Полная версия
От Валентина до Валентина
Иван Рубин
От Валентина до Валентина
14-го февраля праздника не чувствовалось. День был скучный и серый. С низкого неба косо летела колючая крупа, собиралась в закутках тротуаров, образуя подвижные снежные языки.
Девушка в красном пальто торопливо миновала двери вокзального зала с турникетами и, мельком глянув на табло с расписанием электричек, быстро зашагала к отправлявшемуся поезду. Через плечо алую ткань пересекал тонкий черный ремешок сумочки, на ногах блестели высокие черные сапоги на среднем каблуке. Голову от снега прикрывала вязаная черная шапка, прикрытая сверху широким капюшоном. В руке девушка держала розовую коробочку с тортом.
Электричка издала прощальный звук – «псс-с-с-сссс!». Девушка метнулась к первой открытой двери и заскочила внутрь вагона. Редкие пассажиры последнего вагона с интересом разглядывали яркую девушку, оценивая и ее саму, и ее не совсем обычный в городской серости наряд. Она, не задерживаясь, прошла через тамбур в следующий вагон. Там уже не воняло туалетом, вагон отапливался, и некоторые пассажиры даже сняли шапки. Народу было заметно больше, но свободные места еще оставались.
Девушка прошла в дальний конец вагона и села к окну, пристроив тортик на коленях. Поезд дернул и за заледенелым стеклом медленно поехали назад соседние электрички и обшарпанные вокзальные постройки. Девушка выдохнула и, усевшись удобнее, наконец расслабилась. Ехать было около сорока минут.
– Мариночка! – с дивана на другой стороне вагона поднялась симпатичная невысокая женщина лет тридцати. – Я тебя не сразу увидела. Сидела спиной и узнала, только когда ты прошла мимо. Рассказывай, как дела, что нового на работе? Есть ли подвижки с личным? Не виделись почти с позапрошлых выходных! – женщина пересела на свободное место возле «Мариночки».
– Женечка, привет, дорогая! Все нормально. Работаю. Новые фасоны разрабатываю. Если дело пойдет, к осени, может, опять в заграницу отправят.
– Мариша, ты, я смотрю все хорошеешь, по загранкам начала кататься. Скоро родной деревней брезговать начнешь.
– Что ты, Женя, как брезговать? Я только-только подниматься стала. Вот заработаю, может маме дом отремонтирую или новый построю. Москва, конечно, затягивает, но лучше нашей Зарубы я пока ничего не нашла.
– Ухажер к себе не зовет?
– Некуда к нему. Ты же знаешь, он у бабки живет, а там условия совсем никуда. Но он хорошо зарабатывает. Обещает скоро скопить и отстроить нормальный дом.
Завязался разговор о жизни, о планах, о ценах и зарплатах.
Марина – молодая, симпатичная, кареглазая брюнетка двадцати пяти лет. «Москвичка» из большой подмосковной деревни Зарубино. Господь одарил её красивым лицом и привлекательной фигурой с заметной грудью и широкими бедрами. Пять лет назад она закончила учебу в техникуме и теперь трудилась конструктором-модельером на швейной фабрике. Свое выделяющееся из общей серой массы пальто Марина раскроила и сшила после работы на фабричных станках и машинках. Владелец фабрики не возражал, чтобы работницы пользовались оборудованием. Он придерживался концепции: «коллектив – семья». Что-то японское.
Марина не была замужем. Может и была бы не против, но пока не складывалось. Пока училась в техникуме, были любови, встречи-разлуки, но прыщавых одногодков соблазнили и разобрали более нетерпеливые подруги. Да и было-то этих кандидатов в женихи всего два с половиной. Техникум женской направленности и в группе из двадцати человек учились только три мальчика. Короче говоря, во время учебы пасьянс не сошёлся. А уж на бабьей швейной фабрике из мужчин были только директор да главный технолог. Эти и по возрасту, и по социальному статусу женатых старпёров в мужья никак не годились.
Случались мальчики с дискотек. Эти телом пользоваться не брезговали, но даже от намеков на замужество бледнели и начинали заикаться.
Год назад на ВДНХ Марина случайно познакомилась с домодедовским жителем Игорем. Игорь был высок, усат, неплохо развит физически. Любил ту же музыку, что и Марина. С ним можно было обсудить новинки рока и попсы. Игорь работал автослесарем и на свою зарплату одевался модно и молодёжно, с лёгкостью тратился на дискотеки и концерты, при этом производил впечатление адекватного, устойчивого во взглядах человека.
