колдун пытался всучить мне трость, но я отказался. Тогда он дал мне серьгу. Новую серьгу из мариния.

– Не позорься. На том, что о тебе думают черные, сейчас держится твоя жизнь. Им не обязательно знать о твоей болезни. Пусть думают, что ты просто устал.

Пришлось признать, Погодник был прав. Если я когда-нибудь и научусь владеть своим телом без помощи металла, то это случится не сейчас.

Первым делом я нашел ведьм Погодника и стал расспрашивать их о том, что происходит в этой части острова. Если здесь и были беспристрастные, то это были они.

Так мне стало известно, что с самого начала для обеих сторон ситуация не изменилась ни на дюйм: островитянам не хватало умения и оружия, чтобы прогнать черных, а черных было не настолько много, чтобы они могли пробиться через неумелую оборону дышащих ядами мутантов. На самом деле одна ожесточенная схватка могла бы решить все, но вожди пока набирались сил и предпочитали выдерживать дистанцию.

Погодник и еще несколько синих несколько раз пытались показательно сбежать, но их ловили в последние моменты. Таким образом сохранялась надежда на то, что остальные стаи еще не догадались о договоре между синими, фиолетовыми и черными.

После первых двух стычек по обе стороны остались пленные. Наших пленных, – двоих голубых и оранжевого, держат в сарае, где и я провел свою первую ночь, привязанный к столбу. Там они не видят, что происходит снаружи, и не могут даже представить, как обстоят дела на самом деле. Погодник проверил пленников и сказал, что отпускать их нельзя, что они не примут положения вещей и попробуют бежать, чтобы доложить все своим предводителям. Если хоть одному из них это удастся, мир для Огузка станет во много раз дальше, чем сейчас.

Как ни странно, когда я отправился побродить по округе и посмотреть, как люди ведут себя друг с другом, я заметил, что черные здесь чувствуют себя скорее не как хозяева, а как гости.

Заключая союз, Погодник выдвинул свои условия, и Командующая постаралась донести их до каждого своего воина. Для вылазки она набрала как можно больше молодых стражников, которые никогда не были надзирателями.

Черные не следили за работой над тканями и снастями, не дежурили в шахтах, не смели отбирать у островитян жилье и еду. Они сидели тесными группками возле своих шатров, да ходили к гротам, когда заканчивались дежурства у баррикад.

Некоторые островитяне, в первую очередь добродушные фиолетовые, иногда проводили с черными время.

Сумасшедшие не замечали цветов, они знали лишь лица, и эти стражники, которые избавили их от миналии и привезли еды, были их друзьями.

Синий относились к союзу настороженно, но охотно принимали помощь черных в шахтах.

Примерно в одно время с пропажей Барракуды обрушилась одна из шахт и работы удвоилось: необходимо было разгрести завал, похоронить людей и вернуть утраченные инструменты.

Во время работы некоторым черным удалось подружиться с шахтерами, так что парочка синих даже позвала их пожить в своих домах, куда более удобных, чем походные шатры стражи.

Когда я добрался до Буревестника, чтобы понять, как он относится к союзу и к тому, что мне предстоит найти троих пленников, он отдыхал от раскопок.

– Не понимаю, чего ты от меня хочешь, – угрюмо сказал он, утирая пот со лба грязной перчаткой. – Я почти не был в той части Огузка, даже предположить не могу, где там можно спрятать двух громил и говорящую с землей девицу так, чтобы они еще не сбежали! Говоря по правде, я уверен, что они уже мертвы, и вы тратите время впустую. Лучше бы ты прихватил нож поострее и перерезал бы горло этому фанатику, пока он спит, – вот это было бы дело! Уж он-то знает наверняка, почему надежная шахта вдруг обрушилась, смешав три десятка моих лучших людей с землей, и почему Барракуда, работавшая в этой шахте, не смогла вывести их оттуда до обвала! Я не я, если это не вина Солнца! Мы до сих пор по частям вытаскиваем оттуда тела наших товарищей…

– Если мы хотим разобраться с Солнцем, нам нужна поддержка Командующей. От нее и от черных нам уже не избавиться, и пусть лучше они станут нам союзниками, насколько это возможно. Если я отыщу Гору и верну его под крылышко матери, игра Солнца будет доказана, и тогда он станет нашим общим врагом.

