Ведьма из Бэйля

Ну что ж… В этот раз не вышло. Поглядим, что выкинет завтра, – Подумал Ной и улегся спать под шум небольшой лесной речки, у которой он разбил стоянку.

– Значит, псы почуяли в своей стае волка и решили пожертвовать вожаком? Интересный поворот, – Борео не торопясь осмотрел трофей, и, довольно хмыкнув, подвел итог сделке.– Так или иначе, твоя часть договора выполнена. Теперь дело за мной. Я, как и обещал, нашел тебе достойного скакуна, и собрал в дорогу припасы. Однако, как погляжу, ты уже и так обзавелся всем необходимым. У тебя есть лошадь, которая хоть и не выиграет Ферлондских скачек, но все же способна довезти тебя до столицы, не испустив при этом дух. Что же, раз так, я готов ссудить денег на путевые расходы, плюс ко всему, у меня для тебя есть сюрприз. С твоих слов я прикинул, где была стоянка вашего отряда. И теперь ты можешь вернуть долг клинку.

С этими словами Борео откинул занавеску, и Ной увидел стойку для оружия. В ней стояли ровные ряды мечей, и мечей тех было восемнадцать. Рукояти, все как одна, венчались круглым навершием в форме диска солнца, а на синеватой стали виднелись витиеватые руны. На хмурый взгляд инквизитора ростовщик поспешил сообщить:

– Все братья подобающе преданы огню, прах я за свой счет доставлю в столицу, а на месте гибели мои слуги возвели курган. Клинки же я прошу тебя взять с собой, дабы они заняли свое место в ложе павших героев, рядом с именами хозяев. Найти их было нелегко, но ведь негоже такому оружию сгинуть в трясине, верно?

– А ты действительно лис еще тот, старый прохвост, все просчитал и остался с приварком, – Ной не спеша прошелся вдоль ряда клинков, и, легко отыскав среди них свой, внимательно осмотрел его. Затем он рассек воздух резким выпадом, отступив на шаг назад. Благородная сталь издала знакомый сердцу звук, и он довольно хмыкнул, одобрительно покосившись на ростовщика.– Экипировка каждого стоила по кварте золотом, и это минимум. Выходит, что с одной стороны – мародер, достойный казни. А с другой – ты избавился от главаря бандитов, вышел благородным малым и неслабо наварился. И рубить тебе колени уже как-то не с руки. Воистину, твое прозвище говорит за себя.

– При этом, я обеспечил исполнение воли Императора, помогая его верному слуге в исполнении его долга. Все верно, – Борео учтиво кивал в такт каждому слову человека с грозным оружием в руке, и на его лице отражалось истинное раболепие. Невинный младенец – и тот выглядел бы подозрительнее.

– По всему выходит, что ты мне помог. Не бескорыстно конечно, но избавление этой провинции от всякого сброда – дело благородное и нужное. А вот скажи мне, благородный ты человек, как был убит священник, что был светочем местной паствы, – Ной уселся в кресло хозяина, положив клинок поперек стола так, чтобы острие смотрело на ростовщика.

– Я гляжу, ты наведался в церковь. Похоже, бандиты или ворье постаралось. Нашли его на второй день как ты уехал, в канаве, недалеко от города. Крестьяне чуть было опять сдуру не начали слухи распускать, мол, не угодил наш пастырь волкодавам, вот его и разжаловали без суда и следствия. Но тут я их образумил – пояснил, что если что было бы не так- гореть убогому на костре, все как полагается. Не ваш это почерк, кинжалом да в канаву….

– Мною было отправлено письмо, как раз через этого бедолагу. Есть ли свидетели, было ли отправлено оно, проводили ли обыск в келье монаха?

– Ничего необычного ни при нем, ни в коморке его, не нашли. Он мне был немножко должен, вот меня первым и позвали, имущество осмотреть.– потупившийся взгляд первого в мире добродушного ростовщика в другой ситуации мог бы дать фору любому комедианту.

– Ясно. В общем, по-моему, спросу с тебя хоть и нет теперь, а сменную лошадь мне предоставь – ехать буду быстро. Твои расходы отойдут сторицей – еще и постоялый двор построишь в деревне на вырученное. Топи баню, Лис, да служанку свою зови, уж больно руки у нее ловкие. Завтра с утра и отправляюсь в столицу.