Игорь говорил о женитьбе как о необходимости для любого нормального мужчины. Заявлял о планах на двоих или даже троих детей. Был готов в ЗАГС в любое время, вот только просил отсрочки на накопление достаточной суммы, чтобы можно было приступить к постройке дома для будущей большой семьи.
Пока же Игорь жил в доме своей бабки. Это была маленькая избушка из бруса в частном секторе Домодедова. Жить молодому человеку в ней было можно, но приводить туда молодую жену и растить детей на печном отоплении, с душем в виде тазика и чайника, а также с замечательным сортиром в дальнем углу участка было как-то не очень по-современному.
Игорь был нежен с Мариной, но в то же время не проявлял робости и неуверенности. Марина чувствовала в нем настоящего мужчину, берущего свою женщину как лев добычу – решительно и бескомпромиссно. Марине нравилась эта ласковая мужественность и заявляемая готовность стать опорой для их будущей семьи.
За слегка оттаявшими окнами вагона замелькали серые стены домодедовских предприятий. Поезд замедлил ход, приближаясь к станции.
– Давай, Женечка, я здесь выхожу. У нас с Игорем сегодня праздник первого поцелуя, правда, он об этом наверняка не помнит. Будем совмещать личный и общенародный праздники. Завтра к обеду буду дома, если не против, заходи поболтаем, – Марина подхватила свой тортик и направилась к выходу в тамбур.
– Пока-пока, милая, – прощебетала Женя, помахав ручкой, – будешь дома, зови на новости.
Марина вышла. Быстро протолкнувшись через турникет, побежала на остановку автобуса. Удача сегодня сопутствовала – автобус дождался её и тут же тронулся.
Зимний Домодедово – скучный город. Снежная каша на тротуарах и дорогах, серые кирпичные дома вдоль центральной улицы, бесконечные грязные стройки, скрывающиеся за неопрятными заборами и бескрайние домики, домишки, избушки, спрятанные в массивах «частного сектора» позади пятиэтажек и строек.
Строительный бум в начале «нулевых» у частников еще не наступил. Большие двухэтажные дома-коттеджи высились редкими айсбергами среди моря неопрятного и дешёвого жилого мусора.
Автобус остановился и открыл двери. Из пропахшего бензином и резиной нутра Марина и несколько попутчиков вышли в сумерки и метель. Каждый направился в свою сторону. Марина свернула в проулок и скоро ее алое пальто растворилось в летящем снеге.
В окнах утопавшего в сугробах домика Игоревой бабушки света не было. Игорь, наверно, или отсутствовал, или спал после смены. Марину он ждать не мог, так как они договорились встретиться только завтра, а сегодняшний вечерний сюрприз был чисто Марининой идеей.
Марина потянула дверь. Оказалось – не заперто. Она прошла в темный коридор и, не разуваясь, направилась в комнату. В сонной тишине дома из комнаты отчетливо доносились ритмичные скрипы раскладного дивана, сопровождаемые тяжелым сопением и негромкими стонами.
Марина опешила. Ей показалось, что она по ошибке в темноте зашла не в тот дом и даже в первый момент инстинктивно отпрянула назад, словно стремясь незаметно уйти. Но секундный морок прошел и она решительно, как в крещенскую ледяную купель, шагнула в комнату.
Над диваном белели белые женские разведенные колени, между которыми суетливо подпрыгивала чуть более темная Игорева задница. С появлением Марины движения и звуки прекратились. Голос Игоря прохрипел: «Кто там?»
Марина почувствовала спазм в груди, захотелось воздуха. Спертая, влажная, напитанная вонью мужских носков и запахом немытой женщины атмосфера комнаты просто физически не пролезала в легкие. Марина рывком открыла форточку и жадно глотнула уличной свежести.
Немного отдышавшись, она повернулась и села на стул напротив дивана с уставившимися на неё растерянными Игорем и его дамой.
– Маринка, ты откуда здесь? – тупо таращась с полутемного ложа, спросил Игорь. – У тебя же сегодня работа. Мы же на завтра договаривались встретиться?
Марина сидела молча, рассматривая всклокоченного Игоря. Такой красивый, созданный в девичьем воображении мир любви и доверия, опадал к ее ногам жухлыми бесформенными обрывками. Этого мира больше не было и строить его заново из этих черно-коричневых клочков было невозможно.
– Хотела, вот, тебя поздравить с Валентином и днем нашего первого поцелуя, – глухо ответила Марина. – Тортик, вот, купила к празднику. Ты же любишь тортики?
