Псионик

– Ну, хорошо. Мы сами. – Жиртрест пожал плечами. – Пацаны, тащите, вон, старые обертки. Разожжём костёр.

– Вы хотите его…  на огонь? – Обычно светлая кожа Насти стала еще бледнее. Мне кажется, я в тот момент смог бы рассмотреть каждую венку на ее лице. – Борь, сделай что-нибудь…  Пожалуйста…

Она обернулась, глядя на меня с ужасом. Будто это я собирался издеваться над щенком. Вот молодец, конечно. Когда Боря говорил, что не надо ходить на мусорку, когда Боря предлагал сбежать, его никто не слушал. А теперь – «пожалуйста».

А какое там «сделай»? От страха мои руки и ноги вообще решили изобразить, будто они утратили связь с мозгом. Я не мог двинуться с места.

Пацаны тем временем реально притащили несколько здоровых кусков бумаги. Наверное, осталась от переезда у кого-то. А может, просто выкинули за ненадобностью. Обычно в такие листы оборачивают продукты в дорогих магазинах. Малолетние уроды уже подожгли кучку, которую собрали чуть в стороне, чтоб не дай бог не полыхнуло все. Загорится мусорка, это – вообще полный трындец.

Щенок по-прежнему висел на руке Жиртреста. Он крутил своей башкой, совершенно не понимая, что скоро ему будет очень больно.

– Не смей! Сволочь! – Настя вдруг сорвалась с места и кинулась на Толстого говнюка, который стоял, возвышаясь над нами, с довольной улыбкой на своей откормленной морде.

Видимо, по моему состоянию девчонка поняла, помощник из меня – такое себе. Самому́ кто бы помог. Но допустить, чтоб щенка бросили в огонь, она не могла.

Настя попыталась вырвать бедное животное из рук Жиртреста. Она даже пинала эту толстую тварь ногами, била кулаками в живот. Но что людей смешить? Ему Настины удары не причиняли никакого вреда. Он только демонстративно «охал» и похохатывал над ее стараниями.

– Сволочь! Сволочь! Сволочь! – Девчонка рыдала и, мне кажется, вообще не понимала, что делает. У нее началась форменная истерика.

– Иди в жопу. – Жиртрест с силой отпихнул Настю. – Дура! Чтоб не видел вас тут больше никогда. Иначе в следующий раз посадим в огонь твоего дружка.

Девчонка отлетела в сторону, упала на задницу, раскинув ноги, и смотрела теперь на обидчика с ненавистью. Но что могла сделать ее ненависть против четверых двенадцатилеток.

Именно в этот момент я вдруг почувствовал странное ощущение. Очень странное…  Во мне начал формироваться незнакомый, непонятный горячий клубок. Где-то внутри, в районе живота. Он становился все больше и поднимался все выше. Пока не начало жечь в груди.

Мой взгляд вдруг выцепил на самой верхушке мусорный горы лист железа. Не сильно большой. Даже не представляю, откуда он там взялся. Обычно подобные предметы мусорщики, которые занимаются свалкой, забирают сразу. Это же – металл. Мало того, ему можно найти применение, так он еще не способен утилизироваться самостоятельно, как та же бумага.

Я вдруг подумал, как было бы здорово, если бы этот лист сорвался с места, пролетел нужное расстояние, с силой ударил Жиртреста в шею и срезал к чертовой матери его тупую башку. Чтоб кровищей залило все вокруг. Потому что он – тварь и я его ненавижу.

Мой взгляд словно приклеился к этому железу. Честное слово. Я смотрел на него, смотрел, смотрел…  И понимал, а почему, нет? Хороший вариант. Достойная смерть для такого куска дерьма.

На секундочку, мне в то время было семь лет и я рос удивительным ссыкуном. Но что интересно, эти кровожадные мысли меня совсем не пугали. Я знал, так правильно. Каждый должен получить то, что он заслуживает. Жиртрест заслуживает поганой смерти.

