За чертой

За чертой

Елена Александровна Асеева

От зенита Сатурна до чрева Земли

Тайны мира свое толкованье нашли.

Я распутал все петли вблизи и вдали,

Кроме самой простой – кроме смертной петли.

Омар Хайям.

© Елена Александровна Асеева, 2018

ISBN 978-5-4496-0643-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава первая. Данила

Данила открыл глаза и первое, что увидел над собой низко нависающее небо сокрытое тучами. Их удивительный цвет, сочетающий в себе темно-серые и серебристые тона, одновременно, перемешиваясь, создавал не менее поразительный объем, похоже собранный из плотных парообразных масс не просто сизо-свинцовых, а прямо-таки почерневших на стыке с самой землей. Казалось даже, что внутри того растянутого в наблюдении небесного участка, скучившихся между собой туч, происходило кипение. И наполненные водой, неспешно перекатывающиеся, огромные пузыри (воспроизводящие процесс перехода жидкости в пар) не только изливали вниз редкие капли, начинающегося дождя, но и словно спускали такой же темный, свинцовый туман, образующий дополнительную полосу мороки. Впрочем, данная пелена, супротив основного дождевого фронта, смотрелась разрозненной, и под падающими из мрачных облаков мелких и редких капель дождя медленно опускалась вниз. Легкий ветерок, едва покачивал темно-русый вихор, прикрывший правый глаз Дани, неизменно подергивая его вправо, в унисон с несмело движущимися в ту же сторону сизо-свинцовыми дождевыми тучами.

Однако первое, что после созерцания небосвода и локона длинной челки отметил для себя парень, это невероятную тишину и горечь, плывущую в воздухе, которую, пожалуй, не могли подавить сыплющие капли воды. Так, ровно всего в шаге от лежащего на спине Данилы жгли мусор. Да не просто там траву или листву, а скорей всего автомобильные покрышки, отходы из ДСП и пластика, потому в горле ощущалось першение, и язык слегка покалывало. Хотя прежде чем выяснить, что так воняет и кто занимается сжиганием мусора, Данька прислушался, потому как отсутствие привычных звуков: разговора людей, гула двигателей автомашин, заунывного воя сирен скорой помощи, стука, хлопков, лая, даже малого стона, хрипа, комариного писка – сейчас его волновало и пугало. Еще ни разу в жизни он не воспринимал собственным слухом такое безмолвие, сравнимое только с могильной тишиной…

Внезапно, и явно издалека, нарушая плывущее безмолвие, наконец-то донесся громкий и резко нарастающий звук, подобие бьющего колокола. И Даня тягостно сотрясся всем телом, сначала от неожиданно проступившего звука, единственного в этом краю, а после оттого, что само сравнение с колокольным звоном, точно звонящим по усопшему, наполнило его тело и душу тревожным состоянием.

Парень легонечко качнул головой стараясь изгнать собственный испуг и, наконец, вспомнить, где он находится и, что тому предшествовало, не переставая прислушиваться к колокольному звону точно приближающемуся, а потом удаляющемуся, а то и вовсе ровно идущего волной. Данила ощутимо морщил свой большой и гладкий лоб, сводил вместе короткие, густые брови, щурил небольшие с острыми уголками глазницы, принюхивался, шевеля заостренным кончиком широкого носа, и даже приоткрывал, с явно выступающей верхней губой, рот, пытаясь хотя бы при помощи органов чувств восстановить в памяти собственную фамилию, имена родителей, место своего жительства. С ужасом понимая, что из всего перечисленного в голове присутствует лишь малая часть информации, а именно то, что ему семнадцать лет, он проживает в городе, и учится в школе, в которую ехал на маршрутном такси «25А».

