Болотница

Анна Завгородняя

Болотница

Пролог

  Окруженная рваными облаками полная луна плыла по небу, освещая лес и высокую скалу, на которой застыла одинокая черная фигура.

 Человек стоял, возвышаясь над раскинувшимся под ним густым лесом, и напряженно смотрел куда-то вдаль. Холодный ветер, будто играя, рванул длинный плащ незнакомца, взметнул его, сделав похожим на крылья за широкой спиной. Не обращая внимания на ветер, человек продолжал смотреть вниз. Крепко вцепившись рукой за ветку кряжистого дуба и свесившись со скалы, он следил за алыми огнями, вспыхнувшими внизу, среди густых ветвей. Некоторое время эти огни пылали, сосредоточившись в одном месте, затем двинулись в сторону, разделились и вскоре исчезли в разных направлениях.

 Человек отошел от края и распрямил плечи.

– Они уже идут, – услышал он тихий голос, прозвучавший в шелесте ветра. Незнакомец резко оглянулся, посмотрел назад с таким видом, словно за его спиной мог находиться кто-то, кого он совсем не ожидал увидеть. Но за спиной никого не оказалось. Тогда человек рассмеялся. Смех у него был густой и хриплый, похожий на крик вороны.

– Я знаю, – ответил он ветру.

– Ты ничего не сможешь им сделать, – снова заговорил ветер.

– Я все равно попытаюсь, ты же знаешь, – сказал он.

– Да, ты попытаешься, только на этот раз ты проиграешь. Ты не сможешь отследить их всех, я позаботилась об этом!

 Человек снова рассмеялся.

– Думаешь, если ты отправила несколько отрядов сразу, я не выслежу нужный? Ты недооцениваешь меня, ведьма!

 Ветер ухнул совой. Снова потянулся к незнакомцу, но тот взмахнул рукой, отгоняя стихию, словно навязчивую муху.

– Не ищи свою погибель, упрямец! – прошелестел голос и ветер рассмеялся прямо над головой мужчины. Изловчившись, он снова дернул его плащ, будто пытаясь сорвать и унести прочь. Тогда мужчина отстегнул плащ и сбросил его с себя. Ветер тут же подхватил одежду и швырнул ее вниз со скалы.

 Незнакомец рассмеялся и прыгнул следом. Раскинув руки в стороны, он камнем упал вниз. Лес стремительно приближался. Казалось, еще мгновение, и он разобьется, но внезапно человек рассыпался на темные части. Вот был его черный силуэт, когда всего через миг в небо взмыли четыре черных как ночь ворона. Они хрипло раскаркались и немного покружив над острыми вершинами, разлетелись.

 Луна, последний раз глянув на землю, закатилась за темное облако. Где-то вдалеке ослепительно вспыхнула молния. Следом, неразлучный со своей сестрой, грянул гром.

 Приближалась гроза.

Глава 1

  Я возвращалась домой уже не таясь, не скрадывая шаги и не опасаясь хрустом сухой ветки, попавшей под ноги, вспугнуть лесную птицу или длинноногого оленя, застывшего на опушке и при первом же подозрительном звуке, убегающего прочь в густую чащу. Смело наступив на тонкий наст, я расслышала характерный хруст ломающегося льда. Поспешно перепрыгнув закованную холодом лужу, поправила на спине съехавшую котомку и тут услышала странный шорох и нечеловеческий тяжелый вздох, прорезавший тишину леса. Резко остановившись, прислушалась, оглядываясь и ожидая, не повторится ли этот вздох снова. И вот через удар сердца расслышала тонкий плач – словно где-то за деревьями, совсем рядом, лежал ребенок, чего, по сути, быть никак не могло. В этой глуши откуда взяться человеческому дитю? До ближайшего поселения болотников далеко. Не иначе нечисть меня морочит!

 Да только мне стало любопытно и, несмотря на то что я считала любопытство не самой лучшей чертой своего характера, я медленно пошла на звук.

 Обогнув несколько деревьев, сросшихся так близко, словно они выросли из одного ствола, я раздвинула лапы могучей ели и увидела лежащего прямо у корней, выглядывающих из-под земли, волка. Нахмурившись огляделась, подмечая, что снег и хвоя вокруг дерева были все в мелких капельках темной крови.

– Ну, спокойно, – проговорила и забралась под тяжелую еловую лапу, присев рядом со зверем.

 Я не отпрянула, когда волк обратил на меня взгляд желтых злых глаз и даже когда он глухо зарычал, осталась сидеть на корточках, разглядывая животное.

