Полная версия
#Зерна граната
Все выпрямились, как на параде.
– Слава королеве! – повторили они.
***– Все так, мой милый. Но я чувствую, что меня не любят. Да и о какой любви может идти речь?.. Народ будет носить на руках того, кто обеспечит им сытость. Военные – больше полномочий. А всем этим советникам только и нужно, чтобы я улыбалась и помалкивала. Нет, любить меня не будут. – Агнесс вновь коснулась прядей Антуана, тонких, как паутина. – Уже завтра моя ложь будет во всех газетах. Ее будут скармливать всем подряд. Но кто в это поверит? Разве что те, кто еще не родился.
– Все это слишком безрадостно, – продолжила она. – Слишком мало было радости в последнее время. Может, хочешь стихов вслух? Музыки? Нет?.. Я знаю, что ты не ответишь. Я ведь не безумная…
Поднимается и опускается резиновая помпа, шипит воздух.
Королева устало сгорбилась.
– Теперь мне придется говорить только с ними.
Антуан не мог ее поддержать. Ни сейчас, ни ранее, ни позже. Возможно, он даже не слышал ее. Возможно, он был в своем идеальном мире, который создал его воспаленный мозг. Ни один доктор не смог в точности определить, очнется ли он когда-нибудь от этого сна.
«Королева Кантабрии может все», – сказала Гуннива. Королева, возможно, да. Но Агнесс только предстояло ей стать. В этот вечер она чувствовала себя бесконечно слабой.
Как и в прошлые дни, когда тоска переполняла ее, она потянулась к музыкальной шкатулке, игравшей ее любимый вальс. Кроме крохотной балерины в пачке из проволочного кружева, шкатулка хранила главное средство, придававшее Агнесс силы.
Щелкнул бронзовый механизм, и снизу выдвинулся миниатюрный ящичек. В нем лежало письмо, написанное на тонкой папиросной бумаге. Листок, исписанный мелким изящным почерком с сильным наклоном, скручивался в трубочку, как осенний лист. Писали тупым грифельным карандашом. Агнесс до сих пор вспоминала, в какое недоумение ее поверг мятый конверт с криво, будто в спешке, наклеенными марками. И как поразило ее содержание загадочного письма.
«Моя дорогая Агнесс, моя названая сестра!
Больше никого не осталось в этом мире, кому я могла бы доверить эти строки. Одной только тебе.
Пришло время узнать, какой интригой тебя опутали и во что вовлекли. Я не хотела, чтобы гнусная правда коснулась тебя, но теперь у меня не осталось выбора.
Времени осталось немного, поэтому не стану облекать истину в мягкие формы.
Смерть короля Иоганна на совести моего отца. Моего и Антуана. Он устроил бунт, казнь и пожар. Ничто на свете не может оправдать его подлости.
Антуан болен душевно, и его эксперименты причиняют страдания людям. Он отравляет их и себя. Это нужно прекратить немедленно – или найдутся те, кто сделает это по-своему. Да, его хотят убить. И я ничем не могу ему помочь.
Как только ты выберешься из Виндхунда, тебя попытаются использовать в своих целях, как пытались использовать меня. Прошу тебя, не доверяй никому. Особенно герцогу. Не доверяй военным. Их купили тогда и купят снова. Не верь их словам о том, что ты глупа и ни на что не годишься. Это ложь, призванная заставить нас молчать и бояться.
Я не смогу написать тебе снова. Не знаю, останусь ли я в живых. Но я хочу, чтобы ты помнила обо мне и моих словах.
Прощай.
Твоя подруга, Луиза Спегельраф».
Агнесс бережно свернула письмо и спрятала его в потайной ящичек шкатулки. Так кусок папиросной бумаги может стать могущественным талисманом, придающим сил.
Затем, чтобы заполнить тишину, она откинула ажурную крышку, и заиграла мелодия. Барабан механизма спотыкался на каждой ноте и побрякивал. Разумеется, это не живая музыка. Но и не гнетущее молчание комнаты, где спал ее очарованный принц.
Мелодия текла, запинаясь о подводные камни. Впредь Агнесс будет окружена людьми, а оттого – еще более одинока. Если бы только Луиза была здесь. Хрупкая, но храбрая, не сломленная годами в бедности и безвестности, она вновь исчезла.
Луиза, где же ты теперь?..
#2. Между дьяволом и морем
«Откровенно говоря, я не имею ни малейшего представления о том, как следует вести дневник морского путешествия. Или его называют судовым журналом? Забавно, что я задалась этим вопросом только сейчас.