От того мозгонапряжения у юноши заболела голова, потому в надежде осмотреться и тогда уже точно, все понять и вспомнить, Даня, поднявшись, сел. И опять же сразу увидел перед собой пересеченную небольшими оврагами и невысокими вытянутыми пригорками равнину, больше напоминающую болотистую местность. Так как на ней не только в углублениях, впадинках, но и на выровненных участках просматривалась рябь зеленой водицы. Саму же землю такую же серо-сизую, как и пухнущие над ней небеса, покрывали жалкие лоскутки бурых мхов (словно сожженных яркими лучами солнца), мельчайшая галька, да соседствующие с ней более крупные булыжники. Местами надо мхами высились низкие с искривленными стволами и опущенными вниз тонкими ветками деревца, не то, чтобы не имеющие листвы, но даже и коры, потому пугающие своими и опять же черными стволами. И данные растения было сложно назвать полноценным «деревом» или применить к ним сочетание – росли… Потому как эти подобия деревянистых растений, кажется, лишь воткнули во мхи в неких местах, дабы придать самому краю не столь опустошенный вид. Ведь между тех сравнительно глубоких оврагов заполненных водой, или невысоких взгорий, пролегающая земля как каменная, так и поросшая мхами смотрелась всего-навсего тонкими линиями островков прокинутых между болотных окон, объемных озер. Над водами которых, в свою очередь, плыли грязно-серого оттенка загустевшие туманы, вроде длинных языков, распадающихся на отдельные клоки и, пожалуй, что смешивающихся с теми кои вниз, в виде туманной свинцовой полосы, сдавливали капли дождя.

Данька окинул взглядом стелющуюся перед ним болотистую местность, расползающуюся от возвышения во все стороны, и, созерцаемо на горизонте, откуда и двигались тучи, сходящуюся с небом в сине-черную черту, настолько темную, точно указывающую на гиблое место. А затем, и, уже более внимательно вгляделся в расположившееся прямо под бугром, на краю которого сидел, поселение, комбинат, завод. Не зная даже какое название можно было использовать при определении увиденного. Так как наблюдаемое трудно соотносилось с городом или селом, из-за отсутствия приметных благ цивилизации: асфальтированных дорог, парков, скверов или тех же жилых строений, как и с промышленным комбинатом, в силу самого вида существующих построек. Ведь прямо в основании возвышения поместилось около десятка (не более того) престранных сооружений, подобия металлических труб огромных в диаметре и высоких, ограниченных сверху достаточно ровными площадками. Частично ушедшие в землю, те постройки окружала со всех сторон зеленая, с коричневой дымкой над ней, вода. Слегка накренившиеся то вправо, то влево, они поражали взгляд собственной дряхлостью, ржаво-коричневым цветом металла, который, видимо, и воспроизводил слышимый Данькой колокольный звон. На самих строениях не наблюдалось окон, дверей, установок, каких-либо конструкций или узлов и их стены все же можно было назвать относительно ровными.

Исследовав пространство земли впереди, парень обернулся. К собственному ужасу увидев и позади всю ту же пересеченную небольшими оврагами, невысокими вытянутыми холмами равнину и, одновременно, болотистую местность, с лоскутками сизо-серой земли да окнами зеленой воды. Единственно, чем та даль отличалась от виденной впереди, лишь отсутствием черной черты по линии горизонта. Ибо там, как и по обе стороны от сидящего Дани, место стыка земли и небес переливалось темно-серебристым отсветом.

Впрочем, ни впереди, ни позади какого-либо жилого селения, человека, или даже понимания откуда до него донеслась горечь пожарища, не просматривалось. Ровно тут кроме юноши ни кого и не было, а горечь воздуха создавал сам плывущий над углублениями и впадинками грязно-серого оттенка загустевший туман.

Данька еще немного сидел неподвижно, так сказать, осмысливая происходящее и виденное, а погодя, все-таки, поднялся на ноги. И в тот же момент обратил внимание уже на себя… Точнее на вещи, в которые был одет. Ибо в основном парень (и это он помнил четко) предпочитал джинсы, рубашки, футболки и кроссовки. Но сейчас на нем была военная форма армии США. Так как полевую куртку с капюшоном в воротнике, нагрудными боковыми карманами, манжетами на запястьях, как и брюки с молниями внизу штанин, цвета мултикам (фона светло-коричневого и зеленого), да военные берцы, охватывающих середину лодыжек, с резиновой вулканизированной подошвой, Данила ни с какой другой не спутал бы… Вероятно, сейчас находясь в компьютерной игре и выступая за команду американского спецназа, морских котиков. И вовсе отвергая мысль, что он спит, так как слишком ярким было наблюдение, как и сами ощущения. Предположив, что он в игре, парень опирался на знания игрового процесса, ибо в том не просто напрактиковался… Он не то, чтобы любил компьютерные игры, был их большим фанатом. Он ими, ни много, ни мало – жил… Как говорится, оставляя те лишь на «brb – скоро вернусь».

