Цветные Стаи

Я разбил оставшиеся лодки одну за другой. Течение отнесло их довольно далеко друг от друга, не все стражники успевали ухватиться за спасительный борт единственной оставшейся на плаву посудины.

Те, которым удалось остаться на плаву, не хватало места, и они оставались в воде, держась за борт.

Я брезгливо отплыл подальше, почувствовав, что вода вокруг последней лодки наполнилась теплом. Можно представить, какой ужас испытывали эти взрослые мужчины, замерев над беспощадной бездной, цепляясь за хлипкие обломки…

Я плавал под лодкой, из интереса щекоча ноги стражников гарпуном, и ждал.

Шуткой судьбы Яшма оказалась в последней оставшейся лодке.

Если ей не дадут спуститься в воду, мне придется разбить и ее, лишив всех черных последнего шанса выжить. С непривычки ни один из них, даже умея плавать, не доплывет до суши. Они просто не будут знать, где она.

Я ждал некоторое время, а когда почувствовал, что мое терпение подходит к концу, стал медленно подбираться к самому центру днища.

Я уже достал буравчик и выбрал позицию, чтобы ни один из бултыхающих ногами стражников не засек меня, когда лодка сильно качнулась и в воду упало что-то большое.

Это была Яшма.

Отцепившись ото дна, я устремился к ней, чтобы разрезать ремни. Встретившись, мы вместе отплыли в сторону Огузка и вынырнули наружу, на достаточно безопасное расстояние от уцелевшей лодки.

Отяжелевшая, словно рыбина, в которую впился десяток пиявок, лодка медленно покачивалась на волах, едва сопротивляясь им.

Несмотря на трудности, стражники еще могут добраться до Остова, если успеют до того, как стемнеет.

Мы с Яшмой выбрались на один из самых безлюдных берегов, который находился недалеко от Гротов. Возвращаться в стаи сейчас было нельзя, и мы решили остаться там до утра.

– Как они схватили тебя? – спросил я, когда мы устроились и перевели дух.

– Ударили сзади по голове, потом накинули сеть. Когда появилась толпа черных, никто вокруг даже не пискнул. Я слышала шаги, но думала, это свои… А Карпуша пришел слишком поздно – был настолько занят, что не услышал мой крик…

Все стало ясно. Ни у меня, ни у Яшмы не было сомнений в том, кто именно не смог упустить возможность подлизаться к черным и заодно избавиться от убийцы.

Однако, меня интересовало еще кое-что.

– Этот Гора… он знал тебя?

– Да, – Яшма уставилась куда-то в сторону: ей явно не хотелось об этом говорить. Но тем больше мне хотелось узнать о том, что за связь у нее была с сыном Командующей.

Под моим пристальным взглядом Яшма все же продолжила.

– Когда я решила, что во время нападения раскидаю столько черных, до скольких смогу обраться, я предала его доверие. Он помог мне освоиться на Остове, первый из всех принял меня, не смотря на то, кто я. Гора дал мне возможность начать новую жизнь… – я заметил, что она начала теребить кольцо на своем пальце. На меня она не смотрела, но тут вдруг с досадой подняла взгляд. – Понимаешь, когда мне сказали, что тебя не стало, я не понимала, как и чем жить дальше! Я-то надеялась, что на Остове мы будем вдвоем, придумаем что-нибудь, чтобы сбежать… Но я осталась одна в совершенно незнакомом месте. Первое время я просто делала, что мне говорили. А потом оказалось, что на Остове много хороших людей, таких же замученных и беззащитных, как на Огузке. Я стала стражницей, защищала их, и мне это нравилось. Когда объявили о готовящемся нападении, я надеялась, что меня не отправят наружу: не настолько же эти черные безмозглые! Я рада была защищать людей от всяких ублюдков, но защищать Остов от Огузка не смогла бы… Только Гора слишком верил в меня, и хотел, чтобы его семья тоже в меня поверила. Он записал меня в добровольцы без моего ведома: он думал, стаи ничего для меня не значат.

– Он любил тебя, – подытожил я.

Яшма страшно смутилась, даже зажмурилась.

В этот момент я горячо пожалел о том, что не утопил Гору вместе со всем отрядом.