– У вас был шанс…  Вы его просрали. – Толстый говнюк с довольной рожей подошёл ближе к Насте, которая по-прежнему сидела на земле, размазывая слезы по лицу, и наклонился, собираясь что-то добавить.

В этот момент произошло нечто странное. Металлический лист дернулся и медленно пополз в сторону. Так как остальные пацаны стояли к мусорной горе спиной, они столь удивительного фокуса не видели. А я видел. И я понимал, сейчас железяка упадёт вниз. Но она не упала. Она вдруг резко сорвалась с места и полетела в сторону Жиртреста. Будто кто-то очень большой и сильный швырнул металлический лист, как швыряют свой молот атлеты.

Пацана спасло лишь то, что он ровно за какую-то долю секунды до этого, наклонился к Насте. Железка пролетела над его головой, задев волосы на макушке, а потом с ужасным грохотом упала на землю.

– Мамочка… – Говнюк, как стоял, наполовину согнувшись, так и замер. Все-таки, дураком он не был. Прекрасно понял, сейчас ему могло просто снести к хренам голову. То, с какой силой швырнуло металлический лист, не оставило бы Жиртресту вообще никаких шансов.

Его товарищи замерли в не меньшем обалдении. Они застыли, широко открыв рты и хлопая глазами. При этом очевидно, вся их гопкомпания просто обоссалась от страха. Никто прежде не видел, чтоб железки с острыми краями, весом в пару десятков килограмм, вот так запросто летали по воздуху. Более того, чтоб они летали с ускорением.

Кстати, некоторые обоссались, вовсе не образно выражаясь. На штанах Жиртреста, ровно там, где застегивается ширинка, начало расползаться мокрое пятно. Огромное. Характерное.

– Ссыкун! – Выкрикнула Настя. Девчонку случившееся привело в норму. Она резко прекратила плакать, и при этом вдруг стала собранной.

Настя одним движением вскочила на ноги, выхватила щенка из ослабевшей руки говнюка, дернула мой рукав и рванула в сторону выхода со свалки.

– Бежим, Боря!

Только после ее крика меня отпустило. Спало оцепенение, а горячий огненный комок в груди, вспыхнув последний раз, растворился.

Я сорвался с места, догоняя подругу.

– Больше. Никогда. Никаких. Мусорок. – Заявил ей на бегу, сквозь прерывающееся дыхание.

– Нет! Ты видел? Видел?! – Настя выглядела счастливой. Ее щеки раскраснелись. Она прижимала щенка к груди и неслась вперед.

Как только мы оказались вне пределов свалки, девчонка остановилась, посмотрела на меня горящим взглядом и громко засмеялась.

– Очень смешно. Подруга… – Ответил я ей, даже не заметив, что моя «р», наконец, прозвучала. Отчётливо и четко.

Просто в тот момент в моей голове роем клубились мысли. Совпадения, конечно, случаются. Всякие. Однако…  Я точно знал, металлический лист полетел по моему желанию. Никакой ветер не смог бы его сдвинуть с места. Тем более, швырнуть на Жиртреста.

И вот тут – самый главный момент. Телекинез…  Способность псиоников. Круто. Очень круто. Если бы не одно «но». Псионики – вне закона. Государство велит любому, кто заметит подобные проявления в своих близких, сразу же сообщить в полицию. Псионики неуправляемы. Они – сумасшедшие. Агрессивные сумасшедшие. Каждый псионик подлежит утилизации. За укрытие псионика – смертная казнь.

Кенгуру и сорванный урок

– Рубцов! Прием! Ты о чем думаешь, во время урока?!

Голос звучал далеко. Глухо. И мне на него было искренне плевать. Я бы, наверное, вообще не отреагировал, если бы не Настя. Ее рука скользнула к моему бедру и очень больно ущипнула. Даже сквозь ткань брюк почувствовал эту боль.

Я моргнул несколько раз, фокусируя свое внимание. Нельзя так глубоко уходить в собственные мысли, когда вокруг много посторонних.