 Волк был ранен: весь его левый бок, которым был мне виден, оказался изодран в клочья, представляя собой страшную картину обнаженной окровавленной плоти. Скорее всего, его в схватке порвали другие волки. Я не знаю, из-за чего могла произойти стычка. Возможно, этот зверь когда-то был вожаком, а то и просто не поделили добычу – эта зима была как никогда холодная и зверья заметно поубавилось.

 Я продолжала смотреть на хищника, прикидывая в уме, что мне с ним дальше делать. Волк еле дышал, но взгляд от меня не отводил и следил за мной дикими, полными боли глазами. Я была уверена, что он будет защищаться из последних сил, которых, впрочем, у него оставались жалкие крохи.

– Кто же тебя так? – спросила тихо, обращаясь к волку.

 Зверь перестал на меня рычать и затих, а затем издал тот самый стон, что и привлек мое внимание. Я усмехнулась. Надо же, хищник, волчара, а плачет, как дитя малое. Кто б сказал, не поверила бы.

– И что мне с тобой прикажешь делать? – снова обратилась к зверю, словно он мог мне ответить. Волк бессильно уронил голову на переднюю лапу. Я медленно потянулась к ножнам на поясе и прикоснулась рукой к холодной рукояти длинного охотничьего ножа.

«Добить», – мелькнуло в голове, и рука непроизвольно сжалась в ответ на эту мысль, обхватывая пальцами рукоять. Но что-то удержало от непоправимой ошибки. Не знаю, почему, но нож я так и оставила на месте.Вместо того чтобы убить раненого зверя, избавив его от мучений, я выбралась из-под ели и, сбросив со спины котомку, развязала узелок, достав из него моток веревки. Затем скинула с себя толстую дубленку и быстро стащила длинную рубашку, бросив ее на землю. Поморщилась от студеного мороза, принявшегося кусать голую шею.

– Э, нет! – сказала весело. – Не про тебя мое тепло, зимушка-красавица.

Мгновение и вот я снова стягиваю на груди одежду, оставив рубаху лежать на земле и стараясь не растерять драгоценное тепло.

 Волк лежал и тихо поскуливал, когда я, вытащив из-за пояса короткий топорик, направилась к соседней ели. Остановилась, оглядела пушистые лапы, укрывавшие землю. Это дерево было моложе того, под которым умирал волк.

Я протянула к ветвям руку, прикоснулась к зеленым иголкам и мысленно попросила у дерева прощения за то, что собиралась сделать. Затем в несколько ударов, отсекла одну из ветвей и оттащила ее к пристанищу зверя. Застелив ветку рубашкой, подхватила веревку и снова нырнула к зверю под еловую лапу.

 В этот раз волк только глазами выдал свое беспокойство от моего появления. Чуть слышно зарычал, но звук получился тихим и уже не таким угрожающим. Он слабел прямо на глазах.

– Ты уж прости меня, – сказала я и, размотав веревку, потянулась к звериной морде, – но пасть тебе я все же замотаю. Очень уж не хочется, чтобы ты меня изловчился да хватанул.

 Я быстро накинула петлю на тощую морду и затянула её, прежде чем зверь попытался укусить мои пальцы, оказавшиеся в опасной близости от его челюстей. Я отчего-то рассмеялась этой его попытке а, убедившись, что зверь теперь полностью безопасен для меня, осторожно подняла его на руки и спиной попятилась назад, осторожно выбираясь из-под ели, стараясь при этом не зацепить раненый бок животного. Весил он едва в четверть своего веса, худой и ослабленный, он все же снова зарычал, когда я стала укладывать его на свою рубашку.

 Над головой пронзительно закаркал ворон. Я вскинула взор и разглядела на одной из веток огромную черную птицу. Я еще никогда не видела таких крупных воронов. Птица посмотрела на меня черными глазами, затем еще раз каркнула для порядка и, наверное, сообразив, что здесь ей уже ждать нечего, сорвалась с дерева и взмыла вверх. Я опустила голову и снова посмотрела на волка.

– Это она тебя караулила, – сказала я ему. – Ждала, когда подохнешь. Вороны они такие.

 Волк тихо лежал на ветке.

– Потерпи, – добавила я и, надев на плечи котомку, взялась за носилки, жалкое подобие волокуши, и пошла вперед, таща за собой свой неожиданный груз.

