Софья. Другой мир 3

– Не нервничайте, юноша, – язвительно усмехнулся Потемкин, глядя на младшего Фролова с откровенной издевкой и превосходством. – Не забывай, ты – слуга и никогда не сможешь причинить мне вреда, – переведя взор на Катю, насмешливо хмыкнул и процедил: – Я, законный муж боярыни, беру опеку над девочками. Если до этого момента не уберешься сама, вышвырну, словно паршивую собаку!

Резко развернувшись на каблуках, мужчина вышел из кухни. За ним тенью последовал угрюмый Ярослав. Через миг послышался звук закрывающейся входной двери.

Катя мелко задрожала: напряжение дало о себе знать. Сердце тревожно ныло. Как же уберечь малышек от мерзавца?

– Что же теперь делать? Уморит же близняшек, – ища совета и поддержки, Катенька с тревогой посмотрела на возлюбленного.

Тотчас мягко приобняв за плечи, Никита привлек ее к себе. Не выпуская любимую из объятий, достал из кармана телефон. Быстро нашел нужный номер, нажал кнопку вызова.

– Слушаю, – прозвучал из динамика спокойный голос Василия.

– Отец, я у Изотовых. Приезжал Потемкин. Собирается брать опеку, гонит Катю из дома, – скупо доложил парень.

– Уже еду, – невозмутимо произнес Фролов-старший. Помолчав, через мгновение добавил: – Напои ее чаем.

Не прощаясь, юноша нажал на отбой связи. Нежно поцеловал девушку в губы, а потом тихо, но уверенно сказал:

– Вместе мы обязательно что-нибудь придумаем. Ты же знаешь, род – это семья, а в семье своих не бросают.

Быстро стерев ладошками опять наворачивающиеся слезы, Катя неуверенно улыбнулась. Вновь легонько поцеловав, парень усадил возлюбленную за стол. Деловито достал с полки заварочный чайник и поинтересовался у бледной как снег Катеньки:

– Подскажешь, где чай?

– Справа, первый от тебя шкафчик, – едва слышно отозвалась девушка и принялась вставать. Никита отрицательно качнул головой:

– Сиди. Я сам.

Повернувшись к кухонным шкафам, юноша сразу же открыл нужную дверцу. Пошуршал многочисленными пакетиками, выбрал несколько и принялся колдовать над напитком.

Наблюдая за уверенными действиями любимого, Катенька впервые за эти жуткие, эмоционально тяжелые дни позволила себе расслабиться. Никита так похож на Василия. Такой же спокойный, деловитый, уверенный. Он станет хорошим мужем и отцом.

«Стоп! – подумала с испугом. – Сонечка умерла, а у меня мысли о муже и детях! Плохая я подруга».

Не успев начать корить себя за черствость, Катенька внезапно ощутила глубоко-глубоко в душе крошечный огонек надежды. Сама не зная отчего, она почувствовала – все непременно будет хорошо. Это казалось полным бредом, но откуда-то появилась робкая мысль, что Соня не умерла. Боясь спугнуть такое умиротворяющее чувство, Катя застыла недвижимо.

Тонкий аромат свежезаваренного чая поплыл по кухне. Наполнив большую кружку, Никита поставил ее перед Катенькой. Затем придвинул к любимой плетеную корзиночку с выпечкой и ласково произнес:

– Ешь и пей.

Благодарно кивнув, Катя откусила кусочек имбирного печенья и начала пить благоухающий цветами напиток. А парень принялся развлекать ее рассказами о разных пустяках, умышленно стараясь избегать тревожных тем. Он излучал уверенность и спокойствие, но только внешне. Юноша волновался и не знал, что делать. Ситуация сложилась крайне неординарная.

Любимую девушку младший Фролов мог забрать прямо сейчас. Да и жениться был готов безотлагательно. Парень давно жил самостоятельно, спортивная школа приносила неплохой доход – обеспечить жену не проблема. Но как поступить с близняшками? Вся надежда только на опыт и мудрость отца.