Хотя сейчас даже радость от приобретения формы, такой явственно наблюдаемой, ощутимой, приглушил страх одиночества и обреченности, наполнивший Данилу. Стоило ему лишь оглядеться и прийти к мысли, что само предприятие или село давно заброшены, а биение колокола, всего-навсего последствия разваливающихся и таких нелепых сооружений.

И вновь… сильней, Даня качнул головой в надежде вспомнить, где он есть и как сюда попал, словно до конца не доверяя ощущению собственного пребывания в игре. И видимо, в желании вспомнить, еще более важное, что тому переходу, прибытию сюда, предшествовало.

Из всего того напряженного мозгового штурма юноше удалось вспомнить свою фамилию – Зинин. И то, что поутру он, однозначно, вышел из многоэтажного дома, где жил, направившись в школу. С очевидным желанием, провалиться по дороге в тартарары, так как сегодня должна была состояться контрольная по алгебре, к которой он почти не готовился. Определенно, наблюдался (в какой-то неясной дымке) и сам путь до маршрутки, сизая пелена города, в уже наступающей зиме, сыплющая с такого же темного, предрассветного небосвода порошу снега и ровно переплетающаяся с этим чугунным небом принявшимся ронять капли дождя более плотным строем. Даня, кажется, еще не менее четко увидел, как он натянул на голову капюшон куртки, скрывая свою асимметричную, модную прическу на ней. И где большая часть волос была подстрижена коротко, а справа лежащие неровными патлами они переходили в рваную, всклокоченную, длинную челку. Тем как бы подчеркивая его узкое лицо, впалые щеки и выступающие, да такие мужественные скулы.

Впрочем, весь остальной путь, как и саму посадку в маршрутку (хотя Данила в нее сел) никак не удавалось припомнить и потому вызывало в юноше не только тревогу, но и ощущение чего-то неведомо интересного. Эти чувства Дани были знакомы, он почасту их испытывал в играх, наблюдая себя виртуальным бойцом в трехмерном пространстве, выполняя задания карты или уничтожая соперников.

Поэтому парень и сейчас предположил, что находится в такой игре… Все же в игре, не во сне… Может слишком в нее погрузившись. Ведь, как и в любой игре, жанра шутера, он наблюдал тут очевидный верх и низ, с ощутимым присутствием гравитации.

Конечно, в этой игре слишком много было нового…

Ну, как пример, не ясна и не видна сама цель игры. И парень явно не управлял мышью или клавиатурой, а ровно поместился в нее полностью, со своими ногами, руками, телом и скорее всего лицом (во всяком случае, волосы и прическа оставались его). Непонятным было, как выбрать оружие, где можно проследить за здоровьем, броней, становилось не ясным есть ли тут чат и действует ли он. Да и главное не отражались перед ним не только его враги, но и его клан. И даже если предположить, что Данила играл в какую-то модификацию стрелялки, рассчитанную на одиночную игру, в любом случае ему полагалось каким-то образом сформировать собственный клан, выбрав членов из предложенных разработчиками. Чего тут опять же не наблюдалось и не пояснялось…

Поэтому желая уж как-нибудь продвинуться, начать игру, понять ее, и, естественно, намереваясь, все-таки, спрятаться от усиливающегося дождя, Данька, нащупал висящий на спине капюшон, и, накинув его на голову, сразу шагнул вперед, намереваясь идти к лежащему в долине поселению или заводу. Да только стоило ему сделать с десяток шагов вниз по расплывающемуся под каплями дождя грунту (сверху едва присыпанного мелкой галькой), как подошвы его берц скользнули в вязкую жижу, потому и сами ноги дрогнули в коленях. Парень тягостно пошатнулся, да, не удержавшись, плюхнулся опять на зад. Въехав им в не менее жидкую массу грязи, перемешанную с гравием, качнувшим его, точно подушка вверх-вниз. Приземление было столь скорым и достаточно болезненным, посему Данька громко «ойкнул!» и на чуть-чуть замер в таком положении, а после принялся смахивать с рукавов куртки и штанин брюк тягучие свинцовые капли грязи, поражаясь их липкости. Ровно на него плеснулась не земля и мелкие камушки, а какие-то каучукоподобные клейкие вещества.

