Иван. Скорая помощь

Иван думал. В речи Тюленева многое он додумывал самостоятельно для усвоения и понимания ситуации с «прибором» и обстоятельств излагаемых умирающим. Интуиция тридцатилетнего человека, опыт, наработанный врачом в экстремальных ситуациях, не подавали тревоги, а ситуация Марии задевала всю бригаду и решать её надо было.

Тюленев собрался с силами, открыл глаза и сказал:

– Ключи от квартиры лежат на журнальном столике. Возьмите. Уходя, закройте дверь, не задерживайтесь по другим делам. Я жду. – Сказав это, он откинул голову на подушку, закрыл глаза и с видимым облегчением после исполненной работы затих.

Иван надел куртку, положил в её карман прибор, он удобно помещался в наружный, под правую руку, взял ключи, думая о том, как подать всё своей бригаде. Хотя особого волнения не было, за год отношения в экстремальных ситуациях сложились и закалились так, что объяснений, до окончательного, сегодняшнего расставания будет не нужно, а потом он всё им скажет. Всё необходимое для них.

Кузьмич только допил кофе, которое было весьма кстати, и прояснило голову после утомления этого, в общем-то обычного, дежурства. Обычного, если бы не наглость бандитов. Ему нравилась порядочная красавица, которая заботится о матери, а не о поиске спонсора, о своих победах над мужчинами и о трофеях от них. Вот и Иван Сергеевич вдруг быстро вышел из подъезда с каким-то дипломатом. Кузьмич приготовился отдать кружку и транспортировать больного, но к его удивлению, Иван Сергеевич сказал:

– Всё объясню потом, Кузьмич. Пока давай к дому Марии кратчайшим маршрутом, уточнения будут по ходу движения.

1.4 СХВАТКА

«Жизнь – это не „или/или“. Это вопрос степени.»

«Проблемы невозможно решать

на том же уровне компетентности,

на котором они возникают.»

А. Эйнштейн

Кузьмич ждал врача с холодной сосредоточенностью профессионала. Он распределил внимание и на утоление голода, и на оценку ситуации, и на свой инструмент – машину, полностью владея окружающей обстановкой.

«Мария сильно обеспокоена. И Иван Сергеевич… Он весь на взводе. Я не помню такого его сосредоточенного напряжения. Да и таких сложных ситуаций у нас ещё не было».

Завёл машину сразу после указания Иван Сергеевича. Вопросы – потом. Доктор ещё ни разу не был замечен в неправильном решении, скорее наоборот, его решения иногда удивляли, а потом изумляли. Вот и сейчас он сидел погружённый в свои мысли, а потом, через некоторое время, засунув руку в карман, сказал:

– Кузьмич, выбери параллельную этой улицу, любую, где будет удобнее. С этой скоростью можно или чуть быстрее.

Не доезжая пару кварталов до дома Марии, Кузьмич получил новую коррекцию:

– Кузьмич, встань в конце следующего квартала. Выйдешь со мной. Мария, сидишь в машине, не выходя ни под каким предлогом.

Иван Сергеевич, забрав дипломат, вышел из машины, снял халат, свернул его и дал свёрток Кузьмичу. Опять засунул руку в карман куртки. Это было несколько необычно, ибо руки врача всегда были или на свободе, или на врачебном инструментарии.

Кузьмич, приученный вести себя адекватно за время службы в горячих точках, молча шёл с доктором. Сразу за углом квартала доктор встал. Остановившись за ним, Кузьмич увидел ту же БМВ наглецов, но теперь стоявшую напротив входа в дом Марии.

Иван Сергеевич спокойно посмотрел на Кузьмича:

– Будем выруливать ситуацию Марии. Я сейчас сяду за руль их машины, а ты возвращаешься, выезжаешь и медленно едешь, пока я не пристроюсь за тобой. Рулишь к цыганскому посёлку до лесополосы. Там встань, так выбрав место, чтобы прикрыть меня от обзора с дороги, желательно в «кармане» лесопосадки. Старайся, чтобы Мария пока не видела машину. Если остановят вдруг дорожные полицейские, скажи – транспортировка отравленных в реанимацию по указанному адресу из больницы.