Бесшумно войдя в кухню, Василий сразу же обратил внимание на сидящих за столом. Видя, с какой любовью сын держит за руку юную дворянку, печально улыбнулся. Против Катерины мужчина ничего не имел. Даже больше – был бы искренне рад видеть ее невесткой. Да вот только Фролов-старший знал то, о чем даже и не подозревали влюбленные: они не смогут быть вместе. И об этом ему придется сказать прямо сейчас.

– Добрый вечер, – привлек он внимание тихонько беседующей молодежи.

– Здравствуйте, отец, – вскочил со стула Никита.

– Здравствуй… те, – запнувшись, Катенька смущенно порозовела. Прежде она всегда обращалась к слуге боярского рода на «ты». Но после предложения Никиты все изменилось. Теперь Василий – отец жениха.

Заметив эту заминку, мужчина остро глянул на сына. Тот ответил смелым, прямым взглядом и спокойно произнес:

– Отец, я хочу вам сообщить, что сегодня сделал предложение руки и сердца Катерине.

В глазах Фролова-старшего поселилась едва заметная грусть. Подойдя к столу, он сел, по-отечески посмотрел на Катеньку и тихо поинтересовался:

– Катерина, вы уже дали согласие?

– Еще нет, – покраснев, едва слышно отозвалась та.

– Прежде чем ответите, я должен кое-что рассказать. Не стой истуканом, сядь, – бросил Василий сыну и перевел взгляд на удивленно-растерянную девушку. – Сегодня вы пообщались с вдовцом боярыни. Какой он человек, думаю, уже поняли, – видя синхронно сморщившиеся носы влюбленных, усмехнулся. – Потемкин действительно имеет право взять опеку над юными боярынями, – опытный воин вздохнул, начиная тихо себя ненавидеть. К сожалению, иного выхода и правда не было. – Но и вы, Катерина, тоже. Вы – вассал, давший клятву верности главе рода, и имеете такое же право на опеку.

Глаза Катеньки тотчас засияли. Быстро глянув на Никиту, она искренне улыбнулась.

– Так это же очень хорошо! – воскликнула радостно. – Я только не понимаю, при чем тут предложение Никиты, – девушка густо-густо покраснела.

– Фроловы – слуги рода. Дворянство нам даровано боярином Изотовым. Выйдя замуж за слугу, вы утрачиваете статус вассала и сами становитесь слугой. Даже если успеете взять опеку над юными боярынями, то после заключения брака с Никитой автоматически теряете на нее право, – Василий с искренним сожалением посмотрел на ошарашенную Катю.

Повисла звенящая тишина. Долг перед родом или личное счастье?

Застыв на месте, Никита не сводил глаз с возлюбленной. Парень знал, какой выбор она сделает. Впрочем, и Василий не сомневался. Только что он самолично лишил юную пару шанса быть по-настоящему вместе.

– Я совсем не понимаю в бизнесе, – тихо сказала Катенька.

– И не надо, – тяжко вздохнул Фролов-старший. – Управляющий отличный. Я также буду все контролировать. Вам не придется вникать в нюансы.

– До совершеннолетия девочек семь лет, – тихо промолвила Катя. – Не так уж и долго, – с тоской взглянув на бесконечно любимого юношу, сжала губы и быстро отвернулась к окну. Помолчала, а после медленно произнесла: – Возможно, прозвучит горячечным бредом, но я думаю, что Соня не умерла. Мне кажется, она скоро придет, и все станет у всех нас хорошо, – повернувшись к мужчинам, посмотрела на них, широко распахнув глаза. Крупные горошины слез текли по девичьим щекам.

Молча взяв ладонь любимой, Никита коснулся запястья губами. В душе парня плескалась боль и понимание. Фролов-младший и сам поступил бы точно так же.

