Дикарь и лебедь

Мать посмотрела на меня золотистыми глазами, очень похожими на мои, и я испугалась, что она разглядит, прочтет вину по моим глазам и голосу.

Даже если что-то и заметила, она не подала вида и вяло сжала мою руку в ответ.

– Пчелка, – прошептала она – неуместное обращение к дочери, что разбила ей сердце. – Однажды ты поймешь, каково это – чувствовать, как душа покидает твое тело, и пытаться перебороть инстинкт, который велит жизненной силе последовать за ней. – Облизнув сухие губы, мать еле слышно добавила: – Однажды ты узнаешь, каково это – обрести, а затем потерять свою истинную половинку. – Ее холодные пальцы ласково коснулись моей щеки. – Я бы скорее пожелала тебе умереть, чем испытать подобное, пчелка.

Не зная, что на такое ответить – мне лишь хотелось, чтобы она не закрывалась, чтобы слушала меня и не умолкала сама, – я сказала:

– Боюсь, что умру я раньше, чем успею даже задуматься о поиске половинки.

Она улыбнулась – горько, с тоской во взгляде.

– Половинку невозможно найти, – твердо сказала она. В ее голосе слышалась печаль, но он зазвенел. – Ее приведут к тебе звезды.

Я не раз слышала историю о том, как они с отцом обрели друг друга. Когда маме исполнилось пятьдесят лет, ее отец заявил, что ей пора расстаться со своей пассией и остепениться, и для нее устроили брак с одним из выбранных моим дедом ухажеров.

За две ночи до свадьбы, когда в город начал прибывать народ со всех уголков Синшелла, мама познакомилась с моим отцом – сыном фермера, жившим на окраине леса, у границы между Эррином и Синшеллом. Он был воином, но не по собственной воле, а потому что земли и скот, принадлежавшие его семье, нуждались в охране. Его мать настояла, чтобы он посетил королевскую свадьбу, поскольку пропустить такое событие было немыслимо.

Мама, которая на тот момент, разумеется, была влюблена – но вовсе не в своего нареченного, хоть они и дружили, – улизнула из замка, чтобы выпить кружечку эля в городском трактире. Забившись в дальний угол заведения, она горевала над своей участью и наблюдала за тем, как фейри всех мастей напиваются, танцуют, играют на деньги и метают дротики.

Отец говорил, что почуял ее еще до того, как вошел туда. Не привыкший сидеть без дела, с наступлением ночи он решил побродить по городу. Из любопытства зашел в трактир, и его притянуло к ней, как мотылька к огню. Спустя несколько часов свадьбу отменили, а родные отца принялись ломать головы, как бы перевезти свое хозяйство поближе к сердцу Синшелла.

Побороть тягу к половинке невозможно, как-то сказал мне отец. Несмотря на досаду из-за впустую потраченных денег и времени, дед принял его в семью, но приказал разгрести последствия этого безобразия.

И отец с готовностью это сделал: женился на матери – вместо Эльна.

Это была волшебная сказка – подобная тем, что обожают слагать и рассказывать в человечьем королевстве.

Но, как это нередко случается, не у всех волшебных сказок хороший конец.

– В наших краях тебе половинку не найти. – Она изрекла это мрачное предсказание и закашлялась, а я недоуменно свела брови. – Принц написал нам. – Она поймала мой локон и пропустила между пальцами. А потом небрежно добавила: – Он предлагает тебе из соображений безопасности пожить у них, пока они обдумывают возможность вашей свадьбы.

– Что? – воскликнула я.

Свадьба. Я не думала, что от меня все еще ждут… Я была уверена, что лишила себя последнего шанса заключить подобный союз, когда починила плащ принца золотой нитью, и он сбежал домой.

Мать не удивилась – только печально улыбнулась и вздохнула:

– В какие только игры нас не вынуждают играть.

– Мама, я не могу…

– Ты выезжаешь послезавтра на рассвете. – Она заткнула локон мне за ухо – ее ладонь стала заметно теплее. – Поживешь под их защитой. Нам нужно, чтобы ты уцелела. Сейчас это важнее всего.

Я прикрыла глаза. Мне хотелось возразить, хотелось накричать на нее – чтобы поднялась, чтобы помогла мне все исправить. Но именно этим мама и занималась, и принц был нашей единственной надеждой на спасение.

Она знала, что иначе никак.