«Бом!» – бьющего колокола, словно зовущего к себе Данилу теперь слышимо доплыл из центра заброшенного комбината, все же вряд ли поселения. И этот звук такой громкий, точно прекратил какое-либо волновое движение, продолжив звучать достаточно ровно, всего только определяя само направление в каком надо идти парню.

Видимо, потому как этот зов стал таким определенно-мощным в безмолвной местности, юноша сразу поднялся на ноги. И выуживая ноги из грязевой жижи да ставя их на прочный участок грунта, созерцаемого более темным оттенком (прямо-таки, черноватым) в сравнении с полужидкой массой сформировавшихся на склоне лужиц, направился вниз по склону холма.

Теперь Данька ступал опасливо, неторопливо, выбирая небольшие островки плотного грунта, понимая, что всякий раз может опять угодить в клейкие вещества грязи и свалиться. А то, что это были именно островки, парень понял немного погодя, когда правая его нога опять угодила в подобную жижу. Однако Даниле удалось не только устоять, но и сразу выудить из лужицы ногу. Поставив ее на более прочный участок, пролегающий тонкой извилистой полосой между явно обозначившимися жидкими лужами. Ровно влаголюбивыми здесь были не только мхи, но и сам грунт, подстраивающийся собственным цветом под действительно плотную почву. Впрочем, весь оставшийся путь парень шел неторопливо, а потому хоть порой и нырял подошвами берц в грязь, ни разу не упал и даже не поскользнулся. А когда, так-таки, спустился с возвышения в пересеченную болотистую местность, там, где-то достаточно удаленно, небольшими оврагами и невысокими вытянутыми кряжами входящую в сине-черную линию небозема, остановился.

Сами постройки, сейчас лежащие впереди и тем смыкающие наблюдение местности, и вовсе смотрелись высокими и мощными, а диаметр неких из них, пожалуй, доходил до пятидесяти метров. Было в принципе непонятно, для чего они тут стоят и каковы их функции. Впрочем, съевший их стены коричнево-красный налет ржавчины, местами явивший и вовсе сквозные дыры, вмятины и узкие щели, указывал, что стоят они тут очень долго. Очевидно, поэтому и потеряли свои функции…

Однако когда к колокольному звону внезапно добавился раскатистый окрик человека, исполнивший то ли «а!», то ли «ау!» Данила сразу сошел с места и поспешил к центральной постройке, вроде окруженной тремя менее крупными зданиями.

Глава вторая. Чертов ковбой

Данила неторопливо шел по такому странному поселению… Все же поселению, потому как внутри него не созерцалось каких-либо приспособлений, механизмов, конструкций, остатков продукции. В то же время юноша увидел на одной из стен ближайшего к нему здания дверь, которая почти до середины вместе с самим сооружение, ушла под воду. Хотя и с тем была заметна ее выпуклая в отношении самой стены поверхность, петля на которой она висела и даже латунная в виде кольца ручка.

Да только Даня не решился подойти к наклоненной влево постройке. Так как и сами подступы к ней были отрезаны рябью зеленой воды, не просто там лужи, а довольно-таки мощного озера. Возле которого, жалкими полосками, пролегали лишь бурые мхи, частью также утопленные в воде. Здесь, кажется, еще сильней ощущалась горечь сгоревшего мусора, хотя ни дыма, ни того кто его производил не наблюдалось, а плывущие коричнево-серые загустившие туманы над водой маленечко покачивались, просеивая через собственные неплотные пары капли усиливающегося с каждой минутой дождя.

Неожиданно, однако, все еще достаточно удаленно, из-за здания, соседствующего с центральной постройкой, к которой шел Данила, появилась фигура мужчины. Тот, пожалуй, не столько шел, сколько вывернув из-за сооружения, замер на месте, в отношении парня расположившись спиной к нему. И Данька к собственному удивлению приметил, что человек достаточно высокий, широкоплечий, одет, точно ковбой, в клетчатую рубашку без воротника, кожаный жилет, да кожаные чапы, почти полностью перекрывающие темно-синие джинсы. Ибо узкие, по форме бедер вверху, книзу чапы сильно расширялись, ровно крылья, прикрывая сами ноги почти до лодыжек, там, скорей всего, переходя в массивные с высоким голенищем сапоги. На ковбое поместилась также (соотносимая с их киношным прообразом) кожаная шляпа с изогнутыми полями, а в повисшей вдоль тела правой руке явственно наблюдался револьвер Кольт с очень длинным цилиндрическим стволом, завершающийся полукруглой мушкой. Вещи на человеке смотрелись не только потертыми, местами даже дырявыми, но и очень грязными, так, что клетку на рубашке и вовсе было сложно привязать к какому-либо цвету.