– Так ты этого хочешь? Объединиться с черными!? Погодник, конечно, нашел верный момент, чтобы умаслить Командующую, и сейчас стражники расхаживают тут без кнутов на поясе, но как только все уляжется, мы снова станем всего лишь движущей силой! Иначе и быть не может: они нам не союзники и никогда ими не станут. Но, знаешь, что? Пусть лучше мои люди будут гнуть спины и бунтовать, чем склонятся в священном трепете перед фанатиком, который способен убить сотню человек, лишь бы вызвать страх и благоговение!

– Почему ты считаешь, что Солнце устроил обвал? Это может быть совпадение. Зачем жрецу нагонять волны на свих же людей, даже если это ему под силу?

– Ты не видел тот шторм, Дельфин! Таких не бывает в природе. За всю свою жизнь я не сталкивался ни с чем подобным: крыши домов и постройки сносило в море! Но был не только ветер, волны достигали десяти метров! Мы думали, это конец света. Даже ураган, который вызвал Погодник, был просто дождиком по сравнению с этим. Я говорю тебе, Солнце устроил землетрясение, обрушилась шахта, а потом до нас дошло это чудовищное цунами! А сделал он это хотя бы для того, чтобы синих и фиолетовых смыло на дно морское! Самые сильные волны приходили со стороны открытых вод.

– Я попробую узнать правду об этом, – пообещал я, про себя размышляя о том, на сколько слова Буревестника могут соответствовать истине.

Погодник никогда не говорил мне о способностях Солнца. Правда ли, что он воскрес после смерти благодаря своему так называемому Богу?

О вере оранжевых я знал немного: источник разумной силы в недрах горящего газового шара посреди космосе всегда выглядел подозрительно нелепо.

Куда ближе мне было то, чем владел Погодник. Он верил, что все в мире есть энергия, и сила нашего разума, как воздух, невидима и едва ощутима, но способна порождать бури, поднимать волны и разрушать горы.

Другое дело, что ни один человек не обладает такими способностями, какими природа наделила этого трехглазого мутанта: его голова и мозг отличаются, а для нашего мира у него есть только один единственный глаз. Остальные два видят далеко не то же самое, что обычные люди.

И Солнце, кем бы он ни казался, не мог превзойти Погодника в умении призывать волны. Но ни один из нас не мог превзойти жреца в хитрости.

Что будет, если я не успею отыскать Гору или не сумею вывести его к матери? Что если Солнце решит, что настало время вытащить козыри?

Он велит черным убраться с Огузка, и это не плохо. Но вся власть тогда перейдет к нему: ни я, ни Погодник не сможем рискнуть девушками, и будем вынуждены подчиняться.

Если командующая получит сына, что тогда? Она оставит меня в живых, вот и все. Война продолжится, и стороны уже не будут сдерживать себя. Многие погибнут.

Как можно устроить мир наименьшими потерями? Что я могу сделать, чтобы отношения между цветными и черными, наконец, окончательно разрешились в пользу людей?

Эти вопросы не давал мне покоя с тех пор, как я узнал все от Погодника. У меня так мало сил, почти нет времени, но я должен выжать из себя все до капли, чтобы поступить правильно.

К счастью, у меня были идеи.

Я догадывался, где именно Солнце мог бы держать своих пленников. Мысль была невероятно тяжелой, она тащила за собой в пустоту. Как камень, утягивающий тебя на дно, она тянула меня в ту часть сознания, где было темно и беззвучно. Но в этой темноте мне являлся размытый образ.

Храм Солнца. От него должно было остаться хоть что-то. Никто, кроме черных и оранжевых, не знает, где он, и если Солнце где-то и мог спрятать Гору, то это было бы такое место.

Свои мысли я изложил на совете тем же вечером, когда говорил с Буревестником.

– Храм Солнца – это сеть тоннелей, – сказала Хризолит, задумчиво глядя на карты перед собой. У нее были довольно неточные зарисовки той части Огузка, а также более приближенные к реальности синяя и фиолетовая территории. – Входы были разбросаны по территории оранжевых, ходы велись к островам желтых и красных, но не были закончены. Мы подорвали все, что нашли, но мои разведчики говорили, что сеть много больше. Выходы мы уничтожили, но сами тоннели глубоко под землей еще могут быть целы.