Поднял взгляд и сразу же уткнулся им в недовольную женскую физиономию. Рядом с партой, опираясь о нее двумя руками, стояла Марина Леонидовна.

Она наклонилась ближе приличного, отчего ее лицо оказалось практически перед моим. При желании я, наверное, мог бы высунуть язык и коснуться им кончика ее носа.

– Ты слушаешь, вообще, о чем я говорю? – Поинтересовалась училка.

Она с интересом рассматривала меня. Опасная близость. Так Марина Леонидовна может заметить плавающие пятна в глазах. Самый первый внешний признак псионика. Я давно научился их прятать, но сейчас слишком погрузился в воспоминания и мог утратить контроль над телом.

– Он наверное думает, как бы пожрать. Вы же знаете этих заводских. Они все время думают о жратве.

Я обернулся в сторону мудака, говорившего всю эту чушь.

Никита Костырев. Тот самый Никита, по которому сохнет Настя. По нему сохнут все девчонки школы. Богатый, довольный жизнью, балагур и весельчак. Такую маску носит этот урод. На самом деле он – гнида. Как тот Жиртрест из моих воспоминаний…

Рядом с Костыревым сидела Лера. Все верно. Самые богатые, самые красивые, самые популярные. Король и Королева. Причем, они дружат даже не по желанию. Считают, так правильно. Их родители так хотят. И вообще, деньги к деньгам. Откуда я это знаю? Иногда ради интереса ловлю мысли. Мысли…  Я машинально улыбнулся. Мысли – это слишком громко сказано. Они оба – отличники, но при этом удивительно ограниченные люди. Как вообще Настя может думать, будто я влюблен в Леру…  Кроме смазливой физиономии у этой девки нет ничего. Ну, и, пожалуй, еще деньги. Много денег.

– Прекрати, Никита! – Настя тоже посмотрела на своего ненаглядного Золотого мальчика.

Самое интересное, она ведь на него не злится. Просто Насте не нравится, что предмет ее любви обижает меня. Это я знаю без чтения мыслей. Когда-то давно сам себе дал зарок, ни при каких условиях не ковыряться в голове подруги.

– Ой-ой-ой…  простите. Я ранил его нежную душу. – Костырев поднял обе руки ладонями вперед и заржал. Удивительный придурок.

– Рубцов, еще раз спрашиваю. Ты слушаешь, что говорит учитель? – Марина Леонидовна наклонила голову к плечу, по-прежнему пялясь мне в лицо.

– Конечно! – Я усмехнулся. – Экология. Глобальное потепление. Цугцванг человечества. Для начала про то, почему цугцванг. Цугцвангом в шахматах называется такое положение, при котором любой следующий ход ухудшает положение походившего. Лучшей иллюстрацией поведения человечества на планете служит старый прикол: «Вопрос: Что бывает страшнее дурака? Ответ: Дурак с инициативой!»

Училка, оторопев, выпрямилась и сделала шаг назад. Я только что слово в слово повторил все, что она сказала за последние пять минут. Конечно, ни черта я не слушал. Мне не надо слушать. Просто прочел остаточные следы ее последних мыслей. Человек так устроен. Прежде чем произнести что-то вслух, он формирует этот текст в своей голове. Потом придает ему форму, но еще некоторое время в его мыслях остается сказанное.

– Тааак…  Интересно… – Марина Леонидовна развернулась и пошла к доске. Мне невольно в этот момент вспомнились Настины слова. Двести лет прошло, а в космос никто не полетел…  И доска у нас старая. Деревянная. На которой мы пишем мелом. Интересно, как сильно бы это удивило людей в прошлом?

– Что же ты думаешь по данному поводу? – Марина Леонидовна остановилась возле учительского стола и повернулась к классу лицом, оперевшись о стол бедром. – Давай…  Озвучь нам свое мнение. Заодно посмотрим, как ты подготовился.

