Цветные Стаи

Нора уходила вглубь и вскоре ровный пол сменили ступени, такие узкие, что приходилось держаться за стены, чтобы не упасть. Мы шли по одному: коридор был слишком мал для того, чтобы идти хотя бы по двое. Оно и неудивительно, чем глубже мы спускались, тем тверже были стены. Похоже, что этот ход выдалбливали поколения синих.

Когда мы спустились метров на десять вниз, из коридора начали отходить своеобразные ветви. Видимо, они вели в такие же выдолбленные проходы, где когда-то были полезные ископаемые. Мы прошли около шести таких перпендикулярных рядов, прежде чем первые члены нашей группы стали расходиться к своим местам разработки.

– Куда отправим новенького? – спросил кто-то, идущий впереди. – Орка, это твой братец, ты им и займись!

– Братец!? – хмыкнула она. – Ты его видел вообще? Мы такая же родня, как осьминог и дельфин! Не буду я с ним возиться. Задом чую, я еще поплачусь за все это!

– Но кому-то ведь его надо поручить! – заметил все тот же голос.

– Да пусть Барри с ним возится. С ней любой за троих вспахнет, – предложила Орка.

– Барри, что скажешь? Лучше тебя новеньких никто не обучает!

– Как мило с твоей стороны сделать вид, что у меня есть выбор, – ему вдруг ответил тонкий детский голосок. Он рассыпался по стенам мелодичным эхом, так что никто не сказал бы точно, где была говорившая. Казалось, за нее отвечали стены шахты.

Неужели среди синих есть дети?…

Из очередной пары разветвлений ко мне вышла невысокая девушка. В отличие от остальных, походивших то ли на закостенелых убийц, то ли на пьяниц-ученых, она выглядела, как ребенок-беспризорник. Однако присмотревшись лучше, я заметить, что пятна на ее лице – вовсе не грязь, а синяки. А одежда, хотя старая и потрепанная, на самом деле чистая и несколько раз заштопанная. По этим деталям можно было уверенно сказать о том, что передо мной бунтарка из хорошей семьи. Возможно, даже из правящей: ее серые глаза смотрели слишком прямо и пристально для простолюдинки. Можно было подумать, она долбит стены одним своим взглядом.

– Привет, – поздоровался я, догадавшись, что передо мной та самая Барри.

– Меня зовут Барракуда, – сказала она. – Следуй за мной, – она кивнула в проход, из которого вышла.

Мы вошли в ответвление, прошли метров двадцать и остановились у тупика. Барракуда достала несколько инструментов из своей корзины, я нашел в своей такие же.

– Наша задача – добыть для них мариний, – она указала на едва заметную жилку в стене, имеющую неопределенный прозрачно-синеватый оттенок. Сосредоточиться на этом цвете было почти невозможно, похоже, человеческий глаз просто не мог воспринять его.

Барракуда приставила к стене инструмент, похожий на лопатку, эдакий полуцилиндр. Затем она взяла другое орудие и стала долбить, сначала одной, острой стороной по стене, затем тупой стороной по ручке лопатки.

– Мариний? – я прищурился, пытаясь всмотреться в жилку. – Что это?

– Это металл, – ответила она.

– Металл!? – изумился я. – Настоящий металл здесь, на Огузке!?

Я не мог поверить своим ушам! Если у нас и вправду есть источник металла, наша жизнь должна измениться. Мы можем построить машины, как у наших предков, сделать инструменты и оружие, построить корабли по сохранившимся чертежам, удесятерить количество подводных лодок… Вопрос в другом. Как давно правительство знает о жиле? Собирались ли они вообще открывать ее кому-нибудь, кроме горстки знати?

– А из чего, по-твоему, стража делает свои доспехи? Из водорослей? – Барракуда снова вонзила в стену свой инструмент. Небольшая трещина прошла ровно по границе камня и металла.

– Но откуда он здесь? Насколько я помню, здесь просто не может образоваться что-то подобное, ведь люди до нас истощили землю!

Я уже старался отыскать похожие жилки, но то ли света от моего гриба было недостаточно, то ли я просто не мог видеть этот мариний.

– Он и не образовывался, – ответила Барракуда. – Как ты думаешь, почему вдруг посреди бескрайнего океана появился Огузок? Наш остров сотни лет плавал по всей планете, и суши даже издали не было видно. Но вдруг появился целый кусок земли, такой большой, что наша махина врезалась в него и не смогла плыть дальше! Так откуда он мог взяться?