– Если их не уничтожило землетрясение и не затопило, – заметил Погодник.

– Где были эти входы раньше?

– Примерно здесь.

Командующая оставила на картах несколько едва заметных точек. Я напряг память и все-таки смог вспомнить, что это были за места.

Первый вход находился возле того места, где раньше стоял шатер Солнца. Возможно, это было даже внутри шатра… За той свалкой вещей.

Второй был недалеко от свалки, куда оранжевые приносили перегнивать сорняки.

Третий был у самой границы с желтыми.

– Остальных мы не нашли, но они были. Солнце и часть его людей, отказавшихся подчиняться, мы завели внутрь и завалили известные нам входы. Так мы могли узнать больше. Стража должна была находиться на всех островах, пока наружу не вылезет последний оранжевый.

– И откуда они появились?

– Ни одного с тех пор не видели, – Хризолит покачала головой. – Только Солнце. Тот столб пламени, из которого, как я слышала, он возродился, стер в пыль красный остров.

– Красный остров полностью затоплен, – заметил я. – Если там и был вход в тоннель, то теперь там просто омут.

– Тоннели находятся на разных уровнях под землей, возможно, существует система, которая предотвращает затопление, – предположила Командующая. – Поверхность Огузка неровная, оранжевый остров намного выше, чем синий и фиолетовый. Вполне может быть, что ваши так называемы Гроты – это то, что осталось от их ходов.

– В Гротах раньше были шахты синих, – сказал Погодник. – Вода там пресная, она проходит сквозь землю и выпаривается несколько раз.

– Точно вы не знаете, – подытожила Командующая.

– Вы себя послушайте! – возмутился Буревестник. Это был первый раз за вечер, когда он заговорил с нами. – Сеть тоннелей под Огузком, на такой глубине, что подземные воды там все равно, что озерца? От красных до синих!? Невозможно вырыть такой даже с одним входом силами людей, которые никогда не видели настоящей шахты! При том, что тогда еще ни один человек на Огузке не имел свободного времени хотя бы для того, чтобы подумать!

– И все же тоннели существуют, – Хризолит обратила на него невозмутимый взгляд. В гранях ее ядовито-зеленых глаз путались тысячи людей, но Буревестник даже не мигнул.

– Значит, они были там задолго до того, как оранжевые выкопали себе первый сортир! Подземные воды могли выточить их в породе за века до столкновения Огузка с Остовом.

– Но Огузок образовался не так давно от падения метеорита. Разве не так считают синие? – недоуменно спросил я. – Когда же тогда вода прорезала тоннели?

– Под водной все это время была земля, парень. Все, что когда-то было выше уровня воды, снесло на дно морское, и это значит лишь то, что на тех же пятидесяти метрах под нами запросто может найтись парочка разломанных поселений допотопных людей. Метеорит упал на такую землю, все то дерьмо, которое едва не доставало до поверхности, всплыло, а потом осело на остатки метеорита. Хотя бы и так! И того мы имеем слой песка вперемешку с химикатами и мусором, слой мариния, а ниже… ниже может быть все, что угодно.

– Значит, надо выяснить, что там, – сказала Хризолит, сжав пальцы в кулаки. – Вы говорите с металлом, ты слышишь вибрации земли, у вас есть человек, который может жить под водой семь дней… Если только вы не кучка лжецов, через несколько дней в наших руках может оказаться подземный город!

Третья часть

1. Город под землей

Наша цивилизация прошла свой путь. Он начался десятки тысяч лет назад, с заточенной гальки, и закончился, когда чудовищное оружие сравняло самые высокие горы с уровнем моря. Горстке людей удалось выжить внутри гигантского плавучего камня, который носил их по океанам сотни лет, пока на планету не упал метеорит. Его осколки пробили земную кору, и вырвавшиеся потоки лавы подняли со дна остров. Как известно, волны всегда стремятся к суше, и однажды они принесли людей к этому острову. С тех пор наша история стоит на месте: по иронии судьбы на Огузке совсем нет гальки.

Из-за чего началась война? Почему ее не смогли остановить? Зачем было уничтожать сушу? Откуда взялся Остов? Ответы на эти вопросы могут знать разве что глубинные рыбы: все книги, все памятники, все чудесные машины древних людей достались им в наследство.