Затем доктор спокойно пошёл к машине. Кузьмич шёл сзади и слева, отставая на три шага.

Доктор открыл водительскую дверь, сунул дипломат под пассажирское сиденье, попросил халат у Кузьмича и, взяв за руки водителя, показал на ноги и боковую дверь. Несколько озадаченный, Кузьмич, открыв дверь, помог перекинуть водителя к двум пассажирам сзади, удивлённо фиксируя их странный сон, до бесчувственности. Иван Сергеевич, устраиваясь на водительском месте, кивнул Кузьмичу, отпуская его.

Иван завёл машину. А вот и их скорая помощь. Пристроившись за Кузьмичом, без приключений доехали до лесополосы. Выбор места был идеален, глубокий «карман» у высоких деревьев с кустарником. Теперь быстро с Кузьмичом вытащили пассажиров, достав их документы. Довольно приличные прессы денег у каждого, стволы и дипломат с пакетами белого порошка. Сделали, как сказал Тюленев: один ствол оставил у того, кто хватал Марию, а белый порошок, надорвав пакет, засунул в карман запомнившегося хохотуна.

«Кстати, стволы новенькие, модель Стечкина, с какого склада?

Теперь надо снять халат, поменять номера, старые выбросить за кусты». – Попутные мысли пока Иван спокойно, сосредоточено проводил, не останавливаясь на секунду, процедуру зачистки от банды и подготовки машины.

Все следы удалил с мест касания, снял халат, посигналил Кузьмичу, который пристроился за ним, и поехал в «Автодизайн», по адресу, указанному Тюленевым. Там уже ждали и даже предложили уточнить, какую отделку под «турист» он предпочтёт. Иван выбрал классику: переделка тонированных стёкол, бамперов и окраска, добавил линии стремительности по бокам машины, преобразили стандартную красоту БМВ на картинке компа дизайнера.

Сделать обещали за неделю.

Уложились в два часа с этим вызовом. Иван Сергеевич подробно описал дезинтоксикационные мероприятия и снятие сосудистой недостаточности в карточке Тюленева, пока Мария по его поручению оформляла соглашение в «Автодизайне». Пересев в машину к Кузьмичу, повернулся к Марии:

– Сейчас все сдаём дежурство. Потом, не задерживаясь, идём, каждый отдельно, в сторону кинотеатра «Салют», а там ловим такси. Кто первый поймает – подбирает остальных, и молча едем к Тюленеву. После того, как закончим там с формальностями, поговорим.

Мария была душевно заторможена, заморожена и ещё под шлейфом чувств от боли после наглого поведения, практически начатого насилия, и от шока, вызванного облегчением после устранения угрозы, которую ликвидировал (а попросту, по существу – спас её) врач. После нападения у столовой её угнетало предчувствие беды. Она жила только с матерью после гибели отца, уже пятнадцать лет. Мать болела и после операции нуждалась в дробном питании и покое. Заработка едва хватало на самое необходимое, хотя работала практически на две ставки. Да ещё эти уроды подлавливали её у дома и у работы. В эту неделю вели себя по-хамски, но на прямую агрессию и насилие пока не шли. Не пронесло. Мария понимала, что другие врачи на такой поступок, какой совершил Иван Сергеевич, никогда бы не осмелились, к тому же больше половины врачебного состава были женщины. Понимая, что эти гады не отстанут, а защиты не найти, Мария погружалась в пучину чёрной безвыходности. Пока она вообще не понимала, что произошло. Автоматически выполняла привычную работу при поездке к тяжёлому «хронику» и мысленно перебирала обстоятельства избавления, которые переплетались с воспоминаниями.