– Откуда? – спросил я, затаив дыхание. Я уже понял, к чему она клонила, но не был уверен, что столь невероятная теория может быть правдой. Впрочем, раньше я никогда не задумывался о том, откуда взялся Огузок… других теорий я и не знал.

– Сюда упала звезда с неба, – ответила Барракуда. – В это самое место. Мариний – небесный металл.

– Хочешь сказать, мы сейчас в недрах метеорита? – я изумленно осмотрелся вокруг.

– Вряд ли, – Барракуда снова ударила в стену. – Я думаю, он попал под воду, врезался в дно и взорвался, из-за чего часть отравленной земли поднялась над уровнем моря вместе с тем, что вышло из-под земной коры. Эти жилки – всего лишь осколки метеорита, застывшие в магме и породе.

– Ты изучала геологию на Остове? – осторожно поинтересовался я.

Барракуда не стала мне отвечать.

– Чтобы мариний проявил все свои свойства, его надо держать в морской воде. Отсюда название. Без нее его даже увидеть сложно… Не пытайся смотреть в упор, притворись, что вовсе не хочешь его искать, тогда он покажется, – продолжила объяснять она. Ее инструменты будто вгрызались в стену: она орудовала ими резко, но с механической точностью, как хищная рыба зубами.

Я последовал совету Барракуды. Я стал смотреть на стену так, как будто задумался. Я видел все, но я не осознавал, что вижу. Секунда, другая… чуда не происходило. Тогда я повернулся к другому участку стены. Среди серо-коричневого камня отчетливо синела небольшая жилка. Я быстро положил на нее руку, почувствовав, что теряю ее из вида.

– Глаза – твой враг. На самом деле мариний можно найти даже в полной темноте. Ты научишься чувствовать его со временем, – сказала Барракуда.

Я попытался отколоть хотя бы небольшой кусочек. Оказалось, что держать инструменты ровно на стесанной поверхности не так-то просто, а точно бить – задача почти невыполнимая!

– Ты столько знаешь об этом металле… Это стражники тебе рассказали?

– Я рассказала все, что тебе нужно знать. Работай, а не болтай, – неожиданно жестко сказала она.

Больше я не услышал от нее ни слова, только упреки время от времени.

Часы пролетели незаметно, однако с меня сошло семь потов, прежде чем я сумел добыть хотя бы четверть того, что моя наставница высвободила из камня еще до перерыва. Для девчонки она была на редкость выносливой, и казалась слишком умной для того, кто уже неизвестно сколько днями напролет долбит стены. Как будто тяжелая работа вовсе не утомляла ее… скорее напротив, Барракуда явно испытывала некую особенную страсть к этому металлу. Про себя я решил, что на Остове она была ученым и изучала землю, потом узнала что-то и стала «опасной для общественного порядка».

В перерыве главный из нашей группы раздал нам скудный паек. Во время еды все молчали. Видимо, не хотели говорить при мне… так-то я слышал, как они болтают во время работы. Их голоса, доносящиеся из других коридоров, не замолкали ни на минуту!

После обеда каждый вернулся к своему месту, снова нужно было выискивать следы мариния в камне.

К концу дня я был настолько вымотан, что едва ноги волочил. Стражники недовольно осмотрели плоды моих стараний и отпустили на ужин.

– Если завтра не добудешь больше, разговор пойдет другой, – предупредил один из них.

После ужина, наконец, нас отправили спать. Как выяснилось, синие ночевали под открытым небом, на специально расчищенной от мусора площадке. Особенно старательные работники получали подстилки из сушеных водорослей, остальные ложились на голую землю.

Прежде чем уснуть, я заставил себя подползти к Орке и отдать ей сверток.

– Ну и что там? – проворчала она, нехотя принимая привет от Шляпы.

– Понятия не имею, – честно признался я, борясь со сном. – Посмотри сама…

На следующий день нас разбудили до рассвета и повели строиться. Стражники выглядели испуганными, а заключенные – удивленными.

– Серый приехал…

Эту фразу я шепотом слышал отовсюду.

Нас быстро построили и провели перекличку, затем отправили на завтрак и работать.

– А тебя хочет видеть начальство, – один из стражников преградил мне дорогу гарпуном, когда я собирался пройти внутрь шахты.

– И тебя тоже, – другой остановил Орку.

Мы и моргнуть не успели, как нам заломили руки за спины и повели в дальнюю часть острова.