Итак, если мои подсчеты верны, то сегодня – пятнадцатый день в Межбрежном море. Мы уже должны были достичь Иберии, но по вине штормов отклонились от курса и задержались.
В трюме грузового судна не всегда доподлинно известно, какое сейчас время суток. Особенно теперь, когда мы проходим близко от берега и нам не позволяют подниматься на палубу. Сам вид неба уже стал роскошью».
Луиза оторвалась от своих записей. Обычный серо-синий полумрак трюма, наполовину заложенного тюками с неизвестным грузом, был несколько разрежен светом из люка. Она с дневником примостилась рядом с люком: колени – на одной ступеньке лестницы, а дневник – тремя ступенями выше, чтобы видеть написанное.
Когда волны начинали перебрасываться судном, словно мячом, через щели в трюм заливалась ядовито-соленая морская вода.
Братья Линкс и Рехт подарили Луизе один из собственных блокнотов: стопку желтоватых листов, прошитых шпагатом. Блокнот был наполовину исписан формулами и изрисован чертежами. Среди многочисленных дирижаблей, изображенных во всех ракурсах, была и зарисовка обнаженной механической женщины с шарнирами суставов и ключом для завода, выглядывающим из-за клепаного плеча. Луиза не стала задавать вопросов, чтобы не смущать их.
Помимо блокнота, ей также был вручен химический карандаш синего цвета. Вот только если на строки попадала хоть одна капля воды, чернила превращались в малиновые. Поэтому весь дневник морского путешествия переливался сине-лиловым спектром.
Луиза обернулась на своих попутчиков: каждый из них переносил тяготы плавания по-своему. Сложнее всего оно далось Чайке. Первую неделю она не могла есть – ее выворачивало наизнанку, стоило выпить хоть глоток воды. Фабиан был с ней почти все время, что приводило ее в еще большее смущение, вплоть до румянца на зеленоватых щеках, когда юноша держал ее за плечи, не давая свалиться за борт. Теперь девушка могла только лежать в углу, время от времени слабо икая.
Братья Фабиан и Павел держались вместе. Видимо, для того чтобы не сойти с ума от безделья и однообразия. Но карты быстро им наскучили, поэтому они говорили обо всем на свете, пока не засыпали там же, где и сидели.
Якоба держали подальше от всех, потому что находиться рядом с ним было почти невыносимо. Когда заложнику не затыкали рот кляпом, он то осыпал всех проклятьями, то жалобно скулил. Даже Нильса это забавляло совсем недолго.
Сам Нильс обладал завидной способностью спать почти все время. Едва взойдя на борт «Росинанта», он тут же соорудил некое подобие гнезда в самом темном углу и вдобавок отгородился от друзей двумя ярусами ящиков.
Только одного человека не хватало. Без него было так тихо. Так пусто и бессмысленно. Олле.
Олле так и не попал на корабль.
«Знаю, что уже не раз упоминала об этом – не один лист уже исписан кружащими, повторяющимися мыслями. Но сам образ не выходит из головы.
В тот день у Судейской коллегии палили пушки. Семь залпов, не меньше. Я даже успела испугаться, что за нами, узнав о наших намерениях сбежать за границу с деньгами игорного дома и герром Краузе, вот-вот явится целый взвод солдат, Но мы так и не узнали об истинной причине выстрелов.
В тот же час за нами явились две шлюпки с «Росинанта» – мы должны были попасть на борт тайно. Олле еще был в городе, и его ожидали с минуты на минуту. Угрюмый моряк с клочковатой бородой резко скомандовал нам садиться в лодки. До сих пор я вздрагиваю при мысли, что придется встретиться со взглядом его неживого глаза, изуродованного бельмом.
У каждого гребца было при себе ружье. Мы бы не посмели медлить, если бы не Олле. Никто не мог представить, как мы будем без него… плыть?.. быть?.. Я не знаю, как быть без него.
Помню, как все пытались убедить моряков задержаться, но те были неумолимы. Даже имя Крысиного Короля, лично повелевшего Олле Миннезингеру отправляться в Иберию, не сыграло роли. Напротив, речь Фабиана вызвала только издевательский гогот. Удар прикладом о хребет Дюпона заставил всех нас закрыть рты. Говорят, так поступают с рабами в пустынях – избивают одного, чтобы устрашить и подчинить сотню.