Этот больной почему-то попадал на Ивана Сергеевича, что её, знавшую работу скорой помощи, удивляло. А она могла сравнить с обычной текучкой, так как её частые дежурства с этим врачом были сознательной правкой графика с главной медсестрой станции, после того как она узнавала график дежурств доктора. Но это вначале. Потом уже её ставили в его бригаду. Кузьмича доктор сам требовал для надёжности: говорят, был какой-то случай до этого, но какой именно, никто не знал, как она ни пыталась выяснить. Видимо, это знали только Кузьмич и Иван Сергеевич.

Услышав его указания после просьбы Тюленева, немного оживилась. Это было что-то особенное в практике. Удивившись, выполнила. Дальше – ещё больше странного. Ехать к её дому. Не выходить из машины. Затем увидела Ивана Сергеевича за рулём ненавистной машины, которую куда-то отогнали. Затем – указание сдать дежурство и незаметно собраться у больного – по существу, уже смертника. Никаких догадок, одни вопросы. Вопросы, которые вдруг забрезжили светом над головой вместо погружения в бездну горя: нападение на неё бандитов прекратилось?

Такси Мария, конечно, поймала. Скромное платье не могло скрыть её стать и роскошные волосы, а грациозная походка на непритязательных туфельках была танцем очарования, без осознания сего мистического факта самой девушкой. Когда все сели в машину, Иван Сергеевич вдруг напрягся, затем написал что-то на бумажке и протянул её свёрнутой на заднее сидение. В записке было: «Паспорта с собой?»

Мария кивнула утвердительно, Кузьмич – отрицательно. Иван Сергеевич – таксисту:

– Давайте заедем на минутку по адресу… – И обернулся к Кузьмичу:

– Продиктуй…

А затем наш пункт назначения – проспект Победы, 27, – спокойно продиктовал адрес Тюленева.

Таксисту очень понравилось двойное увеличение километража, а соответственно и оплаты.

2

2.1. ВЫХОД НА ПУТЬ

«Мудрый – это основанный на доброте и истине,

правдивый, соединяющий в себе любовь и правду,

в высшей степени разумный и благонамеренный.»

В. И. Даль

Мария наблюдала, пристроившись за спинами впереди идущих серьёзных мужчин. Как только увидела этих двоих на станции скорой помощи, от фигур и речи которых веяло такой порядочностью, она сразу подумала: «Какие надёжные, порядочные люди». Подумала и приняла решение быть с ними. С того времени, уже два года, она радовалась принятому тогда решению.

Странности продолжались. Иван Сергеевич ключами из своего кармана открыл дверь Тюленева, который отдохнул за время их отсутствия и радостно теперь их встретил. Радость проявлялась только в действующих мышцах на порозовевшем лице, двигаться ему, видимо, было уже тяжело, лежал он неподвижно.

Тюленев:

– Нотариус задерживается на полчаса. Может, выпьете чай, кофе с бутербродами? Машенька, в холодильнике всё есть, сделай. И ещё, с Иван Сергеевичем у меня будет отдельный разговор. Так как у меня нет родственников, а я мог наблюдать ваше отношение ко мне… Ко мне, на которого страшно посмотреть, да и в больницах я мог прочувствовать отношение к своей бренной оболочке… Ну ладно, я оформлю дарственную на Машеньку и Кузьмича, но с условием, что, если нужна будет помощь доктору, вы ему окажете её без вопросов. Ведь вы его знаете?

Мария и Кузьмич, озадаченные, кивнули. Но сюрпризы продолжались. Иван Сергеевич вдруг подошёл к журнальному столику и стал на него выкладывать деньги, скатанные в трубки, весьма толстые трубки. Выложив всё из карманов, повернулся к Кузьмичу и непринуждённо сказал:

– Посчитай и раздели на две равные части, пока Мария готовит перекусить.