– Что происходит? – спросил я у стражника, не сопротивляясь. Внутри я уже готовился к худшему…

– Молчать! – один из них огрел меня древком по спине. – Еще слово и получишь в затылок!

Я послушно шел за стражниками. Возможно, безопаснее было убежать от них и попробовать спастись в воде, но, если я так сделаю, я не смогу больше сюда вернуться, не смогу выполнить поручение Солнца. Мне необходимо было остаться на острове любой ценой.

Нас притащили к небольшому шатру на берегу и затолкали внутрь. Там нас ждал очередной стражник, только одежда у него была посветлее, – видно, признак старшинства.

– Вот, Серый. Я привел их, – отчитался ведший нас надзиратель.

– Отлично, теперь убирайся, – Серый одарил его совершенно мерзкой улыбкой. В этот момент он здорово напомнил мне Погодника.

Стражник моментально сгинул.

Серый обернулся на нас с Оркой.

– Я хочу, чтобы вы оба сказали мне правду, – проговорил он. – У вас есть одна попытка.

Мы с Оркой переглянулись. По ее растерянному взгляду я понял, что она, так же, как и я, ничего не понимает.

– Мы уже сказали правду, – ответил я за нас двоих.

– Назовите имя вашего отца. Одновременно, – велел стражник.

– Шляпа, – сказали мы хором.

– Ответ неверный, – холодно возразил он. – Это прозвище строителя с острова желтых, брата Орки.

Я с ужасом уставился на серого стражника. Он смотрел на меня сквозь темные стекла маски, я не видел его лица, но чувствовал, что наши взгляды встретились. Я понял, что на этот раз попался по-настоящему.

Он знает про Шляпу, значит, знает про то, что я плавал к другим островам… но знает ли он про храм? Если нет, я должен сделать все, чтобы он не узнал хотя бы про него!

– У вас был шанс сознаться и сказать правду, – серый стражник повернулся к другим, которые нас держали. – Бросьте их в ямы.

– Нет! – воскликнула Орка. Страх исказил ее лицо, она повалилась на колени. – Пожалуйста! Он принес мне весть от брата, всего лишь письмо! Я впервые вижу этого слизняка! Он сказал, ему нужно было на остров синих, он назвал мое имя, чтобы его привезли сюда!

Серый стражник покачал головой.

– Ты знаешь, что здесь я не отменяю своих приказов, – равнодушно сказал он. – Уведите их.

– Нет! Пожалуйста! Я не виновата! Нет!…

Орка забилась, пытаясь вырваться. Она кричала, как сумасшедшая, заливаясь слезами.

– Постойте! – вмешался я. Нельзя было допустить, чтобы Орку наказывали за то, к чему она не имеет никакого отношения!… Однако что я им скажу? Что она не моя сестра, что я приплыл сюда ради какой-то цели?… И ради какой же? Они поймут это, обыщут острова, найдут склад с оружием, найдут храм и тогда все, к чему мы шли, исчезнет!…

– Что? – спросил серый стражник. – Говори.

– Она не знала обо мне до вчерашнего дня, – сказал я, лихорадочно продумывая очередную ложь. – Я использовал ее имя, чтобы попасть сюда.

– И зачем же?

– Хотел узнать правду о шахтах. Достать металл для своих, – ответ пришел как бы сам собой, я выпалил его, даже не задумавшись. – Наши инструменты из камней и костей постоянно ломаются, мы не справляемся с планом.

– Врешь, – покачал головой серый стражник. – Опять врешь, все никак не угомонишься… Считаешь, что всех можно перехитрить, да? Ты даже не подозреваешь, как нелепы твои попытки выкрутиться! Мы ведь с тобой уже встречались, Белый Дельфин. Ты уже был в этом шатре, так же стоял передо мной на коленях, так же врал… Я знаю о тебе больше, чем ты о себе.

– Я здесь впервые, – возразил я, недоуменно смотря на стражника.

– Нет, не впервые, – сказал он. Я отчетливо слышал в его голосе удовольствие: кажется, он наслаждался происходящем. – Неужели ты думаешь, что какого-то жалкого писаку упрятали бы к зеленым? Ты был здесь, работал, как и все. Шахты уже даже начали менять тебя.

– Вы меня с кем-то путаете, – я улыбнулся такой нелепости. – Я не мог здесь быть.

– Неужели?

Стражник развернулся, открыл шкатулку на своем столе и достал оттуда небольшой светлый предмет.