– Не знаю, как со всем этим справлюсь, – сказала я, проглотив комок в горле. – Но постараюсь, хотя кровавый властитель…

– Он еще вернется сюда, поэтому о твоем отъезде никто не знает. Только ты. – Ее колючий взгляд уперся в меня, в нем читался приказ. – И я.

Мне предстоит отправиться туда одной. Перекинуться и полететь.

Я кивнула и взяла ее за руку.

– Я сделаю это ради тебя, но ты должна поесть. – Она закатила глаза. – Мама, – сказала я уже мягче. – Если у меня никого не останется, что помешает мне улететь не в Эррин, а за моря?

Я думала, что услышу выговор, напоминание о долге. Но ни того, ни другого не последовало.

Несколько секунд она смотрела на меня невидящим взором – такого прежде не случалось, – а затем поднесла мою руку к губам.

– Именно так тебе и стоило бы поступить, пчелка. Улететь и не возвращаться.

Мы обе знали, что я так не поступлю, поэтому она села повыше, а я принялась кормить ее кусочками хлеба, обмакивая их в бульон.

6

Я летела вдоль Полинфских гор, которые молчаливо наблюдали за моим одиноким путешествием на восток.

Их пики, устремленные в облака, закрывали мне вид на грозные утесы, что вздымались над Ночным морем.

Попасть в истерзанную войной половину Нодойи корабли могли только через Королевскую бухту, где в засаде часто поджидали багровые головорезы, отправленные туда их властителем.

У меня это впервые.

Трудно было поверить – а это, разумеется, была ложь, – что король волков, этот монстр с запада, ни разу не отваживался поцеловать кого-либо до меня. По слухам, ему было тридцать четыре года, двадцать пять из них он упражнялся с мечом и наводил ужас на окружающих, и своими когтистыми лапами мог разорвать человека пополам.

В постели короля-тирана наверняка побывали сотни любовниц.

Я отмахнулась от этой навязчивой мысли, от внезапно нахлынувшей вместе с ней нежеланной злости и от воспоминаний о том, как его нежные губы касались моих.

Он заплатит за все. Так или иначе, но заплатит – даже если для этого мне придется пожертвовать собственной жизнью.

Что было абсолютно неизбежно.

Летя над деревьями, подгорьем и тихой сельской тропкой, которую пересекал лишь заросший кустами Соленый ручей, я затолкала поглубже идею о мести и чувство вины.

К счастью, вчера мать поднялась с постели и вышла из опочивальни. Уж не знаю почему – для того, чтобы унять мои тревоги, или потому что королевство нуждалось в королеве. Я лишь порадовалась, что это все-таки произошло. Теперь же, летя над разграничивавшими Эррин и Синшелл лесами, что тянулись вдаль на многие мили от гор слева от меня к ущелью, переходившему в реку, справа, я пыталась придумать отговорку для человечьих правителей.

Как объяснить, почему я прибыла одна?

Я из народа фейри – вероятно, этого им будет достаточно. Впрочем, большинство людей, в особенности король и королева, этим объяснением не удовлетворятся.

Некоторые из нас были способны молниеносно перемещаться с места на место, но я пока не знала, обладаю ли этим даром сама. Обычно он проявлялся у золотой и багровой знати – чаще всего у самых влиятельных лиц. Можно подумать, бестиям Вордана и без того недостает могущества.

Я начала проникаться сочувствием к деду, что возглавил наступление, вознамерившись избавить Нодойю от родителей короля Дейда. Ныне уже любому было ясно как день, какую угрозу они представляли бы для нашего материка.

Смертельную угрозу, которая с рождением их сына превратилась в реальность.

Вскоре густые зеленые леса остались позади – их сменили степи и песчаные дюны, которые рябым покрывалом стелились до самой Королевской бухты. На юго-востоке Нодойи высился замок Эррин – твердыня из камня и дерева, что под лучами полуденного солнца отливала бронзой и медью. От замка до самой Королевской бухты тянулся город Эррин – пестрая россыпь домиков, сложенных из песчаника и кирпичей, и сидели они так плотно, что для крупных улиц там вовсе не осталось места.

В таком королевстве легко затеряться.

Я задвинула эту идею в дальний угол разума, где хранились мрачные мысли, которым мне не хотелось предаваться – да и не до них сейчас было. Позже. Может быть, через несколько лет я найду время, чтобы достать из кладовой ума те болезненно пульсирующие в голове думы, в такт которым билось мое сердце. Когда у нас будет время осмыслить все произошедшее и договориться, что подобного мы больше не допустим.