Утром Ноя приветствовал обычный для этих краев промозглый туман, и он чуть ли не на ощупь выехал на дорогу. Зов сразу стал мягче, его даже словно подталкивало что-то, ведь всадник двигался в нужную сторону. Предстоял недельный переход до города Грумхельм, а там уже имелось крупное звено Святой Инквизиции, где можно было сдать оружие павших, и уже налегке отправиться в столицу. На тракте не было ни души, и неспешный топот копыт пары лошадей тут же словно впитывали клубы холодного тумана.

К полудню солнце уже пыталось пробить густую пелену, но она была настолько плотной, что прогалины встречались только на возвышенностях. Лишь к вечеру плотная стена тумана отпустила путника, тракт оставил позади болотистые места. Редкие повозки, встреченные им за день, частенько имели при себе охрану, но беспокоить одинокого путника никому было неинтересно. Провожаемый осторожными взглядами, он миновал приличное расстояние и к вечеру был весьма доволен результатом путешествия- лошади шли бодро и зов не мешал движению. Устроившись на ночлег на лесистом холме, Ной стал ожидать визита Анны, но она так и не появилась. Видимо, ребенок и женщина преобладали в ней над ведьмой, и ее можно было обидеть просто грубыми словами.

Ведьмина дочь пришла на третий день пути. Туманные ночи остались позади, и путь лежал через бескрайние поля Ромирии. Девушка вышла из придорожных кустов и подошла к костру. Ной как раз заканчивал ухаживать за лошадьми и собирался поужинать нехитрой провизией. На ней был походный камзол и высокие кожаные сапоги для верховой езды, волосы были связаны в тугой пучок на затылке, а в черных смоляных прядях красовалось фазанье перо.

– Здравствуй, мой грубый рыцарь, – она сделала насмешливый поклон и села возле костра, подобрав под себя ноги, – Я смотрю, вернул себе свои инквизиторские цацки, не боишься, что местные признают да прибьют тихонько ночью?

– Любой честный гражданин, при виде этого оружия, склонит голову и предложит свои услуги во имя Церкви. Сама-то не боишься пораниться? Книжники делали этот меч как раз для таких, как ты. С твоей мамашей он прекрасно справился.– Ной принялся с аппетитом уплетать печеный картофель, запивая его травами, заваренными в кипятке.– А что до тех, кто захочет поговорить со мной под покровом ночи – так милости просим. Всегда открыт для дружеской беседы.

– Я уже раскусила тебя. Ты грубишь и оскорбляешь меня лишь для того, чтобы я потеряла над собой контроль. Тебя ведь неплохо натаскали, волкодав. Ты знаешь, что без концентрации я становлюсь обычным человеком, которого можно так же просто убить, – изумрудные глаза Анны испытующе уставились на собеседника. Тот и ухом не повел, продолжая поглощать свой нехитрый ужин, – Что до твоей железки, то ты можешь не переживать – она против меня так же бесполезна, как и все остальное. Можешь не утруждаться.

– И все же я бы попробовал, – уловив её взгляд в сторону шума в кустах, Ной моментально оказался на ногах, и, выхватив меч, ринулся к ней. За долю секунды до этого послышалось пение тетивы лука, и инквизитор поблагодарил бога, что начал движение чуть раньше – стрела ударила в ствол дерева, под которым он сидел.

Ведьма вскрикнула, но не потому, что испугалась неожиданного натиска, а оттого что из кустов в нее тоже полетели стрелы. Что-то сверкнуло, и в густых зарослях раздался приглушенный крик и ругательства. Медлить было нельзя – мысль пришла в голову Ноя мнгновенно. Все внимание ведьмы было сконцентрировано на нападавших, и ей некогда было следить за действиями инквизитора. Он аккуратно подступил сзади, и обхватив свободной рукой кисть Анны, втиснул клинок между шнурками ожерелья на запястье, и как следует нажал. Последнее, что он увидел, были злобные глаза девушки, метнувшие в него убийственный, но не смертельный взгляд. Она испарилась, оставив его стоять возле костра в нелепой позе, но с ожерельем в руках. Что же, не убить – так ослабить- вещица явно была непростой. Заприметить такую несложно, особенно если ты – охотник на колдунов, не прогуливавший лектории книжников Ордена.

