
Полная версия
Сущность
– Мама, дямой, посьли дямой, – произнёс он плаксиво, коверкая слова, словно двухлетка.
– Пойдём, милый, пойдём, – погладила его по голове мать и перевела вопросительный взгляд на Амвросия.
– Что с ним? Он придёт в себя? – тихо спросила она.
Монах бессильно пожал плечами и покачал головой:
– Всё в руках божьих. Но он более не одержим. Молись, сестра, и Он поможет.
Отец Амвросий чувствовал себя отвратительно. Руки дрожали, внутренности скрутило тугим узлом. Противный голос преследовал, эхом звучал в голове: «Ты наш-наш-наш». Его озарила внезапная догадка. «Что, если отец всё же был прав и это лукавый искушал меня?» – с тоской понял он, вспоминая все свои опыты с изгнанием бесов. «Значит, это не бог привёл меня к отчиткам, а дьявол. Неужели я всё это время ошибался?» Он закрылся в келье, сказавшись больным и перестал принимать страждущих, решив более никогда не заниматься изгнанием бесов из одержимых. Отец Амвросий в отчаянии думал о том, чтобы уйти в скит отшельником и вовсе не видеть больше людей. Во время этих душевных метаний и застал его Фёдор.
Они знали друг друга давно, вместе придя в Троицкий монастырь трудниками. Мужчины были в чём-то похожи и даже немного сдружились, насколько это возможно в монастыре. В редкие свободные минуты они вели беседы о смысле жизни, о боге, и в минуты душевных откровений Амвросий, тогда ещё звавшийся Михаилом, поведал Фёдору о своей особенности, которая обернулась для него проклятьем. Фёдор, в свою очередь, также откровенно рассказал другу о том, что привело его к богу. После Михаил ушёл из монастыря, а он остался. Но мужчины поддерживали связь, и Фёдор знал, что Михаил снова отошёл от мира уже навсегда, поселился в Свято-Вознесенской обители, принял постриг и новое имя – Амвросий. Фёдор знал об успехах Амвросия в работе с одержимыми и был рад тому, что друг нашёл своё призвание и обрёл душевное спокойствие. Сам Фёдор так и не смог добиться этого за многие годы послушничества.
Увидев Фёдора, отец Амвросий слабо улыбнулся и крепко сжал его руку. У него был такой подавленный и виноватый вид, что Фёдор, ещё не знавший о новых сомнениях друга, забеспокоился.
– Господь с тобой, Амвросий. Я звонил тебе, но твой номер выключен. В обители сказали, что ты болен.
– Слава богу, здоров. А телефон… – он раздражённо взмахнул рукой. – Пока он мне не нужен. Всё это от лукавого. Рассказывай, с чем приехал. Ты же наверняка по делу?
– Мне нужна твоя помощь, – глядя в глаза другу, тихо сказал Фёдор. – Ты помнишь о том, что случилось с моей сестрой? Меня разыскала женщина. Её зовут Лера. Вчера её мужа убили, точно так же ужасно, как моя сводная сестра убивала детей. Её дочка, которой всего шесть лет, ведёт себя очень странно. Лера показала мне её рисунки. Так вот, они в точности такие же, как в той ужасной книге, от которой сошла с ума моя сестра.
– Может быть, это совпадение? Или кто-то вводит тебя в заблуждение?
– Не знаю. Я поверил, эта женщина в отчаянии. Говорит, что они с дочкой недавно были на кладбище. На том самом, где упокоены останки моей безумной сестры, понимаешь? Девочка играла на её могиле со своей любимой игрушкой, и теперь происходит что-то пугающее. Словно дух Анжелы ожил и поселился в… – Амвросий запнулся. – В девочке и этой игрушке одновременно. Её мать очень испугана. Мы с тобой знаем, что в этом мире существует нечто, не видимое человеческим взглядом. Господь наделил тебя этим даром. Бесы, что изгоняешь из одержимых – ты видишь их. Возможно, сможешь разглядеть, что скрывается в девочке?