Меж тем, не сводя с Катерины внимательного взгляда, Василий едва заметно подался вперед. Он сам видел боярыню в гробу и знал, что тело сегодня кремировали. Но Катя давала вассальную клятву главе рода в родовом храме. Вдруг все не так, как кажется?

– Я не считаю ваши слова бредом. И сам очень хотел бы в это верить, – твердо произнес Василий. – А пока, если вы решили брать опеку над юными боярынями, нам стоит заняться документами.

– Хорошо, – кивнула она. Грустно улыбнулась возлюбленному и только ему одному сказала: – Соня нас сплотила, подарила величайшую ценность – семью. Мы все не кровные родственники, но ближе людей просто быть не может. Я перестану себя уважать, если разрушу созданное ею.

– В настоящей семье своих не бросают, – повторил Никита.

«Софью Сергеевну порадовали бы такие слова», – одобрил Василий, не произнося ни звука и с бесконечной печалью смотря на молодое поколение.

***

Вдох-выдох. Зубы выбивают чечетку. Впрочем, озноб и боль во всех мышцах привычны, они пройдут. Надо просто переждать, перетерпеть. Сейчас, когда артефакты не блокирую мою силу, регенерация начала работать на полную мощность. Но боже, как же больно-то!

С головой закутавшись в теплое одеяло, я сидела, покачиваясь, в центре большой кровати. Смутно помнилось, как архитектор на руках занес меня в эту комнату. Огромные окна зашторены. Это хорошо, очень хорошо. Словно вампир, я сейчас предпочитала находиться в темноте.

Тихонько скрипнула дверь. Неяркий свет из коридора очертил мужской силуэт. Зажмурившись, едва слышно застонала. Даже тусклое освещение вызывало сильную боль в глазах.

Плотно затворив за собой дверь, мужчина подошел к кровати. Сел на краешек, тяжко вздохнул.

– Быстро приходишь в себя. Отличная регенерация, – произнес спокойно. – Что расскажешь, боярыня?

– А что ты хочешь услышать, архитектор? – выдохнула в ответ и замерла. Этого разговора я ждала и опасалась.

– Ну, для начала, неплохо бы узнать, почему я не должен сообщать о твоем воскрешении безутешному вдовцу, – хмыкнул мужчина. – Нет, должен, конечно. Но пока думаю. Ты пробудила мое любопытство, муза.

Глава 7

Повисла напряженная тишина. Мелко дрожа и кутаясь в одеяло, я не отводила тяжелого взгляда от сидящего рядом мужчины. И усиленно думала. Время шло, а нужных слов пока не находилось.

Может, не заморачиваться и сказать правду? Поведать о том, что муженек мой садист? Рассказать, как два бесконечно долгих месяца сидела взаперти, в блокирующих силу браслетах да под наркотиками? Это ли не самое лучшее объяснение, почему не стоит сообщать Потемкину о моем «воскрешении»? Да вот только я ничегошеньки не знаю об архитекторе.

Ладно, потяну время, а после решу.

– Для начала, неплохо бы познакомиться, – сообщила, громко клацая зубами и цепляясь за края одеяла, которое так и норовило сползти.

– У-у-у… Правила – наше все? – глубокомысленно поинтересовался мужчина. Затем, хмыкнув, встал, выпрямившись, удостоверился, что не свожу с него взгляда, и торжественно произнес: – Разрешите представиться: потомственный дворянин, личный архитектор его императорского величества Назар Тихонович Краснопольский, – прижав ладонь к расстегнутой на груди свободной рубашке, дурашливо поклонился. А после с ехидством добавил: – Восставшей из мертвых боярыне не стоит утруждать себя, называя имя. Я и так знаю.

– П-положительно, есть с-с-свои п-плюсы в извес-с-стности, – пробормотала, выстукивая дробь зубами.

– Есть и минусы, – многозначительно заметил человек императора, вновь усаживаясь на прежнее место. – Давно сидишь на наркотиках, муза?