– Что думаю… – Я выбрался из-за парты и медленно двинулся к доске, при этом, с умным видом рассуждая на заданную тему. – Мы давно находимся в положении человека, стоящего на мине, которая работает на размыкание. Сто́ит поднять ногу – взорвется. В том положении, при котором лучшее, что можно сделать – ничего не делать. Прекрасно иллюстрирует способность и неуемную тягу решать проблемы – Австралия. Да, та самая. Которая сейчас полностью покрыта лесами. Хочу вспомнить некоторые поступки наших предшественников. До войны. Итак…  Вот они привезли безобиднейших овец. Ну, какой вред от овцы? Однако овцам надо где-то пастись. Начали сводить леса. Свели. Что в итоге? На полях начали плодиться кенгуру, которые превратились в настоящее бедствие. Естественных врагов у них нет. Численность контролировалась исключительно кормовой базой. Им создали базу. Думали, что для себя…  В итоге количество кенгуру перевалило за миллионы. Они сожрали все, что только можно сожрать. Что делать? Начали уничтожать кенгуру. Бесполезно. Счет упорно оставался за животными. К тому же люди додумались отстрелять всех Динго. Итог – бесконтрольное размножение кенгуру.

– Очень интересно… – Марина Леонидовна нахмурилась и с сомнением покосилась на свой стол.

Там лежал планшет с материалом сегодняшнего урока. И ни при каких условиях я не смог бы увидеть текст. Я же – человек, а не орел. Чтоб на таком большом расстоянии прочесть все, написанное в учительском конспекте. Но двигаясь между парт в сторону доски, я слово в слово говорил то, что собиралась сказать сама училка.

Рискованно? Возможно. Однако бывают моменты, в которые не могу держать свои порывы творить всякую ерунду, под контролем. Меня прикалывает реакция людей на то, что они не понимают. И вот сейчас Марина Леонидовна никак не могла понять, какого черта я рассказываю заготовленный ею материал.

– Рубцов…  Ты хорошо подготовился к теме…  К теме, которую еще вам не задавали…  Достаточно. Можешь сесть обратно.

– Да, ну, что Вы? Еще не закончил. Итак… – Я дошел до первых парт, миновал их, развернулся к классу лицом и с насмешкой уставился на своих товарищей. Которые мне вообще не товарищи. Не считая Насти, конечно. – Следующим этапом катастрофы стали двенадцать пар кроликов. Потом это количество превратилось в двенадцать миллионов…  Но мы начнем с отправной точки. Кролики жрали все, жили в норах, грызли корни. Так появилась эрозия почвы. Австралийцы жутко инициативные ребята. Решили, что все проблемы им по плечу. Начали строить ограждение. Так появился второй после Китайской стены по протяженности забор. Не помогло. Кролики продолжали плодиться. Специально для кроликов сделали биологическое оружие. Вирус миксоматоза. Города наводнили кролики-зомби. Обреченные подыхать и вонять. Частично они, конечно передохли. Выжило десять процентов кроликов. Но это уже были бессмертные мутанты, которых не берет ни один вирус.

– Рубцов! Достаточно! Что за… – Марина Леонидовна схватила планшет и принялась водить по нему пальцем, перечитывая свой же текст. Потом подняла голову, посмотрела прямо на меня. Да…  Слово в слово. По-прежнему.

– Завезли лис и хорьков, чтобы они сожрали кроликов. – Я сделал вид, будто не понимаю ее взгляда и не слышу распоряжения заткнуться. – Лисы не настолько глупые, дабы гоняться за шустрыми кроликами, выкапывать их из нор… Они стали жрать тупых, доверчивых и медлительных местных сумчатых. Короче, ни кроликов, ни кенгуру не победили, а местной фауне, флоре, и почвам нанесли невосполнимый ущерб. И что дальше с этой проблемой делать, было совершенно непонятно. Следом завезли котиков. В надежде, что уж они точно сожрут кроликов. Но котикам стало неинтересно жить с человеком. Тем более, котики не настолько придурки, чтобы гоняться за шустрыми норными кроликами. Зачем? Когда на улице – сотни нелетающих, тупых и медленных птиц? Короче, количество котиков перевалило все за те же два миллиона и единственным вариантом сокращения поголовья стала очень сомнительная перспектива, что котики начнут дохнуть, когда доедят остатки местной живности и им нечего будет жрать.