Мужчина стоял какое-то время неподвижно, словно наблюдая за чем-то, кем-то или только прислушиваясь… Может к все еще гулкому зову воспроизводимому биением колокола, покуда долетающего от центральной постройки этого непонятного комбината или поселения. А, потом, внезапно шагнул вперед, определенно, намереваясь уйти. И Данька, боясь потерять его из пределов собственной видимости, не только прибавил шагу, но и громко закричал:

– Эй! Эй! Подождите! Подождите меня!

Да только стоило парню торопливо ступить вперед, как его правая нога разом нырнула в вязкую жижу, утонув в ней до середины лодыжки и тем самым застопорив само движение. Данила резко дернул застрявшую в водянисто-грязевой субстанции ногу, да опасаясь, что ковбой уйдет, всего-навсего мельком скользнув по ней глазами, перевел взгляд вперед и, одновременно, громко крикнул:

– Эй! Подождите меня!

К собственной радости отметив, что мужчина не просто оглянулся, а, остановившись, развернулся в его сторону, опять же лишь на чуть-чуть застыв на месте. Впрочем, в той мгновенности происходящего парень не столько понимая, сколько наблюдая, увидел всю его чудную фигуру, точь-в-точь, соответствующую наглядному представлению ковбоя не только ранее перечисленной одеждой, сапогам с узким, задранным кверху носком, но и столь показательной бандане. Красный шейный платок в виде треугольника, накинутый на лицо, прикрывал щеки, нос, уши человека и едва демонстрировал почти черные глаза. За его широким кожаным ремнем с металлической пряжкой на животе поместилось еще три Кольта, подобных тому, который мужчина сжимал в правой руке.

– Здравствуйте! – обрадовано выкрикнул Данила, заметив, что на него обратили внимание и даже приветственно махнул правой рукой, легонечко притом кивнув. Впрочем, уже в следующий момент ковбой вскинул руку с револьвером вверх и вперед да выстрелил в сторону парня, так что взвизгнувшая пуля, кажется, взъерошила землю в шаге от его ноги.

– А! – испуганно воскликнул юноша, и совсем чуть-чуть отстранился назад на собственное счастье, выудив из лужи правую ногу, да поставив ее на более плотную поверхность земли. А уже в следующую секунду почти подле закругленного носка левого берца вскинув вверх почву, врезалась в нее черная, сморщенная от удара вторая пуля. И Данька как-то сразу понимая, что диалога с ковбоем не получится, развернулся да дал деру.

Бежал он хоть и быстро, но не долго. Ибо при той плотности, расположенных по обе стороны от грунтовых островков, водных окон уже при втором, или третьем прыжке левая нога Дани воткнулась в грязевую его составляющую и громко чмокнув, втянула саму обувь в себя почти на треть. Тем самым сбив не только бег, но и повалив парня сперва вперед и вниз на оба колена (так, что руки врезались в землю ладонями), а потом свалив и вовсе на живот и грудь. Посему от падения грязевые потоки, словно поднятые из ближайших луж, плеснули Даниле в лицо и глаза, заскочив в рот и тем самым сменив ощущение в нем с горечи дыма на кисло-пряный аромат, чего-то достаточно приятного.

Юноша, однако, не сглотнул тот грязевой ком, всего лишь закашлял, сумев большую его часть и сразу выплюнуть изо рта. И в ту же секунду слышимо просвистела возле его головы пуля, воткнувшись, где-то метрах в двух впереди по направлению тропы. И Данька не в силах подняться, впрочем, подгоняемый страхом, торопливо пополз вперед на карачках, перебирая ногами и руками по пружинистой от влаги почве. Желая теперь лишь одного, убраться как можно поскорей от этого безумного, или только не понимающего русского языка ковбоя.

Да только в таком положении, опираясь на ладони (стирая их о каменистую поверхность грунта и достаточно жесткие стебельки мха, в кровь) и на обе коленки, Даня прополз совсем немного. Когда, сначала правая его рука, а потом и левая коленка, увязли в жижеподобной массе, а сам он, растянувшись вдоль тропы, плюхнулся животом, грудью и лицом в ту пружнисто-водную поверхность, издав притом громогласный болезненный «ой!».