Какой я дурак, думал, она просто переживает из-за случившегося, что хочет привыкнуть! А она давно нашла себе пару под стать! Как жалко я, наверное, выгляжу после этого гиганта! Сын Командующей, самого влиятельного человека в мире! Можно представить, что он мог ей предложить…

– Я не виновата в этом! Хватит так смотреть на меня! – возмутилась Яшма. – И вообще он был неплохим парнем… достаточно неплохим для черного! Он никогда в жизни ни одного островитянина и пальцем не тронул. Он служил в патруле, как обычный стражник, и защищал людей!…

Защищал людей, подумать, как благородно! Что ж, я, может, и не двухметровый гигант с огромным гарпуном, но я тоже защищаю людей, я тоже в своем роде очень даже не плохой парень!…

И тут я сам запнулся о свои гневные мысли.

Час назад я потопил лодки со стражниками, которые не умеют плавать. Я осознанно убил пару десятков человек. Я стрелял в людей, устраивал смертельные ловушки и смотрел, как они срабатывают. Я убивал и собираюсь убивать, пока не добьюсь своего. По сути, не такой уж я и хороший парень.

– …Тебе этого не понять, наверное, – вздохнула Яшма. Она говорила что-то все это время, но я прослушал. – Черные делают много плохого, но не все они этого хотят.

– Я знаю это, – я с недоумением взглянул на нее. Что она хочет сказать? Оправдывает Гору, мол, он не хотел ей плохого, просто закон обязывает казнить предателей?…

Уж не влюблена ли она в него? И кольцо его она до сих пор носит – конечно, это он ей подарил, такую вещь не купишь даже на жалованье стражницы!

Я отвернулся, едва скрывая досаду.

Каким же дураком я был все это время! Надеялся на что-то… Она уже все сказала, когда отказалась жить вместе со мной.

Совершенно опустошенный, я пробормотал, что устал, и уполз спать в другой угол грота, чувствуя себя бестолковым и униженным.

– Эй… – тихо позвала Яшма спустя несколько минут. Вокруг уже было слишком темно, и я не мог видеть ее лица. – Ты уже уснул?

– Нет.

– Ты один вступился за меня, один против сорока… Я должна быть благодарна тебе. И я благодарна: спасибо, что спас меня. Но, знаешь, когда лодки начали тонуть, одна за другой, я испугалась… это было страшно. Не думала, что ты на такое способен.

– Я сам не знаю, на что я способен, Яшма, – ответил я. – Но теперь, услышав про Гору, я уже не уверен, нужно ли мне было вмешиваться…

Я и в самом деле уже ни в чем не был уверен. Обида грызла меня изнутри, я готов был поверить в самое худшее! А оно было таково: возможно, Яшма вообще не хотела, чтобы ее спасали. Поэтому и позволила себя связать.

– Хочешь сказать, раз сын Командующей любил меня, для меня теперь нет места в твоем дивном новом мире!?

– Небо! Если этот мир тебе вообще нужен, то милости прошу!

– Но я думала, что…

Яшма оборвала на полуслове. Я услышал, что она судорожно вздохнула, а потом вышла из грота.

Я не пошел за ней.

Утром мы не сказали друг другу ни слова, Яшма даже в глаза мне не смотрела. Однако, выйдя из грота, мы пошли на встречу к стаям плечом к плечу. Каждый новый шаг – и каждое слово, сказанное вчера, отступало.

Впереди нас ждали проблемы куда важнее наших отношений. Солнце не оставит своих попыток избавиться от нас обоих, если я и дальше позволю ему творить, что вздумается. Я должен решить эту проблему как можно скорее. Я должен был что-то сделать.

Стоило нам встретить первых островитян, как нас обступила ошеломленная толпа: среди них я узнал лица, смотревшие, как уводят Яшму.

Мы прошли мимо них, не ответив ни на один вопрос.

На территории зеленых Карпуша вышел нам навстречу еще до того, как мы успели взять грабли.

– Что с черными? – спросил он, когда мы остановились перед ним. – Как вы выжили? Отвечайте, воды вас забери!

– Они должны быть живы. Где-то половина, – ответила Яшма.

– Я потопил девять лодок, одна осталась на плаву. Если они успели добраться до Остова до заката, то выжили, – разъяснил я.

Карпуша тяжело вздохнул, склонив голову на грудь.

– Молитесь всем богам, чтобы эта выходка не обострила ситуацию! Солнце никогда не простит вам, если сделка сорвется!

– А не его ли люди сказали Горе про Яшму? – спросил я, внимательно смотря на Карпушу. По его замершему взгляду все стало ясно.

Больше подрывнику сказать было нечего. Мы приступили к работе.