Одна только мысль о том, что океан вернул нам хотя бы частицу прошлого, была крамольна: метеорит и землетрясения давно раскрошили бы в пыль любой подземный город, даже если бы он и вправду существовал под Огузком. Незатопленные тоннели на глубине, которую назвала Командующая, – это было просто невозможно. Однако, где-то же я провел те семь дней. Где-то же черные замуровали несчастных оранжевых.

Я думал об этом, и в ушах эхом отдавались запретные мечты, задвинутые в темные уголки догадки. Вдруг где-то глубоко еще остались следы, которые приведут нас к нашему прошлому? Вдруг незатопляемые тоннели – это останки какого-то сложного механизма?

Всю ночь я лежал без сна, раздумывая, как бы мне найти проход: я уже почти не сомневался, что в гротах есть какой-то лаз под землю.

Мне вспомнилось, как Погодник во время своего затмения пропал в шахтах синих. Его не могли найти несколько дней, а потом он вдруг ни с того ни с сего появился. В последний день болезни он решил опуститься на глубину в гротах и посидеть там без воздуха… зачем ему это было нужно? Какие голоса тянули его под землю?

Едва небо посветлело, я отправился в мастерскую. Я хотел изготовить себе подводный светильник. Я сходил к синим за светящимися грибами и поместил парочку вместе с корнями под стеклянный купол. Прицепив купол к повязке на голову, я прочно законопатил воском все щели.

Теперь я смогу видеть на самой глубине грота, и, если там действительно что-то есть, я найду это.

Я решил найти Погодника и поговорить с ним о его блужданиях под землей. Но трехглазый с самого утра нигде не появлялся, и ни одна ведьма не знала, куда он мог деться.

Меня съедало любопытство, и я не мог ждать, пока Погодник объявится и ответит на мои вопросы. Я решил найти ответы сам.

Но прежде, чем прыгать в воду, я должен был пойти к Хризолит. Когда прошлым вечером я согласился искать под водой вход в лабиринты, она ясно дала мне понять, что один я туда не сунусь. Ее люди будут следить за каждым моим действием, пока она не увидит сына.

Когда я вошел в шатер Командующей, она сидела, обложив весь стол картами.

Похоже, что карты были ее страстью: весь известный человечеству мир лежал на рабочем столе Хризолит. Здесь были очертания Огузка и некоторых его областей, полный план Остова, планы шахт, примерный рельеф дна, звездные карты, карты водорослей, полезных ископаемых, места рождения морских камней и прочих химикатов… Вряд ли кто-то еще из живущих ныне людей имел право держать такую коллекцию.

На картах Хризолит делала множество пометок и линий, повсюду были наскоро набросанные записи и чертежи… некоторые были на обрывках страниц старых книг и даже на кусках ткани: бумаги из водорослей отчаянно не хватало. Командующая не просто собирала карты, она тщательно изучала землю.

– Что вы ищите? – спросил я, стараясь уловить смысл бесчисленных пометок и рисунков.

– Воду, – сухо ответила Хризолит.

Небо, неужели это был сарказм?…

– Что тебе нужно? – спросила Командующая, оторвавшись, наконец, от бумаг.

– Я отправляюсь в гроты, пришел за своими надзирателями, – ответил я.

В напарники я получил двух черных. Краб, бывший патрульный с Остова, и Мидия, бывшая патрульная. Оба они были молоды, не старше тридцати лет, и довольно слабы. Однако, чтобы, в случае опасности, вытянуть меня из глубины на сушу, их двоих должно быть достаточно.

– Я привяжу к своему поясу веревку, и буду подавать сигналы, – объяснил я им, когда мы уже пришли в грот. – Дерну один раз – выплываю. Два – тяните. Веревку я взял самую длинную, ее должно хватить, но, если не хватит, привяжете к концу другую. Это – песочные часы на десять минут. Когда они иссякнут, сильно дерните за веревку. Так я буду знать, что пора возвращаться.

– Десять минут!? – возмутилась Мидия. – Всего лишь?

Похоже, эта странная стражница жаждала представления, отправляясь со мной в гроты… С самого первого момента она смотрела на меня во все глаза.

У нее были короткие черные волосы, отстриженные, как у мужчины. Зеленые глаза. Белая кожа с мелкими темными веснушками на носу. Смотрела она лихо, и мне это нравилось. Когда я разглядывал ее, в моей памяти что-то едва ощутимо зашевелилось, но даже если мы и правда виделись, вряд ли это была хорошая встреча, о которой стоит вспоминать.