 Путь до моей землянки предстоял неблизкий. Охотясь, сегодня я забрела намного дальше, чем обычно. Зверья в лесу было все меньше. Вот и сейчас у меня в котомке, завернутый в шкуру, лежал всего один тощий заяц.

 Я шла. Мерзлый снег хрустел под ногами, а я все думала о том, что заставило меня пожалеть волка и почему я вот теперь тащу его в свой дом. Ну, выхожу я его, заживут его раны, все равно ведь потом уйдет. Зверь он всегда остается зверем, тем более такой вот, вольный, дикий. Собака из него не получится. Был бы еще волчонок, так может и приручила бы, а этот уже матерый. Жить со мной он не останется, так зачем тогда тратить на него силы и еду?

 За такими мыслями, не заметила, как вышла в знакомые места. Скоро спрятанный среди деревьев, должен был появиться и мой домик.

 Обогнув поваленное дерево, увидела первые кочки. Вот и болото, подумала я. Добралась-таки.

Землянка, укрытая снегом, словно дорогой белой шубой, встретила меня привычным молчанием. Никто не вышел на встречу. Двери приветливо не распахнулись. Я подумала, что теперь понимаю, зачем тащу к себе волка. Все просто. Мне одиноко. Одиноко так, как не было еще никогда после смерти бабушки. А этот зверь, хоть какое-то, но все же живое существо!

 Я остановилась перед дверью, разжала пальцы и оглянулась на волка, лежащего на еловой лапе. Зверь тяжело дышал. Оборванный бок медленно приподнимался и опадал вниз. Окровавленные ребра с клочками чудом уцелевшей шерсти, просвечивали белизной костей. Я с запозданием подумала о том, не переоценила ли свои силы? Смогу ли выходить волка. Очень уж он был плох. Но потом со вздохом отворила дверь и, подняв хищника на руки, занесла его в протопленный дом, где уложила на устланный сухой соломой земляной пол.

– Вот мы и дома, – сказала волку. Тот равнодушно закрыл желтые глаза и тихо заскулил.

 Я оглядела скудное убранство землянки. Сундук, обитый железом, да стол. Очаг и сооруженная напротив кровать из шкур, уложенных прямо на земле – вот и весь мой быт. Да еще травы, бесчисленное множество. Они висели на стене аккуратными пучками, лежали на столе и на единственной деревянной полке, занимавшей всю стену напротив входной двери. Травы были везде!

 Мой взгляд вернулся к волку.

– Не плач, – проговорила я и подбросила в затухающий очаг несколько поленьев. – Сейчас нагрею воды и обработаю твою рану. Перевяжу тебя и травы добрый положу.

  Я покосилась на волка, лежащего на полу, и подумала о том, что надо ему постелить в углу старое одеяло, да там и уложить. Угол теплый. Зверю там будет самое место.

 Повесив над разгорающимся огнем котелок с водой, я направилась к сундуку, в котором хранилась вся моя одежда. На самом дне отыскала старое, уже видавшее виды, одеяло, и, вытащив его, довольно хмыкнула.

– То, что надо, – произнесла я и направилась в угол моей землянки, где быстро соорудила для волка мягкое ложе. Широко улыбаясь сама себе, я перенесла туда зверя и вернулась к закипающей воде.

 Все травы, что были мне нужны, висели прямо над очагом. Я отщипнула немного от одного пучка, затем от другого… Травы полетели в котелок.

– А теперь помешаем, – сказала весело. За годы затворнической жизни я уже привыкла разговаривать сама с собой, а теперь просто обращалась к волку, хотя он и не мог мне ответить. И все же присутствие другого живого существа в моем доме, согревало сердце.

Я оглянулась на зверя. Тот лежал, не шевелясь и только слабо дышал, отогреваясь в тепле.

 Закончив с зельем, я разорвала на полосы кусок чистой ткани и устроилась рядом с волком, поставив на пол рядом все необходимое. Зверь едва глянул на мои приготовления и снова тихо заплакал, как тогда, в лесу, своим непонятным детским плачем.

– Ты потерпи немного, – предупредила волка и невольно потянулась к его голове. Прикоснулась к сухой шерсти, погладила. Волк вздрогнул от прикосновения, как от удара, и я поспешно отдернула руку, хотя его пасть все еще была перевязана и безопасна для меня.

– Ну, что ты так? – проговорила я тихо. – Я помочь хочу.

 Волк, кажется, мне не верил.