– Люблю, – сдавленно ответил Игорь.
– Вот и кушай вместе с твоей бабой. Не обляпайтесь, – Марина трясущимися пальцами развязала на коробке ленточку, сняла крышку, встала, подошла к дивану и неторопливо, но сильно вмазала Игорю в лицо кремовую розочку, цукатные листики и шоколадную надпись «На счастье!». Игорева шлюха взвизгнула и спряталась пол одеялом.
Не обращая на них внимания, Марина взяла со стола свою шапку, вышла на двор и спокойно направилась к автобусной остановке. Не хотелось ни кричать, ни ругаться, ни выть, ни думать о мести. Было чувство гадливости и ощущение, словно внутри головы, слева, образовалась пустота, заполненная комком свалявшейся собачьей шерсти. По этой грязной шерсти суетливо бегали тоненькие молнии и создавали гудение, похожее на то, что издают уличные трансформаторы в распределительных будках. Этот зуд не усиливался, не вибрировал, вообще никак не менялся. Он просто заполнял половину головы, гоня из нее мысли, желания и даже саму способность думать и рассуждать.
Погруженная в этот неприятный шум, Марина прошла мимо остановки и пешком направилась к станции. Ветер, хулиганя, откинул с её головы капюшон и теперь щедро засыпал волосы ледяной колючей крупой. Она шла по раздавленной сапогами пешеходов мокрой каше. Мимо медленно ехали машины, тускло освещая залепленными фарами косые линии летящих снежинок. Ветер стал нахальнее, Марина очнулась, надела шапку и натянула слетевший капюшон.
Она пересекла несколько кварталов, когда наконец почувствовала, что немного отлегло и осознание окружающего вернулось. Можно было сесть в автобус и проехать до станции одну остановку, но Марина решила не ждать и пройти еще немного. Не хотелось, чтобы люди в салоне автобуса разглядывали ее лицо. Марине казалось, что на ней повисла лохмотьями грязь Игоревой измены, и это явно будет заметно всем. Она поглубже надвинула капюшон, опустила голову и направилась к билетной кассе.
Электричку долго ждать не пришлось. Привычно объявил прибытие динамик и в снежной мгле появился мутный фонарь приближающегося поезда.
В Домодедово сошла основная часть пассажиров и до Зарубино Марина ехала сидя, отвернувшись к окну. Пассажиры, кто мельком взглядывал на Марину, не проявляли никаких чувств и эмоций. В их глазах отражалось обычное человеческое равнодушие.
Расстояние от станции до дома она преодолела быстрым шагом за десять минут. В деревне дороги не чистили и тротуаров здесь не было. Но даже такая пробежка не помогла избавиться от давящей пустоты. По-прежнему не было ни чувств, ни мыслей, ни эмоций. Марина шла, как робот, запрограммированный дойти от пункта А до пункта Б.
Наконец, вот и калитка её маленького домика. Немного повозившись с ключами, Марина зашла в прихожую. Дом стоял уже вторые сутки нетопленным. Было прохладно. Мать должна была вернуться со смены завтра утром, а сегодня было влажно, темно и неуютно.
Вдруг в голове и груди произошла разрядка. Пустота с шерстяными молниями лопнула, остатки уличного света померкли, Марина громко истошно завыла и, не раздеваясь, рухнула на кровать, трясясь от рыданий.
«Паскуда мерзкая! Сволочь! Скотина!» – Марина выплевывала в мокрую подушку эпитеты, которые не смогла сказать Игорю в Домодедово. – «В такой день он с какой-то немытой блядью спутался! Сволочь! Ненавижу гада!»
В маленьком окне соседнего, вплотную стоявшего домика, появилось и исчезло обеспокоенное лицо Жени. Через минуту она в домашних тапках выбежала на двор и, перепрыгивая через слежавшиеся сугробы, заскочила на крыльцо Марининого дома.
– Что случилось? – начала она тормошить ревущую в голос подругу.
– Этот гад… Этот гад… – простонала Марина, – в наш праздник блядь привел.
Женя думала не больше десяти секунд.
– Из-за этого говна ты так разревелась? А ну, вставай скорее, успокойся и всё расскажи. Он бил тебя?
– Нет…
– Ругался на тебя?
– Нет… Он эту сучку ебал, когда я пришла поздравлять его с нашим днем.
– Так! С этой минуты ты забыла его имя! Забыла? – с напором спросила Женя.
Марина согласно кивнула.
