Опасные тени прошлого

Вместе с Семеновым и Славкой я поднялся по широкой лестнице на второй этаж, где у дверей квартиры № 4 нас встретил молоденький лейтенант из местного отделения полиции, поставленный для порядка Иваном Егоровичем. Уже на пороге нас догнали подъехавшие судебный медик Зотов и эксперт-криминалист Рябченко.

– Стало быть, нам сюда. – Участковый, тактично стукнув пару раз, открыл дверь и позвал: – Кира Юрьевна, ты где?

В небольшую аккуратную прихожую, где на полу как-то неуместно лежали синяя дорожная сумка и какой-то пакет, вышла симпатичная молодая женщина лет двадцати восьми, с аккуратной стрижкой на коротких темных волосах, с заплаканными глазами. Светлые потертые джинсы и лиловая трикотажная футболка с длинными рукавами облегали невысокую стройную фигурку, а неяркое освещение делало ее еще более хрупкой. Она выглядела растерянной и испуганной.

– Вот, Кира Юрьевна Демина, хозяйка квартиры и мастерской, где произошло убийство, – оперативно представил хозяйку Слава. – Приехала утренним поездом из Москвы и обнаружила труп своей соседки, Люськи… Ой, простите, – он заглянул в какую-то бумажку, – Людмилы Владимировны Романовой 1994 года рождения, проживающей в этом же доме, в квартире № 2 на первом этаже.

– Продавщица эта из продуктового, что в паре кварталов отсюда, – добавил участковый. – Хорошая девчонка, хоть и бедовая – я ее со школьных лет знаю.

Мы прошли в комнату, явно служившую хозяйке гостиной, с непривычно старинной – если не сказать старой – мебелью и большим количеством растений в горшках. Из нее еще одна дверь, массивная, свежеокрашенная в голубой цвет, вела в соседнее помещение, судя по расположению, находящееся в пристройке к дому.

– Там моя мастерская и галерея, – тихо сказала Кира. – И там я нашла Люсю…

Девушка всхлипнула и вытерла пальцами набежавшие слезы.

– Я всегда оставляю ей ключи от квартиры, чтобы она поливала цветы…

Мастерская оказалась большим, во всю длину пристройки, прямоугольным помещением, разделенным какими-то легкими конструкциями на две части. Три больших окна выходили на Крестовую улицу. Сейчас жалюзи на них были опущены, поэтому в комнате царил полумрак, несмотря на солнечный день. Лишь через центральное окно, жалюзи на котором были открыты, проникал свет, что позволяло разглядеть место происшествия. Я попросил Рябченко сделать несколько фотографий в первозданном, так сказать, виде, после чего Славка впустил дневной свет, и мы смогли внимательно рассмотреть жертву.

Если бы не дешевые шмотки с рынка и красные туфли на высоких каблуках, одна из которых слетела с ноги и валялась чуть в стороне, можно было бы подумать, что на полу среди разбитого стекла лежит хозяйка квартиры. Убитая была чуть моложе, но такая же невысокая, худенькая, с короткой стрижкой, которую она, вероятно, скопировала у соседки.

Зотов осмотрел тело, лежащее около большого, напоминающего станок стола, и констатировал смерть от удара тяжелым тупым предметом в височную часть головы. Произошло это, по его мнению, десять – двенадцать часов назад. Эксперт Рябченко занялся следами, отпечатками и прочей своей работой. Участковый Егорыч вызвал перевозку, Слава Курочкин начал писать протокол осмотра, а я тем временем решил поговорить с Кирой Юрьевной.

– Зовите меня просто Кира, – попросила она. – Но я даже не знаю, что и рассказать, кроме того, что вы видите сами.

– Как вы думаете, каким образом кто-то проник в вашу квартиру? Следов взлома на двери не видно.

– В мастерской есть еще одна, для клиентов, она ведет в подъезд, выходящий на Крестовую. Я всегда запираю ее перед отъездом.

Иван Егорович проверил дверь из мастерской – оказалось, что она просто плотно прикрыта, но не заперта. Вероятно, именно через нее преступник и вошел. Следов взлома на ней тоже не наблюдалось, значит, замок открывали ключом.

– Часто Людмила бывала у вас дома и в мастерской в ваше отсутствие?