Я заметила его, когда мы уже отчалили. Он бежал по берегу, одной рукой прижимая к груди свертки, а другой удерживая котелок на затылке. Он кричал во весь голос, чтобы его дождались, не отплывали слишком далеко. Зная Миннезингера, я готова поклясться, что он бы догнал нас вплавь…»
Малиновая клякса немилосердно размыла последние два слова. Луиза быстро вытерла следующую слезинку, готовую скатиться по подбородку.
Ну вот опять!..
Ей еще ни разу не удалось достоверно перенести на бумагу свое воспоминание о том моменте.
Каждый раз она в досаде закрывала блокнот, когда приходилось говорить о том, как следом за Олле из-за угла склада выбежали трое людей Крысиного Короля и набросились на него сзади. Бандиты повалили его на серый песок, смешанный с острой галькой и осколками стекла, и заломили ему руки. Секунды превратились в студень, который гасил звуки голосов и замедлял движения. Последнее, что увидела Луиза, перед тем как ей на голову накинули мешок, была ладонь Олле, простертая в отчаянном жесте в сторону удаляющихся шлюпок.
Что стало с ним? Никто не хотел даже гадать.
Она еще раз украдкой огляделась, чтобы удостовериться, не видел ли кто ее слез? Но в этот ранний – или поздний? – час бывшая труппа Крысиного Театра еще – или уже? – дремала, каждый на своей скудной лежанке.
Луиза Спегельраф, герцогиня и швея, художница и авантюристка, сменила несколько имен и укрытий, прежде чем оказаться в этом темном душном трюме.
***Сверху раздалось три удара – условный знак, что можно выйти на палубу. Но вместо того чтобы отойти от люка, невидимый моряк прокаркал сверху:
– Выбирайтесь, Крысы! Земля на горизонте! – Он ударил в крышку подкованным каблуком еще раз, чтобы убедиться – его услышали, и не спеша удалился.
Заспанные и измученные долгим путешествием, все собрались в центре трюма. Нильс первым понял, что происходит, и перерезал веревку, которой Якоб Краузе был привязан за руки к стальной перекладине.
– Значит, все? На берег? – переспросил Павел.
– А что, кто-то хочет еще поплавать? – вяло огрызнулся Нильс. – Собирайте свое барахло, не то больше его не увидите.
Последовав примеру остальных, Луиза сложила в маленький брезентовый мешок свой блокнот, карандаши и другие мелочи. Нож, подаренный Олле, она хранила в незатейливых кожаных ножнах, которые крепились к ноге у щиколотки и были незаметны при ходьбе. Носить оружие за голенищем, как мужчины, она побоялась.
Неужели Нильс, бывший бандит и каторжник, теперь займет место Олле и станет лидером? Нет, немыслимо. Недопустимо. Его горячий, порывистый нрав мог подвести всю труппу. Досадливо закусив губу, Луиза затянула шнурок на горловине мешка и поспешила вверх по лестнице.
Кораллово-алый закат ослепил девушку, едва она ступила на палубу: мазки света поджигали перистые облака на горизонте и отражались в мелкой ряби волн дорожкой к солнечному трону. Но взгляды ее спутников были прикованы вовсе не к небесному чуду. С востока на них надвигался берег. Тонкая полоса земли становилась все шире, являя свой изломанный ландшафт.
Отправляясь в Иберию, Луиза ожидала увидеть сахарную полосу прибрежного песка и лазурный шельф. Но юг встречал ее неприметной бухтой в окружении когтистых скал. Земля будто лежала на ладони морского демона, изумленно глядящего на этот клочок суши, который ему удалось оторвать. С таким же любопытством первооткрывателя смотрели на берег и друзья Луизы.
С резким воплем пролетела над их головами грязно-белая чайка, а за ней еще несколько.
Между тем «Росинант» замедлял ход, пока его могучие лопасти не замерли. Моряки, напротив, засуетились вокруг. Смуглый старик, чьи усы закрывали рот, сливаясь с бородой, повернул к левому борту своеобразный журавль с огромным прожектором на конце. Путникам пришлось потесниться, чтобы не мешать его таинственным манипуляциям.
Моряк поплевал на ладони, взялся за длинный шнур и несколько раз с силой дернул его на себя. Внутри аппарата затарахтело и застучало, а за стеклом сначала блеснула раскаленная нить, а после вырвался мощный луч света, разрезая зыбкие сумерки на две части.