День тянулся в напряжении, даже болтливые голубые, проходя мимо зеленых, замолкали. Сами зеленые избегали даже встречаться с нами взглядами. То ли это чувство вины их мучило, то ли они боялись вместе с нами попасть в немилость к предводителям.

Время перевалило за полдень, люди с нетерпением поглядывали на море, ища черные лодки, плывущие со стороны Остова. Но никого не было.

Во время обеда меня вызвали в шатер совета.

Велев Яшме отправляться в мой дом и ждать, я пошел к предводителям.

Сесть мне не предложили.

– Расскажи, что вчера произошло, – велел мне Солнце, сжимая свои черные руки в кулаки. Его круглые ноздри раздувались при каждом вдохе и едва ли не выпускали дым при выдохе.

Если бы он мог испепелять взглядом, я моментально превратился бы в уголь.

Если бы я мог убивать силой мысли, он бы задохнулся во сне еще вчера ночью.

Я пересказал совету все, начиная с того, как ко мне прибежал запыхавшийся вор.

– Где находились бойцы? – спросил я, закончив свой рассказ. – Почему их не было на территории голубых, когда Гора решил нарушить договоренность?

– Никто из них не хотел защищать убийцу! Когда солнце коснулось горизонта, она ушли, позволив Горе и его людям самостоятельно покинуть остров.

– Ушли без чьего-либо разрешения!? – воскликнул я, чувствуя, что готов наброситься на него. – Или ты сам их отозвал, подсказав Горе пройти к лодкам через землю зеленых!?

– Да, они ушли с моего разрешения! – ответил Солнце. – И Яшму Гора нашел не случайно. Ее присутствие среди нас оскорбляет память погибших: с этим могут быть не согласны некоторые предводители, но мнение людей едино! Убийцам и предателям среди нас не место!

– Мы уже обсуждали ее место среди нас! Ты решил, что можешь идти против слова совета!? Что можешь подкупить стражников одним из нас, и тебе это сойдет с рук!? Пользуясь своей властью, ты отдал черным жителя Огузка из одной только личной неприязни! Это не поступок предводителя, заботящегося о своих людях, это поступок предателя!

– Ты забываешься! – рявкнул Солнце.

Его грудь тяжело поднималась, глаза с налившимися красными белками выпучились от гнева.

В шатре стало тихо.

Мы с Солнцем стояли друг напротив друга, и только стол разделял нас. Остальные предводители старались слиться со стенами, не желая встревать в нашу ссору. Все понимали, что на этот раз наши противоречия зашли слишком далеко, и принимать чью-либо сторону опасно.

Кровь пульсировала в ушах, чаще и чаще, пока ее шум не заглушил страх. Тугая судорога сковывала мне челюсть, но все же я выдавил:

– Ты должен оставить свое место!

Ни единый мускул на лице Солнца не дрогнул: он весь остался, как был.

Прошло какое-то время, прежде чем жрец понял, что я сказал.

За эти секунды Василий закашлялся, Карпуша закрыл лицо руками, Луна прикрыл ладонью рот, кусая губу. Погодник закрыл все три глаза, и только Буревестник остался неподвижным.

Тут глаза Солнце затлели от пробудившейся ярости, напряглись мышцы на его груди, широкие ноздри раздулись при выдохе, словно у разъяренного моржа…

– Ты, белокожий выродок! – произнес он, удерживаясь на грани шепота и рева. – Покровитель убийц! Убийца! Ты смеешь говорить мне о моем месте!?

– Я, действующий судья, независимый от стай, признаю твои поступки не достойными предводителя! – выпалил я. Замогильный холод уже пробирался мне под кожу, я едва ли чувствовал свои ноги на земле, однако продолжал говорить, словно движимый каким-то распаленным духом. – Твои решения губят людей, твое упрямство мешает нашему развитию и выживанию! Я собираю народный суд для решения этого вопроса!

Снова молчание.

В моих глазах уже начало темнеть, но эта тишина по неизвестной причине вдруг подбодрила меня. Я набрал в грудь побольше воздуха и внимательно посмотрел на Солнце, ожидая его ответа.

– Народный суд? – проговорил он, закрывая глаза. – Моих людей большинство на острове, если ты не забыл.

– И на этот раз у них будет свое мнение!

– Все! Ты зашел слишком далеко! – вдруг рявкнул Солнце. – Созывай свой суд, если не боишься того, чем он может закончиться, а закончится он справедливостью, это я тебе обещаю!