– Иногда, только в те дни, когда я уезжала в Москву к родителям или в отпуск. Тогда Люся приходила полить цветы, вытереть пыль, проветрить. В мастерскую она не заходила: там нет растений, и я просила ее ничего без меня не трогать. Не знаю, что ей в этот раз там понадобилось. Войти она могла только со стороны гостиной, так как ключа от второй двери у нее не было.

– А Людмила знала, когда вы возвращаетесь? И вы посмотрели – у вас ничего не пропало?

– Она ждала меня в понедельник, но планы поменялись, и я приехала раньше, не предупредив ее. – Голос девушки снова задрожал из-за приближающихся слез, и она глубоко вздохнула, глотая воздух. – В квартире ничего не пропало, вещи на месте, но у меня ощущение, что кто-то искал… не знаю, что именно, особых ценностей у меня нет.

– Почему вы так решили?

– Дверцы шкафов закрыты неплотно, некоторые книги переставлены на другие места, в общем, легкий беспорядок. Постороннему глазу незаметный, но не мне… И в мастерской есть следы поисков. Самое ужасное, что разбит старинный витраж из костела, который я реставрировала. Теперь его вряд ли удастся восстановить, только если сделать копию. – Демина печально покачала головой. – Да что это я о стекле переживаю, когда Люси больше нет. Знаете, она, наверное, гостей ждала или хотела что-то отпраздновать, вон вино с конфетами принесла…

Кира махнула рукой в сторону пакета на полу прихожей и, не сдержавшись, заплакала. Горько, по-детски, закрывая лицо ладонями. Прибежал Славка со стаканом воды, усадил девушку на диван в гостиной, чтобы она успокоилась, подсунул салфетку.

В это время меня позвали в мастерскую: эксперт Рябченко обнаружил предполагаемое орудие убийства – странное приспособление, напоминающее лобзик, со следами крови.

– Это кольцевая пила для резки стекла, – пояснила немного успокоившаяся хозяйка. – Я использую ее в работе, и весит она немало, килограммов шесть.

На этих словах она вздрогнула, как от удара.

– Тяжелая, – прокомментировал Славка.

Оформив изъятие пилы как вещдока и закончив формальности с протоколом осмотра и отправкой тела в морг, мы на время оставили Киру Юрьевну в покое, договорившись, что позже еще побеседуем с ней.

Уходя, я дал ей визитку со своим телефоном.

– Вы звоните мне, если вспомните или обнаружите что-то важное или необычное. В любое время.

Хотя версия на первый взгляд вырисовывалась довольно простая: грабитель, забравшийся в квартиру в отсутствие хозяйки, не ожидал прихода жертвы и, будучи застигнут на месте преступления, ударил ее первым, что подвернулось под руку – тяжелой пилой. Возможно, у него и намерения убивать не было, просто хотел на время вырубить случайного свидетеля, но не рассчитал силу удара.

Это мы обсудили с коллегами и распределили обязанности: Зотов и Рябченко поехали проводить свои экспертизы, Славку и лейтенантика из отделения я отправил опрашивать соседей, а мы с участковым решили осмотреть квартиру убитой Людмилы, ключи от которой нашли в ее сумочке.

Но ничего такого, что могло пролить свет на тайну ее гибели, не нашли. Люська не отличалась особой аккуратностью: по комнате были разбросаны блузки, платья, косметика, кровать не убрана – вероятно, она спешила на работу и оставила все в беспорядке. От Киры мы узнали, что родители девушки переехали в деревню километрах в сорока от города. Егорыч вызвался их известить и сообщить мне, когда они приедут. А я отправился в Следственный комитет, в свой кабинет, чтобы там дождаться Славу и поработать над бумагами по этому на первый взгляд несложному делу. Хотя, если говорить правду, мне хотелось вернуться в квартиру на втором этаже купеческого дома, чтобы еще раз увидеть ее симпатичную хозяйку…

Ну как же везет этой московской выскочке! Почему на ее месте оказалась нелепая безмозглая девица из магазина? Что принесло ее в чужую квартиру среди ночи? Из-за нее не получилось все внимательно осмотреть и найти документы, которые наверняка спрятаны где-то в квартире. А попасть туда снова удастся не скоро: сейчас полиция будет вокруг топтаться. Если бы умерла архитекторша, то все было бы куда проще… Хотя для нее у меня придумано что-то поинтереснее удара по голове тупой железякой… Придется поменять планы и на время затаиться. А его, этого времени, у меня так мало…

Из письма Бориса Левандовского Влодеку Шпетовскому

Рыбнинск, 19 мая 2017 года

«…Сообщаю, что уже неделю нахожусь в Рыбнинске. Здесь весьма przyzwoicie [3]. Поселился в отеле в центре города, любуюсь из окна великой русской рекой – за ваш счет, разумеется…

Несколько дней пришлось провести по официальной программе, в университете. Мой интерес к истории города и его сооружениям не вызывает ни у кого подозрений, напротив, все стремятся мне помочь.