– Почему вы так решили? – старательно контролируя голос, постаралась сказать как можно безэмоциональнее. Архитектор сейчас намекнул на очень опасную вещь: если мое имя свяжут с наркотиками, репутации рода бояр Изотовых конец.

Слабыми пальцами продолжая стягивать края одеяла, сквозь спутанные волосы неотрывно смотрела на мужчину. Что он за человек и чего ожидать, я пока не понимала.

– Муза-а-а, – меж тем насмешливо протянул Назар, – давно в зеркало заглядывала? – театрально хлопнув себя по лбу, с притворным сожалением вздохнул. – Прости, не подумал – в гроб же зеркало не кладут, – выдержав короткую паузу, неожиданно строго заявил: – Всю кровать грязью заляпала. Белье, между прочим, дорогое!

– Претензия не ко мне. Скорее, к вам и вашему гостеприимству, – отозвалась невозмутимо.

– А мне нравится твоя здоровая наглость! – хохотнул Краснопольский. Снова встав с кровати, серьезно и спокойно сообщил: – Тебе сейчас лучше, но это ненадолго. Постарайся успеть принять душ. Из комнаты направо, – жестом указав на смутно виднеющуюся в темноте дверь, вновь посмотрел на меня и добавил: – Освещение поставил на минимум, но потерпеть все же придется. Специальных ламп не держу, уж извини, – демонстративно развел руками. – Не планировал мертвую и грязную боярыню-наркоманку сегодня принимать.

Плавно развернувшись, мужчина подошел к выходу из комнаты. Дверь он начал открывать нарочито медленно, и я крепко зажмурилась. А услышав тихий хлопок, вздохнула: Краснопольский явно догадался, от чего я страдаю, но почему-то помогал. Вопрос – что им движет?

Постанывая, сползла с кровати и направилась в душ, волоча по полу одеяло. Архитектор прав – помыться точно не помешает. Распахнув дверь, дрожащей рукой нащупала выключатель. Мягкий свет тотчас залил ванную комнату. Мучительно застонав, закрыла ладонью мгновенно заслезившиеся глаза.

Как же больно!

Не отрывая ладони от лица, с горем пополам прикрыла за собой дверь. Скинув одеяло с плеч, опустила голову. Глаза все так же резало. Похлопав веками, подождала немного, пока боль станет чуть меньше. Постепенно сквозь мутную пелену перед взором проступил безобразно грязный подол серого платья: похоронный наряд остался при мне. Да какая, в сущности, разница?

Жмурясь, осмотрелась. Кремовая плитка на стенах, гигантская черная ванна, такого же цвета санузел. Углядев матово поблескивающую душевую кабину, меленькими шажками направилась к ней.

Остановившись у раздвижной двери, принялась стягивать с себя грязную тряпку, когда-то бывшую платьем. Пальцы тряслись, не слушались, а по спине и лбу струился ледяной пот. Дотянув платье до шеи, устало прислонилась плечом к прохладной стене. Немного передохнула, а затем единым рывком стащила ненавистную тряпку и бросила на пол.

«Видимо, в этом мире покойникам трусы не положены», – безэмоционально отметила полное отсутствие на теле нижнего белья.

Держась за стену, обошла валяющееся платье, осторожно забралась в душевую кабину. Едва закрыла за собой дверцу, сверху полилась вода: не холодная, не горячая – именно такая, как нужно.

Выберусь, надо домой подобную технику установить.

Упругие струи принялись смывать грязь, пот и соль. Падая на плечи, вода ручейками стекала по шее, спине, ягодицам, ногам. Но, очищая тело, она, увы, была не в силах излечить израненную душу.

Воспоминания о пережитом нахлынули неожиданно. Одновременно с ними пришла та самая дикая боль. Не сумев сдержать мучительного крика, я резко осела. Все до единой мышцы в теле скрутила судорога.

Корчась на полу от нестерпимой муки, прикусила до крови губу и, поскуливая, попыталась сжаться в малюсенький комочек. Ненамного, но все же стало легче. Эта пытка знакома. «Заботливый» Потемкин прерывал ее лишь очередной «дозой».