– Справедливость – то, за чем ты сам назначил меня следить! Собрание состоится завтра в полдень на главной площади.

Обведя взглядом предводителей, я вышел из шатра, чувствуя в себе холодную решимость.

Однако, чем дальше я уходил от совета, тем быстрее эта решимость таяла.

Когда я дошел до своего дома, последствия моих слов, словно акулы, окружили меня, внушая страх. Я ясно понимал, что не мог иначе, и так же я понимал, что обрек себя и Яшму на смерть или изгнание: не было на этом свете той силы, которая помогла бы нам сейчас встать против Солнца и всех оранжевых и жить после этого дальше на Огузке.

Я остановился в раздумьях, мысли стихийно носились в голове, выуживая из подсознания самые невероятные идеи и бредовые планы спасения. Ничто из этого не подходило: или было невыполнимо, или кончалось полным провалом.

Неопределенное время я стоял посреди улицы, обхватив голову руками и не замечая ничего вокруг.

Впервые я действительно не знал, что делать. Не знал даже, как рассказать все Яшме.

Мне стало ясно, что сейчас я просто не способен решить что-либо, потому я развернулся и направился к Гротам. Тишина, вода и залежи мариния должны были привести меня в чувства.

8. Поиски

*Яшма*

Спину жгло палящее солнце, пот струями стекал по коже, лишь немного охлаждая тело. Миналия зеленой слизью облепляла руки и ноги, иногда попадала в рот или глаза, тогда их начинало сильно щипать, но ничем плохим это не заканчивалось. Волосы становились мягче и послушнее после этой приставучей водоросли.

Работа у зеленых мне нравилась: под конец дня я всегда чувствовала, как мышцы дубеют, а тело окутывает усталость. К тому же, здесь есть Карпуша: работа всегда идет веселее, если есть кто-то, кого не так просто уделать.

Когда я представляла себе свободу, видела что-то похожее. Удобно спать, вкусно есть, вдоволь пить и работать так, чтобы чувствовать под вечер усталость, – вот что значит жить. В страже у меня было кое-что из этого, но дни тянулись в тени страхов перед людьми вроде Серого. На Огузке же мою жизнь освещало только жаркое и слепящее солнце. Его лучи делали меня сильнее и счастливее.

Да, я была счастлива, хотя люди вокруг умирали, как мухи. Дельфин и остальные ходили, мрачнее смерти, говорили, что остров стал похож на могилу. Только вот все эти люди умирали своей смертью. Они могли пить побольше настойки или просто поголодать, отказавшись от морской пищи, но они не делали этого. Так что смерть – это был их выбор. Когда за людей выбирают день их смерти – вот, что страшно. Сколько раз я видела это в глазах тех, кто на арене проигрывал два раза подряд, а на третий решающий бой его ставили против меня? Лишь немногие из таких могли сражаться в полную силу, большинство тупели от ужаса и послушно позволяли убить себя. Я не собиралась умирать, спасая слабаков, не проигрывала даже детям, потому что хотела жить. Мне было жалко их, иногда я даже плакала по ночам от несправедливости, но ни разу не позволила себе проиграть. Эти же люди на Огузке жрут водоросли и не пьют настойку, надеясь непонятно на что… На арене они бы просто стояли столбом, вот насколько дорога им их жизнь. Эти глупцы не заслуживают, чтобы люди вроде Дельфина тратили на них все свои силы. Но мнение убийцы здесь никому ненужно. Более того, чтобы обезопасить этих рыбоголовых, совет готов заключить союз с черными! Союз! Дать им то, что поможет им укрепить силы!

Меня бросает в дрожь от ярости, когда я думаю об этом!

– Тише, девочка! – крикнул мне Карпуша. – Ты убьешь кого-нибудь граблями, если будешь так размахиваться!

– О, я бы с радостью убила кого-нибудь! Например, Солнце, чтобы не морочил людям головы! – с досады я вонзила древко граблей в землю аж на пол-ладони. – Поверить не могу, что они теперь лижутся с черными!

– Ты и сама с ними лизалась, – усмехнулся Карпуша. – Почему это им нельзя, а тебе можно?

– Я спасала жизнь Дельфина и свою жизнь! А что делают они!? Бросают в пучину все, чего добивались все эти годы! Мы наконец-то освободились, а они помогают черным, даже не требуя с них признания нашей свободы!

