Путеводитель ботаника по цветам и судьбам

В данный момент в кабинете с белеными стенами и панелями из темного дерева было на редкость спокойно, хоть и немного душно. Шафран с тоской посмотрела на два окна за своим столом – прочным и массивным, куда больше, чем у Ли, – и подумала было допрыгнуть туда и открыть их. Слишком много труда, решила она, поглубже устраиваясь на диванных подушках. Как всегда, ее внимание привлекли ростки зелени на подоконнике: маленькие черенки в пробирках, которые она достала из шкафа; признаться честно, некоторые из них были опасны.

Губы ее изогнулись в улыбке, когда взгляд заскользил по угловатым листьям, растущим из ядовито-желтой лозы в центре подоконника. У нее появилась странная привязанность к этому растению, шолотлю, наверное, потому, что та напоминала ей о человеке, с которым она пережила непростые недели в недалеком прошлом.

В кабинет постучали, Шафран откинула голову на подлокотник и уставилась в матовое стекло двери. Ради Ли она уж точно не встанет – тем более было не заперто. Когда стук раздался снова, Шафран, застонав, села лицом ко входу.

– Ради всего святого, открой сам. Не стану я ради тебя вставать, ты ленивая…

Слова застыли у Шафран на языке, когда дверь распахнулась и на пороге оказался инспектор сыскной полиции Грин.

– Инспектор! – воскликнула Шафран, вставая на ноги.

Детектив стоял в дверях, держа шляпу в руках. Он ничуть не изменился за эти несколько месяцев, что прошли с тех пор, как она изводила его своими идеями о Беркинге и Блейке: аккуратно уложенные каштановые волосы средней длины над испещренным морщинами лицом. Единственным намеком на неординарность этого человека был проблеск ума в карих глазах. Сейчас эти глаза были прищурены и, как показалось Шафран, весело глядели на нее.

Неловко встав, Шафран направилась к двери.

– Прошу меня извинить. Я подумала… Ну, не важно. Входите!

– Не утруждайтесь, – вежливо ответил инспектор, входя в кабинет и оглядываясь по сторонам. – Насколько я понимаю, вас можно поздравить с недавним повышением. Мне сообщили, что вы теперь научный сотрудник факультета ботаники.

– Да, благодарю. – Превозмогая боль, Шафран пересекла комнату и села за свой стол. Она жестом попросила инспектора сесть напротив, что он и сделал.

– Я слышал, доктор Максвелл взял отпуск на неопределенное время? – ненавязчиво задал вопрос детектив.

Шафран порой все еще бросало в дрожь, особенно когда она входила в северное крыло, погруженная в свои мысли, и, оказываясь перед дверью Максвелла, вспоминала, что ее кабинет находится чуть дальше по коридору.

– Да, так и есть. Я не знаю точно, когда он вернется в университет. – Стряхнув легкую печаль, Шафран добавила: – В рамках аспирантуры я занимаюсь фитотоксикологией, или, иначе говоря, ботаническими ядами. Сейчас мы работаем с одним доктором над более детальным изучением воздействия некоторых местных растительных токсинов.

– Похоже, это исследование очень важно, – ответил инспектор Грин.

Шафран не сдержала улыбки. Работа и правда была важной, даже если порой казалось, что это так же бесполезно, как латать дыры на тонущем корабле. Девушка была уверена, что на каждый исследованный ими случай приходились сотни других. Доктор Астер, заведующий ее факультетом, никогда не говорил им точно, сколько сообщений об отравлениях они получают, лишь передавал, в каких случаях они могли бы помочь.

Шафран беспокоило, что она не до конца понимала механизм, позволявший им с Ли своевременно получать сообщения об отравлениях, не считая их объявлений об исследовании в газетах, распространявшихся в окрестностях Лондона. Но она знала, что лучше не выпытывать информацию у своего известного немногословием заведующего факультетом.