Удалось познакомиться с Аркадием Мельниковым – руководителем студенческого клуба, находившегося в костеле Святейшего Сердца Иисуса. Однако сейчас там ведутся ремонтные работы, и попасть внутрь пока не получилось.

От Мельникова я узнал, что большинство интересующих нас предметов демонтированы и находятся на реставрации у частного лица, некой Киры Деминой, архитектора из Москвы. Установить контакт не смог, так как она в отъезде, но проследил за ее соседкой, очевидно, имеющей доступ в квартиру и мастерскую, где хранится часть предметов из костела. Попробую использовать эту соседку для наших целей. Она похожа на dziewczyna lekkich obyczajów [4]… Это будет несложно для меня…

В дороге еще раз внимательно пересмотрел переданный вами архив и убедился, что наши расчеты правильны. Появилась идея о точном источнике сведений, нужных нам, но об этом – в следующем письме…»

Кира

21 мая 2017 года

Уже по-летнему теплое солнце заглядывало в окно, бликами рассыпаясь по полу и стенам спальни. Этих солнечных зайчиков я ощущала даже сквозь прикрытые веки. Под напором яркого света открыла глаза и подумала, что вчерашний кошмар мне приснился.

Но осколки от витража на полу мастерской, залитые кровью, беспорядок в комнатах и визитная карточка следователя Савельева на столе в гостиной были подтверждением: мертвая Люся и полиция – это реальность. Вчера после ухода посторонних у меня уже не было сил делать уборку, поэтому, наспех выпив кофе, я просто закрыла дверь в мастерскую и села за стол в гостиной делать эскизы к одному из заказов, надеясь, что это отвлечет от грустных размышлений. Обычно работа поглощала меня полностью. Но теперь одна мысль не давала покоя: что вор, невольно превратившийся в убийцу, искал в моем доме? Единственный человек, с которым я могла поделиться произошедшим без риска нарваться на пустое сочувствие и ненужное вмешательство в мои дела, была Ниночка.

Я вспомнила, как в первый школьный день ужасно растерялась в большом, переполненном незнакомыми детьми классе и стояла, прижавшись к стене, в то время, как все активно занимали места за партами. И тут ко мне подошла пухленькая розовощекая девчонка с огромными белыми бантами в косичках, уверенно взяла за руку и потащила за собой к лучшим местам у окна. С того дня и до выпускного мы с Ниночкой не расставались.

Поколебавшись, я все же набрала ее номер. И, конечно, совсем забыла про разницу во времени: подруга моя работала в волонтерской организации и сейчас организовывала что-то очень нужное в далекой Монголии. Но даже спросонья она сразу выбрала правильный тон, не став охать и ахать, а пытаясь мыслить трезво, насколько это возможно среди ночи, и ободрить меня.

– Так, Кирюша, ты там сопли не распускай, соберись. Девочку, бедняжку, не вернуть. Думаю, она незадачливому вору под руку подвернулась. Вряд ли он вернется, раз увидел, что красть у тебя особо нечего. Двери запри, выпей чаю с ромашкой и медом и постарайся поспать. Ты у меня не из трусливых, помнишь, как мы мальчишек из соседней школы гоняли? А они нас дразнили единичкой и ноликом? Конечно, ты тростиночка, а я – плюшка. С годами-то ничего не изменилось. Вот, чувствую, ты уже улыбаешься. Жаль, не могу к тебе приехать, но ты справишься, я знаю…

Получив порцию психологической поддержки и решив, что это вторжение было случайным, я немного успокоилась…

Сейчас, собирая цветное крошево, еще недавно бывшее творением неизвестного мастера начала прошлого века, вытирая следы крови и мела, которым был обведен контур Люськиного тела, я вдруг с ужасом поняла: а ведь на ее месте могла оказаться я, если бы приехала, например, вечерним поездом или вообще не уезжала!