– Узнаешь? – он подошел ко мне и разжал пальцы. На землю упал инструмент, которым раскалывали камень в шахтах… На ручке инструмента чернилами было выведено мое имя. Я узнал свой почерк.

– Этого не может быть! – воскликнул я, отстраняясь от жуткого предмета. Весь мир поплыл перед моими глазами… я почувствовал, что теряю уверенность в том, что реально, а что нет. Мое имя на старом инструменте выведено моей рукой, но я не помню, как писал его!

– Ты уже был здесь и врал, глядя мне в глаза, о том, что ты знал, а чего нет, – продолжал стражник. – И я бросил тебя в яму, где ты провел неделю, а когда тебя вытащили, ты едва ли мог говорить. Тебя отправили к зеленым, потому что ты стал бесполезным мусором. Ты должен был умереть, но ты снова здесь – похвальная живучесть! – он взял меня за подбородок и поднял мое лицо, чтобы посмотреть в глаза. – Знаешь, зачем я все это тебе говорю?

Я молчал.

– Ты знаешь, – серый стражник отпустил мой подбородок. – Расскажи мне все, расскажи, как плавал на другие острова и что ты там видел. Если ты расскажешь, я пощажу твой рассудок, разрешу помнить год твоей жизни. Ведь несколько месяцев ты уже потерял… неприятно, наверное.

– Я могу многое рассказать, – произнес я, смотря на стражника. – Могу рассказать, как надо сушить миналию, чтобы получать больше. Могу рассказать, как вытащить драгоценные жилки из морского камня. Могу научить плавать под водой. Что из этого тебе нужно?

– Ты хорошо подумал, мальчик? – спросил стражник. – Ты понимаешь, что я с тобой сделаю? Что я сделаю с ней? – он кивнул на Орку. – У нее есть шанс, она еще может попасть из ямы к зеленым. Но ты? Твое тело не выдержит еще одного испытания, яды свалки слишком сильно повредили его. Оно не сможет сопротивляться веществам ямы, и твой рассудок угаснет навсегда: уж я позабочусь об этом. Ты не умрешь, но ты будешь не умнее рыбы. Проведешь жизнь среди фиолетовых, будешь пускать слюни и стирать обосранное белье до конца дней своих. Я спрашиваю еще раз: ты будешь говорить или нет?

Внутри меня все сжалось. Я не мог оторвать взгляд от инструмента с моим именем. Зловещая темная надпись, как послание из другого мира, медленно отравляла мою уверенность в чем бы то ни было.

Я готов был умереть, как только попал сюда, но забыть свою жизнь, потерять себя?… Ради чего?

Я воскресил в памяти лицо Солнца, Карпуши, Луны… эти люди пожертвовали всем, что у них было, ради одного единственного шанса. Луна потерял своих детей из-за чьей-то ошибки много лет назад. Теперь пять стай, сотни людей пошли против своих самых сокровенных страхов и работали на износ, не доедая и не высыпаясь, нарушая запреты, зная, что получат кое-что похуже смерти, если их раскроют. Все это из надежды, что когда-нибудь их рабство закончится… надежды, которую я сам помогал разжигать.

Я вспомнил Яшму. Ее отец и мать умерли у нее на глазах, сражаясь на арене друг против друга, когда ей было тринадцать. Она не искала себе мужа, поклялась не иметь семьи, пока не станет свободной. Если погибнет восстание, она погибнет вместе с ним с оружием в руках.

Сотни людей погибнут, если все провалится.

Как бы я ни был хорош, моя жизнь не стоит сотни других жизней.

– Мне нечего вам сказать. Делайте со мной, что хотите, – ответил я, собравшись с духом.

– Жаль, – сказал стражник. – Я надеялся увидеть такого живучего человека в своих рядах. Уведите его.

– Нет! – закричала Орка. – Пожалуйста! Причем тут я вообще!?… Я его даже не знаю!… Отпустите меня работать!

– Ты будешь работать. У зеленых мало людей, там пригодятся сильные женщины вроде тебя, – объяснил серый стражник.

Нас вытащили из шатра и повели в западную часть острова. По дороге Орка пыталась вырваться, умоляла отпустить ее, кричала, пока ее не ударили древком по затылку, и она не утихла. Дальше ее тащили по земле, как мешок с камнями.

Нас привели к ряду узких ям, похожих на норы. Меня подвели к одной из них, третьей с начала, и толкнули вниз… высота оказалась не меньше пяти метров, судя по времени падения.