Тем временем, нападавшие пришли в себя и вновь принялись выпускать по нему стрелы. Одна из них попала в круп лошади, груженной оружием, и та пронзительно заржала, проклиная на своем языке людей, причинивших ей такую сильную боль. Противников было как минимум двое, а так как бежать было возможным только навстречу – позади простиралось бескрайнее поле- Ной принял решение идти напролом. Лучники неплохо спланировали атаку, но ошиблись с дистанцией. Отступи он назад – и тут же станет прекрасной мишенью на открытой местности. Но вокруг были спасительные мелкие деревца, мешавшие верному прицелу. Виляя, словно заяц, он ухватил поводья уцелевшей лошади и встал на одно стремя, зажав вожжи свободной рукой. Получился живой щит, способный доставить его поближе к врагу, а там поглядим, кто кого. Лошадь рванула, и ему потребовалось несколько мнгновений, чтобы направить ее в нужную сторону. Меч на поясе больно хлестал по ногам, но ничего поделать было нельзя – вынужденная акробатика была чистым экспромтом. Когда Ной пересек половину расстояния до кустов, откуда по нему стреляли в первый раз, одна из стрел настигла скакуна. Пронзительно заржав, конь встал на дыбы, и тут же его пронзил второй удачный выстрел.

Подняв кучу пыли, конь завалился набок, яростно перебирая ногами в судорогах. Едва увернувшись от копыт, Ной ринулся к укрытию врага, уже отмечая про себя, что обе стрелы, доставшиеся лошади, прилетели не отсюда, а значит его замысел разгадан и стрелок уже покинул позицию, избегая с ним встречи в рукопашной. Зарычав от бессильной ярости, Ной вломился в чащу, размахивая мечом и прорубая себе путь среди колючего кустарника. Огонь, кипевший в крови, не сразу дал понять, что происходит. Но вдруг он отметил, что легко перерубает даже довольно толстые деревья, а его бегу позавидовал бы и дикий кабан – ноги словно налились мощью толкая его вперед и работают как натянутые на арбалете жилы. Ну а тепло, исходившее из мешочка на поясе, куда он положил ведьмин браслет, разъяснило картину до конца. И он, не предаваясь лишним размышлениям, покинул поле боя, используя вновь открывшиеся возможности. Развив приличную скорость, он двинулся к тракту, на бегу огибая камни и коряги. Не то чтобы Ной боялся встречи с таинственными убийцами, ему скорее претило встретиться с разъяренной ведьмой, у которой он умыкнул столь полезный элемент гардероба.

Спустя примерно час безостановочного спринта Ной решил сделать передышку возле ручейка, змеившегося вдоль дороги. Но усталости он не чувствовал – организм пел от того, что он движется в направлении зова, ко всему прочему- ведьмин амулет явно добавлял сил. Умыв лицо, он решил воспользоваться чудными свойствами этой побрякушки, чтобы быстрее добраться до Грумхельма, несмотря на то, что всерьез опасался пользоваться столь опасным предметом. Черная магия никогда не давала ничего просто так, лишь взаймы, и, как обычно выяснялось много позже- по тройной цене. Инквизитор так же заметил, что дьявольская игрушка притупляла чувство голода и жажды, но все равно впрок напился из холодного ручья.

Ноги несли его по дороге, и он все больше давался диву своим новым качествам. Чувствовалось, что так можно бежать очень долго, дни, а может даже и недели, питаясь только чтобы не умереть и покрывая за сутки огромные расстояния. Он все бежал и бежал, не ложась спать и не останавливаясь, чтобы восстановить силы, и к исходу второго дня уже достиг пригорода Грумхельма. Одежда его была покрыта слоем пыли, а сапоги явно нуждались в ремонте, уже спустя несколько часов безостановочного бега Ной просто снял их и повесил на плечо. Несколько раз он сходил с дороги, избегая встреч с крестьянскими повозками, дабы не будоражить умы местных жителей своим видом.

Оплот инквизиции в Грумхельме являл собой весьма укрепленное здание с узкими бойницами и каменными башенками охраны. Направляясь к нему, Ной привлек внимание городского патруля, командир которого заприметил в толпе босого, покрытого с головы до ног дорожной пылью молодого мужчину, который шагал по улице широкими шагами, не обращая внимания на грязь улиц и разбегающихся из-под ног дворовых собак. На боку незнакомца висел весьма приметный клинок, и капитан городской стражи устремился наперерез оживленному уличному движению. Предвкушение солидной награды, которую ему отвалят за поимку этого голодранца, посмевшего украсть столь почтенное оружие, резко подняло настроение скучающего командира. Трое солдат в ржавых кирасах и с алебардами на плечах последовали за командиром.