Полночи не могла уснуть и думала о ней. Девушка была первой из соседей, с кем я познакомилась после переезда. Она выскочила из подъезда в пестром ситцевом халатике и тапочках на босу ногу, легко подхватила один из моих чемоданов, радостно поприветствовав: «С новосельем вас!»

И через пару секунд ее звонкий голос уже донесся с лестницы – она кричала бабушке: «Серафима Лаврентьевна, ваша внучка приехала!»

В этом была вся Люська – немного взбалмошная, легкомысленная, но всегда готовая всем помочь. Угощала мою бабулю конфетами, продукты из магазина приносила и ей, и другим соседям, кто нуждался в помощи. Я даже не знаю, как теперь рассказать Серафиме о том, что случилось. Вроде по наследству от нее мне досталась помощница. Такая наивно-трогательная в попытке копировать мою прическу, стиль одежды. Если у меня появлялась обновка, то через неделю-другую и Людмила уже щеголяла в похожей, только подешевле, с рынка. Вот порхала по жизни легко, как мотылек, и случайно спалила свои крылышки…

Не успела я закончить уборку, как кто-то уверенно и громко постучал в дверь мастерской – ту самую, через которую, скорее всего, вошел преступник. Я не сразу решилась подойти и открыть: что, если там стоит убийца? По спине пополз неприятный холодок.

Но за дверью оказалась Валентина Степановна, хозяйка салона красоты, находящегося прямо под моей мастерской. Эта статная женщина, усердно молодящаяся, всегда со свежей укладкой на густых волосах, с темно-красной помадой на узких губах, любительница крупных бус и платьев, обтягивающих пышный бюст, знала обо всем, что происходит в нашем доме и его окрестностях.

Вот и сейчас Валентина Степановна, одетая в вычурный бирюзовый костюм, с жемчужным колье на полной шее, смотрела с искренним сочувствием, говорящим, что она уже в курсе вчерашних событий.

– Кирочка, милая, как вы себя чувствуете? Вот решила навестить вас по-соседски и узнать, не нужна ли помощь? Вы очень бледны, деточка, конечно, такой удар – обнаружить в своей квартире труп! – Дама, оттеснив меня от дверей, уже двигалась по мастерской и с любопытством оглядывалась вокруг. – Я всю ночь не сомкнула глаз, думая, что кто-то мог забраться и в мой салон!

Валентина Степановна остановилась точно в том месте, где еще вчера лежала бедная Люська, и, опираясь рукой о стол с витражами, нетерпеливо постукивала ногой в изящной белой лодочке по полу. Казалось, что этот звук отдается у меня в висках.

– Пожалуйста, осторожнее, вы можете порезаться о стекло, – предупредила я нежданную гостью, думая, как бы быстрее от нее избавиться. – Я в порядке, не стоило беспокоиться.

Валентина рассеянно провела пальцами по стеклам, восхитилась их красотой и переместилась к окну, не переставая тараторить об ужасном злодействе и необходимости запирать двери и окна.

– Хотя через окно к вам не влезть, высоко, – констатировала она, поднимая жалюзи и прикидывая расстояние до земли. – А я установила в салоне надежные решетки – лучшее средство от воров. Может, и вам поставить такие? Вы не подумали о замене замков, Кирочка? Я могу порекомендовать вам хорошего мастера.

– Спасибо, Валентина Степановна, наверное, мне действительно стоит их поменять. – Я намеренно не предлагала гостье присесть или выпить чаю: желания обсуждать с кем-то убийство Люськи не было никакого. – Я обязательно загляну к вам, а сейчас мне надо закончить уборку. – И я виновато улыбнулась, покрутив в руках влажную тряпку.

– Конечно, деточка, не буду вам мешать, вы и так, наверное, уже намучились с этими осколками и прочим мусором. – Бросив последний любопытный взгляд на пол мастерской и пригласив меня зайти в салон освежить прическу, гостья наконец удалилась. Каблуки ее туфель гулко застучали по ступеням. А в мастерской еще долго витал аромат приторно сладких духов, смешанный с запахом лака для волос…

Только я пришла в себя от неожиданного, похожего на тайфун визита нашей парикмахерши, как раздался звонок в дверь – теперь уже квартирную.

– Кира Юрьевна, извините за визит без предупреждения, но мне необходимо задать вам еще несколько вопросов. – Следователь Савельев скромно топтался на пороге. – Решил не вызывать вас, так как сегодня воскресенье, а вот, навестить лично.