– Господь одарил? Что с тобой, Фёдор? О чём ты говоришь? Это моё проклятие, а не дар! – Амвросий вскочил и взволнованно заходил по комнате. – Я хотел бы помочь тебе, но не занимаюсь больше отчитками. Не могу. И не хочу, – сказал он наконец, тяжело вздохнув.
– Но почему? Ты же сам убедился о том, что твоё предназначение, твой духовный долг помогать этим несчастным душам, одержимым бесами.
– Я ошибался. Я всего лишь человек и поддался слабости. Возомнил себя избранным. А оказалось… Что избран не господом, а лукавым, – горько сказал Амвросий с тяжёлым вздохом.
– Что случилось? – Фёдор подошёл и положил руку на плече другу, с тревогой вглядываясь в искажённое страданием лицо.
Амвросий не хотел никому рассказывать о том, что пережил. Но, увидев вопросительный сочувствующий взгляд Фёдора, неожиданно для себя выложил ему всё, что произошло, о своих сомнениях и раздумьях. Фёдор сочувственно глядел на нервно ходившего по келье монаха.
– Отец Амвросий, я вижу, как тебе тяжело. Я не знаю, господь, или дьявол наделил тебя способностями, что мучают тебя всю жизнь. Я тоже не безгрешен, ты знаешь об этом. И не могу советовать. Но прошу тебя, посмотри на девочку, ты же увидишь, что скрывается внутри неё. Можешь увидеть. Вдруг всё не так страшно, как кажется этой женщине. Только ты можешь помочь. Это очень важно для меня, ты же знаешь о моей сестре. О погубленных ею детях. Тогда я не смог им помочь. А теперь должен. Должен, понимаешь? Прошу тебя, умоляю, Амвросий.
Монах печально улыбнулся и покачал головой, понимающе глядя на Фёдора:
– Ты помнишь, брат Фёдор, мы много говорили с тобой о том, как хорошо жить, не касаясь мирских страстей, молясь и размышляя. Ты и я – мы оба для этого ушли от мира в святую обитель. Я поддался жалости, помогая мирянам. Думал – сам господь ведёт меня, и что из этого вышло, видишь? Теперь ты идёшь этой же обманчивой дорогой. Но я не вправе указывать тебе. Каждый сам должен пройти свой путь. Хорошо, я помогу тебе сейчас, если это так важно для тебя. Но, прошу – впредь больше не обращайся ко мне с такими просьбами.
Через полчаса два человека в черных одеждах вышли из ворот монастыря, и направились к автовокзалу.
Глава 9 Одержимая
Лера быстро шагала к дому, крепко держа дочь за руку. В голове крутились слова воспитательницы: – «Она просто раздавила птенца. Раздавила…И смеялась. А все дети так плакали… Вашей дочери нужен психолог».
– Мам, – Алиса с силой дёрнула Леру за руку напротив продуктового магазина и капризно протянула. – Я хочу конфеты. Купи.
– Что? – Лера остановилась, с недоумением глядя на дочь. – Зачем? Ты никогда их не ешь.
Алиса не любила сладкое – конфеты, шоколад, и ни разу даже не попробовала торты с фигурками фей и принцесс, что Лера всегда заказывала на день рождения дочери.
– Хочу. Купи, – топнула ногой Алиса и решительно пошагала к дверям магазина.
Лере ничего не оставалось, как отправиться следом. Дочь медленно прошла мимо витрины с конфетами, заглядывая на каждую полку и перебирая упаковки, словно пытаясь отыскать нужный сорт. Наконец схватила два шуршащих целлофаном кулька и молча направилась к кассе.
– Алиса, зачем тебе столько конфет? Да ещё и шоколадные? – обе упаковки были наполнены «Белочкой». – Ты слышишь? Давай одну положим на место? – Лера протянула руку к пакету.
– Купи. Я хочу, – дочь набычилась, выхватила кулёк из руки Леры и придвинула к кассе.