Когда они с Ли начинали свою работу шесть недель назад, она еще не отошла от дела Беркинга и Блейка. Суд проходил в спешке, чтобы успеть отправить экспедиционную команду университета в Бразилию, поэтому Шафран тогда разрывалась между своим новым исследованием и подготовкой к даче показаний против людей, пытавшихся отравить ее, Александра Эштона и супругу руководителя экспедиции. Ее роль в заседании оказалась совсем не такой, как она себе представляла, и теперь, спустя несколько недель, Шафран чувствовала, что уже слишком поздно просить Эстера объяснить некоторые непонятные ей детали научных изысканий, которые были поручены ей и Ли. Это было не столько одно полноценное исследование, сколько подборка конкретных случаев. Ли занимался предполагаемыми жертвами отравлений растениями, а Шафран искала природных виновников по полям и садам. Они вместе собирали образцы, затем составляли доклад и анализировали собранное и представляли отчет Эстеру. Она не искала новые виды растений, а Ли не открывал новые методы лечения пациентов, но оба помогали попавшим в беду и получали при этом интересный опыт работы в полевых условиях.

Шафран должна была признать, что ей было приятно получать такое внимание к своим наблюдениям от нового заведующего факультетом ботаники, в отличие от прежнего похотливого профессора. Даже если к этому прилагался коллега, которого она не ожидала и не хотела видеть рядом с собой.

Шафран благодарно улыбнулась инспектору Грину.

– Исследование действительно познавательное. Но прошу вас, расскажите мне, что привело вас сюда?

Инспектор задумчиво наклонил голову.

– Полагаю, вы помните, что после того, как мы завершили наше предыдущее дело, наш эксперт по ядам из Скотленд-Ярда вас не особо впечатлил. Припоминаю ваши точные слова: вы бы проделали ту работу куда лучше. – Шафран покраснела, но инспектор продолжил: – Я не могу заменить этого человека, но в моих силах искать другие решения, когда необходимо. Мне поручено одно дело, мисс Эверли, и мне нужна ваша помощь.

От последних слов у Шафран отвисла челюсть. Должно быть, это шутка. Инспектор неоднократно возмущался тем, что она вмешивалась в его расследование, и даже несколько раз предупреждал ее не лезть. Он не мог сказать такое всерьез.

Не успела Шафран ответить, как инспектор достал из кармана папку, открыл ее и протянул ей несколько фотографий.

– Что вы об этом думаете?

На глянцевых снимках был изображен букет в хрустальной вазе на полированном столе. На других кадрах цветы были крупным планом.

– Букет? – недоуменно спросила Шафран. – Ну…

Она принялась изучать черно-белые изображения. Первое, что бросилось ей в глаза, был длинный стебель какого-то растения, свисающий с края вазы, на котором рос небольшой круглый плод, который мог спокойно поместиться между большим и указательным пальцами. Корона на верхушке незрелого плода указывала на то, что это было не что иное, как гранат.

Пучок мелких соцветий под гранатовой ветвью напоминал лютики – похожие цветы Шафран искала на полях, окружавших поместье дедушки, соревнуясь с отцом в том, кто быстрее найдет идеальный цветок. Необычный выбор для букета, да еще и в городе, и не в последнюю очередь потому, что в ее родных местах это неприметное растение входило в список ядовитых. Ranunculus acris[3] в их исследованиях еще не встречался, вероятно потому, что мало кто стал бы его есть, учитывая его неприятный едкий вкус, за что лютик и получил свое название.

Рядом с ним в вазе возвышался высокий пучок пестрых колокольчиков, тяжело свисавших на одну сторону. Это был Digitalis, он же наперстянка.

По рукам пробежала колючая дрожь. Инспектор Грин занимался расследованием убийств. Вероятно, этот букет связан с одним из них. В это было не сложно поверить, учитывая, насколько ядовиты были цветы, составлявшие букет.

Шафран взяла следующую фотографию, крупный план которой подтверждал, что маленькие округлые цветы были лютиками. Однако присмотревшись внимательнее, она заметила кое-что странное в их стеблях. Шафран достала из ящика стола лупу и внимательно изучила снимок.

– Эти стебли были не просто срезаны, но еще и надрезаны. Любопытно.

– Почему же?

– Лютики – цветы довольно милые, но их сок вызывает раздражение. Я слышала старые истории о людях, просивших милостыню у богатых: чтобы вызывать сочувствие, они симулировали кожные заболевания, используя сок лютиков. Порезы на стеблях, кажется, сделаны преднамеренно. Значит, отправитель… – Шафран неуверенно подняла глаза на инспектора.

– …намеревался причинить вред получателю.

Возникла пауза, во время которой Шафран наконец собралась с мыслями.