Удар о дно выбил из меня все дыхание, как ни пытался, я не мог вдохнуть, как будто горло чем-то пережали. Я стал метаться по дну, как будто движение могло вернуть мне способность дышать, но воздух не шел в легкие. Кажется, я потерял сознание.

Очнулся я от того, что что-то сильно обожгло мою руку. Я открыл глаза, но едва ли смог разглядеть что-то: свет сверху едва ли добирался до дна ямы. Нужно было привыкать к темени.

Я понял, что сижу в теплой грязи, булькающей жиже, которую подогревает что-то снизу. Едкий газ поднимался из нее обжигающим паром. Я ощупал дно: под грязью оно было твердым. Стены тоже были твердые.

Я стал ощупывать и их, и неожиданно для себя обнаружил неровность… царапины. Дно ямы было слишком узким, там даже нельзя было сидеть, вытянув ноги. Кое-как перегруппировавшись, чтобы посмотреть на царапины в упор, я увидел надпись. Корявая, но читаемая. «Не дыши».

9. Белый дым

Кто-то, сидевший в этой яме, велел не дышать, и я решил последовать этому совету. Я задерживал дыхание, насколько возможно, чтобы не вдыхать пары булькающей жижи, потом делал небольшой вдох, чтобы не задохнуться. Это должно было отсрочить действие яда и дать мне хоть какое-то время.

Я обследовал яму, ощупал стены, попробовал поднять наверх… В общем-то, можно было добраться до края, упираясь в стены ногами и рукам, но сверху положили тяжелую каменную крышку. Даже Яшма не смогла бы ее поднять в таком положении, что уж говорить обо мне.

В крышке были отверстия, я попробовал раскрошить камень своим металлическим кинжалом, спрятанным в потайном кармане куртки, но как только я начал, скрежет услышали стражники и в отверстие просунулся гарпун, чуть не лишивший меня левого глаза.

Если из этого места и был выход, он был не сверху.

Я попробовал крошить кинжалом стены, но быстро понял, что это бесполезно: они оказались не из камня. Это был чистый мариний, который, видимо, был куда прочнее древнего металла. Даже дно, и то было из мариния. Я находился в сплошной закрытой капсуле из мариния.

Поняв, что не выберусь отсюда, я сел и стал думать.

Мариний… почему из него сделаны стены этой проклятой ямы? Неужели этот металл токсичен и способен лишать человека памяти? Или все дело в жиже, которая подогревается на полу? Пар из нее поднимается наверх, оседает на стенах липкими каплями, спускается вниз, сгущается и снова испаряется… просто идеально для полного отравления. Скорее всего, два этих вещества дают такой эффект в сочетании друг с другом.

Итак, когда я попал сюда в прошлый раз, полгода жизни стерлось из моей головы. В это с трудом можно поверить, но если задуматься… С чего бы отправлять к зеленым простого певца, у которого шансы пережить отравление миналией ничтожны? В шахтах я был бы куда полезнее.

И еще этот инструмент… ни один предмет не пугал меня сильнее, чем это небольшое орудие с моим именем. Я мог бы поверить, что это обман, уловка, если бы не плавник над одной из букв – так я подписывал все свои работы, а стражники не могли знать об этом: вряд ли они лазали ко мне в комнату и читали мои стихи.

Самым страшным тут было то, что я абсолютно ничего не помнил, кроме суда и своего путешествия к зеленым… Разве что я помню яму, где меня держали перед судом, и болтовню стражников. Но на Остове ведь нет ям – только сейчас, задумавшись, я понимаю это. Получается, разговоры стражников об Огузке и Карпуше я слышал, находясь здесь.

Однако я не помню ни как оказался в яме, ни что было до того: слишком много времени прошло. Это даже не провал в памяти, эта чистая уверенность в том, что этих событий никогда не происходило! Неужели я так же забуду свою жизнь на Огузке? Забуду про своих друзей, свою миссию? Забуду, что умею плавать?… Но ведь в прошлый раз мои легкие не были способны защищаться от смертельных ядов свалки. Мои мышцы, кожа и глаза не были способны выдержать и половины тех нагрузок, которые выдерживают после того, как их изменила синева морских камней. Тогда мой организм не был пропитан настойкой желтых, в конце концов! Не может быть, чтобы все это не могло помочь мне пережить очередное отравление.