– Не у всех людей есть то, что есть у тебя, Яшма, – Карпуша нахмурился. – Даже желтые умирают от миналии, настойка не всесильна. Это надо прекратить, пока все население Огузка не вымерло.

– Все оно не вымрет, зато оставшиеся будут сильнее!

– И что толку будет от пары сотен мутантов против тысячи черных с противогазами? Они перебьют нас, как рыбу в садке, а потом восстановят колонии.

– Так ты тоже голосовал за союз!?

– Да! – рявкнул он. – Потому что это правильно! Потому что я один из предводителей, и я должен заботиться о людях! Тебе этого не понять, у тебя даже детей нет! Ты не знаешь, что такое отвечать за чью-то жизнь.

– У меня не будет детей, пока я не буду уверена, что они родятся свободными! А вы… Вы продаете нашу свободу за мешок грибов, вот, что вы делаете!

– Попридержи язык!

– А то что!? – выкрикнула я. – Я права, и ты это знаешь! Ты голосуешь не потому, что считаешь это правильным, ты просто вылизываешь жопу Солнцу! Чем он тебя купил!? Может, он дает тебе трахать его жриц!?

Лицо Карпуши побелело от ярости, он так сжал челюсть, что вены выступили на висках.

– Закрой свою вонючую пасть, пока я сам этого не сделал! – прогудел он, стискивая свои грабли.

– Мы оба знаем, что я завалю тебя прежде, чем ты взмахнешь этой палкой! Но я не стану с тобой драться. Я продолжу работать, потому что это будет правильно. Однако, жриц я все же поспрашиваю на досуге.

Я рывком вытащила грабли и, крутанув их в воздухе, одним движением размазал новую кучу в идеальный ровный слой. Карпуша ушел на другой конец территории.

Я работала еще много часов, в этот день я выгребла больше, чем когда-либо. Злость всегда делала меня сильнее. Однако, недоедание дало о себе знать. К вечеру голод уже сводил меня с ума, и я чувствовала, что быстро слабею.

Я встала, опершись на древко грабель, чтобы перевести дух, и закрыла глаза.

Про себя я уже решила, что на сегодня хватит. Пора идти домой, к желтым, и хорошенько поесть. Черные, должно быть, уже уплыли.

И тут в затылок мне прилетело что-то тяжелое… Боль сожрала зрение и слух, я зашаталась. Я еще могла стоять на ногах, но на меня навалились люди, накинули сеть, стали связывать. Я отбивалась, но их было не меньше шести, и это не были доходяги с Огузка. Я закричала. Слух не подчинялся, но по тому, какой яркий пламень вспыхнул внутри черепа от моего крика, я поняла, что меня должны были слышать в обеих стаях.

Но никто не пришел. Я даже возни не слышала. Меня связали, и только когда убедились, что я не мог двигаться, начали пинать ногами и бить палками. Я не могла даже согнуться, чтобы спрятать лицо и живот.

Ублюдки…

И только тут появился Карпуша. Его громовой бас звучал неистово, но слов я различить не могла.

Меня вздернули вверх, заставляя встать на ноги. Зрение и слух постепенно возвращались ко мне.

Я увидела, что вместе с Карпушей перед черными стоит Дельфин.

Белокожий, весь в синей краске, рядом со стражниками он выглядел грязным и тощим оборванцем.

– Она не просто убийца, она предательница и клятвопреступница! Ее будут судить на Остове! – прогудел один из черных. Его голос я тут же узнала: это был Гора.

Голова гудела, под ребрами все сжалось в тугой узел…

Он сказал про суд.

Гора парень честный, конечно. Он не станет убивать меня здесь. Он сделает все правильно. Чтобы сейчас ни случилось, у меня будет время удрать, когда исчезнут эти рыбки перед глазами…

– Немедленно выпустите Яшму и возвращайтесь на территорию голубых, иначе ваши действия будут расценены, как нарушение мирной договоренности! – громко произнес Дельфин.

Он говорил так уверенно, будто за его плечами стояли четыре десятка воинов. Но за ним не стояло ни одного. Все те люди, которые окружили нас, просто из любопытства глазели… никто, ни один из них не встал за ним.

Я начала понимать, к чему все идет, и испугалась. Отступать Дельфин не собирался, но, если не отступит, Гора и черные убьют его. И никто из этих доходяг не помешает им, как не помешали избить и связать меня!

– Уже вечер, мы ничего не нарушаем! Мы возвращаемся на Остов. Идем! – Гора жестом велел своим воинам идти к берегу, где их уже ждали лодки.