Представить, что однажды такое случится, я пока не могла. Сейчас, несмотря на красоту песчаных просторов подо мной и волн, накатывавших на утесы и бухту, мне виделись только войны, кровь и смерть.

Проселочные дороги – немногим более, чем просто пыльные тропинки, окаймленные колючими кустарниками и кактусами, – сбегали к искристому городу, и я забрала влево, подальше от них, в сторону замка, который прятался за огромной каменной стеной.

Пара стражников вскинули головы, но большинство не обратило на меня внимания, и я, дождавшись, когда отвернутся все, тихо спланировала вниз, к фонтану посреди двора замка. Любой, кто посмотрел бы на меня в тот миг, увидел бы лишь черного лебедя в брызгах воды, что стоит на каменном парапете и вертит изогнутой шеей.

Посмотрев вверх, я уперлась взглядом в глаза мраморной статуи с обнаженным естеством и пикой в руке – то был один из богов, которым поклонялись люди.

– Черный лебедь, – раздался чей-то голос у меня за спиной. – Смотри, Жоржетта, видишь его?

Проклятье.

– Ого, – сказала, по всей видимости, Жоржетта. – По-моему, я несколько лет вообще лебедей не видела, не говоря уже о черных.

– Думаешь, это дурной знак? – спросила ее товарка.

В эту секунду я, не удержавшись, посмотрела на них в упор, отчего обе женщины с корзинами хлеба и фруктов взвизгнули. И поспешили прочь от фонтана в сторону одной из прилегающих к дворику городских улиц.

Дурной знак. Смешно. Я огляделась, проверяя, нет ли рядом прочих свидетелей, перекинулась и принялась разминать затекшие руки и ноги. Что ж, правы были родители, страшившиеся моего проклятия, или нет, покажет время, а мне сейчас не до того.

Изо рта гигантской статуи в затянутый ряской фонтан извергалась вода. Выйдя из-за нее, я отступила в тень, которую отбрасывали стоявшие неподалеку кленовые деревья, и поправила юбку изумрудно-оливкового платья.

Знакомая со вкусами людей, я надела самое скромное из тех, что у меня были: глухое, с закрытыми плечами и шнуровкой во всю спину. Лиф сдавливал мне грудь, хотя, возможно, дело было в том, что по мере приближения к замку от волнения у меня сперло дыхание.

Мимо проехала запряженная лошадьми телега, в которой сидели солдаты с пустыми корзинами, а я запрокинула голову: стена, окружавшая замок, была так высока, что у меня заболела шея.

Много раз мне рассказывали об этих местах, но я не вслушивалась в те рассказы – куда больше меня занимали собственные капризы, невинность, за которую я слишком цеплялась. В сторожевых башнях, откуда открывался вид на многие мили вокруг, стояли дозорные – их бронзовые и серебряные доспехи блестели на солнце.

– Стоять, – приказал женский голос, когда я выступила из-под сени деревьев и направилась ко двору. – Чего тебе здесь надо?

Ну, была не была.

– Я – Опал, – произнесла я. Мое имя прозвучало странно. Почти как слово на чужом языке. – Я – принцесса Опал из рода Грейсвудов, прибыла сюда по приглашению королевской семьи.

Повисла напряженная тишина, отчего у меня сильно забилось сердце, а затем передо мной открылись серебряные ворота – не большие для повозок и лошадей, а узкие, для пешеходов.

Пятеро стражников в доспехах и шлемах преградили мне путь, пристально посмотрели на меня и переглянулись.

– Это она, – сказал один из них, металлический шлем приглушал его слова. – Я ее уже видел.

Я смотрела на него, гадая, не лжет ли он, но в конце концов решила, что это не важно – главное, чтобы меня пропустили туда, куда надо.

– Уведомьте семью, – сказала воительница и жестом велела мне следовать за двумя стражниками, которые торопливо повели нас внутрь.

В следующем дворике с фонтанами, журчание которых нарушало тягостную тишину, нам снова пришлось остановиться и подождать, пока стражники сменят друг друга и изучат меня. Вдоль дорожек, что вели к резным дверям замка и огибали его, цвели пышные кусты роз всех мыслимых оттенков, а чуть менее пышные росли вдоль тропинок, пролегавших вдоль живой изгороди.