– Такой букет просто в магазине не купить. Наперстянка – достаточно распространенный цветок для композиций, но вот эти лютики скорее полевые цветы, а ветка граната… Никогда не встречала гранат в букетах.

Инспектор Грин достал из своей папки еще одну стопку фотографий.

– А эти?

Шафран бегло просмотрела снимки. На них были изображены пышные туберозы и нежные цветы рододендрона кустового. Она перемешивала и вертела изображения, дабы составить более ясную картину, и наконец, сменив угол зрения, она заметила мрачный на вид цветок, который знала слишком хорошо.

– Аконит?[4] – подняла глаза Шафран, и инспектор кивнул в ответ.

Унылые колокольчики цветка аконита стояли рядом с другим не менее знакомым неприятным растением. Широкие, сердцевидные листья Urtica dioica[5] были покрыты крошечными волосками, которые, по словам Ли, при прикосновении цеплялись за кожу человека, оставляя на ней красные пятна. Однажды к ним поступил вызов с жалобой на воспаление кожи, возникшее в результате непреднамеренного контакта с такой же жгучей крапивой.

Шафран назвала инспектору Грину каждое растение, после чего он попросил:

– Не могли бы вы это зафиксировать на бумаге, пожалуйста?

Не выпуская увеличительного стекла, Шафран записывала составляющие букетов, задержавшись на крапиве. Ее не могли включить в композицию, не предупредив отправителя, что она опасна. Закончив, она протянула листок инспектору Грину, который собрался было уже уйти, как вдруг Шафран промолвила:

– Инспектор?

– Да?

Они долго смотрели друг на друга, прежде чем девушка, набравшись смелости, спросила:

– Те, кто получил эти букеты, были убиты?

– Да.

Шафран старалась не выдать своего любопытства.

– Как они умерли? Их отравили?

– Причиной смерти в обоих случаях была асфиксия, – отстраненно ответил инспектор. – В первом – странгуляционная[6], во втором – обтурационная[7].

– О! – Шафран удивленно моргнула. Не это она ожидала услышать.

Инспектор молчал. Когда пауза затянулась, он, прочистив горло, сказал:

– Без сомнения, это весьма необычно. Я узнал аконит благодаря вашим показаниям по делу Беркинга и Блейка и подумал, что цветы могут иметь какое-то значение, поскольку они присутствовали на местах обоих убийств. Я решил, что вы могли бы пролить на это свет. К примеру, где преступник мог достать эти растения?

Шафран задумалась, снова изучая фотографии.

– Оба инцидента произошли на этой неделе?

– Нет, первый случился две недели назад, двадцать восьмого июля. Второй двумя днями позже.

– Так… – Шафран анализировала даты, размышляя, почему инспектор ждал почти две недели, чтобы спросить ее о букетах.

– Все эти растения легко найти, – сказала она ему. – Они цветут в эту пору и в основном растут в садах, например рододендрон. На самом деле он тоже ядовит. Мед из цветов рододендрона погубил легионы греческих солдат две тысячи лет назад[8]. И это весьма забавно, поскольку другая армия совершила ту же ошибку несколько сотен лет спустя[9].

Шафран уловила легкое изумление на лице инспектора Грина и прервалась. Она с трудом сдерживала волнение. Эта беседа непосредственно касалась того, над чем девушка работала, но сейчас речь шла об убийстве, поэтому нужно было быть осторожнее.

Выпрямившись и сложив руки перед собой на столе, Шафран спокойно сказала:

– Ядовитые растения не редкость даже в тщательно ухоженных садах. Многие не понимают, сколько опасностей у них перед носом. Этот человек мог срезать большую часть цветов для букетов в саду или купить их в магазине. Кроме крапивы, поскольку только тот, кто знаком со старинными рецептами лекарств, стал бы выращивать ее специально. – Когда инспектор с любопытством поднял бровь, она добавила: – Крапива покрыта трихомами – особыми игольчатыми волосками, которые выделяют химические вещества-раздражители, проникающие под кожу, но кроме того они используются для изготовления лекарств от боли в суставах и мочегонных средств.

Инспектор Грин достал свой блокнот и, делая записи, уточнил:

– Итак, мы ищем человека, который иногда захаживает в цветочный магазин или имеет доступ к саду. Возможно, даже к саду с лекарственными травами. Что-нибудь еще?