Затем плавно развернулся к Тюленеву:

– Всё прошло согласно вашему предположению. Накладок не было.

Тюленев всё воспринял абсолютно спокойно и сказал непонятную фразу:

– Ну и хорошо. Вы очень экономно расходуете ресурс.

Кузьмич занимался учётом денежных знаков, вполголоса комментируя суммы. Мария всё отлично слышала из происходившего в соседней комнате через короткий коридор. Всё готово. Мария принесла приготовленное на тарелках, заставленных бутербродами, а это были чёрная икра, сыр, два сорта колбасы и чай Тюленеву и Иван Сергеевичу, а себе и Кузьмичу – ароматный кофе. Потом помогла устроиться Тюленеву, чтобы он смог пить чай с мёдом (остальное было ему неприятно есть). Кузьмич уже сформировал две кучи на журнальном столе. Иван Сергеевич:

– Мария, Кузьмич, быстро взяли и спрятали по карманам.

Посмотрев на их лица, добавил:

– У вас будут траты. Все вопросы через день. Деньги ваши, и вы сами решите, как их потратить.

Тюленев усмехнулся задумчиво.

Все были заняты едой. Аппетит пришёл во время еды. Но раздался звонок, Мария пошла уносить посуду, а Кузьмич – открывать дверь.

Тюленев удивил. Он сказал вошедшему мужчине:

– Надеюсь, вы всё подготовили и осталось только вбить данные приобретателей по дарственным?

Нотариус – седой, степенный, но очень какой-то действенный – только кивнул головой, достал ноутбук из портфеля и пошёл к столику с компьютером и принтером. Подсоединив принтер, он активировал ноутбук и спросил паспорта.

Затем спросил у Тюленева:

– Кому «Мерседес»?

Бледный Тюленев с болезненным затруднением кивнул на Кузьмича.

Нотариус требовательно протянул руку, затребовав паспорт, раскрыл его и быстро застучал по клавишам ноутбука. Затем, дождавшись запущенной им распечатки шести экземпляров дарственной, дал их на подпись вначале Тюленеву, видимо испытывающему удовольствие от процесса, затем Кузьмичу. Прохор Валентинович Кузьмичёв был растерян. Неожиданность, а также величина дара превосходили всё, что он получал за свою работу ранее. «Кузьмич безотказен, надёжен и уважаем» – вот и всё, не более премии от начальства.

Нотариус подписал, проверив подпись Кузьмича, проштамповал печатью. Снова вопрос:

– Кому домик?

Тюленев кивнул на Марию. Та впала в лёгкий ступор, события могли поломать и более крепкие нервные системы, перепады от угрозы насилия до получения дома! Отдала паспорт нотариусу. Опять та же технология прохождения шести экземпляров.

Тем временем Тюленев подозвал Ивана Сергеевича, что-то сказал ему. Иван Сергеевич думал недолго и указал на Марию. Тюленев кивнул нотариусу на Марию. Нотариус опять поработал, получил шесть экземпляров.

Профессионально неспешно, заверив волю дарителя, он собрал свой инструментарий, молча раскланялся и ушёл.

Тюленев указал на два маленьких дипломата Иван Сергеевичу. На одном была бумага с надписью «Мерседес», на другом – «Дом». Иван Сергеевич передал их Кузьмичу и Марии соответственно. Тюленев вздохнул и определил:

– В них всё относящееся к имуществу, которое вам передано и вами получено, а также ключи, чтобы пользоваться, до оформлять будете сами. Да, гараж с машиной здесь во дворе, можете вступать в своё право пользования, не откладывая. Сейчас я вас попрошу оставить меня с доктором.

– Надолго? – спросил Иван Сергеевич.

– Минут на пятнадцать, – с придыханиями, с заметными задержками сказал Тюленев.

Иван Сергеевич в сосредоточенной невозмутимости сказал своей бригаде:

– Вы подождите меня, погода тёплая, гараж с «мерином» рядом, а я недолго.