– Прошу, – угрюмо сказал стражник и повел рукой в сторону открытых арочных дверей, словно я была бродячим животным, до которого он брезговал дотронуться.

На вымощенный рыжей плиткой пол легла чья-то тень. В дверном проеме возник принц – он широко улыбнулся, приветственно раскинул руки и, сбежав по трем полукруглым ступеням, чмокнул воздух у моих щек.

– Добро пожаловать, принцесса. – Отстранившись, Брон обвел взглядом двор, и его улыбка чуть потускнела. – А где ваша свита?

– Уже пустилась в обратный путь, – ответила я, дивясь тому, как складно прозвучала эта ложь.

Принц кивнул, переглянулся со стражниками, что стояли у меня за спиной, и зашагал вперед. Я торопливо последовала за ним, скорее встревоженная, чем довольная тем, как спокойно он воспринял то, что я прибыла одна.

– Соболезную, – сказал Брон, когда мы вошли в холл, выстеленный мягким рыжим ковром. С обеих сторон стены были увешаны портретами его предков. – Насчет вашего отца. Он был хорошим… человеком. – Вообще-то он был не человеком, а влиятельным мужчиной с большим сердцем.

За нами с грохотом захлопнулись двери, и я, испугавшись резкого звука, забыла указать принцу на его ошибку. Огонь в настенных рожках дрогнул, затем вспыхнул с новой силой.

– Благодарю.

– Желаете чего-нибудь выпить или подкрепиться? – спросил принц. До чего ничтожным, до чего невзрачным казался он мне теперь – здесь, после всего случившегося. После того, как он уехал, не попрощавшись, и вынудил меня думать о худшем. После того, как мой отец благополучно сопроводил Брона и его людей назад.

После того, как мой отец пал, возвращаясь домой.

Я помотала головой и переплела дрожащие пальцы – на большее меня не хватило.

Кашлянув, Брон спрятал руки в карманах темно-коричневых брюк.

– Родителям уже сообщили. Наверное, они уже ждут нас в тронном зале.

– Стало быть, они в курсе, – опасливо предположила я, пока мы шли по коридорам мрачного чужого замка, – что мы собираемся пожениться?

Он снова кашлянул и сбился с шага, что отвлекло меня от разглядывания лестницы – ее деревянные пролеты, выстеленные все тем же рыжим ковром, зигзагами поднимались на много этажей вверх.

– Обсудим это позже.

Вкрадчивый тон, напряженная осанка – у меня голова пошла кругом. Было ясно, что вредить мне они не собираются – иначе уже давно бы это сделали. Никто и пальцем ко мне не притронулся – с их стороны это было бы глупо.

Да, Синшелл в разрухе, но человечьему королевству пригодится любая помощь, если они хотят устоять перед натиском кровавого властителя.

В тронном зале было пусто – только пара тронов стояла на деревянном помосте высотой в две ступени. Когда лакированные двери открылись, я увидела, что король и королева уже на своих местах – они о чем-то тихо спорили, но, заметив нас, умолкли.

И, натянуто улыбнувшись, встали. У матери Брона, Сабрины, вокруг глаз и рта залегли морщинки, но она все еще была красива. Его отец, тучный и рыжеволосый, разгладил седеющие усы, затем отер руку о свое рыже-коричневое облачение.

– Добро пожаловать, принцесса Опал.

– Мы соболезнуем гибели вашего отца. Нам горько сознавать, что пересиди наш сын эти тяжелые времена дома, ваш папа, вероятно, остался бы жив.

Брон потупился, и пока я лихорадочно придумывала, что бы на это ответить, Сабрина бросила мимолетный взгляд на мужа – ее каштановые кудри соскользнули с плеча.

– Благодарю, – все-таки нашлась я, а к глазам подступили холодные слезы. – Нам его очень не хватает.

Слова королевы говорили скорее о нежелании подпускать сына к нам, чем о чувстве вины за то, что они за ним не усмотрели. Но с очередной волной бесполезных допущений мое горе только усилилось.

– Мы отвели для вас покои, – кашлянув, сказал король и тем самым выдернул меня из пучины унылых мыслей. – Надеюсь, вам там понравится. – Жена снова бросила на него косой взгляд, и он торопливо добавил: – О, и, разумеется, мы позаботимся о том, чтобы вы чувствовали себя здесь в полной безопасности.