– У того, кто составил такой букет, должно быть поблизости и гранатовое дерево, пропажи целой ветки с которого никто бы не заметил. – Шафран чувствовала, будто хватается за соломинку. Ей хотелось дать инспектору что-то более конкретное. – Я не смогла бы доказать, что цветы из одного сада, даже если бы у меня была возможность увидеть их лично, поскольку они разных видов. Думаете, эти букеты составил один и тот же человек?

С лица инспектора исчезла вся жизнерадостность, которую он демонстрировал на протяжении всей беседы.

– Мы не можем доказать, что отправитель один. Однако черные ленты, которыми были перевязаны цветы, полностью идентичны. – Он встал, уже менее серьезный. – Тем не менее пока ничего определенного. Позвоните в отдел или приходите, если что-то придет в голову. Я ценю вашу помощь.

Разочарованная тем, что оказалась не полезнее справочника по цветам, Шафран поспешила спросить:

– Можно оставить фотографии себе хотя бы на пару дней?

Инспектор Грин кивнул и взял список цветов. Шафран встала и проводила его до двери, где они пожали друг другу руки, после чего мужчина ушел.

Глава 3

Ли вошел в офис через несколько минут после того, как инспектор скрылся в коридоре. Он сел на диван, положив руку на его спинку, и выглядел при этом так расслабленно, будто сидел там уже несколько часов.

– Кто это был?

– Мой старый коллега, – беспечно ответила Шафран, осторожно возвращаясь к своему рабочему столу. – Просто зашел спросить совета.

– По учебе?

– Нет. – Она перевернула одну из фотографий, наслаждаясь своим преимуществом. Ли было любопытно, она это знала.

– О, хочешь, чтобы я поиграл в детектива? – лукаво улыбнулся Ли. – Хорошо, я все разгадаю! Ты не работала за пределами университета, насколько мне известно. С виду твой посетитель – рабочий человек, так что он определенно не один из университетских спонсоров. Может, вы вместе трудились на добровольных началах? На благочестивого святошу он не похож, так что он явно не служитель церкви. Он пробыл здесь не более часа, меня не было столько же, и принес тебе кое-что, что лежит у тебя на столе. И ты все время на это смотришь, – торжествующе закончил Ли.

Шафран положила локти на стол, чтобы заслонить фотографии.

– Ну ладно, Шерлок, и какие выводы? Кто мой таинственный коллега?

Ли потер подбородок с притворной сосредоточенностью.

– Я бы сказал… что этот человек – полицейский.

Шафран в удивлении разинула рот.

– Как ты узнал?

Ли рассмеялся.

– Я встретил его в холле по дороге сюда. – Шафран поджала губы. – Ну, и чего он хотел? Тебе кто-то наскучил, и ты подсунула ему один из своих ядовитых образцов? Тебя бросят в тюрьму?

– Как я уже сказала, он пришел проконсультироваться со мной, – ответила Шафран с подчеркнутым достоинством.

– Принес что-нибудь интересное?

– Ничего, что могло бы заинтересовать тебя. – Она пролистнула пару бумаг, чтобы отвлечься от фотографий. Ли посмотрел на нее с подозрением, но ничего не сказал.

«В этом и заключается проблема нашего партнерства», – мысленно ворчала Шафран, листая свой блокнот. Она ожидала гораздо менее вовлеченного коллегу, которого бы встречала раз или два в неделю, а не мужчину, который все время торчал в ее кабинете, роясь в ее книгах и бумагах, и делил с ней воздух в и без того душной комнате. Девушка бросила на него суровый взгляд, а Ли едва сдерживал улыбку, листая один из своих медицинских учебников.

Минут пять Шафран украдкой бросала взгляды на фотографии, надеясь, что Ли не смотрит, но наконец сдалась.

– Ну хорошо. Иди посмотри, что он принес.

В одно мгновение Ли оказался рядом с улыбкой до ушей.

– Если ты настаиваешь.

Шафран показала ему фотографии и описала таинственные букеты. Ли рассматривал их под лупой, низко склонившись, полностью пренебрегая ее личным пространством. По крайней мере от него хотя бы приятно пахло.