– Рубцов! Достаточно! – Марина Леонидовна в сердцах швырнула планшет обратно на стол. – И после урока останешься со мной в классе. Нам предстоит серьезный разговор!

– Оооо…  Так не интересно. – Никита сделал обиженное лицо. – Мы тоже хотим остаться после урока и послушать, о чем вы будете секретничать.

– Костырев! Ты вообще помолчал бы! – Училка явно «завелась».

Так понимаю, она решила, будто я взломал ее планшет и скачал оттуда весь сегодняшний урок. Чтоб сорвать его. Хороша версия. Она меня вполне устраивает. Если Марину Леонидовну окончательно накроет псих и она пожалуется директрисе, скажу именно это. Пусть наказывают за нарушение правил субординации.

Честно говоря, не боюсь, что моя тайна откроется. Я ее хорошо спрятал. Уже не боюсь. Сначала боялся. Даже не так…  Сначала я просто не мог поверить. Во мне проявились способности псионика. Невозможно это. Неоткуда. Мой отец был обычным, простым человеком. Он служил на границе с Европейской автоономией, где благополучно отдал жизнь за сомнительные ценности этого нового, чтоб ему сдохнуть еще несколько раз, мира. Мать – всю жизнь работала на заводе по утилизации отходов. В нашем роду никогда, вообще никогда не рождались псионики. Даже если допустить, что способности удалось бы скрыть, ну уж близкие знали бы точно. Я сам прячу их семь лет, однако каждый день думаю, вдруг она поймет. Мать. Вдруг заметит. И тогда путь у нее лишь один – донести на собственного сына.

– А что Костырев? Вы же Рубцову приватную беседу назначили. – Придурок оглянулся на остальных одноклассников, – Ребят, кто хочет послушать страшные тайны Рубцова и Марины Леонидовны? Предлагаю проголосовать.

Естественно, первой рукой, взметнувшейся вверх, оказалась конечность самого Никиты.

Настя снова раздраженно оглянулась на своего любимчика. Потом посмотрела на меня. Прямо в глаза. Взгляд у нее был такой…  Она словно мысленно спрашивала: Зачем? Что ты творишь, Боря? Перестань!

– Костырев! – Марина Леонидовна стукнула кулаком по столу. – Ты забываешься!

– Ой, да что Вы? – Никита, усмехнувшись, откинулся на спинку стула, руки сложил на груди. – Может, Вы забываетесь? На всякий случай, напомню. Мой отец – председатель попечительского совета. Школа у нас – частная. Муниципалитет оплачивает два места из жалости…

Костырев покосился на Настю. Поморщился. А потом добавил.

– Ну, еще потому, что кое-кто берет первые места на всех олимпиадах по всем возможным предметам. Ладно…  Признаю. А вот Рубцов, уж извините, он – дебил. И я, например, хочу знать, о чем Вы будете с ним говорить. Он же что-то натворил. Так? А это опасная штука, когда всякие отбросы из заводского района что-то творят.

Марина Леонидовна возмущённо хватала воздух открытым ртом. Думаю, причина столь бурной реакции вовсе не в том, что меня назвали отбросами. Думаю, училку добило напоминание о реальном положении вещей. Она в школе – никто и звать ее никак. Если этот придурок Косырев нажалуется папочке, то Марину Леонидовну выкинут на улицу без малейших сомнений. А экология – далеко не самый востребованный предмет. Несмотря на то, что правительства всех стран топят за ее восстановление.