– Эй, почтенный путник! – окрик усатого капитана не возымел действия, и тот ускорил шаг, чтобы оказаться на пути Ноя.– Не соблаговолите сообщить доблестной страже города Грумхельма цель своего визита в наш прекрасный город, а так же посетить уютнейшую камеру, в которую вас проводят наши бравые парни.

С этими словами стражники перегородили дорогу инквизитору, положив руки на рукояти длинных кинжалов, висевших у каждого на поясе. Бравые парни скучающими взглядами изучали странника с головы до пят с нескрываемым высокомерием.

– Не смею задерживать в столь ранний час почтенных стражников.– Ной выполнил шутливый полупоклон в сторону солдата с капитанскими знаками отличия, щеголявшего черными усами, которые хищно торчали в стороны и смешно шевелились при разговоре.– Дела мои не стоят вашего внимания, а я, так уж случилось, очень спешу в оплот Святой Инквизиции по весьма важному поводу. Поэтому буду премного благодарен, если достопочтенные стражники города Грумхельм любезно проводят меня к воротам сей обители добра и справедливости.

Тон и настрой незнакомца явно предполагал издевку, но манера говорить и вежливый ответ на слова капитана явно смутили стражников. К тому же, он наконец разглядел оружие на боку у подозрительного странника. И потому обладатель роскошных усов сразу сообразил, что имеет дело не с простым воришкой, а столь желанная награда уплывает из его рук. Когда же незнакомец поднял глаза и посмотрел на него в упор, усатый капитан потерял всякий интерес к путнику и скомкано попрощавшись, сделал вид, что у его патруля есть другое важное, и к тому же очень срочное, дело.

У ворот оплота стояли двое в серых камзолах и вынутыми из ножен кривыми саблями. Ной поспешно подошел к братьям ордена Стражей, и, не говоря ни слова, показал клеймо на плече. Дюжие воины сразу утратили к нему интерес и позволили пройти во двор. Во дворе фехтовали на учебных мечах еще несколько послушников, и, минуя очаги схватки, путник приблизился к дверям здания. Прием у смотрителя твердыни был весьма коротким. Лишь войдя в холл, он был взят под стражу и сопровожден в темную подвальную камеру. Протестовать и требовать объяснений было довольно глупо, и Ной это знал. Поэтому он просто развалился на куче гнилой соломы, выполнявшей здесь роль кровати, принялся ждать.

Но ждать долго не пришлось, по прикидкам пленника прошел где-то час, и в его камеру вошел сморщенный старик в алой мантии и крестом смотрителя на груди. Несмотря на возраст, глаза служителя церкви горели безумным огнем фанатичного юноши, но никак не уставшим от жизни и сгорбленном под гнетом лет старца. Остановив жестом пытавшегося встать узника, смотритель приблизился и проговорил мягким, но в то же время очень властным, голосом:

– Прошу прощения за столь негостеприимный прием, дитя. Но настали смутные времена, которые требуют от нас терпимости и стойкости. Клеймо на твоем плече говорит, что ты причастен. Прошу, сообщи же скорее отцу Кадию, какими дорогами судьба привела столь почтенного раба божиего в нашу скромную обитель.-старец устало улыбнулся и жестом пригласил пленника к беседе.

– Прошу покровительства у Ордена, отец, – с этими словами Ной преклонил колено и поцеловал край мантии смотрителя. – Я имею честь быть частью Ордена Волкодава при дворе нашего повелителя. Мой приход должно было предупредить письмо, однако возможно, оно сгинуло в пути. Имя же мое – Ной, рода Цейнграндеров.

– Хм…, – смотритель явно был в замешательстве от услышанного. – Да будет тебе известно, дитя, что означенный Ной входил в отряд, посланный на казнь могущественной ведьмы, и сгинувший без следа вместе с лошадьми и снаряжением в болотах Бэйля. Таковы официальные хроники, и имена тех благословенных воинов уже в день полной луны займут свое место в галерее павших. Ты продолжаешь утверждать, что ты и есть тот самый волкодав, что был в рядах карателей? Чего же ты хочешь, и как случилось так, что ты здесь, а остальной отряд исчез?