Но на мне больше нет треклятых артефактов! Я справлюсь! Все пройдет. Надо просто потерпеть.

– Да что ж такое! – послышался откуда-то раздраженный мужской голос. – Вечно от тебя одни проблемы!

Смутно воспринимая происходящее, сквозь боль ощутила, как сильные руки подхватили под колени и плечи. Резкий рывок. Я судорожно вцепилась в рубашку Краснопольского.

– Не отдавай мужу, – прошептала искусанными, окровавленными губами.

– Удивила. Думал «поправиться» попросишь, – язвительно пробормотал Назар и вынес меня из душа. Его практически неслышимые шаги набатом стучали в голове.

Аккуратно положив на довольно твердую поверхность, набросил сверху на мое обнаженное тело что-то мягкое. Я оказалась в темноте, укрытая с головой то ли пледом, то ли одеяльцем, не имея ни малейшего представления, где нахожусь. Накатившая лавиной боль застыла в наивысшей точке. Тело самопроизвольно свернулось калачиком, и я изо всех сил постаралась абстрагироваться от мучений.

Господи, как же больно!

Куда делся архитектор, сейчас абсолютно не волновало. Скрипя от боли зубами, судорожно цеплялась за укрывающую меня тряпочку. Держаться помогали лишь кровожадные мысли о мести.

Пройдет. Надо просто потерпеть. Потемкин, если выживу, сама тебя убью!

– Жива? – неожиданно послышался спокойный голос Краснопольского.

Взявшись за краешек одеяла, он резко сдернул его с головы. Падающий откуда-то сбоку призрачный лунный свет осветил фигуру сидящего предо мной на корточках мужчины. Тяжело дыша, я смотрела на человека императора, а тот, в свою очередь, внимательно изучал мое искаженное гримасой боли лицо.

Посидев так несколько долгих мгновений, хмыкнул. А после протянул большую кружку с отвратно воняющей жидкостью.

– Пей! – приказал безапелляционно.

– Нет, – едва заметно мотнула головой.

– Дело хозяйское, – глубокомысленно пожевал губами Назар и сухо добавил: – Сдохнуть на моем диване не позволю. Звонить твоему «любимому»?

– Нет, – мой голос напомнил карканье испуганной вороны.

– Пей! – вновь приказал Краснопольский.

Приподнявшись, тяжело оперлась на предплечье. Одеяльце соскользнуло, обнажив плечи и грудь, но я, неотрывно смотря в глаза мужчины, не обратила на такой пустяк внимания. С выбором совсем негусто: либо вернуться к садисту, либо выпить непонятную дрянь.

Впрочем, если бы хотел сделать плохое, уже сделал бы.

Протянув подрагивающую руку, попыталась взять кружку непослушными пальцами. Не удержала. Мгновенно поймав ее, архитектор сокрушенно вздохнул. Осторожно поднес к моим губам, замер. Чуть подавшись вперед, сделала несколько маленьких глотков. Тут же почувствовала вкус просто запредельной горечи. Скривившись, отстранилась.

– Допивай, – велел сурово.

Тяжело глянув на Краснопольского, с силой выдохнула. Быстро допила все до капли и устало упала обратно на диван.

– Вот и молодец, – неожиданно миролюбиво сказал Назар. – Скоро полегчает, а потом уснешь.

Деловито поправив на мне одеяльце, он встал. Постоял пару мгновений недвижимо и отошел, унося с собой пустую кружку.

Меж тем гадкий на вкус и омерзительный на запах напиток, определенно, подействовал. С явной неохотой боль начала отступать. Боясь нового витка, я лежала с закрытыми глазами и старалась не шевелиться.

Послышался тихий шелест. Затем диван немного прогнулся, и за спиной кто-то лег. Сильные руки крепко обняли.

– Что за дела? – поинтересовалась хрипло.