– Это чрезвычайно любезно с вашей стороны, но я не могу не спросить: каковы ваши планы насчет бракосо…

– Дитя. – Сабрина вздохнула, скорее утомленно, чем с сочувствием. – Могу я быть честна?

Я – не дитя. О чем она прекрасно знала. Но выбора у меня не было, и я кивнула:

– Да, конечно.

Сойдя с помоста, королева подошла ко мне – за ней волочился подол ее небесно-голубого платья, сплошь рюши и кружева. Затянутой в шелковую перчатку рукой она взяла меня под локоть:

– Я провожу тебя в твои покои, и мы побеседуем по пути.

Мы вышли из огромных дверей, прежде чем я сообразила, что надо бы попрощаться с королем и принцем, и зашагали вверх по лестнице, мимо которой я прошла, когда меня вели в зал.

Я на ходу разглядывала узорчатые рожки с пляшущим в них огнем и портреты, висевшие на обитых деревом стенах вперемежку с бронзовыми и серебристыми гобеленами. Всю дорогу Сабрина вела меня под руку и вопреки моим ожиданиям не проронила ни слова, пока мы не достигли верхней лестничной площадки.

Четыре крутых лестничных пролета и короткий холл привели нас к массивной деревянной двери, которую королева, наконец отцепившись от меня, открыла с большим трудом. Я могла бы сделать это с помощью одной лишь мысли, но решила, что ей вряд ли понравится лишнее доказательство того, насколько мы разные.

Засопев от натуги, – аж кудри разлетелись, – Сабрина все-таки распахнула дверь и жестом пригласила меня войти первой. Я неторопливо шагнула внутрь и поняла, что нахожусь в одной из квадратных башен, которые видела, когда подлетала к городу – вероятно, в самой низкой из них, с учетом длины лестницы и размера комнаты.

Эти покои тоже были отделаны в рыжих, бронзовых и золотистых тонах. Посередине комнаты стояла кровать, накрытая узорчатым багряным покрывалом. По обе стороны от нее высились деревянные тумбы, на которых стояли лампы из блестящего рыжеватого металла – зажечь их никто не удосужился.

Ржавые оттенки всколыхнули во мне мрачные мысли.

– Ванная комната прямо за этой дверью, – сказала Сабрина, постучав по косяку, и выдернула меня из мысленного водоворота. – Служанки уже подготовили там все необходимое… – Она окинула взглядом мой наряд, отметила отсутствие багажа. – Я велю им принести еще платьев и ночных сорочек.

Я кивнула, пробормотала «спасибо» и огляделась: голые стены, у одинокого арочного окна – большой золотистый сундук.

– Какой красивый, – сказала я – не молчать же! – и подошла поближе, чтобы рассмотреть резные узоры, которым тот был украшен. Над сундуком явно потрудился мастер. Маленькие золотистые создания, белки и кролики, резвились среди золотистых деревьев. Вне всяких сомнений, это была работа резчика из Синшелла.

– Внутри сундука тебя ждет первая порция вещей для работы.

Я отшатнулась от сундука. И резко обернулась – королева стояла с гордым видом, сложив на груди руки.

– Для работы?

Ее губы чуть изогнулись в улыбке, она вздохнула:

– Дорогая моя, неужели ты думаешь, что мы дали бы приют принцессе-фейри, не будь от нее пользы? Ты ведь уже не так юна, чтобы удивляться тонкостям политических решений.

Щеки вспыхнули, хотя я молила себя не краснеть.

– Что я должна делать? – Наверное, чинить одежду, рисовать картины или ваять керамику.

С королевской улыбки слетела пелена притворства, она стала угрожающей, и до меня внезапно дошло.

– Сын сообщил нам о том, что ты способна вить золото.

Из меня будто воздух вытравили.

– Я… я не… – начала было я. – Я не могу просто…

– Избавь меня от отговорок, принцесса. – Королева подошла к сундуку и открыла его – внутри лежала гора одежды. Я попятилась к кровати. – Наша армия истощена. Да, пока есть отряды, которые нас охраняют, но их мощи не хватит, когда беда явится к нам на порог. А она непременно явится. – Сабрина приосанилась, спокойная и непоколебимая. – Нам нужно больше солдат, а значит, больше денег, наша казна пустеет с каждым месяцем, с каждым кораблем, которому приходится разворачиваться у наших берегов, поскольку торговать с нами – огромный риск.