Братья хором ухнули и потянулись было к прожектору, но свирепый взгляд старика заставил их отпрянуть вновь. Бородач покосился в сторону бухты и повернул рычаг. Луч тут же сжался в точку, скрылся за спиральными лопастями, словно зрачок, и снова расширился. Матрос повторял эту операцию снова и снова, придерживаясь определенного ритма.
– Сигнал посылает, – шепнул спутникам Рехт, раздуваясь от гордости за свою догадку.
– И без тебя все поняли, – ревниво буркнул Линкс и отвернулся к берегу, но тут же подскочил на месте. – О-о! Отвечают! Глядите!
Действительно – другой луч мигал в ответ с еле различимой вдали башни – видимо, маяка. Луиза заметила, как Фабиан нервно поправил широковатые рукава и воротник своей заношенной, в разводах пота, блузы, будто готовился к важной встрече. Да и всех их ожидало свидание с неведомой судьбой.
Все были чрезвычайно напряжены, и только Чайка немного приободрилась – ей не терпелось покинуть судно. Павел и Нильс тихо спорили, стоит ли завязывать глаза Якобу. Чтобы их разговор не коснулся чужих ушей, Павлу пришлось нагнуться и сравняться ростом с бандитом.
– Нельзя рисковать, – бубнил Павел. – Руки руками, да и кляп не виден, пока не присмотришься. А вдруг стража?..
– Ты так корову на базар поведешь, а меня не учи! – Нильс потуже затянул кожаные ремешки, которыми подвязывал свои тонкие косицы викинга, как перед боем. – Думаешь, мне впервой?
– Нет, не думаю, – задумчиво протянул Павел и выпрямился так, что его собеседнику пришлось запрокинуть голову. – Но ведь не в Иберии, да? Что ты знаешь про местных и их порядки?
Нильс ухмыльнулся, обнажив темные провалы там, где должны были быть клыки.
– Знаю, что тут есть даже более прожженные шельмы, чем я. Не говоря уже о страже. Тут все покупается, сечешь? И кому надо – уже заплатили. Так что не трясись так, не то шлюпку потопишь.
В тот же миг, точно в ответ на его фразу, раздался протяжный крик:
– Шлю-упки! На-а воду-у!
Под неприязненными взглядами моряков труппа Крысиного Театра вместе со своим пленником разместилась в двух лодках, которые покачивались у борта на толстых канатах, закрепленных крюками. Луиза зябко обхватила себя за локти – безобразный Харон с бельмом на глазу в числе прочих гребцов снова готов был взяться за весло, чтобы сопроводить их на берег.
Темнота стремительно отвоевывала небо у гаснущего дня, и огни бухты засветились ярче.
Заскрипели тугие канаты, спуская шлюпки все ниже. Местами краска лохмотьями отставала от обшитых металлом бортов, которые неотвратимо вырастали над головами путников. Теперь «Росинант» казался громадиной, заслонившей горизонт. Почти беззвучно днища лодок коснулись воды, гребцы отцепили крюки и погрузили весла в черные волны. Цель долгого путешествия была уже близка.
Иберийский воздух встретил их на полпути, коснувшись обоняния чуждым горьковатым запахом то ли цветов, то ли брошенных в костер листьев. Приглядевшись, Луиза могла уже различить в тени скал очертания скромного поселения с домами непривычных форм. Они походили на осиные жилища, плотно прижатые друг к другу и наползающие на каменный склон. Самые дальние из домов были выдолблены прямо в скале.
Девушка обратила внимание, что у Чайки не было с собой никакой клади, в то время как сама она прижимала к груди мешок с пожитками и своей долей денег, припрятанных на дне в комке белья.
– А где твои вещи? – поинтересовалась Луиза шепотом.
– При мне, при мне. Как обычно. – Подруга красноречиво покосилась на свой вечный сливовый пиджак, и Луиза вспомнила про обилие потайных карманов, вшитых картежницей в подкладку. – А ты что как паломница с узелком? Дай помогу.
С этими словами она взялась за шнур от горловины и обвязала его вокруг талии Луизы на манер пояса. Узел показался девушке слишком сложным, чтобы распутать его самостоятельно.
– Вот! Так оно надежнее.
Тем временем Братья, которые оказались с ними в одной шлюпке, сосредоточенно возились с собственной поклажей. Что-то таинственно бренчало и перекатывалось в недрах их котомок.
Их друзья вместе с пленником оказались на борту другой лодки, державшейся впереди. Не было ни малейшей возможности заговорить с ними или услышать, о чем они беседуют между собой. Хотя, скорее всего, они плыли молча.