– Сейчас я сделаю так, что ты уснешь, – продолжила говорить я вслух и протянула над его мордой ладонь, только теперь я не касаясь зверя. – Спи, – сказала я и тихо заговорила слова заговора, которому когда-то, кажется, в прошлой жизни, меня учила моя бабушка. Я не знала, подействует ли этот заговор на хищника, ведь предназначался он для людей. Да и бабушка никогда не лечила животных. Но все же я хотела попробовать, а вдруг да поможет?

 Я бормотала непонятные, заученные в раннем детстве слова. Бабушка так и не успела объяснить мне их значение, но зато рассказала, какой заговор для чего читается.

 Слова полились из меня, словно старая песня, древняя, как сам мир. Она поднималась незримым облаком и таяло, как дымок от очага, что серой лентой тянулся в морозном воздухе. Закрыв глаза, я все говорила и говорила, пела свою песнь, ткала замысловатый узор слов. Не знаю, сколько прошло времени, но когда я закончила и посмотрела на лежащего волка, то с удивлением увидела, что тот спит.

– Подействовало? – спросила я сама себя и добавила: – Или ты просто устал, а я усыпила тебя своей болтовнёй?

 Я улыбнулась и тронула его перемотанную морду. Волк не отреагировал на мое прикосновение, продолжая спать. Тогда я осторожно принялась обрабатывать страшную рану, глядя на проступающие белые кости. С бока бедного зверя был вырван изрядный клок мяса, представляя собой страшное зрелище.

 Я поморщилась и положила на рану тряпицу, смоченную в теплом зелье, прижала, да и перебинтовала животное. И все время, пока я тормошила волка, он лежал смирно, спал.

  Закончив, я поднялась с колен, оставив своего дикого гостя спать на одеяле. Пришло время заняться зайцем. Мой живот требовательно заурчал при мысли о еде.

 Освежевала тушку в доме, боясь делать это за его пределами. На запах крови могло сбежаться зверье, а мне совсем не хотелось после отгонять голодных лисиц, или и того хуже – сородичей моего волка. Да и те же потроха я могла скормить голодному зверю. Думаю, когда он проснется, аппетит у него будет хороший.

 Я оглянулась на спящего зверя и усмехнулась, в очередной раз удивляясь тому, что притащила его в свой дом. Зато теперь я была не одна.

***

 В ту ночь, впервые за несколько лет, мне приснилась бабушка.

 Когда она умерла, мне было всего десять, и тогда она снилась мне почти каждую ночь. Не знаю, с чем это было связано, возможно, я очень скучала, и мне было плохо и тяжело одной. А может быть, она действительно приходила ко мне из того, запредельного мира, куда отправляется каждый после своей смерти. Я точно не знала и наверняка не узнаю никогда. Но те сны поддерживали меня, не давали забыть о том, кто я. Длились они несколько лет, но потом бабушка стала сниться мне все реже и реже. Это не значило, что я забыла ее. Нет, я помнила бабушку каждый удар своего сердца. Каждый миг своей жизни. Просто смогла отпустить ее и успокоиться.

 И вот сегодня она пришла вновь.

 Мне приснилось, что она сидит у окна чужого дома, который я не знала. В распахнутые ставни льется солнечный свет, освещая ее круглое, морщинистое лицо дорогого мне человека. Бабушка смотрела в окно, но почувствовав меня, повернулась и с улыбкой сказала:

– Ну вот, гляжу, одного волка ты уже нашла. Скоро жди второго! Он уже идет к тебе. Это судьба, Лада!

 Я шагнула к ней, чтобы обнять, чтобы рассказать, как сильно скучала, как одиноко жила без нее, но перед глазами все вдруг вспыхнуло ярким светом и затем погасло, оставив меня в полутьме.

 Я резко села, сонно оглядываясь по сторонам и поняла, что проснулась. В очаге догорал огонь. Угольки тлели в темноте алыми камушками, похожие на глаза невиданного зверя. Я повернула голову к закрытому ставнями окну. Сквозь щели в дереве проникал тонкий свет зарождающегося утра. Волк на одеяле все также спал.

– Что она имела в виду, что я найду еще одного волка? – произнесла я вслух и покачала головой. Нет, еще одного такого нахлебника мне не надо.

 Пора было вставать.

 Откинув одеяло, я спустила ноги на плетеный коврик и стала быстро одеваться. В доме было тепло и уютно. А там, за стеной, трещал мороз.

 Услышав шорохи, волк проснулся и приподнял голову. Я повернулась к нему и наши взгляды встретились. Мой спокойный и его настороженный, выжидающий. Он несколько мгновений не отрывал от меня желтого взора, а затем снова положил голову и закрыл глаза.