– Женщина, вы покупаете? Не задерживайте очередь, – раздался за спиной недовольный мужской голос.
– Пробиваем? – девушка-кассир переводила вопросительный взгляд с Леры на Алису.
– Хорошо, пробивайте, – махнула рукой Лера, подумав о том, что конфеты не пропадут – Катя любит такие.
Алиса сгребла оба кулька и быстро пошла к выходу, прижимая к себе одной рукой мягкое тельце Лизы, а другой конфеты. Лера догнала дочь на улице и попыталась взять за руку, но та только сильнее прижала к себе свою ношу, втянула голову в плечи и прибавила шаг.
– Ну что, Алиса, попьём чай с конфетами? – снова попыталась заговорить с ней Лера, когда дочь снимала сандалии в коридоре. – Давай отнесём их на кухню и положим в красивую вазу…
Алиса молча вошла в гостиную, закрыв за собой дверь. Лера в замешательстве постояла в коридоре, затем, вздохнув, направилась на кухню и щёлкнула кнопкой чайника. Она совсем растерялась и не понимала, как вести себя с Алисой. В памяти всплыли страшные рисунки дочки, и Лера задохнулась от пронзившей сердце боли. Вода в чайнике закипела, а Лера всё сидела на табуретке, сжав руками голову. Тело охватила противная слабость, не хотелось шевелится. Наконец она с трудом заставила себя подняться и постучала в дверь гостиной.
– Алиса, пойдём пить чай, – позвала Лера, приоткрыв дверь и растянув губы в подобии улыбки. После всех нервных потрясений и слёз она не чувствовала лица, словно оно превратилось в резиновую маску.
– О Господи… Неужели ты всё это съела? – потрясённо прошептала Лера, глядя на Алису. Та сидела на диване с игрушкой на коленях, уперев подбородок в сжатые кулачки, и сосредоточенно жевала с набитым ртом, прикрыв глаза от удовольствия. Губы были измазаны шоколадом, а всё вокруг усыпано зелёными обёртками и фольгой от конфет.
– Уйди, ты мне мешаешь, – невнятно выговорила дочь, недовольно сморщив лоб, и продолжая жевать. Лера шагнула вперёд, изумлённо глядя на два абсолютно пустых пакета из-под конфет на полу.
– Но Алиса… Ты же заболеешь. Нельзя есть столько сладкого…– она встревоженно взглянула дочери в глаза и замерла. Они изменились. Казалось, что чёрные зрачки расширились, скрыв нежно-голубой цвет радужки и большую часть белков. «Боже мой, словно Лиза вновь смотрит на меня, как той ночью», – содрогнулась Лера, невольно попятившись. Дочь молча сверлила её взглядом, губы кривились в ехидной усмешке. «Сейчас она дёрнется и захихикает, как Лиза» – промелькнула безумная мысль, от которой пересохло во рту и перехватило дыхание.
– Я же сказала – ты мне мешаешь! Уходи! – глаза дочери превратились в два тёмных бездонных колодца, на дне которых плескалась холодная ненависть, от неё хотелось закрыть ладонями лицо и бежать, бежать…
Лера зажмурилась и глубоко вдохнула сквозь сжатые зубы, пытаясь справиться с внезапно охватившей паникой, настойчиво шепчущей: «Не смотри ей в глаза и беги…» «Нет, это моя дочь, моя маленькая девочка. Я должна поговорить с ней, должна защитить её…» – мысленно прокричала она назойливому голосу и открыла глаза, стараясь не смотреть в чужие тёмные глаза.