Мария, Кузьмич, озадаченные стремительно развивающимися событиями, взяв свои дипломаты, ушли.

Тюленев показал трясущейся, отёчной рукой на шкаф с книгами и сказал:

– Открой левую крайнюю дверцу, возьми портфель и садись рядом.

Иван выполнил и сел поближе к Тюленеву, пододвинув стул и журнальный столик, на который удобно лёг портфель.

– Открой. Достань документы… Сберегательную книжку и банковскую ячейку тебе надо будет перевести на себя, на предъявителя, сегодня. И если пройдёт нормально, а помех я не вижу с теми документами, которые я оформил – значит, и эту последнюю формальность мы закончим. Это пакет номер один…

Пакет номер два. Банковские заначки в других городах. Документы доступа к ним…

Папки синего цвета с описанием по прибору, их прочти и уничтожь. Сам прибор уже настроен на тебя, зарядка идёт через тебя, поэтому об этом не беспокойся. Моя история будет рассказана тебе после того, как ты закончишь со своей медицинской бригадой и банком на сегодня. И если тебе нужны мои пояснения, приходи, я буду рад.

«Да уж…» – подумал грустно Иван.

Тюленев с видимым трудом спрятал руку под плед, продолжая разъяснять:

– Сам прибор, насколько я смог расшифровать – модификатор структуры информационно-энергетической сферы носителя и мира, с прогностической и исполнительной функцией. Производство не Японии, конечно. – С оттенком лёгкой усмешки в голосе продолжил:

– Мне достался случайно, и я его ценой жизни, потраченной на эксперименты с ним, изучал. Тебе надо будет сделать выбор: пользоваться изученным или рискнуть здоровьем, изучая далее. Всё остальное, что я могу тебе сказать, объясняет уже тебе сказанное, большего по главному процессу действий я не знаю. Моя единственная просьба – похоронить меня достойно, чтобы моё тело не валялось в этой квартире Марии. – Опять усмехнувшись над собой, закончил: —

– Иди, спаси мой капитал для будущего.

Ивану было всё понятно – как пожелания достойно уходящего из жизни Тюленева, так и чувства умирающего человека. Думалось: «Смерти проходили через мои руки регулярно, при экстренных врачебных вмешательствах, у умирающих на дороге, да и в домах… Уже восемнадцать лет, начиная с врачебной практики в медицинском институте, когда я вёл дежурства студентом. В большинстве случаев медицина, в приложении к ситуации, была неэффективна по имеющемуся арсеналу средств, требовала полной моей сосредоточенности и чётких действий, назначений. Увы, в конкретном случае Тюленева это связано с изношенностью почек и бюджетом государства, а не с медицинскими технологиями и ресурсами. Да, долгий день, надо закончить с формальностями и, это безусловно, приехать к Тюленеву… Проводить…»

У подъезда стоял элегантный, последней модели класса люкс «мерин», и его ждали в нём. «Бывшая бригада», – подумал Иван. Он подошёл и, подумав, сел на заднее сиденье. Пожалуй, хватит светить свою физию по городу.

– Давайте о главном. Я увольняюсь с работы завтра. Мария, тебе тоже надо уволиться. Эти уроды тебя не побеспокоят, из комы они уже не выйдут, но приедет руководство банды, будет разбираться, может выйти и на тебя. Что на тебя выйдут через работу, вероятность где-то более семидесяти процентов, ведь это была не первая встреча?

Мария утвердительно кивнула:

– Была авария, на которую выезжала с другой бригадой. Один из этих по пьяни врезался в столб, и ему вызвали скорую зеваки на улице. Жаль, но травмы серьёзной не было у урода.