– Если вы закончили…  хотелось бы продолжить… – Я все с таким же невозмутимым лицом рассматривал и училку, и одноклассников. На слова Никиты, само собой, никак не отреагировал. Привык к его нападкам. Да и плевать на этого мудака. Одноклассники вообще были в восторге. Скучный урок по экологии становился все более занимательным. – Итак…  Завезли сахарный тростник. Его начал жрать местный жук. Чтобы уничтожить жука, завезли жабу-агу. Жаба не стала лазить по тростнику и искать твердых жуков. Ей хватало мягких слизней, червей, ящериц. Чтоб вы понимали, уточню, жаба весила три килограмма. Не меньше. То есть жуков не побороли, но жаба сожрала всю экосистему. И ладно бы она просто что-то жрала. Беда в том, что у нее ядовитая шкура. Апокалипсис для хищников. Они начали, в свою очередь, жрать жабу и тоже дохнуть. Вараны, змеи…  кучи хищных трупов. Отравить змею – это ж какой надо быть жабой! Кволы, местные сумчатые хищники, например, почти полностью вымерли, потравившись жабами. К чему я так подробно привел этот пример? Ровно для того, чтобы показать, человек, влезая в естественную среду, создает кучу проблем. Но еще больше проблем он создает, когда героически начинает решать проблемы, явившиеся результатом его первого вмешательства. Все. Тема раскрыта полностью. Считаю нужным поставить точку.

Я отставил ногу назад и слегка поклонился. Как актер, закончивший выступление.

На Марину Леонидовну было жалко смотреть. Вернее, кому-то, наверное, и было жалко. Например, Насте. Настя вообще всех жалеет. Мне – нет. У каждого есть выбор. У этой женщины – тоже. Сама пошла в частную школу работать. Пусть жрет теперь все то дерьмо, которое ей отвешивают «благодарные» ученики.

– Рубцов… – Марина Леонидовна моргнула несколько раз, потом провела ладонью по своему лбу. – А теперь я жду признаний. Ты взломал мой планшет?

Я мысленно усмехнулся. Ну, да…  Сейчас ее прилюдно опустил Костырев, и она пытается компенсировать раненое самолюбие за мой счёт. Решила все-таки устроить показательную «порку» того, кто точно не пожалуется папочке. Папочки-то нет. И мамочка – пустое место. И эти люди говорят, что они взрослые…  Что они учат нас быть настоящими гражданами…

Отвечать на вопрос училки не стал. Молча направился к своей парте. Класс оживился еще больше. То есть занимательный урок теперь медленно, но верно переходит к открытому конфликту с учителем. Кайф…

– Рубцов! Немедленно вернись к доске и ответь! – Марина Леонидовна повысила голос.

А вот орать на меня не надо. Страсть, как этого не люблю. Я потянулся сознанием назад. Туда, где стояла училка. Осторожно осмотрел ее. Пощупал. Очень осторожно. Чтоб не осталось ни единого отголоска способностей псионика. А потом резко дернул застежку на бюстгальтере. Она удачно располагалась впереди. Как раз там, где грудь.

Вещичка с громким щелчком разлетелась в стороны. Ее будто реально рванули рукой. Естественно, грудь Марины Леонидовны, а скажем прямо, училка по экологии у нас еще весьма интересная дамочка, в одно мгновение оказалась «на свободе». И скрыть данный факт было невозможно. Во-первых, у Марины Леонидовны достаточно тонкая блузка. А во-вторых, у Марины Леонидовны достаточно приличные формы.

Пацаны восхищённо поисвистнули. Мне кажется, все, разом. Даже девчонки захихикали. Естественно, кроме Насти.

Училка испуганно посмотрела вниз, не сразу поняв, что произошло. Потом вскрикнула и прикрыла грудь руками. Ее лицо не просто покраснело. Оно стало пунцовым. Такое чувство, будто вся кровь в теле Марины Леонидовны прилила к ее щекам.

– Вы… Вы… – Она всхлипнула. Хотя слез не было. А потом выскочила из кабинета.