***По мере того как приближался некогда недостижимый берег и выступали из тени очертания пирсов и рыбацких суденышек местных жителей, волнение переполняло грудь Луизы, как раскаленный воздух наполняет полость дирижабля. В какой-то момент она поняла, что не дышит.
Бухта безмолвно ожидала их прибытия. Не слышно было голосов домашней птицы, не лаяли собаки, не ржали кони. От этой тишины пересохло горло.
Вильнув в сторону, лодки проплыли мимо темного причала, и гребцы подняли весла на отмели, в нескольких метрах от берега. Там, выстроившись в неровный ряд, их ожидала дюжина мужчин, не меньше. Издалека их фигуры казались вбитыми в песок столбами из дерева, но эта неподвижность была обманчива. Им нужен был Якоб.
Повинуясь приказу старшего гребца, путники выбрались из шлюпок и оказались по бедро в нагретой солнцем воде. В этот момент Луиза позавидовала мужчинам, которым было не так сложно шагать в намокшей, отяжелевшей одежде, как им с Чайкой.
«Скоро все кончится, – твердила она себе, – скоро я забуду обо всем плохом. Начну новую жизнь».
Нильс вел пленника, крепко держа его за руки, связанные за спиной и приставив острие ножа к впадине на шее, под самым ухом. Несложно было догадаться, что за угрозы он шипит Якобу в затылок. Этого ли хотела Луиза, когда предлагала передать мошенника Краузе его врагам? Нет, ее воображение было не настолько живым, чтобы представить такую мрачную картину.
Наконец они ступили на сушу. Следом за ними вышел и косматый Харон, ожидая, что гребцам заплатят, и остановился у самой кромки воды.
Теперь труппа могла в деталях разглядеть встречавших их бандитов. Вся одежда последних говорила о том, что они принадлежат к одной группе и горды это подчеркнуть: одинаковые черные колпаки на головах, жилеты на голое тело и обрезанные чуть ниже колена узкие штаны. На икрах некоторых красовались крупные, ничем не скрытые татуировки, изображавшие крысиный след. Здесь их носили напоказ. Трое мужчин, стоявшие впереди остальных, повязали на лица яркие косынки, оставив на виду только глаза и брови.
– Стоять! – крикнул один по-кантабрийски, когда между ними оставалось не больше десяти метров. – Ни шагу больше!
Друзья переглянулись, а Нильс только сильнее стиснул рукоять ножа. Якоб замычал и дернулся в сторону, уходя от прикосновения лезвия.
– Мы люди Теодора Крысиного Короля! – так же громко отозвался Фабиан. – Нас должны встретить.
– Считай, встретили, – холодно ответил второй бандит.
– Так вы его заберете? – Расхрабрившийся Фабиан кивком указал на пленника.
– Сначала нам нужно убедиться, что вас не подослали. Покажите метки!
– Что, все? – уточнил Дюпон, дрогнув голосом.
За время плавания вся труппа успела узнать, что татуировка Чайки была фальшивой.
– Двоих достаточно, – отрезал тот, что заговорил первым. – Ты, болтун, и рыжая девка. Сюда. Босиком!
Только ощутимый тычок в спину от одного из Братьев вывел Луизу из оцепенения. «Рыжая девка» – это она. И сейчас она должна будет предъявить свою позорную татуировку, знак причастности к преступному миру. В противном случае…
– Ну, поживей там!
Девушка быстро сняла туфли и прошла вперед, чувствуя, как нагретый за день песок липнет к ногам. Фабиан немного отстал, так как провозился с обувью чуть дольше.
Бандит присел на корточки и склонил голову набок, пристально рассматривая рисунок на ее ступне. Затем царапнул След кривым ногтем. Луиза вздрогнула, но не от боли. Если бы на ее месте оказалась Чайка!..
Точно так же другой осмотрел татуировку на щиколотке Дюпона. Мужчины в косынках переглянулись.
– Чисто вроде. За вами следили?
– Мы на ваших глазах сошли с корабля, – терпеливо пояснил Фабиан. – С нами только гребцы «Росинанта». Ну так что, вести Краузе?
Снова обмен молчаливыми взглядами. Луиза отметила про себя, что иберийцы должны быть темноглазыми и смуглыми. Эти мужчины ни цветом глаз, ни акцентом не отличались от ее соотечественников. Беглые преступники, каторжники, разбойники. И она ничем не лучше их.