– Уже хорошо! Пойдем ко мне. У меня тепло. Выпьем водочки, закусим чем Бог послал, поговорим и все забудется. Подумаешь, ебаришка нашелся уникальный! Всё! Нет его! Пойдем, дорогая!
Женщины, обнявшись, вышли во двор и тут же зашли в дверь соседнего домика. Марина утерла слезы. О её страданиях напоминали только красные глаза и припухшие покусанные губы. Женя, покопавшись в неглубоком подполе достала холодную бутылку «Столичной». Оттуда же извлекла банку маринованных огурцов, нарезала хлеба и добавила немного ломтиков буженины.
– Не богато, но что уж есть. Буженина так вообще с Рождества осталась. – она налила водки на дно рюмок, – Ну давай! Чтоб ему пусто было, а нам счастье и веселье!
Подруги чокнулись. После третьей их глаза заблестели. По еще недавно горестно-бледным Марининым щекам разлился румянец.
– Вот, что я скажу тебе, Маришечка, – Женя доверительно наклонилась к Марине, – Чтобы выбор был и можно было бы держаться от альфонсов подальше, бросай ты свою швейку и устраивайся на работу в аэропорт. Во-первых, ближе ездить, – Женя загнула мизинец, – Во-вторых, мне свояк пару дней назад сказал, что там новую компанию принимают. Работников набирают. Ты девка молодая, красивая, умная. Запишись к ним в стюардессы. Будешь вся в шоколаде! Нормальные деньги появятся. И главное – там мужики адекватные водятся. Будешь летать, знакомиться. Тебе даже никого соблазнять не надо. Сами на тебя кидаться будут. А ты только выбирай лучших да присматривайся, может кого и убедишь жениться.
– А кто у тебя свояк? Он откуда все это знает?
– Да, Николай из синего дома по Кирова. Он же там на трапе работает. Все новости про аэропорт знает. Ну давай еще по тридцать за твою удачу и перемены к лучшему!
– А что сама не устроишься?
– Поздно мне. Я интересовалась. Только до двадцати восьми лет берут. А мне уже скоро тридцатник. Да у меня и так все на мази. Муж есть. Не пьет, не курит. Работящий. Сына обожает. Меня слушается. Сейчас вот еще немного подкопим и будем думать брать в ипотеку квартиру или попробуем свой дом строить. Если только один Кирюша будет, тогда трешки хватит. А если еще кто родится, то дом нужен.
– А что, уже есть наметки на следующего?
– Нет пока. Думаем. Ну так что? Поедешь записываться? Тут быстро надо. А то наберут и начнут морды воротить от нас таких красивых.
– А что бы и не съездить? В понедельник возьму отгул и скатаюсь, – Марина решительно рубанула воздух.
В окошко кто-то часто постучал. Как будто кошка поскреблась. Женщины обернулись на темное стекло. Марина пригляделась и отшатнулась: – Он!
– Игорёха твой, что ли? Неудачник? – Женя распахнула окошко, – А, сучёныш заявился! А ну уёбывай быстрым шагом, а то я тебя нечаянно кочергой уебу!
Игорь за окном опешил, – Мне бы с Маринкой поговорить… – промямлил он.
– А хули тут говорить? Маришка, дай мне ружье со стены, сейчас я ему его блядские яйца отстрелю! Давай говорю, пока не убежал!
Ружья у Жени не было, но угроза все равно подействовала, и в окно донеслись частые удаляющиеся шаги по скрипучему снегу.
– Всё! Больше не сунется! Давай еще по пятьдесят за нашу победу!
Утром приехала уставшая и издерганная работой мать. Поблагодарила Марину за приготовленный завтрак и легла отсыпаться. Марина позвонила на фабрику и попросила отгул. Цель уточнять не стала. Мало ли для чего молодой женщине может понадобиться свободный день?
В понедельник Марина в обычное время отъезда из дома приоделась, причесалась, накрасилась. С удовлетворением от результата осмотрела себя в зеркале.
«Если подгадать к Зарубинской электричке, для которой Зарубино – начальная станция, то можно ехать вполне с комфортом и, даже выходя на «Взлетной», не придется поправлять помятую в давке одежду и прическу. Впрочем, вариантов масса. Можно и до Домодедова доехать, а там перепрыгнуть на аэропортовскую». – размышляла она о предстоящей поездке. Но с ночи снега навалило столько, что Марина с трудом преодолевала наметённые за ночь сугробы. Время до Зарубинской электрички быстро истекало, а тут еще выстроилась очередь в билетную кассу!