Хотя соображала миленькая стражница явно худо.

– Если он будет плыть все это время, чтобы вернуться, ему понадобятся те же десять минут. Он пробудет под водой все двадцать, – объяснил ей Краб. Он уже взялся за дело и осматривал веревку, которую я принес, проверял, нет ли потертостей. – Не то что бы я не доверял жителям Огузка, но все же я должен спросись: какие у нас с тобой будут проблемы? – он посмотрел на меня предупреждающим взглядом.

– В прошлый раз я спустился под воду, провел где-то семь дней, а затем выплыл в другом месте, ничего не помня, – я решил рассказать то же, что, скорее всего, рассказала им Командующая. – Я не знаю, что со мной будет в этот раз. Поэтому мне и нужны вы: вы меня вытащите. Если я вдруг опять пропаду, зовите Погодника… Предводителя фиолетовых.

Краб скептически хмыкнул: ему явно казалось неправдоподобным, что человек может вот так вот запросто забыться. Да я и сам бы ни за что не поверил.

– С твоего позволения…

Краб обмотал мое туловище веревкой на подобие поводка, затем достал небольшой замок и зацепил его через волокна веревки на узле.

– На случай, если вдруг снова забудешься и попытаешься отвязаться от нас, – сказал он, не двусмысленно проверив надежность замка.

Я нацепил на лоб повязку с грибом под стеклом. В полумраке пещеры шляпка уже источала мягкий синий свет. На глубине она должна засветиться сильнее.

Я начал глубоко дышать, делал хороший вдох, затем задерживал дыхание и резко выдыхал. Почувствовав, что готов, я с разбегу нырнул в грот, и не на ярус, как раньше, в самую середину, в темнеющую глубину.

Потоки струящейся теплой воды обтекали мое тело, мягко направляя обратно к поверхности, но я упорно скользил вниз, внимательно изучая стены.

Света гриба было достаточно лишь для того, чтобы я видел, что находится прямо передо мной, но больше мне было и ненужно. Основным проводником в темноте было вовсе не зрение.

Я быстро нашел ту самую жилу мариния, которую почувствовал семь дней назад. Она все так же теплела, невидимая в пласте бесцветного камня. Я дотронулся до нее, ощутил ладонями, затем закрыл глаза и потянулся к ней мыслями. Едва ощутимо я коснулся ее сознанием, и стал ждать ответа. Несколько секунд ничего особенного не происходило, но потом где-то внутри моего мозга возникла короткая вспышка света… Я раскрыл глаза и отпрянул от металла.

Мое тело по-прежнему обхватывает веревка, а наверху светлеет небольшой костер, который я попросил зажечь Мидию. Все в порядке. Я там же, где и был. Значит, можно попробовать еще раз.

Прижавшись всем телом к теплому камню, я уперся лбом в металл и бросил внутрь него все сознание, старался прочувствовать каждую частицу жилы, ощутить ее всю, как продолжение себя.

Ведь было же в тот раз что-то такое, что заставило меня остаться под водой, возможно, поплыть глубже и оказаться в другом месте!

Жила оказалась тоненькой, но ее нить уходила глубоко вглубь камня, и тянулась не вниз, как я надеялся, а в сторону Остова.

Мысленно я уходил все дальше, протискивался сквозь камень, стремясь сам не зная к чему. Приходилось прикладывать усилие к каждому пройденному миллиметру, а концентрироваться становилось тем тяжелее, чем дальше я забирался. Вдруг… Это произошло резко, как вспышка света!… Нить вылилась в целый мир, меня будто выкинуло из ручья в океан! Мое сознание, сосредоточившееся на точке, в миг рассеялось в огромном пространстве, стала неосязаемым, и я вместе с ним рассыпался, растворился… И тогда я почувствовал, что под землей кто-то есть.

Это были ступни. Они медленно двигались. Это были люди. Один из них положил ладонь на меня – на часть металла. Я почувствовал оледеневшую кожу. Ногти царапнули металл, и это отдалось легкой щекоткой… Я почувствовал нестерпимую жажду этого человека. Она была настолько сильной, что поглотила его без остатка: он страдал, и хотел только утолить свое желание.