– Сейчас я тебя покормлю, – сказала я.

 Волк, как я и ожидала, никак не отозвался на мои слова.

Глава 2

 Раны моего незваного лесного гостя заживали, правда медленнее, чем я ожидала. Только через три недели он стал делать первые попытки подняться на лапы. Еще через неделю мог выходить за порог, но обычно далеко не отходил. Делал свои звериные дела и возвращался. Первый раз выпуская волка, я подумала, что при первой же возможности, едва оказавшись за стенами дома, он убежит в лес, но нет. Каждый раз волк возвращался, словно понял, что здесь никто не причинит ему вреда.

 Я все еще опасалась своего нежданного гостя, но пасть зверю размотала на следующий день его появления в моем доме. Удивительно, но он ни разу не сделал попытки меня укусить, хотя и продолжал рычать, и свирепо щелкал зубами, если я неосторожно задевала его рану. А все остальное время лежал в своем углу и если не спал, то следил за мной подозрительным взглядом своих желтых глаз.

– Вот и правильно, – говорила я ему, наполняя его миску супом с потрохами, – не привыкай ко мне. Когда поправишься, уйдешь подобру-поздорову. Я тоже не буду к тебе привыкать, только веди себя хорошо. Ты же, как погляжу, умный. Знаешь, что я тебе не враг, да?

 И он действительно вел себя хорошо. Словно понимал мои слова, обращенные к нему, хотя, что я говорю. Он и правда, все понимал. Это не все люди понимают, а звери, если с ними обращаться должным образом вопреки всему, поступают порой лучше, чем мы.

 Время текло, мои припасы стали подходить к концу, и я поняла, что снова придется идти в поселение, то, что лежало за болотом в северной части леса. Собираясь в дорогу, я посмотрела на волка и зачем-то сказала ему, что приду только к вечеру. Собрав шкуры убитых мной зверей, в основном это были белки и зайцы, да еще несколько лис, я сложила их в свой заплечный мешок, надеясь, как всегда, выменять товар на продукты. Оделась потеплее – несмотря на светившее солнце и ясный день, воздух был необычайно холоден и будто звенел натянутой тетивой.

 Я удивилась, когда волк провел меня до дверей и сел на пороге, глядя мне в глаза, словно спрашивал, куда идешь, да когда вернешься.

– Жди. Скоро буду, – объяснила зверю.

 Он открыл пасть и издал странный звук, то ли зевнул, то ли сказать что-то пытался, а затем шагнул ближе.

 Я остановилась, поглядела на дикого гостя и нерешительно протянула руку. Зверь посмотрел на мои пальцы, и впервые за все время, что жил у меня, не зарычал, как делал это раньше. Я промедлила, не решаясь прикоснуться к хищнику, затем решительно погладила его по голове и улыбнулась. Наверное, я зря сделала это, ведь таким образом я приняла его дружбу, или это он принял мою, не знаю. Да только на сердце стало легко, будто я попрощалась с добрым другом.

– Жди, – пообещала волку. – Схожу в деревню, обменяю шкуры и вернусь. Это тебе достаточно мясной похлебки, а человеку хлеб нужен, – попыталась объяснить.

 Волк прищурил глаза, а я вышла и затворив за собой дверь, поспешила в путь, надеясь вернуться, домой дотемна.

 Дорога моя пролегла через болотистую местность. На смену высоким раскидистым соснам и елям пришли низкорослые голые деревца, росшие на кочках вдоль тропинки, петлявшей меж стоячей воды. Сквозь серые стволы тропа проглядывала далеко вперед. Шагала я уверенно, хотя в поселение ходила нечасто. Во-первых, это было далеко, а во-вторых, нас там с бабушкой никогда не жаловали, хотя жители иногда и обращались к нам за помощью. Совета просили только, когда уже не могли справиться своими силами, или их знахарь просто не знал, что делать. К слову сказать, знахарь в поселении был слабый. Силы почти не имел, но лечить некоторые болезни или живность всякую домашнюю был горазд. Отношения у меня со стариком сложились не самые лучшие. При встрече, хотя они и были редки, он всегда взирал презрительно и только что не плевался в мою сторону.

 Жители деревеньки меня тоже не жаловали. Да я особо не обращала на них внимания. Знала, что когда им действительно понадобится помощь, придут, а я отказать не смогу, потому как сила дана для того, чтобы помогать. Чаще всего прибегали тайком, чтобы никто не знал о том, что кто-то из поселения прибегнул к помощи болотницы – так называли меня его жители за глаза. А все оттого, что домик мой стоял на самом краю болота. Да глаза у меня были цвета зеленой ряски, что летом затягивает обманчивую топь.