«Придется через пятнадцать минут ехать на проходящей. А это значит в давке. Скорее всего, в тамбуре. Опять какой-нибудь малолетний идиот полезет щупать», – ворчливо размышляла Марина, поднимаясь на мост через железнодорожные пути.
Вдали сквозь редкую снежную завесу показался яркий прожектор электрички. Люди начали перемещаться, стараясь занять место у края платформы там, где обычно открываются двери вагона. Машинист свистнул, призывая пассажиров думать о безопасности, а не о возможности первым заскочить в теплое нутро вагона. Марина, как и ожидала, оказалась в тамбуре. «Да оно и к лучшему, – подумала она, – все равно выходить через три остановки».
Вплотную, лицом к ней оказался молодой человек в недорогой куртке и спортивной шапочке. Марина двумя руками прижала к груди сумочку, как бы защищаясь ею от молодого человека. Электричка дернула и молодой человек, неловко переступив, навалился на Марину. При этом, пытаясь схватиться хоть за что-нибудь, он поднял руку, но только ладонью надавил Марине на грудь. Марина выразительно посмотрела на нахала, подвигала плечами и взяла сумочку еще выше, чтобы гарантировать свою неприкосновенность от посягательств.
– Извините, я не хотел… – выдавил из себя молодой человек и густо покраснел.
– Держаться надо за поручни, а не за меня, – отрезала Марина.
– Я постараюсь дотянуться, – пообещал он.
Марина поджала губы. Поезд набрал ход и шел ровно, немного раскачиваясь из стороны в сторону.
– Вы поймите, я не специально. У меня протез неважный. Не всегда удается балансировать без поддержки.
Марина посмотрела на парня с интересом. Свои приставания к ней еще никто не оправдывал плохим протезом. Поезд начал резко тормозить. Теперь уже Марина, потеряв устойчивость, навалилась на молодого человека. – «Теперь вы меня извините» – сказала она, посмотрев в улыбающиеся глаза молодого человека.
– Вот видите, у нас сегодня как в цирке, то я валюсь, то вы. Давайте, держитесь за меня, а я попробую дотянуться до поручня.
– А у вас действительно протез? А то я думала, что просто вы ко мне так оригинально подкатываете?
– В Афгане стопу оторвало, вот уже скоро пятнадцать лет, а все никак не обзаведусь нормальной подпоркой. Я на «Взлетной» выхожу. Еду на работу в аэропорт. А вы?
– Мне тоже в аэропорт. А вы там кем работаете?
– Сейчас сижу у монитора. Чемоданы проверяю
– А я уж думала, вы как Маресьев, – опасно пошутила Марина.
– Я бы смог. Да вот, опоздал на шестьдесят лет.
– А я попробую в «Русские Крылья» устроиться. Говорят, там проводниц набирают. Не слышали?
– Как же! Слышал. И даже одну кандидатку проводил в их отдел кадров. Могу и вас поводить.
– Буду вам премного благодарна! – обворожительно улыбнулась Марина, испытывая облегчение, что ее глупый намек на Маресьева не обидел молодого человека.
Динамик из салона в тамбур хрипло донес: «Станция Взлетная». Народ зашевелился активнее, готовясь покидать электричку и заранее продумывая пути просачивания сквозь плотно спрессованные тела тех, кому на «Взлетной» не выходить.
Когда двери распахнулись, оказалось, что выходят многие, и Марина с молодым человеком оказались на платформе почти без потерь и утрат во внешнем виде. Молодой человек еще и успел галантно подать Марине руку.
– Пойдемте, возьмем такси. В автобусе толкаться не хочется. Вот от вас приятно духами пахнет, а после висения на поручнях весь автобус будет пахнуть одинаковым бензином. А у вас, вероятно, сегодня будет интервью в «Русских Крыльях», надо быть на высоте. Да и себе праздник устрою. В кои-то веки буду кататься в одной машине с красивой девушкой.
«Все-таки подкатывает. Не удержался. Впрочем, человек вроде бы нормальный. Можно и познакомиться», – подумала Марина, а вслух, беря инициативу в свои руки и ломая молодому человеку все его планы обольщения, сказала: «Давайте познакомимся, а потом вы мне расскажете про ваше ранение, ну и вообще про себя».
Они шли по узкой, протоптанной в снегу тропинке. Длинная вереница людей суетливо двигалась к автобусной остановке и стоянке такси.
– Меня зовут Игорь.
– А меня Марина, – чуть не поперхнувшись от имени Игорь, представилась Марина. Игорь не заметил ее смущения.