– Отец, все что я хочу – это прибыть ко двору и быть очищенным от подозрений, а так же сообщить нашему главе о приключившихся напастях. Случившееся может иметь сложные последствия, которые далеки от моего понимания, и решать об этом я доверю только Верховным.

– Твои желания понятны, и не мне противиться им. Такие решения принимать не нам, как и чаять последствия. Мы проверим твои слова, после чего доставим тебя ко двору. – с этими словами смотритель развернулся и подошел к двери камеры. Щелкнул засов.

– Об одном прошу, отец, поторопи своих гонцов. Время может иметь вес золота, но в этом случае оно во сто крат дороже. Особое внимание нужно уделить амулету, который у меня изъяли при обыске – хозяйка амулета весьма сильная ведьма, и она жаждет вернуть себе эту вещь. Поэтому нельзя терять бдительности.

Смотритель кивнул, и покинул камеру. Оставшись наедине с крысами, сыростью и своими мрачными мыслями, Ной наконец прочувствовал усталость – она навалилась на него после разрыва с магическим предметом, и тело настойчиво требовало сна. И инквизитор забылся тревожным, полным кошмаров, беспамятством.

Глава 5 «Псы пустыни»

Он был разбужен топотом стражников и завыванием боевых рожков – в маленькой крепости явно что-то происходило. Резкие выкрики команд, доносившихся через зарешеченное окошко под потолком, говорили о том, что гарнизон переведен в состояние полной боевой готовности. Когда суматоха утихла, в двери послышался поворот ключа, и в камеру вошел стражник. Он сообщил, что смотритель желает говорить с пленником немедленно, и инквизитор последовал по узким коридорам и скрипучим лестницам в приемную старца. Святой отец сидел за рабочим столом, и вид у него был встревоженный. Не тратя времени на любезности, он сообщил, что сегодня ночью была предпринята попытка проникновения в хранилище оплота, где среди прочих вещей находился и амулет, принесенный Ноем с собой. Так как были предприняты повышенные меры безопасности, попытка не увенчалась успехом, но лазутчики ускользнули, убив несколько стражников. На столе смотрителя лежала стрела со знакомым оперением, и Ной отметил, что преследователи ему достались настойчивые – напасть на оплот было шагом отчаянным, но и оттого неожиданным.

– Из всего произошедшего делаю вывод, что дальше находиться в сей обители тебе, сын мой, небезопасно. Мы располагаем скромными силами, да и среди нас в основном послушники. Грумхельм- место до сей поры спокойное и противостоять подобным набегам с риском для людей мне претит совесть. Посему – ты немедленно отправляешься ко двору, в защиту же тебе даю шестерых латников и печать, с коей каждый добрый житель империи будет оказывать тебе любое содействие. Печать разрушиться через семнадцать дней, но я не думаю, что тебе понадобится больше недели, чтобы добраться до цели.

– Благодарю, отец, – желание смотрителя поскорее снять с себя ответственность за происходящее играло только на руку, и Ной поблагодарил солнце за то, что оно послало ему навстречу столь осмотрительных и рачительных служителей церкви, – Но смею заметить, что латники меня только замедлят, а в моем случае есть одно спасение – скорость. Прошу лишь выдать мне самого быстрого коня, ведь пользоваться силами, заключенными в амулете, и, вне всякого сомнения, чуждыми природе человека, мне бы не хотелось.

– Твое желание понятно, но отпускать тебя совсем без охраны я не имею права. В городе сейчас находится почтенный Рем, служитель ордена Королевской гончей. Я буду просить его оказать нам честь и сопроводить тебя ко двору. Ведь никто не славится своей скоростью и смертоносностью, как братья этого ордена, – сказал священник и взялся за перо и бумагу. – Тебя проводят в бани и накормят, после чего будь готов в любой момент выдвинуться в путь.