 Я шагала быстро, отчего скоро отогрелась, и зимнее солнце уже казалось не таким холодным. Поросшие осокой кочки, окруженные стоячей водой, манили обманчивой твердостью. Я бросала редкие взгляды по сторонам, припоминая, где таится трясина. Прикрытая коркой льда, она обманчиво манила меня свернуть с проторенной дорожки, но я только усмехалась и шагала вперед.

 Когда солнце встало над головой, я, наконец, вышла на твердую землю. Снова впереди появились темные деревья. Тощая береза зашелестела последними, чудом уцелевшими на ветвях, ржавыми листьями. Над верхушками высокого леса я заметила тонкий дым, поднимающийся из очага. Деревушка была уже совсем рядом. Еще пара поворотов, и тропинка вывела меня на широкую вырубку, за которой показался первый дом, обнесенный деревянным забором с мой рост высотой.

 Деревенька была небольшая, всего в несколько дворов, да на окраине стояла еще пара заброшенных, покосившихся домов, хозяева которых или умерли, или покинули поселение в поисках лучшей жизни.

 Я направилась дальше, прямиком к дому старосты. Прошла мимо покошенных домиков и, миновав огороды, уснувшие до весны, наконец, вышла к владениям старосты, к своему удивлению, не встретив никого по пути. Только собака, что сидела на цепи, охраняя дом, залаяла, выбравшись из будки. Наверное, жители сидели в своих теплых натопленных домах, подумалось мне с какой-то непонятной тоской.

 Я поднялась на крыльцо, постучала в тяжелую дубовую дверь и, не дожидаясь ответа хозяев, толкнула дверь вперед и прошла в теплые, пахнувшие пирогами сени, а за ними и в горницу. Одна из дочерей старосты, рослая девушка по имени Леля, накрывавшая на стол, встрепенулась и устремила на меня гневный взгляд карих глаз.

– А! Болотница! – произнесла она с насмешкой. – Явилась-таки! А мы все с батюшкой гадали, когда у тебя закончатся припасы, и ты придешь к нам, – она уперла руки в покатые бока и посмотрела на меня, а затем зычным голосом позвала отца.

 Староста вышел из другой комнаты – в его доме их было несколько. Зажиточный, однако, подумалось мне.

– Лада? – почесывая толстый живот, Боян медленно приближался, покачиваясь и зевая. Наверняка только с печи слез, решила я, глядя на сонного старосту.

– Давненько ты к нам не заходила! – он сел на скамью у стола и махнул рукой дочери, чтобы та продолжила накрывать к обеду. Леля расставляла деревянные миски и изредка косилась в мою сторону, а я рассматривала сидящего предо мной толстого мужчину, еще молодого, но обрюзгшего, со взлохмаченной после сна бородой и густыми усами, спадавшими ему на грудь.

– С чем пожаловала? – спросил Боян и, вытянув перед собой ноги в потертых штанах, вперил в меня взгляд маленьких черных глазок. Взгляд был плохой. Недобрый.

– Шкуры принесла на обмен, – сказала я в ответ.

– Шкуры? – переспросил он. – Ну, показывай, раз принесла! Да поскорее. У нас обед скоро.

 Я сбросила со спины котомку, достала свои трофеи и положила рядом с мужчиной на скамью. Тот словно нехотя поковырялся в шкурах, перебирал, рассматривал. Сонливость при этом у мужичка словно рукой сняло.

– Что хочешь за все? – спросил спустя какое-то время.

– Да как обычно! – отозвалась я.

 Он кивнул.

– Ягода! – крикнул.

  На зов старосты явилась его младшая дочь, похожая на отца словно речное отражение за тем небольшим отличием, что черты ее лица были миловиднее. Девушка была круглой, как луна. Темные волосы заплетены в косы, глаза, такие же маленькие и хитрые, как у Бояна, метнулись в мою сторону.

– Дочка, – староста указал девушке на меня рукой, – поди-ка, принеси нашей гостье муки и соли. И что там ты ей еще обычно кладешь.

 Ягода кивнула мне и прошла мимо, прихватив висевший у дверей полушубок – не иначе как в погреб пошла. Ждала я ее возвращения недолго. Девушка вернулась, посмотрела сперва на отца, а затем на меня.