– Я не знаю и половины этих цветов, – сказал он наконец, выпрямившись и опираясь бедром о ее стол. – Даже под твоим чутким руководством я смог бы распознать только розу. К слову, я отправил изрядное их количество многим достойным девицам. – Он подмигнул, на что Шафран лишь закатила глаза. – Полагаю, розы – лучший выбор, особенно если предназначены подходящей женщине. Правильного сорта, разумеется. Впрочем, красные бутоны могут быть опасны, и я не о шипах говорю. Красный цвет говорит о любви слишком громко. В юности я как-то совершил подобную ошибку. Кажется, ее звали Люсиль, и она была девушкой высшего сорта, скажу я вам…

Шафран давно перестала слушать. Розы символизировали любовь. Ну а розмарин, конечно, воспоминания. Ей легко запомнился отрывок из Шекспира: «Вот розмарин для вас, он – чтобы помнить. Молю, любовь моя, не забывай. А вам – фиалки, чтоб мечтать». Эти строки заставили Шафран задуматься о предназначении каждого цветка в букете.

– Пойду в библиотеку, – пробормотала она, прервав воспоминания Ли о его прошлой спутнице жизни.

– Что, сейчас? Зачем?

– Хочу кое-что посмотреть, – непринужденно ответила она, собирая вещи.

– Тогда я тоже могу пойти.

Боль в лодыжке ничуть не уменьшилась, но гораздо легче было не обращать на нее внимания, когда нечто настолько увлекательное заняло все мысли. Шафран и Ли прошли через пустой холл, соединявший северное крыло со зданием Уилкинса, в котором находилась библиотека. В Галерее Флаксмана, имевшей восьмиугольную форму и располагавшейся в фойе, было абсолютно тихо. Пылинки зависли в затхлом воздухе под высоким потолком, неподвижные, как и мраморная статуя, возвышавшаяся в центре зала.

Они прошли в библиотеку через стеклянные двери; внутри, казалось, было прохладнее. В длинном зале, заставленном высокими стеллажами, было так же спокойно, хотя за столом сидела кучка исследователей, задержавшихся после занятий. Ли последовал за Шафран туда, куда они довольно часто наведывались, – в небольшую секцию ботаники, расположенную в задней части помещения.

– Я думал, мы ищем что-то интересное, – простонал Ли и поплелся дальше.

Шафран пробежалась глазами по названиям книг, которые за годы учебы выучила практически наизусть. Нет, здесь нет ничего, что могло бы помочь. Она задумалась, где ей отыскать книги по этикету, если таковые вообще имелись в университетской библиотеке.

Девушка направилась в секцию социальной литературы и там нашла то, что искала. Небольшая книга одиноко стояла на нижней полке. Называлась она, как показалось Шафран, довольно лаконично: «Цветы: их язык, поэзия и чувства». В ней говорилось: «Ни одно произнесенное вслух слово не в состоянии передать ту изысканность чувств, которую можно прочесть в своевременно подаренном цветке».

Шафран отнесла книгу на ближайший стол и разложила перед собой фотографии. В ясном, голубоватом свете, падающем из ближайшего окна, она принялась составлять примечания к каждому цветку в букетах, руководствуясь толкованиями, представленными в энциклопедии.

С каждой страницей композиции, составленные преступником, приобретали всё больший – и весьма волнующий – смысл. Лепестки цветов таили тревожную историю. В блокноте Шафран записала:

Букет первый, странгуляция:

Лютик – стремление к богатству или ребячество;

Наперстянка – неискренность;

Гранат – тщеславие или глупость.

Шафран перешла к следующему букету и обнаружила, что цветы в нем были подобраны не менее тщательно.

Второй букет, обтурация:

Тубероза – опасное удовольствие или сладкий голос;

Рододендрон – опасность или возбуждение;

Аконит – вероломство;

Крапива – клевета или жестокость.

Покусывая кончик ручки, она задумалась над второй строчкой. Некоторые цветы имели двойной смысл, но возможно, подразумевался лишь один из них. К делу об убийстве «опасное удовольствие» подходило гораздо больше, нежели «сладкий голос».

Шафран с трудом верилось, что кто-то увлекается флориографией[10] – ее популярность угасла несколько десятилетий назад; однако необычное сочетание цветов намекало на вполне определенное значение, так что эти букеты никак не могли быть собраны случайно.

– Не нравятся цветы? – спросил Ли, заставив Шафран вздрогнуть. Он опустился на стул напротив нее.