Его люди подтолкнули меня, и я пошла, с трудом передвигая туго связанные ноги. Но Дельфин выскочил вперед и встал на пути у Горы.

– Вы сядете в лодки только после того, как отпустите Яшму, – сказал он. – Иначе ни один из вас не увидит больше Остова!

– Ты один, – произнес Гора раздраженно. – Я уважаю твою храбрость, но она тебе не поможет. Уйди с дороги!

– Я предупреждаю последний раз! – Дельфин повысил свой тихий и хриплый голос. Сутулый, тощий, смертельно усталый, он не убедил бы прекратить и безобразничающего ребенка. – Ради своих людей, отпусти Яшму, и все доберутся до Остова живыми и невредимыми!

Черные стали смеяться над ним. Я стояла, в ужасе глядя на него.

Что он, воды его забери, творит?…

– Вели ему отойти, иначе я сломаю ему что-нибудь! – Гора обернулся ко мне.

Я не отрывала от Дельфина умоляющего взгляда все это время, и он тоже смотрел на меня.

– Уйди с дороги! – рявкнул Гора, хватаясь за гарпун.

И тут Дельфин отошел. Он сделал всего один шаг в сторону, уступая дорогу, но выражение его лица не изменилось. Он провожал Гору многообещающим взглядом.

Я выдохнула с облегчением.

Не надо мне его бесполезных жертв. Сама справлюсь.

Я послушно шла с черными, они усадили меня в одну из лодок.

Отдаляясь от Огузка, я смотрела берег. Дельфин стоял там, не шевелясь и не сводя глаз с лодок, а потом вдруг развернулся и ушел вглубь острова.

По мере того, как Огузок уменьшался вдали, я приходила в себя после удара.

– Она ведь не порвет ремни? – спросил гребец у Горы.

– Может попытаться. Но я привязал ее к лодке, ей не уйти.

Гора не сводил с меня глаз.

Его серьезные, честные глаза смотрели на меня, как на пакостливое животное. Мне почти стало стыдно за то, что я ушла от него, предав доверие. Да, я виновата, я убила своих собратьев по оружию. Но я много кого убивала только потому, что черные делали высокие ставки… он должен был подумать об этом прежде, чем включать меня в ряды добровольцев.

Серому достались весь ум и вся хитрость, которые была припасена у их матери для детей, его же брату – вся сила и все благородство.

Был бы Гора хоть немного умнее, он не оставил бы меня в живых для суда, думая, будто я покорно позволю им убить себя. Серый работал с цветными стаями, он знал, на что мы вынуждены идти, чтобы выжить. Он бы никогда не пустил бы меня в войска, никогда бы не потащил на суд, да еще и оставив в сознании. Он бы запихнул меня в темницу сразу, как понял, кто я, и был бы прав, наверное.

Я смотрела на Гору, но боковым зрением изучала обстановку. Помимо нас в лодке был хлипкий гребец, у носа лодки лежал мешок с припасами и гарпуны. Я была крепко привязана к скамье несколькими ремням. Кроме нашей лодки было еще десять, на каждой по три-четыре человека. На острове черных было только одиннадцать, но, похоже, забирать их приплыли с подкреплением.

Я могла бы перевернуть лодку, вес мой поубавился, но тяжести Горы хватит, чтобы опрокинуть посудину одним хорошим рывком. В воде я буду сильнее даже связанная, к тому же, тяжелые доспехи и собственный вес утянут Гору на дно быстрее, чем он поймет, как плыть. Меня же привязь удержит на месте, и я смогу дышать воздухом, который скопиться у перевернутого дна лодки. За гребца можно и вовсе не переживать. Главное, успеть поймать ступнями один из гарпунов, тогда я смогу перерезать ремни и уплыть.

Я уже стала прислушиваться к покачиванию лодки на волнах, чтобы выждать нужный момент для рывка, но тут с одной из лодок раздались крики.

– Течь! У нас течь! Дно лопнуло пополам! – орали черные.

Я обернулась, увидела, как люди суетятся, вычерпывая воду, но это было бесполезно, лодка уходила под воду прямо на глазах.

Товарищи на ближайших лодках стали грести к ним, но успели перехватить только двоих из четверых стражников. Остальные не смогли ухватиться за весла, потому что были уже в воде.

Они стали барахтаться, тяжелые доспехи не давали им продержаться на поверхности больше секунды.