– Дочь, это как-то связано с Лизой? Дай, я посмотрю на неё, – она сделала два решительных шага на негнущихся ногах и протянула руку, чтобы выхватить игрушку, которую дочь не выпускала из рук, крепко прижимая к груди. Алиса вскочила с дивана, проворно убрала Лизу за спину и попятилась. По лицу пробежала судорога, голова дёрнулась назад, словно кто-то невидимый резко встряхнул дочь за плечи. Тоненько задребезжала посуда в мебельной стенке, зазвенела хрустальная люстра под потолком. Лера испуганно обвела глазами комнату, а когда посмотрела на дочь, с удивлением и затаённой радостью увидела, что её глаза вновь стали нежно-голубыми, как и прежде. Только лицо некрасиво перекосилось – рот приоткрылся с одной стороны, и дочь с трудом протолкнула слова сквозь эту щель, как будто не в силах разжать челюсти:
– Анжела… не хочет… Пожалуйста, мама… Делай… что она просит… Выйди… Пожалуйста…
Судорога опять исказила лицо Алисы, она резко дёрнула головой, словно в эпилептическом припадке. Глаза вновь налились чернотой, лицо злобно сморщилось, верхняя губа поползла вверх, обнажив острые белые зубки и сделав похожей на хорька. Дочь завизжала, топая ногами:
– Уходи-и-и-и.
Люстра над головой звенела, раскачиваясь. Одна из хрустальных подвесок сорвалась на пол и раскололась возле ног, жалобно звякнув. Дрожала и прыгала посуда на полированных коричневых полках, с силой ударяясь о стеклянные дверцы. Лера попятилась к выходу, в ужасе глядя на любимые черты, изуродованные неведомой злой силой. Она закрыла дверь, и всё стихло. Ей наконец стало совершенно ясно, что дочь находится во власти чего-то тёмного и пугающего, с чем ей самой не справиться. Лера обессиленно опустилась на кухонную табуретку, сжав виски руками и кусая губы. Тело сотрясали приступы нервной дрожи, в голове метались лихорадочные мысли: – «Что делать? Как помочь дочери?» «Одержимые могут менять голоса, двигать предметы, – вспомнились слова Фёдора. – Наверное – он прав. Моя дочь одержима…» Лера схватила телефон дрожащими пальцам, стала нервно давить на кнопки.
– Алло? Фёдор? – свистящим шёпотом выпалила в трубку, – Вы уже позвонили своему знакомому монаху? Послушайте, всё очень плохо. Кажется, вы были правы, в Алису вселился бес. Вы можете как-то быстрее узнать всё у этого вашего монаха-экзорциста? Мне страшно. Помогите нам, Фёдор, прошу…
– Я уже еду к нему в монастырь. Позвоню вам, как что-то узнаю. Что вас так напугало? Снова рисунки? – ответил мягкий голос монаха.
– Хуже. Внутри неё как будто что-то есть. Чужое. Её глаза – они почернели, стали такими же, как у этой проклятой игрушки той ночью. Алиса совершает странные поступки. Я не знаю, что мне делать и как вести себя с ней.
– Ведите себя, как обычно. Не показывайте дочери своего страха. Я постараюсь приехать к вам сегодня и уговорить Амвросия. Если он сможет. Мы здесь не всегда вольны в своих желаниях и поступках. Ради вас я нарушаю устав обители и буду наказан настоятелем, но не вправе требовать от Амвросия того же, понимаете?
– Понимаю, Фёдор. Простите, что невольно спровоцировала вас на нарушения. Я даже не думала, не знала, что у вас там всё так строго. Может быть, я смогу как-то поговорить с настоятелем, чтобы он не наказывал вас слишком сильно? Чем вам это грозит?
– Не беспокойтесь за меня, Лера. Наказание – это всего лишь моления и посты. Батогами не побьют. Ждите, Лера. Молитесь…
В трубке раздались короткие гудки. Лера рассеянно сунула мобильный в карман и снова обхватила голову руками. «Что же делать? Как спасти Алису? Неужели это происходит со мной на самом деле? Я не верю. Нужно что-то делать. Может быть, посмотреть в интернете, что там пишут про одержимых?» – Лера зашла в Катину спальню и включила компьютер. Набрала на клавиатуре: – «Одержимые люди» и стала читать открывшиеся ссылки:
«Если произошло подселение сущности, жизнь человека начинает меняться. Сначала симптомы проявляются редко и не так сильно, но со временем всё усугубляется. Бесы могут разговаривать устами человека, придают ему огромную силу, они могут перемещать предметы в воздухе с помощью левитации. Один из главных внешних признаков – изменение глаз, которые становятся мутными, хотя зрение остаётся прежним…»
– Моя дочь одержима. Это точно. Изменившиеся глаза. Перемещение предметов. Всё именно так, как написано. Но чем? Или кем? Бесами? Что такое – эти бесы? Душа безумной Анжелы, убившей двенадцать маленьких детей, а потом и себя? И если это первые симптомы, то что же будет дальше? – шептала Лера вслух, не замечая, что говорит сама с собой, расширенными глазами глядя в экран компьютера. – Так. Я хотела посмотреть что-то ещё. Да, точно. Что там говорил Фёдор о книге и какой-то богине?