А уже в следующий момент, ему на спину, в район поясницы, кто-то явно наступил. Да непросто наступил, а, определенно, придавил, точно желая в том месте сломать позвоночный столб. Так как последний ощутимо захрустел под таким давлением и в испуге, да болезненном приступе Данька вновь и очень громко закричал. И тотчас давление сразу уменьшилось, а после и вовсе кто-то подцепил его под правый бок, и, прямо-таки, рванув вверх и в сторону, выдернул в данном направлении не только руку, ногу, но и перевернул его всего на спину. Потому первое, что увидел над собой Данила, того самого ковбоя, с красной банданой, прикрывающей полностью лицо. И демонстрирующего лишь черные, как сама ночь глаза, да непросто с темными радужками или зрачками, а, пожалуй, что и белками, при ближайшем рассмотрении кажущимися какими-то убийственно мрачными.

– Who are you? – басовито спросил ковбой и теперь поставил подошву правого сапога прямо на живот парню, направив ему прицельно в грудь дуло Кольта.

– Я Данила, Даня, я… – беспокойной речью отозвался юноша, точно улавливая безумную злобу стоящего над ним человека. – Я тут… не знаю, где… Я тут, don’t know, – мешая русские и английские слова, в следующий момент залепетал заплетающимся и тяжелеющим от страха языком парень. – Where and how, где и как… Не знаю, зачем и какие тут правила… What are the rules?

Мужчина, впрочем, ответил не сразу. Он, кажется, еще сильней вдавив подошву сапога в живот юноши да согнув саму ногу в колене, слегка нагнулся, заглядывая тому в лицо. И его жесткие, колючие, черные глаза, ровно бездонного омута, уставились в саму суть Даньки не столько даже желая понять, сколько намереваясь выдрать все важное для него… то, что, наверно, и сам юноша о себе никогда и не знал.

– Muscovite? – вновь задал свой вопрос ковбой, и, хотя Данила плохо понимал английский и в целом о чем тот его спрашивает, услышав знакомое слово торопливо кивнул. Впрочем, потому как мужчина моментально и явственно недовольно качнул головой, понял, что сказал не то, что стоило. Так как сразу дуло револьвера да мушка, на нем, несильно дрогнули. И испугавшись, что его сейчас пристрелят, Данька торопливо спросил:

– Where we are? – в надежде разобраться, куда, все-таки, попал.

– In the hell, – незамедлительно отозвался ковбой и красный платок, прикрывающий лицо, колыхнулся в районе рта, словно и само упоминание им «ада», взъерошило его мысли. Он чуть-чуть качнул своим Кольтом, будто прицеливаясь, и незамедлительно из его цилиндрического дула вылетела яркая россыпь света, сменившаяся острой болью в груди и плотной темнотой перед глазами для Даньки, в которой он если и успел подумать, то лишь о чертовом ковбое какового стоило бы замочить из не менее мощной пушки.

Глава третья. Какая-то хрень

Данька, тягостно вздохнув, прижал к груди правую ладонь. Так как внутри груди не просто саднило, а достаточно сильно болело, и из нее, как раз в районе сердца, из небольшой дыры (не только в коже, но и ткани одежды) продолжала тонкой струйкой вытекать кровь. Теперь и дышалось тяжело, словно этот чертов ковбой продырявил парню легкое… Хотя с тем понималось, если бы он прострелил легкое, Даня вряд ли бы сумел дышать и поднявшись с земли, встать и оглядеться.

Оглядеться еще потому как кругом кроме него никого не наблюдалось, даже того самого безумного ковбоя… И если бы не дыра и боль в груди можно было бы подумать, что произошедшее ранее, до потери сознания, являлось лишь вымыслом… галлюцинацией Данилы, не более того.

Меж тем льющий с сизо-свинцовых туч дождь, теперь пошедший сплошным потоком, стал приглушать биение колокола, все еще надрывом отдающегося в голове парня и, одновременно, ослаблять горький дым пепелища. Или это только темно-серые пары, дополнительной полосы мороки образовавшейся в поднебесье, окончательно опустившейся к земле, смешались с грязно-пепельными туманами, выплеснувшимися из озер и плывущих над водой более плотными длинными языками, которые и уменьшили звук и запах, как первого, так и второго.