– Ну, вот… – Костырев разочарованно нахмурился. – Такое интересное было зрелище…

– Заткнись, мудак. – Бросил я в его сторону мимоходом, а затем подошёл к своей парте и плюхнулся рядом с Настей.

– Тебя выгонят из школы. Что ты творишь? – Прошептала он мне еле слышно.

– А может я хочу, чтоб выгнали…

Продолжит свою мысль не успел. Рядом уже стоял Никита. После «мудака» он одним прыжком сорвался с места, перескочил через несколько столов и теперь замер прямо возле меня.

– Слышь ты, чмо нищебродское…

Он сжал руки в кулаки, собираясь, видимо, дать мне в морду. Прикол в том, что лишь собираясь. Золотой мальчик знает, если затеет драку, я разобью ему рожу в одну секунду. Мы уже это проходили. Около года назад. Несмотря на то, что Костырев таскается на индивидуальные тренировки ко всем возможным тренерам, я один хрен смог один раз поставить его на место. Чисто физически, да. Но смог. Чего не ожидал сам, если честно.

– Ребят, ну хватит вам… – Настя вскочила со стула, обежала парту и попыталась плечом оттеснить Костырева.

Не знаю, к чему привела бы сложившаяся ситуация. Наверное, мы бы все же сцепились с придурком Никитой. Однако, в этот момент, крайне неожиданно, вдруг раздался характерный вой сирены, означающей общий сбор.

– Как так? – Настя испуганно посмотрела на меня.

Сирену во время уроков могли включить лишь по двум поводам. Внеплановая проверка или война. Второй вариант исключен. А вот первый…  Если это он, то я капитально встрял.

Прошлое, Зина и полковник Особого отдела

– Черт, черт, черт…  Придурок! Рубцов, какой же ты придурок!

Настя быстрым, мелким шагом семенила рядом со мной, при этом без конца повторяя одно и то же. Просто как заведенная, честное слово. Девчонка нервничала, это понятно. Она частенько нервничает из-за меня. Но сейчас уровень ее переживаний зашкаливал.

– Успокойся. Я пройду проверку. Чего ты разошлась?

– Правда?! – Подруга посмотрела на меня с таким видом, будто я сказал какую-то хрень. – Зачем ты устроил все это? А? На уроке. Зачем!?

Нас обогнала парочка учеников из параллельного класса и Настя чуть сбавила тон. На эмоциях она начала говорить слишком громко.

Мы торопились по школьному коридору в сторону спортзала. Обычно общий сбор проходит именно там. И если это проверка, а скорее всего так и есть, то специалист с аппаратом будет сидеть в кабинете физрука.

Сирена не дала нам с Никитой выяснить отношения до конца. Не знаю, правда, решился бы он на этот конец или нет. В любом случае, как только начался противный вой, в класс заскочил дежурный учитель и велел всем шуровать на место сбора.

– Марина – нормальная тетка. Нормальная! Зачем ты начал ее доводить? И что теперь? Доигрался? – Настя перешла на шёпот. Но даже он у нее получался злым и громким.

Вообще, конечно, внеплановая проверка – дело очень странное. Обычно она проходит как раз по плану и ее проводят в конце учебного года. Всех учеников собирают в кучу и прогоняют через детектор определения псионических волн. Я научился его обманывать. Этот детектор. Реально не сложно. Смешно, но если бы кто-то из проверяющих узнал, как именно я это делаю…

Помню тот первый год. Мы пошли в обычную начальную школу. В своём районе. Там было… убого, но весело. Простые дети. Такие же как мы с Настей. Простые учителя. Да, они не были супер профессионалами. Не имели наград и званий лучших педагогов. Но они относились к нам нормально. Плевать, что учитель по словесности вела сразу несколько предметов, включая математику и логику. Что учитель труда редко бывал трезвым. Что мы сидели не за красивыми партами в красивой форме, а на полу, на циновках, записывая уроки самыми обычными шариковыми ручками на старых, переработанных листах бумаги. Все равно было здорово.