Пальцы пробежали по клавиатуре, набирая цель поиска: «Богиня Геката». Просмотрев несколько сайтов, она поняла, что Фёдор говорил правду. О ритуале с человеческими жертвоприношениями нигде не было ни слова. Но, взглянув на фотографию древней статуи богини, Лера вздрогнула, словно её окатило кипятком. Голова изваяния походила на изображение женщины, похожей на злое солнце, что Алиса изображала вверху каждого своего рисунка. Те же завивающиеся спиралями волосы, острые длинные шипы вокруг головы. «Нет, этого не может быть, какое-то безумие… – Лера вскочила, прижав руки к пылающим щекам и заметалась по комнате. – Должно быть разумное объяснение тому, что происходит с Алисой… Всем этим ужасным совпадениям. Но его нет» – она остановилась, пытаясь восстановить сбивчивое дыхание и снова села к компьютеру. Ей вдруг вспомнились слова следователя об убийствах. Их было двенадцать. «А сама Анжела была тринадцатой жертвой… собственных рук…» – подумала Лера, набирая в поиске: «Число двенадцать и тринадцать, их значение».
«В древности, задолго до возникновения христианства, число двенадцать считалось полным и совершенным, а тринадцать означало начало нового цикла, новой жизни и стало поэтому символом смерти, в то же время несущей в себе идею обновления (конец одного цикла – начало другого).» – прочитала она первую ссылку, и замерла с полуоткрытым ртом, невидяще глядя в монитор. Встряхнула головой и щёлкнула мышкой по другой статье.
«Смерть считается у каббалистов 13-м Путем Мудрости (тем Началом, что питает и пожирает преходящие формы, управляет превращениями и переменами), соответствующим сну, куколке бабочки и ночи»
– Боже мой… – прошептала Лера. – Может быть, Анжела превратилась в злой дух, совершив какой-то дьявольский ритуал, который и вправду существует, это был вовсе не плод её больного воображения? Обновление. Конец одного цикла и начало другого – это и есть перерождение. Неужели это возможно? Значит, её душа переродилась, вселившись в тело Алисы? А при чём здесь игрушка? И кто тогда убил Диму? И отчего погиб Бакс?
Лера почувствовала, что её рассудок смывает водопад безумных панических мыслей, горло сдавило до невозможности вдохнуть, словно она на самом деле тонет в этом бурлящем потоке. В бессилии схватила себя за шею, беззвучно открывая рот и вытаращив глаза.
Послышался скрежет ключа в замочной скважине, звук открывающейся двери. Лера с наконец с шумом выдохнула. Сердце содрогалось в безумном ритме, в голове образовалась звенящая пустота. В комнату вошла Катя и жалостливо посмотрела на Леру.
– Ты такая бледная, сестрёнка. Милая моя, – всхлипнула она и обняла, прижав к себе. – Держись, девочка. Нужно больше отдыхать, говорила тебе – никуда не ходи. Я сама могу пока отводить и забирать Алису.
Лера уткнулась Кате в плечо, слушая размеренный стук её сердца и стояла так, пока немного не успокоилась. Затем отстранилась, посмотрела на сестру долгим взглядом.