– Эту квартиру давайте продадим. Кузьмич, поможешь Марии с продажей. Деньги от продажи поделю на всех, когда они будут. Кузьмич, у тебя ситуация проще: ты работаешь и ничего, кроме работы, не знаешь. «Были, работали, не работают». Сейчас довези меня до банка в центре, потом Марию – до дома и отдыхаем до завтра. Завтра в двенадцать встречаемся здесь.

Выйдя у банка, простился.

Потом так рассказывал Кузьмичу о своих приключениях того дня:

– Банковский клерк несколько удивлённо посмотрел на меня, потом на нотариально оформленную доверенность, на паспорт, приложенный к документам, и быстро оформил на меня книжку на предъявителя. Когда я увидел цифру, пришлось удивиться и мне. А ещё была банковская ячейка с двумя ящиками и бумажным пакетом, это всё я просто сложил в портфель Тюленева. Можно бы домой, но голова на удивление ясная, поэтому сначала – к Тюленеву.

Если до этого Иван думал, что ничего безумнее по наполненности происшествиями за день с ним уже не произойдёт, то вскоре понял – ошибался.

– Поговорим? – сказал он, входя в комнату к Тюленеву и вываливая всё из портфеля на журнальный столик.

– Вначале освоим один метод, одну процедуру, – ответил Тюленев. – Доставай прибор. Садись у той стены. И по моей команде нажмёшь красную клавишу один раз. – Говоря это, Тюленев пытался сесть поудобнее.

Иван подошёл, взял его под мышки и подтянул к стене, затем подоткнул подушку под спину. Тот смущённо улыбнулся. Было видно, что забота для него – непривычное ощущение и неизведанное состояние в быту.

– Сейчас иди, садись, слушай меня, запоминай. Это несложно, когда тебя ведут по линии действий. Итак, нажимаешь один раз красную клавишу. Экран перед глазами есть? Красную линию видишь?

Иван утвердительно кивнул.

– Теперь, как бы поднимайся над ней или отдаляй от себя, ну как с высоты смотришь. Можно представить, что смотришь с низко летящего вертолёта на город.

– Иван, подтверждая достигнутый результат, кивнул утвердительно головой.

– Хорошо. Теперь посмотри с этой высоты на мой дом, дом Кузьмича и дом Марии, к ним красные линии ведут?

– Иван отрицательно покачал головой.

– Хорошо, это значит, что о нас банде ничего не известно.

Нажми один раз круглую кнопку, она одна справа от дисплея.

Иван так и сделал. Посмотрел на Тюленева. Было видно, что слабость у того нарастает, речь тихим голосом, с увеличивающимися промежутками пауз между словами подтверждала наблюдение.

– Объясняю… Объясняю так, как сам понял… Красная линия отображает графически вектор агрессии, его направленность, привязку к местности, намеченный объект для ущерба. Это волевое, осознанное, напоминающее программу действий, уже принятую и осуществляемую. Красные точки, кружочки, круги – это… Ну как база, субъект, личность, банда уже с опытом, наработанным поступками – ущербом человеку или многим людям, обществу… Теперь насчёт экрана, на котором ты всё это видишь. Не знаю, как у тебя получилось, главное… Мысли есть, но это лирика… Позже… Экран физически есть только на приборе – как дисплей, и он работает, если владелец для подобного мысленного видения интеллектуально не развит, ибо твой «экран» выстроен работой нервных клеток мозга. Видишь ты его как бы вовне, но он у тебя внутри мозга, проводит такую идентификацию благодаря префронтальному кортексу, как генератору сознания.

Сейчас попробуешь следующее: не плоскостной экран, а объём, охватывающий объект твоего внимания. Вноси туда дополнительные измерители, какие сам посчитаешь необходимыми, от тактико-технических до графиков и модусов моделирования объекта под продуманную цель. Если это в рамках когнитивно не противоречивого программирования, то создашь свой интерфейс для всего. Не спеши, сосредоточься, внимание должно быть как спокойная вода озера под светом луны. Очерёдность по информационному изучению – голубая клавиша… Кнопку помнишь. Делай. – Тюленев закрыл глаза, расслабившись на подушке.