Мне отчего-то были приятны и его смущение, и сам приход симпатичного мужчины, от которого веяло силой, надежностью и добротой, которую не мог скрыть даже серьезный тон разговора. Среднего роста, спортивный, подтянутый, с коротким ежиком темно-русых волос и спокойными серыми глазами – такие мужчины нравятся женщинам, несмотря на несентиментальную профессию. Их, как говорит одна известная актриса, «разбирают еще щенками». Однако обручального кольца я не заметила, хотя многие ли сейчас их носят? Неброские джинсы, рубашка поло глубокого синего цвета расстегнута у ворота, в руках легкая серая куртка-ветровка…

Я вдруг поняла, что мое молчание неприлично затянулось, а мы так и стоим в прихожей, разглядывая друг друга.

– А давайте я угощу вас кофе, Игорь Анатольевич, а потом отвечу на все вопросы. – Мне хотелось ненадолго отлучиться, чтобы посмотреться в зеркало и привести себя в порядок после уборки. – Вы пока проходите в гостиную или, если хотите, посмотрите мои работы в мастерской…

И я быстро ускользнула в сторону кухни, не дав Савельеву возразить. По дороге заглянула в ванную, ополоснула лицо от пыли, поправила волосы и слегка прошлась по губам светлой помадой. Потом решительно стерла ее: мне показался неуместным макияж в такой печальной ситуации.

Когда я вернулась с двумя чашечками кофе, мой гость расхаживал по мастерской, вернее, той ее части, которая служила офисом и галереей, и внимательно рассматривал работы, развешанные по стенам. Мне показалось, что они его заинтересовали. Пригласив Савельева присесть в кресла для посетителей у небольшого журнального столика, я отпила кофе и приготовилась отвечать на вопросы.

– Кира Юрьевна…

– Зовите меня просто Кира, я как-то не привыкла к отчеству, – перебила я следователя, и он опять смутился.

– Хорошо. Кира, когда вы вчера утром вернулись домой, как попали в квартиру? Дверь была заперта, как обычно?

Я на секунду задумалась.

– Я открыла дверь своими ключами. Сейчас вспоминаю, что закрыт был только нижний замок, как если бы дверь захлопнули. А вот верхний был открыт, но я как-то не обратила на это внимание, устала с дороги, спешила…

– Значит, дверь могла захлопнуть Людмила, когда пришла, или тот, кто вышел через нее после убийства. – Савельев сделал пометку в блокноте. – А дверь из мастерской была не заперта, то есть теоретически у преступника было два варианта – выйти через квартиру в подъезд, где его мог заметить кто-то из соседей, или через мастерскую на улицу – на той лестнице нет квартир или других помещений. Но никто из соседей ничего не слышал и не заметил посторонних.

– Дом старой постройки, стены здесь каменные, толщиной почти в метр. Поэтому всегда тихо, можно кричать – никто не услышит. – То, что раньше радовало меня в этом доме, теперь показалось не такой уж и удачей.

– Кира, а вы не находили нигде тех ключей, которые были у Людмилы?

– Нет, я думала, что они у нее в сумочке.

– В том-то и дело, что ключей от вашей квартиры ни в сумочке, ни в карманах Романовой не обнаружено. Значит, убийца забрал их с собой. – И Савельев встревоженно посмотрел мне в глаза.

Мне стало не по себе: я вспомнила совет Валентины Степановны сменить замки и поняла, что он был очень правильным. Поделилась им со следователем.

– Да, замки следует заменить, я поговорю с вашим участковым, чтобы он помог с этим.

– Ой, не стоит беспокоить Ивана Егоровича по пустякам, соседка обещала мне порекомендовать хорошего мастера, – ответила я.

– Ну что ж, вам виднее, но сделайте это поскорее на всякий случай. – Я видела, что волнение его искренне, и мне это было приятно. Но липкое ощущение страха от перспективы возвращения убийцы с ключами от моей квартиры не давало сосредоточиться. А что, если бы он вернулся ночью, когда я спала? Хотя зачем ему возвращаться, раз он и так ничего не взял?

Мы с Савельевым разговаривали с полчаса, но так и не нашли ответа на вопрос, что же понадобилось преступнику в моем доме. Он записал адреса и телефоны тех клиентов, которые бывали у меня в последнее время, еще раз осмотрел мастерскую и попрощался, взяв с меня слово звонить ему во всех случаях, которые покажутся мне странными или настораживающими. Интересно, все сотрудники правоохранительных органов так внимательно относятся к пострадавшим?