– Вы… Полагаю, вы кое-чего не понимаете, – сказала я, хотя ее объяснение было вполне логичным. – Я не могу вить золото по команде. Честное слово, это удавалось-то мне всего пару раз. И оба раза – по чистой случайности.

Королева кивнула и, поджав губы, опустила взгляд. Когда она вновь посмотрела на меня и заговорила, голос ее звучал тихо, предостерегающе.

– Тогда я советую вспомнить, как тебе это удалось, и проделать снова. – Я заморгала, глаза защипало от подступивших слез, которые, впрочем, так и не пролились. – И проделать это множество раз, и если ты докажешь, что от тебя есть толк, – она повела костлявым плечом, – вот тогда мы и обсудим бракосочетание.

Она развернулась к двери, и я бросилась за ней следом.

– Нет, прошу вас. Постойте.

Дверь захлопнулась у меня перед носом, запоры щелкнули с другой стороны – я не успела даже схватиться за ручку.

– Не пытайся сбежать. Тебя поймают еще до того, как ты достигнешь стен замка.

Я рухнула на пол возле двери, ужас, словно кол, медленно вошел в мое сердце.

– О, и никаких этих ваших чар. Кроме тех, разумеется, – она тихо усмехнулась, и в этой усмешке зазвенела угроза, – которые нужны, чтобы обеспечивать нас золотом.

Ее шаги по лестнице заглушила моя паника – я задыхалась. Болезненно сглотнув, я оглядела свою комнату. Свой новый дом.

Свою тюрьму.

7

Закатный свет расплескался по деревянному полу, но вскоре его сменили растущие тени.

Ни лампы на тумбах, ни золотистые рожки на стенах я зажигать не стала.

Я сидела на кровати и разглядывала красивый сундук, пытаясь понять, как за такой короткий срок превратилась в узницу и убийцу. К тому моменту, когда в небо поднялся лунный серп, я пришла к выводу, что такой исход совершенно справедлив, и, вероятно, именно здесь мне и суждено провести свои последние дни.

В багряно-золотой клетке.

Сундук под небольшим арочным окном словно глумился надо мной, своим видом напоминая об обещаниях, сдержать которые я вряд ли могла – равно как и избежать их выполнения. Даже если я смогу призвать силы, чтобы сделать что велено, и вплести золотые нити в одежды, меня все равно отсюда не выпустят.

Мать могла бы послать за мной, но для этого требовалось войско, которого у нас больше не было, а немногим уцелевшим солдатам надлежало защищать наше королевство.

Когда комнату окутал мрак, ко мне, постучавшись, вошла служанка с подносом – тот ходил ходуном у нее в руках. Бледная как полотно девушка пролепетала:

– П-принцесса, здесь ужасно темно.

Не успела она и вздохнуть, как в настенных рожках затанцевало яркое пламя – оно отразилось в ее испуганных голубых глазах. Возможно, чары не помогут мне выбраться отсюда, но пользовалась я ими так же часто, как руками и ногами. Они были частью моей сущности, привычной и жизненно важной как дыхание.

– Поставь поднос на сундук, – процедила я. – Благодарю.

Она повиновалась и мигом выскочила из комнаты, словно пообедать я собиралась ею.

Есть я не стала, но открыла окно над тарелкой с рыбным рагу, а сама плюхнулась на кровать и уставилась в ночное небо.

Звезды все так же мерцали, луна все так же сияла, но у меня возникло чувство, будто и они там, в вышине, насмехаются надо мной – над глупой золотой принцессой, что купилась на уловки врага и навлекла на всех беду.

Утром ко мне явился гость. Открылась дверь, и тут же я распахнула глаза: едва различимый скрип петель и знакомый запах сообщили мне о приходе принца.

– Опал, – прошептал Брон, словно боялся разбудить меня, хоть и увидел, что я на него смотрю. Закрыв за собой дверь, он прислонился к ней и потер лицо. – Не знаю, что сказать – могу лишь попросить прощения.

– Ты знал? – спросила я и, сев в постели, откинула волосы с лица. – Ты все это время знал, каковы их планы на мой счет?

Теребя край рубашки, он с опаской шагнул вперед – начищенные сапоги ступили на мягкий рыжий ковер.

– Опал, у тебя есть невероятный дар. Тот, что поможет нам отразить этот кошмар…

– Мама очень рассердится, – тихо кипя от гнева, сказала я.

Принц уловил зашитую в моих словах угрозу и, нервно сглотнув, кивнул.