Нахмурившись, девушка провела рукой по блокноту.

– Если верить викторианской традиции тайных посланий при помощи букетов, то да, не нравятся. Не лучший выбор.

Не спрашивая, Ли взял у нее блокнот и положил перед собой, чтобы прочитать.

– М-да, не самый удачный, – заключил он, вернув записи Шафран. – Ну что, тогда вернемся?

– Куда? – спросила девушка, собирая вещи.

– В кабинет, Эверли, – куда же еще.

Она покачала головой.

– Нет, нужно поискать другие справочники. Я не уверена, что в этой книге приведены исчерпывающие толкования.

– Что? Уходишь изучать эти гадкие букеты? А как же наше исследование? – Зеленые глаза Ли смотрели скептически. – А твоя лодыжка? Ты едва можешь ходить.

Чувство вины чуть было не закралось в сознание Шафран, но они сделали для Джоуи Эванса все что могли, а лодыжка прекрасно заживет и так, если сильно ее не напрягать, то хуже не будет. Доктор Эстер ждал доклад до завтрашнего дня, но им можно заняться и утром. Невозможно сосредоточиться на чем-то другом, если предстоит расследовать убийство.

– Элиза, я дома! – крикнула Шафран, входя в квартиру.

– Да, дорогая, я так и поняла, когда ты хлопнула дверью, – ответила Элизабет, высунув голову из кухни. Светлые, песочного цветы волосы ее соседки было уложены идеальными волнами, темно-красная помада на губах была безупречна, несмотря на поздний час.

– Денек не удался, да?

– Если учесть, что в Олдершоте мальчик отравился болиголовом, – Шафран сделала паузу, скидывая пыльную шляпу и перчатки на маленький столик у входа, – и что скорее всего завтра я не смогу ходить, то да, я бы сказала, что день не из приятных.

Поиски в области флориографии оказались бесплодны: ни в одном букинистическом магазинчике, куда она заходила, ни в публичной библиотеке не нашлось ничего о цветах, не говоря уже о старомодном способе общения при помощи них, и вдобавок она едва не расплакалась, пытаясь сесть в автобус с поврежденной лодыжкой. Шафран сдалась и вернулась домой, расстроенная, но не разочарованная.

– Даже не представляю, – посочувствовала Элизабет. Резко насторожившись, она спросила: – Ли ведь не с тобой?

– Он остался в университете. Ты в безопасности от его непреодолимого очарования.

Элизабет фыркнула и скрылась на кухне. Оттуда послышался ее приглушенный голос:

– Не стоит искушать судьбу, вновь сталкивая нас на одной орбите.

Шафран засмеялась и зашагала по коридору, прихрамывая.

– О да! Если два таких метеора встретятся, то по прошествии некоторого времени они непременно взорвутся.

– Этого не избежать, вот увидишь, – ответила Элизабет, когда Шафран вошла в маленькую кухню. – Мы слишком энергичны, мы полны радости жизни. Он – харизматичный доктор, и я – гламурная поэтесса. Столько индивидуальности в одном целом – не представляю.

Шафран подавила смех. Когда Ли и Элизабет впервые оказались вместе в одной комнате, результаты были просто поразительными, если говорить точнее, то у Элизабет выработалась мгновенная, необъяснимая неприязнь к этому человеку. Ли вел беседу чрезмерно учтиво, что лишь сильнее раздражало подругу.

– Не обращай на него внимания. Угадай, кто сегодня появился на пороге моего кабинета?

Элизабет в полном изумлении слушала рассказ Шафран о букетах и их предполагаемом значении.

– Не могу сказать, что удивлена тем, что он обратился к тебе за помощью, – сказала Элизабет, подойдя к раковине, где начала чистить картофель. – Всем известно, что все зеленое и ядовитое – это твоя специальность. – Элизабет бросила на подругу мрачный взгляд – она не слишком обрадовалась, узнав, что Шафран решила продолжать изучать яды. Затем ухмыльнулась. – Молодец, дорогуша!

Шафран встала, чтобы помочь ей приготовить ужин, но Элизабет указала на дверь:

– Тебе с твоей ногой нужно отдохнуть, если хочешь и дальше заниматься этим делом. К тому же в твоей комнате лежит письмо. Ты удивишься, когда узнаешь имя адресанта.