– Ты совсем обнаглела? – возмущенно выдал Краснопольский. – Мою кровать изгваздала, захватила диван! А я, знаешь ли, спать на полу не собираюсь, – добавил решительно.

Откровенно говоря, меня не особо интересовало, кто сейчас лежит рядом. Сил просто не было. Разговаривать не хотелось. Однако, натягивая на грудь одеяло, глухо пробормотала:

– Белье поменять не судьба?

– Еще чего! – фыркнул архитектор. – Завтра придет горничная, все сделает, – помолчав, с ехидством произнес: – Костлявые полудолхлые боярыни сегодня у меня никаких эротических фантазий не вызывают.

– Вот и славно, – прошептала, неожиданно проваливаясь в глубокий сон.

Пронзительно синее небо. Неспешно ступая в сиренево-розовом тумане, я в белоснежной рубахе шла… куда-то. Мне давно не было так хорошо, покойно. Ни мыслей, ни тревог, ни боли. Умиротворение. Неземное блаженство.

Туман медленно расступился. Проявились очертания одинокого высохшего дерева, на котором, вцепившись острыми когтями в причудливо изогнутую ветку, сидел гигантский орел. Он не вызывал волнений, и я пошла к дереву. Под босые ступни ложилась мягкая изумрудная травка.

Внезапно распахнув огромные крылья, орел взлетел. Все мгновенно пропало. Я видела лишь его голову: массивный клюв и золотые глаза без зрачков. Птица смотрела изучающе.

«Чужая душа. Слабая глава рода», – отчетливо прозвучал голос в моей голове.

– Выбралась же, – безмятежно сообщила своему персональному глюку.

«Без меня умерла бы, – сердито отозвался орел. – Столько сил на тебя угрохал!» – в который раз за эти два месяца посетовал он.

– Так и с тобой едва в печи не оказалась, – хмыкнула я. – Дурацкая была затея – самой себе сердце останавливать, – помолчав, миролюбиво добавила: – Ты же не реальный. Тебя не существует. Может, хватит ворчать?

«Вот упертая! – золотые глаза ярко блеснули. – Ты ничего не знаешь об этом мире, чужая душа. Ты ничего не знаешь о силе главы боярского рода. Надоела, – неожиданно сообщил глюк. – Как будешь готова, приду».

Внезапно голова орла пропала. Пространство вновь заиграло приятными глазу красками. Я оказалась лежащей в мягких сиреневых облаках. С удовольствием посмотрела в пронзительно-синее небо. Вокруг среди звездочек эфира парили белоснежные зонтики одуванчиков.

Одиночные искорки сливались в плотные золотистые струи. Кружась в неспешном вальсе, они омывали измученное тело снаружи, проникали вовнутрь, лечили.

Физически я сейчас выздоравливала. Ну а с раненой душой и изрядно потрепанной психикой как-нибудь потом разберусь.

Глава 8

День выдался на редкость погожим. Две темноволосые девочки, сидя на подоконнике в общей комнате, наблюдали за отъездом Кати и Василия. Едва белоснежный внедорожник скрылся из виду, Александра посмотрела на задумчивую сестру.

– Лиз, что делать будем?

– Прекращаем плакать! – решительно сказала та. – Сони больше нет, – Елизавета быстро отвела влажно заблестевшие глаза и удивительно по-взрослому добавила: – Слезы горю не помогут. Предлагаю делать то же, что и раньше, – аккуратно спустившись на пол, она строго глянула на близняшку.

Кивнув, Саша ловко спрыгнула с подоконника. Подойдя ближе, угрюмо поинтересовалась:

– И в школу ходить?

– Угу, – тяжко вздохнула Лиза. – Завтра пойдем. Сегодня у нас по графику занятия с Никитой.

Не сговариваясь, дети торопливо пересекли комнату. Спустившись на первый этаж, замерли на пару мгновений в холле. Из кухни слышался неразборчивый разговор. Быстро, но тихо девочки направились на звуки.

