Эгоизм

Андрей Беляков

Эгоизм

Здравствуйте! Меня зовут Кристина. Листаю вот свой дневник и улыбаюсь. Бог ты мой, сколько уже прошло лет! Даже чернила изменили свой цвет, и почерк у меня совершенно иной теперь. Интересно так. Как же стремительно летит время, а, главное, куда? Куда оно так несется?

Сколько себя помню, я всегда вела дневник. Не припомню только, что послужило тому причиной. Дневник, дневник, записи из него и стали основой моего рассказа. А написала я его, потому что запуталась, окончательно и бесповоротно, не по себе мне как-то последнее время от всей этой истории. Стала терять я уверенность в правоте своей. И не пойму вот, плохо это или хорошо. Да и время, как оказалось, не на моей стороне. Заранее благодарю вас за внимание. Ну, начну, пожалуй.

Маму свою я не помню. Это теперь я знаю, что умерла она при родах, а тогда, в детстве, трагедия эта окутана была ореолом какой-то мифической тайны. Чего только не рассказывали мне про это отец и бабушки, всего так много, но всегда для меня до конца не понятно. Будучи совсем маленькой, я не чувствовала большой разницы между мной и моими сверстниками. Мы играли в песочнице, и нас, в основном, окружали бабушки. Но тогда-то я впервые и услышала слово «мама»: какая-то девочка звала так молодую женщину, и, помню, меня это очень сильно поразило. С того момента  и начались мои вопросы. И это: «А почему у меня нет мамы?», – уже не покидало меня никогда. Помню, в садике, еще до школы, доходило иногда до слез. А поводом могла послужить любая мелочь, любой предлог, например, поцелуй какой-нибудь женщины своего чада. Бедный отец из кожи вон лез тогда, да и бабушки тоже, чтоб я ни в чем не нуждалась и не чувствовала себя чем-то обделенной или   ущемленной. Но Вы же прекрасно понимаете, что это невозможно. Кто и что сможет заменить материнскую ласку и любовь – никто! И ребенок чувствует это на подсознательном уровне, причем постоянно. В школе слез уже не было, но мои внутренние переживания усугубились внешними факторами. Дело в том, что теперь вопросы задавала уже не я, а мне. Моих одноклассниц и одноклассников интересовало, почему у меня нет мамы. Как вот ответить? Если сама до конца не понимаешь – «А правда, почему?»…

Настя появилась у нас в третьем классе. Этот момент я хорошо запомнила. Мы уже пару недель учились тогда после 1-го сентября. И тут утром является она со своим воспитателем из детского дома. И наша учительница представила ее классу. Все молча внимательно рассматривали, изучая новенькую. Для нас  слово «детский дом» было чем-то пугающим. А она, слегка наклонив голову, исподлобья глядела на нас. «Волчонок», – подумала я. И не я одна, как оказалось позже. Ее так за глаза и прозвали потом – «волчонок». По иронии судьбы ее посадили со мной за одну парту. Просто я тогда сидела одна. Вот сейчас думаю – а сблизились бы мы, если бы нас в то время не усадили вместе? Думаю, да, нас потянуло друг к другу. Как бы правильно выразить это, подобрать слова – противостояние, что ли, да – противостояние остальным детям, детям из полноценных семей. Это казалось важным, и рассаживание здесь совершенно ни при чем. Хотя поначалу Настя не шла на контакт даже со мной. Говорю же, – волчонок, причем затравленный. Позже я узнала, что родную мать она также не помнила. После ее смерти отец вновь женился, и вот свою мачеху она-то и считала матерью. В их семье появился еще один ребенок, а когда не стало Настиного отца, мачеха и определила девочку в детский дом, оставив при себе только свое дитя.

Случилась ситуация, когда Настя заступилась за меня. Неожиданно так для всех, ошеломив тем самым обидчиков. И больше никто и никогда уже нас не трогал. Связываться с волчонком не горели желанием даже отпетые хулиганы. Ну, а мы сдружились. Я уже тогда пыталась вести дневник – ну, дневником, конечно, это трудно назвать, так, записи событий, что потрясли и удивили меня. Повторюсь, сейчас с улыбкой перелистываю ту наивную писанину, только для этого и стоило тогда записывать. Настя первое время мне постоянно врала. Меня это так удивляло. И я, поймав ее на очередной лжи, обижалась, злилась, пыталась говорить с ней об этом – или, наоборот, демонстративно не разговаривала. Сейчас-то мне понятна ее реакция на окружающую действительность, она просто не умела иначе. Спустя несколько месяцев Настя все же впустила меня в свой внутренний мир. Естественно, не сразу, постепенно, но был такой момент, когда она поняла, что мне можно доверять, перестала врать, и дружба наша крепла день ото дня. Весной я впервые пригласила ее домой, почему только весной? Да с ней вообще все сложно, с Настей этой, не как с обычными детьми. Пришлось упрашивать папу идти в детский дом, получать разрешение на право забирать Настю на выходные. Отец отнесся к моей просьбе с пониманием, он вообще всегда шел у меня на поводу. Взрослые, я имею в виду учителей и Настиных воспитателей, не препятствовали нашей дружбе, наоборот, можно сказать, что они ее поощряли. Настя заметно подтянулась в учебе. Мы стали забирать ее на выходные и даже ездить ко второй бабушке (матери отца) в деревню. Настя менялась на глазах, словно оттаивая, как айсберг в теплом море. Ей интересны были такие вещи, которые мне казались обыденными – ну, совместный завтрак, например. Или ужин. Она даже еду рвалась готовить вместе с бабушками, охотно во всем им помогая. Меня такое не интересовало совсем. А еще на фоне Насти я совершенно не чувствовала себя сиротой. У меня ведь был отец, причем всем отцам отец, и прекрасные бабушки, и даже дедушка, по линии отца. И все меня любили и, может, более подчеркнуто, чем других детей. Так вот Настя и вошла в нашу семью.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.