За два года до описываемых событий

Рыбнинск

Серафима Лаврентьевна Решетова отложила старинный семейный альбом с пожелтевшими карточками, с которых смотрели лица давно ушедших родных и друзей ее семьи, печально вздохнула и поднялась из глубокого кресла, обтянутого гобеленовой тканью. Рисунок давно стерся, также стерлась почти до основания и ее долгая жизнь. Пора дать дорогу молодым, а самой прожить отпущенные ей годы или месяцы без забот, под присмотром врачей, медсестер, среди таких же одиноких стариков…

Из близких у нее почти никого не осталось. Старший брат, Стефан, был сослан после войны в лагеря ГУЛАГа, где и затерялись его следы. Сперва еще приходили письма, но в начале пятидесятых перестали, и ни о смерти брата, ни о чем другом они вестей не получили. Оборвалась эта семейная ниточка.

Мужа Серафима схоронила давно, лет пятнадцать уже прошло, как не стало ее Николушки. Николай Решетов был известным в городе врачом, светлой души человеком и ушел так же легко, как жил, – не проснулся однажды утром.

Своих детей бог им не дал, остался только двоюродный племянник Юрочка, живший с семьей в Москве и порой наведывавшийся в гости. Дочка его Кирюша была Серафиме как внучка, старушка любила ее всей душой. Бывало, приедет девчушка на каникулы, бежит по перрону и кричит радостно: «Симочка, родненькая, а вот и я!» Хотела Сима квартиру свою как приданое ей оставить в наследство, но узнав, что свадьба странным образом расстроилась, без всяких церемоний пригласила Киру переехать. Сама же она давно решила перебраться в частный пансионат для ветеранов, благо сбережения позволяли не стать никому обузой. Если девушке на новом месте понравится, то она оформит на нее дарственную.

«Хоть Кира мне и не кровная внучка, но все же родовое гнездо не чужим людям достанется», – думала Серафима, собирая свои вещи.

Вот уложены два небольших чемодана с одеждой и любимыми книгами, портплед, картонка со шляпками, упакована коробка с дорогими сердцу мелочами – много ли ей надо? Все остальное: посуда, ковры, мебель – остается Кире. Серафима Лаврентьевна с грустью посмотрела на альбом, погладила тисненую кожаную обложку и вернула его на полку книжного шкафа.

На столе оставалась потрепанная канцелярская папка для документов грязно-голубого цвета, с выцветшей чернильной надписью и завязанным на бечевку бантиком. Она много раз собиралась выбросить эту папку, содержимое которой, теперь никому не нужное, болезненно напоминало о счастливом прошлом ее семьи. Но что-то все время удерживало Серафиму от этого шага: ее родители очень дорожили этими старыми бумагами и пожелтевшими, затертыми на сгибах письмами. Вот и сейчас она взяла папку, прижала к груди, как ребенка, и убрала в один только ей известный тайничок, куда издавна прятала свои детские секреты, – словно похоронила…

Из письма Бориса Левандовского Влодеку Шпетовскому

Рыбнинск, 21 мая 2017 года

«…Возникли непредвиденные обстоятельства… план с соседкой провалился… буду устанавливать прямой контакт с архитекторшей, которая занимается реставрацией… Мельников рассказал мне, что в костеле через месяц должен пройти концерт классической музыки, на который ждут руководство области, поэтому с ремонтом торопятся.

Нам тоже надо поспешить, чтобы кто-то не добрался до предмета поисков раньше нас. С понедельника и начну…

Прошу Вас, пан Влодек, перечислить мне на карту некоторую сумму на дополнительные расходы… Жизнь в России весьма дорогая, зато здесь такие красивые pani…»

Из дневника следователя Савельева

21 мая 2017 года

Сегодняшний воскресный день я провел за работой. Одинокому холостяку вроде меня часто бывает нечем заняться в выходные, вот и загружаю себя делами.

Вопрос о ключах от квартиры, где произошло убийство, не давал покоя. Поэтому я навестил хозяйку и выяснил, что ключи убитой Людмилы Романовой пропали. Хотя, если быть честным, беседу с Кирой Деминой можно было отложить до понедельника или просто позвонить по телефону, но мне хотелось увидеть ее и поговорить в спокойной обстановке и без свидетелей.