– Вы. Стойте здесь. Ты, – предводитель в косынке поднял руку, явно обращаясь к Нильсу, – веди! Медленно, чтобы мы все видели!
Солнце уже полностью погрузилось за горизонт, не оставив и отблеска. В темноте бледными пятнами выделялись лица и руки друзей Луизы. У лодок чья-то невидимая рука подожгла ряд факелов.
Не успел Нильс сделать и полудюжины шагов, как со стороны скал послышались выстрелы ружей и конский топот. Якоб резко вывернулся из хватки, побежал в сторону селения, но упал лицом в песок и попытался ползти, балансируя связанными за спиной руками. Нильс бросился было вслед за ним, но тут же ему пришлось отскочить прочь, чтобы не быть затоптанным гнедым конем.
– На землю, – закричал Фабиан и повалил Луизу. – Туда! За валуны!
Они едва успели скрыться за камнями. Над головами грохотали выстрелы и раздавались крики на смутно знакомом языке. Мелькали сапоги и подковы. Запахло порохом и железом.
– Нам нужно к остальным! – Луиза потянула Фабиана за ворот, потому что больше ни до чего не смогла дотянуться. – Мимо деревьев и в лодку!
Но стоило ей бросить взгляд туда, где раньше стояли ее спутники, как она вскрикнула и зажала рот ладонями.
Великан Павел корчился в набегающей пене приливных волн, прижимая к груди кулаки и отчаянно разевая рот, как рыба. Рядом с ним никого не было, только тело бельмастого гребца виднелось черной корягой.
Луиза попыталась дозваться Дюпона:
– В него стреляли! Мы должны ему помочь!
– Нас убьют! Все попрятались, видишь! – Фабиан еле удерживал ее в укрытии.
– Ты трус! – взвизгнула девушка и с силой лягнула его.
– Да, трус! Трус! Я хочу жить, и ты тоже хочешь!
Перед ними, затаившимися в густой тени, рухнуло тело, булькающее перерезанным горлом. Один из людей Крысиного Короля. Нильс, не отерев ножа, с ревом бросился обратно в гущу схватки, взрывая берег башмаками.
Ночь выла и скрежетала, грохотала и истекала кровью в жадный песок.
– Кто они? Кто эти люди? Они знали наверняка, на кого нападают. – От страха мозг Луизы заработал, казалось, быстрее обычного. – И Якоб…
– Головорезы Борислава, готов поклясться. – Дюпон тоже выглядел сосредоточенным. – Кто ж еще? Гляди! – Он, резко подавшись вперед, указал кивком. – Я вижу Рехта и Линкса!
Прищурившись, Луиза тоже заметила две почти одинаковых фигуры у причала.
– Мы должны добраться до кого-то из наших, – убежденно зашептала она. – Иначе мы погибнем, разделившись!
Фабиан помедлил с ответом, но вынужден был согласиться.
– Давай сначала подберемся к лодкам. Ты бежать сможешь?
Юбка Луизы от мокрого песка стала точно гипсовой. Девушке удалось извернуться, ухватить подол и разодрать его по шву до середины бедра – было не до приличий.
– Теперь смогу.
Как только они приготовились к спасительному рывку, раздались вопли:
– Alguaciles! Alguaciles!
– Стража! – сообразил Фабиан. – Что теперь?..
– К лодкам, – решительно ответила Луиза. – Они не станут разбираться, кто мы!
И первой бросилась бежать, пригнувшись, чтобы шальная пуля не догнала ее в потемках.
Но Братья, не заметив, что к ним спешат свои, внезапно изменили направление и побежали к ущелью между скал, где можно было угадать тропу. Подавив возмущенный вопль, Луиза свернула следом. Она изо всех сил старалась держаться подальше от боя, в который уже вступили альгуасилы со своими старинными, но смертоносными орудиями, и все время оборачивалась, чтобы не потерять Фабиана.
Но тут перед ней возник из мрака всадник с горящим факелом в руке. Его белый конь, расписанный широкими полосами боевого рисунка, встал на дыбы, перебирая копытами в воздухе. Ибериец что-то прокричал, но Луиза не поняла ни слова и побежала прочь.
Петляя, как затравленная лиса, она уже почти достигла ущелья, где скрылись Линкс и Рехт, как вдруг босой ногой наступила на что-то скользкое. Ее колено пронзила боль – сустав на мгновение сошел со своей оси, но с хрустким щелчком вернулся.