И вот, Иван сел на стул, закрыл глаза, два раза выжал голубую кнопку, представил в объёме город с высоты. Затем посмотрел на лесополосу, там – ничего. Посмотрел на ближайшую больницу – есть красный кружок. Подумал, как информационно, оценочно по различиям представить бандюганов и врачей. Красный кружок распался на четыре кружка разного диаметра, и рядом появился один голубой с вертикальной шкалой. Подумалось: «Это усилия врача» – появилась бегущая точка по вертикали. Добавил горизонталь к каждому красному кружку – это пусть будет ожидаемая продолжительность жизни в днях. Получилось. Отключил. Рассказал Тюленеву.

Его ответ ошарашил Ивана:

– Я год продвигался от дисплея к плоскому мысленному экрану, и то всё методом тыка. У тебя получилось за десять минут выйти на объёмную модель. Теперь, что такое «ресурс». Прибор заряжается от энергии, получаемой от объекта… «Схлопывание» негатива, как для себя я это назвал. Ты погасил четыре энергетические сущности разрушения, из комы они уже не выйдут никогда, проживут дня четыре максимум при врачебном уходе. От такой подзарядки прибора, теперь ему хватит на четыре-пять месяцев работы…

История, которую ты должен знать. Я охотником был, наше село располагалось километрах в восьмидесяти от Перми. В ту осень я зашёл далеко, мне нужен был медведь под срочный заказ, причём и шкура, и мясо, и лапы с хвостом. Места знал, а одно – глухое, где практически не ступала нога промысловиков, у речушки, впадающей в Каму – было для меня абсолютным выбором для моей цели. Там и ягода, и рыба, и нетронутые охотниками звери. Правда, были болота, топи, но ещё дед приучил к таким местам, у него их было больше десятка, так что я не напрягался по поводу трудностей. А лодка будет хорошим транспортом, к ней и поднесу всё. Ну, так я думал. Прибыл я на место после полудня. Только спрятал лодку, сразу пошёл к месту расчётной стоянки для охоты. Не более часа по времени шёл, и тут услышал шорох. Быстро развернулся, но это был не медведь, а странный какой-то тип. В голубом облегающем трико с поясом, на поясе какие-то патронташи, а в руке этот прибор светится. Тип лежит, бок правый порван, перевязан лохмотьями какими-то. Видимо, он медведя раньше меня встретил, сам что-то мычит, пальцем на красную кнопку показывает под своим пальцем другой руки. В общем, я понял и нажал, а он отпустил. У меня мороз по руке, по колену левой ноги (там я связки порвал три года назад перед этим) и по пояснице (ну это… я её сорвал, когда груз тащил в детстве). От удивления замерев, я держал клавишу, пока в голове не раздался щелчок. Поясница перед этим как раз давала о себе знать: почти сутки по реке, прохладно, влажно – она и разболелась. Смотрю на типа – ему совсем плохо. В лесу сделать ничего невозможно, я собрался тащить его к лодке, а он жестом меня останавливает, показывает на прибор, расстегнул ремень с патронташем и всё мне протягивает. А у меня в голове стоит картина, что вся его одежда, прибор и ремень с навешанными на нём приспособлениями перемещаются ко мне. Вторая картинка особая, потом расскажу. Вдруг картинка исчезла из головы, тип изогнулся и замер. Я присел рядом и понял, что ни поясница, ни колени меня не беспокоят. Раздел я его, завернул в брезент, который у меня для стоянок как навес служил, и похоронил. Странно, что тряпки на боку, рану прикрывавшие, вдруг рассыпались, как пыль. Крестик установил из деревьев срубленных. Дальше не пошёл. Слабость. Спать хотелось. Быстро устроился, разжёг охотничий костёр и упал в сон.