Я вытащил из одного потайного кармана бурдюк с настойкой желтых. Поскольку он был наполовину пуст, создавалось впечатление, что подкладка куртки в одном просто чуть плотнее, потому стражники и не заметили ничего подозрительного, осматривая меня. Да они, наверное, и не думали, что у меня может быть что-то опасное: откуда у жителя Огузка вообще может что-то быть?

Недолго думая, я вылил почти все содержимое бурдюка в жижу. В химии я никогда силен не был, но вдруг это как-то мне поможет? Буду вдыхать пары настойки, они задержат реакцию на другие вещества. Ну вдруг…

Потом я достал кусок ткани, который на прощание дал мне Луна, и сделал из него повязку на рот и нос. Смочив ее остатками настойки, я повязал ее на лицо.

После этого я понял, что больше мне делать просто нечего. Оставалось только сидеть и время от времени прыгать, разминая затекшие ноги. Если бы у меня была возможность дышать чаще, я мог бы хотя бы петь: это всегда помогало скоротать время. Но я не мог: каждый лишний вдох только приближал обещанное серым стражником беспамятство.

Еще мне нельзя спать. Как только я усну, я перестану контролировать дыхание, и тогда яма сделает свое дело. Мне нужно попробовать продержаться как можно дольше.

Шли часы, свет, пробивающийся сквозь крышку, постепенно тускнел, а потом исчез совсем. К тому моменту я уже начал чувствовать, что такое отчаяние: я готов был сдать всех и вся, лишь бы сделать полноценный вдох.

Я вскарабкался по стенам и под страхом быть убитым гарпуном прижался к отверстию. Я сделал глубокий вдох, почувствовав, как раскрываются мои легкие. Затем выдох: грудь облегченно опустилась.

Я дышал до тех пор, пока мои руки и ноги не затряслись от напряжения. Нужно было спускаться: неизвестно, как для меня закончится еще одно падение с такой высоты.

Затем была ночь, самая длинная ночь в моей жизни. Я несколько раз выбирался к отверстию, но все равно страдал от нехватки воздуха, к которой вскоре присоединилась нестерпимая жажда.

Утром через отверстие мне спустили корзину с печеным рыбьим хвостом и губкой с водой.

Скорее всего, кормить меня собирались только раз в день, потому нужно было растянуть паек. Я осторожно выжал губку в бурдюк: на мое счастье стражники не могли видеть, что я делаю внутри ямы, иначе они бы забрали и бурдюк, и нож. Рыбий хвост я тут же съел, и корзину подняли наверх.

Я старался пить как можно меньше, чтобы сохранить воду до ночи, но у меня не вышло: ее было слишком мало.

К вечеру меня стала мучить еще одна проблема, помимо жажды и нехватки воздуха. Справлять нужду я, судя по всему, должен был сюда же, на дно ямы.

Ночью я снова забрался наверх, чтобы хоть немного подышать. Руки и ноги затекли и не слушались, перед глазами все плыло, в голове поселился туман. Я убеждал себя в том, что это просто усталость, что это из-за того, что я не спал два дня. Однако в душе я понимал, что временами не спал и дольше. Такая слабость неспроста.

К утру у меня уже не было сомнений в том, что вещества ямы начали действовать. Голова сильно кружилась, я едва мог встать на ноги. Руки стали сильно дрожать, я даже не смог выжать губку в бурдюк, пришлось сразу высосать из нее всю воду. Отмерять вдохи и выдохи становилось все сложнее, я бросал все силы на борьбу со сном.

Когда мне в третий раз спустили корзину, я уже чувствовал себя наполовину мертвецом. Все чувства и мысли охватила агония, я не мог ни на чем сосредоточиться, хотя изо всех сил старался. Я сотни раз прокручивал в своей голове все воспоминания, зеленых, голубых, оранжевых, желтых, красных. Вспоминал лица, голоса и имена, вспоминал все разговоры и шутки, которые слышал. Я боялся забыть любую, даже незначительную деталь.

К четвертой корзине я подполз почти бессознательно: меня мучила жажда и голод. Я прижался губами к губке и тут же осушил ее, рыбу едва смог поднести к губам: руки тряслись так, что я размазал ее жир по всему лицо.

Проглотив мясо, я вдруг почувствовал, что у меня в горле застряла кость. Я попробовал достать ее руками, но не вышло, и тогда рефлексы взяли свое. Я закашлялся.

Я кашлял до тех пор, пока кость не упала в бурлящую жижу, а когда перестал, понял, что больше не могу задерживать дыхание. Я не дышал слишком много и больше не мог, просто не мог.