Ной склонил голову в поклоне, после чего покинул апартаменты смотрителя. Дворовый служка помог ему исполнить все наставления святого отца, и уже через два часа он седлал коня у ворот оплота. По дороге послышался стук копыт, и во двор влетел прекрасный конь, черный как смоль, длинноногий и благородный в своем великолепии – такого коня не встретить на базарной площади. Мышцы переливались под лоснящейся кожей, а на коне, в седле, явно сделанном на заказ, восседал всадник в капюшоне, и накинутой на лице пылевой маске. Все снаряжение имело вид очень дорогой и штучной работы, и каждая складка на кожаном доспехе служила своей цели бесшумно и не мешая движениям владельца. Всадник бодро соскочил с коня и скинул повязку с лица. Под серой тряпкой оказалось худощавое лицо человека, который мало времени находится на одном месте – круги под глазами указывали на недостаток сна, а заостренные черты – о нечастой и скудной еде.

– Приветствую тебя, волкодав, – сухой голос всадника был блеклым и незапоминающимся. – Я явился по зову смотрителя, он просит помочь тебе в непростом и опасном пути. Моё имя Рем, и королевская гончая – мой путеводный огонь. Мы поедем быстро, и у меня есть кое-что для тебя, – с этими словами он протянул тугой мешок с вещами.– Смени одежду, мы отправляемся немедленно. Мешочек с амулетом получишь на самом пороге.

Из ворот обители выехало два наездника. Не мешкая, их кони рванули по улицам города, распугивая дворовых собак и котов и заставляя одиноких путников прижиматься к стенам домов. Рассвет только начал брезжить над крестами церкви, мимо которой вихрем пронеслись кони всадников в черных плащах и масках. Путь лежал в столицу Империи, город Кавир, чьи неприступные стены из белого камня никогда не покорялись ничьей воле, кроме воли Императора.

На первом привале Ной вслух отметил, что черный конь Рема разительно отличался от его собственного – для него будто не было этих изнурительных часов скачки сквозь сырой воздух бескрайних полей. Наскоро перекусив и дав отдых уставшему коню Ноя, они тронулись в путь, резонно рассудив, что им стоит обменяться скакунами – инквизитор был явно тяжелее гончей, этот орден ставил во главу угла скорость и стремительность, и в его ряды не попадали рослые или упитанные люди. Конь Рема яростно водил глазами и фыркал, учуяв незнакомого седока на своей спине, но после того как хозяин подошел и погладил его ладонью по гриве и прошептал что-то на ухо, успокоился и смирно принял свою судьбу.

На ночлег расположились на отдалении от дороги, в живописной ивовой роще. Позволив своему компаньону заметать следы к стоянке, Ной отыскал сухое место и развел небольшой костерок, чтобы согреться горячей пищей перед сном и разложил нехитрые пожитки. Гонец вернулся затемно и сообщил, что по дороге перед ними прошли три всадника. Он настоял на том, чтобы его подопечный улегся спать, несмотря на все протесты и уверения, что амулет дает достаточно сил для намного более длительного путешествия. Сам же подыскал себе позицию для ночного дежурства в кроне разлапистого дерева и скрылся в листве с коротким луком воинов пустыни за спиной.

Неожиданно для себя, Ной провалился в забытье едва коснувшись головой уложенного наземь седла. Переход от яви ко сну был настолько стремительным, что воин не сразу понял, где находится. Резко сев в чистой, приятно пахнущей кровати, он попытался вернуться из сна на лесную поляну. Но наваждение крепко держало его, и инквизитору пришлось принять правила игры. Оглядевшись, он понял, что находится в одной из комнат своего дома в столице, это была комната служанки.

Только кровать почему-то была намного больше, а количество зажженных свечей заставляло прищуриться от яркого света. На прикроватном столе стояла пиала с благовониями, и когда он посмотрел в ее сторону, испарения, поднимавшиеся над тлеющими углями, пришли в движение. Струйки пахучего дыма в завораживающем хороводе начали сплетаться в силуэт молодой женщины, и она, словно ангел из сказки, обретала плоть прямо на глазах. Вот только существо, ступившее на мягкий ковер прямо из воздуха, отнюдь не являло собой идеал добродетели. Лицо Анны было каким-то иным, словно она повзрослела и даже слегка осунулась – черты заострились а глаза приобрели нотку усталости. Обнаженное тело, однако, ничуть не утратило своей привлекательности, и формы казались даже немного более пышными, чем во время последней встречи. Она стояла, подогнув одну ногу, в стыдливом жесте прикрывая рукой красивую грудь, но в глазах горел огонь похоти, а не смирение стыдливой монашки.