– Что ж с юными боярынями-то решили, не знаешь? – неожиданно отчетливо раздался голос Надежды.

Остановившись у полуприкрытой двери, сестры тревожно переглянулись. Не спеша заходить, замерли недвижимо.

– Отец с Катей поехали узнавать про опеку, – грустно прозвучал знакомый мужской голос.

– Никита, – едва слышно шепнула Саша. Быстро прижав палец к губам, Лиза призвала ее к молчанию.

– А вдовец-то тоже, поди, станет претендовать? – меж тем встревоженно поинтересовалась женщина.

– А то! Вчера вечером уже являлся. Требовал встречи с девочками, Катю пытался из дома выгнать. Редкостный мерзавец.

– Ох! – испуганно воскликнула экономка. Спустя пару мгновений тишины, спросила: – А Катя-то имеет право взять опеку над боярынями?

Навострив ушки, близняшки прислушались, боясь шелохнуться и пропустить хоть одно словечко из разговора взрослых.

– Она вассал рода и давала клятву Соне. По закону имеет, – очень печально ответил парень.

– Ведь хорошо же. Что грустишь-то, Никитка?

– Нам придется на семь лет отложить свадьбу. Будем ждать, когда боярыни достигнут совершеннолетия, – последовал тяжелый вздох. – Если Катенька выйдет за меня замуж, то утратит право на опеку, – не стал утаивать правду Фролов-младший.

– Что тут поделать, – спустя пару мгновений с сожалением произнесла женщина. – Не этому же малышек отдавать. Уверена, нашу Сонечку он уморил!

– Все может быть, – прозвучал на грани слышимости ответ юноши.

Голоса затихли. Тишину разбавляло лишь шипение масла на сковороде. Холл медленно наполнялся ароматом жареного мяса.

Нахмурившись, сестры пристально посмотрели друг на друга. Указав кивком в обратном направлении, Саша на цыпочках отошла от двери. За ней неслышной тенью последовала Лиза. Дойдя до лестницы, девочки синхронно развернулись. Выждав немного, уже не таясь, направились обратно к кухне.

– Проголодались? – заметив вошедших близняшек, с материнской теплотой поинтересовалась Надежда. – Обед уже скоро.

Сильно сдавшая за эти дни женщина сумела взять себя в руки. Теперь она была готова, как и прежде, окружать заботой юных боярынь.

– Нет, – качнула головой Лиза. – Спасибо, еще не голодны, – повернувшись к сидящему около стола Никите, сурово сдвинула черные брови. Вздохнув, пояснила: – Мы решили снова тренироваться. Завтра пойдем в школу.

Быстро обменявшись удивленным взглядом с Надеждой, юноша неспешно встал.

– Раз решили, – он осмотрел одежду подопечных, – идите переодеваться. Наденьте куртки. Сегодня тренировка на улице.

Едва заметные улыбки мгновенно расцвели на прежде сосредоточенных лицах малышек. Они давно просили о занятиях на свежем воздухе. Однако наставник не соглашался, объясняя, что в специально оборудованном зале гораздо безопаснее. А сегодня внезапно расщедрился.

Одобрительно кивнув невозмутимому Никите, экономка понимающе улыбнулась.

Меж тем девочки поторопились выйти из кухни. Поднимаясь по лестнице на второй этаж, Саша то и дело поглядывала на сестру. Хмурясь, та о чем-то напряженно размышляла. А затем, не произнося ни слова, направилась прямиком к своей комнате.

– Лиз! – окликнула Александра.

– А? – остановившись, девочка подождала торопливо приближающуюся Сашу.

– Ты знала, что Никита с Катей собираются пожениться?

– Разве не видела, как они друг на друга смотрят? Это ж очевидно!

– Я считала, просто дружат, – Саша нервно намотала на палец конец длинной косички. – Лиз, мы ведь теперь им мешаем, – прошептала и тяжко вздохнула.