– Вы в Зарубино живете? Почему мы раньше не встречались? Вы с какой стороны от железки? – он продолжил спрашивать, с неподдельным интересом глядя на свою новую знакомую.
– Я там, где универсам. А вы?
– Ну а я с противоположной стороны. Поэтому и не встречались.
Игорь подал руку Марине, помогая ей преодолеть кучу снежного крошева, отделяющую тропинку от остановки.
– С ногой случилась беда уже под конец службы и буквально перед выводом войск. Расслабился. Мой взвод послали зачистить кишлак. Зачистили. А когда возвращались в расположение, из-за невнимательности наступил на пэпээмку. Ступню раздробило. В госпитале колдовали, колдовали, да и отрезали совсем. Смешно, что мне за тот кишлак «Красную звезду» дали. Получилось, как бы в обмен на ногу.
– На что вы наступили?
– На ППМ – противопехотную мину. Маленькая такая. Спрячут в траву и не заметишь. Расслабился. Типа войне конец, службе конец. Под ноги смотреть перестал. Духи и наказали. Ну вот, а потом работал везде понемногу. И в магазине грузчиком, и помощником электрика, и даже с бандитами ездил «по вызовам». Еле развязался потом с ними. Одно время от безденежья хотел даже продать свой орден нумизматам. Но они, во-первых, зажрались, а во-вторых, я подумал, что менять ногу на пару бутылок водки как-то неправильно. Сохранил для внуков. А год назад устроился в аэропорт. Чисто, спокойно, сидишь, а не стоишь. Да и зарплата вполне достойная.
– Шеф! До аэропорта!
Такси оказалась замученной жигулишкой. Водитель не в масть своей маленькой машинке сидел большой, черноусый, в меховой куртке и шапке, завязками задевавшей потолок.
– Марина, вы садитесь назад, располагайтесь с комфортом, а я впереди поеду, – предложил Игорь.
Водитель, взглянув на молодых людей, снисходительно предложил свой вариант рассадки: «Вы, юноша, садитесь назад к девушке. Пока едем, разговаривайте. Можете даже целоваться. У меня правый глаз не видит, а правое ухо не слышит. Так что, будьте в моей машине как дома».
Игорь взглянул на Марину, она пожала плечами, улыбнулась и жестом пригласила Игоря садиться рядом на задний диван. Машина тронулась. Пришла Маринина очередь откровенничать.
– А я отучилась в Зарубинской школе, получила пятёрочный аттестат и поехала поступать в Москву. Не поступила. Прямо как в анекдоте. Чтобы не сидеть у мамы на шее, тут же поступила в техникум… – «Глухой на правое ухо водитель» кивнул и одобрительно сказал: «Молодец, девочка!» Марина продолжила, – После техникума стала работать модельером на швейной фабрике. Интересно, но поначалу платили совсем немного. Только едва-едва на жизнь хватало. Да и теперь не сильно больше. Вот подруга и посоветовала попытать счастья в аэропорту.
– Здесь, на остановке остановите. Нам вон к тому зданию. – Игорь рассчитался с водителем и помог Марине выбраться из тесного нутра Жигулей. – Пойдемте. Нам к тому торцу дома.
Они шли рядом. Игорь едва заметно прихрамывал, но совсем этим недостатком не тяготился, а весь путь рассказывал анекдоты, шутил про лётчиков и стюардесс. Говорил, что в аэропорту его можно легко найти, если просто спросить любого работника службы безопасности, где тут найти «одноногого Игоря»?
– Вот и ваш отдел кадров, – показал Игорь на дверь с временной табличкой, гласившей – «Набор персонала» и что-то ниже по-английски. – Пока! – помахал он, – Надеюсь, еще встретимся!
Марина посмотрела вслед удалявшемуся неожиданному попутчику и помощнику, отметила, что про хромоту Игорь сильно преувеличил. И вообще он замечательный человек. Вот только имя… Оно портило все впечатление.
За дверью с табличкой оказалась комната с несколькими дверями и со стульями, расставленными вдоль стен, на которых сидели девушки соискательницы шанса кормить пассажиров в полете. Они негромко переговаривались, обсуждая что можно, а что лучше не говорить на собеседовании. По сравнению с Мариной девушки выглядели весьма субтильными и производили впечатление старшеклассниц, готовящихся к сдаче выпускного экзамена. Марина присела на свободный стул. Девушки по очереди заходили в одну из дверей, проводили за таинственной дверью минут по десять и довольные выходили обратно.