– Кать, ты только сядь. Я тебе сейчас расскажу кое-что…
– Боже мой, что ещё случилось? – испуганно спросила сестра, положив руки Лере на плечи и тревожно заглядывая в глаза.
– С Алисой что-то происходит… – Лера рассказала Кате о рисунках дочери, своём походе в монастырь и разговоре с Фёдором.
– Посмотри, что я нашла в интернете. Вот – она перевела курсор на ссылку. – Читай. Я знаю, ты не очень доверяешь тому, что пишут в сети, но это совпадает с тем, что говорил Фёдор. И в точности описывает поведение Алисы. А её глаза! Они изменились. Это признак одержимости.
Катя зябко передёрнула плечами и сказала шёпотом, покосившись на узкий коридор, за которым находилась закрытая дверь в гостиную.
– Ты знаешь, у меня сегодня утром тоже были мысли о том, что с Алисой что-то не так. Она вела себя очень необычно, даже… страшно.... В её глазах я заметила чёрные прожилки, словно капельки грязи. Но подумала, что мне просто показалось. Я боялась даже помыслить о чём-то подобном, что ты мне рассказала. Это безумие, средневековье какое-то! Я решила, что вид крови в вашей квартире так подействовал на ребёнка, ну и смерть пса. Слишком много тяжёлых впечатлений для одной маленькой девочки – вот и результат. Так что же нам теперь делать? – Катя вопросительно вскинула карие глаза Леру.
– Вся надежда на Фёдора и на этого его знакомого монаха-экзорциста.
Катя кивнула и вдруг воинственно встряхнула головой и нахмурила брови:
– А может быть, если дело в этой противной Лизе – отобрать её у Алисы? Нас двое, мы взрослые, а она всего лишь маленькая девочка! Неужели не справимся? Свяжем ноги и руки, в конце концов. Это для её же блага.
Лера покачала головой:
– Не знаю. Я уже совсем не уверена, что причина кроется в игрушке. И потом… Ты не видела Алису сегодня вечером. Если в ней действительно есть… бес – она может быть очень сильной. Она может управлять предметами – это точно. Помнишь, я говорила про «ловушку» – как она качалась и звенела тогда, ночью? Так вот, сегодня в гостиной тряслась люстра, пол, шкафы, словно при землетрясении. А Алиса сказала мне, что это «Анжела» злится…
– Тебе видней, конечно. Но я всё равно попробовала бы отобрать эту противную игрушку. Почему она так с ней носится? Явно неспроста, – настойчиво повторила Катя.
– Не знаю… Алиса и раньше любила Лизу и постоянно с ней играла – до того, как зачем-то спрятала под ванну, и начался весь этот кошмар… Ну хорошо, даже если мы с тобой отберём эту кошку. И что потом?
– Разломать или сжечь мерзкую игрушку! Разрезать на мелкие кусочки!
– Ох, Катя… Мне бы твою уверенность. Я вот сомневаюсь, что дело всё же только в Лизе, и это поможет. А вдруг… Вдруг станет только хуже?
Катя вздохнула, покачав головой:
– Ну ладно. Но что-то нужно делать? Как спасать Алису?
– Фёдор уже поехал к этому монаху, что умеет изгонять бесов. Думаю, нужно дождаться его звонка.
– А ты больше не заглядывала к Алисе в комнату? Что она сейчас делает? – Катя склонила голову набок, нахмурив брови. – Ты слышишь, Лер? Что это за звуки?
Из-за закрытой двери гостиной слышался низкий звук, похожий на хриплое мычание.
– Господи… Я пойду посмотрю, – Лера перевела ошарашенный взгляд на Катю, затем метнулась к двери и заглянула в соседнюю комнату. Катя вышла за ней и остановилась в коридоре, сложив руки на груди и прислушиваясь.
Алиса сидела на полу в центре гостиной, прижав колени к груди и ритмично раскачиваясь. Из открытого рта доносился тот самый утробный звук, что услышали Катя с Лерой.
– Алиса… – испуганно окликнула Лера.
– Я же сказала – не входить, – хрипло выкрикнула дочь, вскочила на ноги одним резким движением и повернула к Лере искажённое злой гримасой лицо. – Выйди отсюда, ты мне мешаешь!
– Алиса… Давай поговор… – Лера не успела закончить фразу, как Алиса протянула руку к стулу, легко подняла и швырнула в сторону двери. Лера успела захлопнуть её за секунду до удара.
– Катя… Она кинула в меня стулом. Подняла и бросила, – прошептала сестре, задыхаясь от бессильных слёз, Лера. – Моя Алиса… Я не верю…
– Слушай, Лер… Может, и вправду, воспитательница права – нужно показать Алису психиатру? – неуверенно сказала Катя. – Вдруг это всё на нервной почве? Знаешь, наследственность у нас не очень, – она вздохнула. – Мама всю жизнь неврозом страдала и депрессиями, даже в больнице лежала, я точно знаю. И что-то с её бабушкой – нашей с тобой прабабушкой, было сильно не в порядке в этом плане, я как-то слышала их разговор с отцом…
– Ты это серьёзно, Кать? Я ничего такого не помню.
– Не помнишь, потому что ты младше и не обращала внимания, наверное, на мамино поведение. Она из-за своего состояния бывала странной, ей порой мерещилось то, чего нет, и забывала то, что нужно запомнить. А папа сердился всегда, словно она ему назло это делала. И в тот день, когда они погибли, ссорились. Мы тогда на дачу приехали, а папа просил маму накануне взять какие-то квитанции с собой, об оплате за электричество, что ли. А она забыла. Короче, они оставили меня там, а сами рванули обратно в город. И разбились…
– Почему ты не рассказывала мне об этом, Кать?
– А зачем тебе нужно было это знать, Лер? Ты и так как неживая ходила. И потом… Понимаешь, мне так трудно было принять и осознать тот факт, что виной всему – глупая ссора родителей. Эти дурацкие квитанции – такая мелочь. Если бы мама их не забыла, а папа вовремя напомнил, если бы я смогла остановить, отговорить родителей ехать – они бы остались на даче и не встретились с этим грузовиком на трассе. Вся наша жизнь, по сути, состоит из таких мелочей, и они порой бывают фатальными. Как карточный домик – убери одну карту и всё остальное рассыплется. Страшно то, что нам не дано предугадать, отчего наша жизнь распадётся на куски, какое событие и есть та сама убранная карта. Ты ещё беззаботно живёшь – радуешься, сердишься, строишь планы, не зная того, что твой карточный домик уже рушится безвозвратно и ты летишь вместе с ним в бездну… Поэтому я запретила себе думать об этом, затолкала в самый дальний уголок памяти и забыла. Только сейчас вдруг вспомнила…
– Спасибо, что хоть сейчас поведала мне нашу «страшную» семейную тайну, – грустно усмехнулась Лера. – Теперь я хотя бы понимаю, отчего я сама такая, вечно витающая в облаках – видимо, пошла в мать.
– Нет, – Катя мотнула головой. – Ты совсем на неё не похожа, мы обе в отца. А вот Алиса – копия, внешне по крайней мере. И я не раз читала, что проблемы с психикой передаются через поколение…
Лера молча смотрела на Катю. Её слова заронили в душе сомнение. «Что, если Катя права? Но как же тогда…»
– Ну хорошо, Кать. Пусть у Алисы плохая наследственность и она сошла с ума. Возможно. Но глаза? Как объяснить то, что они изменились?
– Не знаю, Лер. Я же только предположила… А на самом деле, не понимаю, что происходит. Слушай, может позвонить Валентину Михайловичу, рассказать обо всём?
– А чем он поможет? Обещал поставить охрану, и где она? Что-то я никого не вижу. Да и что я ему скажу? Он верит только фактам, а их как раз нет, одна чертовщина какая-то. Ты думаешь, если я расскажу ему про одержимых, бесов, про чёрные глаза Алисы, он мне поверит? Нет, это совершенно ясно.