Полная версия
Курсант. Назад в СССР 11
– А в его романах не убивали случайно директора швейной фабрики?
– Что?
– Ну или другого руководящего работника социалистической промышленности.
– Нет, что вы! Всеволод Харитонович пишет о девятнадцатом веке. Вот почитаете и все узнаете…
– Ясно, спасибо… Жаль…
Я вошел в пустую комнату. Света и остальные, очевидно, обживались в Управлении, знакомились с материалами дела Парамонова.
Ну, а я переоделся в футболку с олимпийским мишкой и трико, умылся и завалился на кровать с томиком Светлицкого. Давненько я не читал книг, да чтобы с какими-нибудь приключениями, тайнами и интригами. Приятно шелестят страницы… Пахнуло застарелой типографской краской от незатейливого черного шрифта.
Раскрыл на первой главе. Первый абзац гласил: «Тишина глубокой ночи укутала город туманом безмятежности. Но безмятежность эта казалась ложной и тревожной, будто кто-то не спал и задумал страшное…»
Я пролистал еще несколько страниц, нашел сцену, где сыщик прибыл на место убийство старушки Калиновской. Описано грамотно, с точки зрения криминалистики, возможно, автор и действительно работал в органах. Дошел до того места, где он описывал предполагаемое орудие убийства, и вздрогнул. Реплика персонажа (доктора, привлеченного осмотреть тело Калиновской) гласила:
– Удар в сердце, господа! Обоюдоострым клинком!
– Обоюдоострым? – переспросил полисмэн.
– Да, сударь, предположительно, кинжалом…
Глава 4
Я лихорадочно вчитывался в черные строки книги еще и еще. Нет, мне ни хрена не показалось! Старушку Калиновскую убили ударом в сердце кинжалом. Одним точным ударом, прямо в квартире, где она проживала. Только адрес происшествия, естественно, отличался от адреса убитой Завьяловой. Оно и понятно, в романе Светлицкого всё-таки фигурировал вымышленный город девятнадцатого века.
А теперь мне оставалось выяснить, кто же этот «дворецкий», что пришил престарелую актрису театра (если говорить о персонаже). Там актриса, а у нас – балерина. Для меня, так почти одно и то же.
Я с головой окунулся в чтиво, торопясь узнать развязку. Пробовал читать роман c конца, но ничего не понял. Литература оказалась не для беглого чтения. Автор все выстроил, так чтобы читатель смаковал каждую страницу, порой отвлекался на пространные описания и какие-то боковые, не имеющие никакого значения для сюжета сюжетные линии. Классик же, блин, почти, хоть и будущий, ему можно…
Поэтому пришлось последовательно продираться сквозь высокий слог мэтра, через длиннющие высокопарные диалоги, многоуровневые описания и вычурную конструкцию пустых, на мой обывательский взгляд, сцен. Ну точно классик, так его раз так. Кто же там «дворецкий»? Кто?..
Но развязка меня немного разочаровала. Убийцей оказался… кучер.
Вот незадача… А здесь, в этом времени, кого искать? Таксиста? Я захлопнул книгу и покачал головой. Ну чего я хотел? Эх! Не стоило возлагать надежды на выдуманный сюжет, хотя начиналось все красиво – и там, и там старушка. Обе примы и обе убиты кинжалом.
Но блин! Не бывает таких совпадений… Думай, Андрюша, думай… Как так вышло, что злоумышленник пришил Завьялову таким же способом, а потом еще, что интересно, полапал томик Светлицкого? Ну не хозяйка же, в конце концов, схватилась за книжку в перчатках. И размер-то не ее пальчиков. Чертовщина какая-то…
Я стал пролистывать остальные книги. Не знаю, что я там хотел найти, но интуиция подсказывала, что есть еще что-то в текстах.
Так-с… Убийство молодой парочки в парке, убийство старого купца в трактире, убийство целой рыбацкой артели… Хорошо хоть, порой вот эта суть прямо в аннотации упоминается. Все это не то, как говорится, пальто… А я искал именно пальто. Вернее, жертву, хоть как-то связанную с пошивом одежды, как покойный Парамонов Савелий Артурович – директор литейской швейной фабрики.
Перелопатив с добрый десяток томов и уже теряя интерес к книгам, я вдруг наткнулся на рассказ. Не повесть, не роман, а какая-то куцая зарисовка с размытым началом. Хотел ее пролистнуть, сочтя сию писанину недостойным внимания сыщика, но что-то меня удержало.
Я стоически протер глаза, включил настольную лампу (уже вечерело), подвинув книгу поближе под бордовый абажур, и вперился усталым взглядом запойного читателя в строчки. Пробежал пару страниц и обомлел.
Вот оно! Рассказ был о том, как обнаружили труп знаменитого портного, обшивавшего князей и прочих богатых щеголей Петербурга. Но самое интересное, что там все было обставлено, как суицид. Нет следов борьбы, портной болтается в петле в квартире на улице Жуковского, а лаковые сапожки его не достают до табурета. Все буквально как в деле Парамонова. Будто повесился, запрыгнув в петлю.
Твою мать! Ну это уже точно прямая отсылка книги к убийству. Или убийства к книге. Хех! Не обмануло меня предчувствие.
Это что получается? Что у товарища Светлицкого есть некий поклонник, или своего рода подражатель, который моделирует убийства из его великого творчества, воплощая их в реале?
Я вскочил с места. На хрена? Он художник, он так видит? Или это мания? Психическое расстройство? Тогда, возможно, есть еще убийства, на которые мы не обратили изначально внимания, и которые прошли по сводке, прикинувшись обычной бытовухой, например. А на самом деле – все они связаны между собой. Надо будет изучить сводку и снова перелопатить эти книжки. Хотя книжки лучше перепоручить Алексею. Он у нас любитель почитать…
С этими мыслями я снова сел. Выходит, что в городе орудует серийный убийца… Хотя два убийства – это пока для серии маловато. Но ведь я еще глубже и не копал пока.
Из коридора послышался знакомый цокот каблучков. Дверь распахнулась, и на пороге появилась Света.
– О! Ты дома! – она хотела разуться, но замерла на полпути, с приподнятой ножкой, и с удивлением на меня уставилась. – Андрюш, ты что? Книги читаешь? Прямо студент. А я думала, ты работаешь…
– Ага, читаю, – кивнул я, с трудом заставив себя оторваться от рассказа, хотелось все-таки узнать, кто же убил этого злосчастного портного.
– Что читаешь? Не помню, чтобы ты увлекался художественной литературой.
Света, наконец, скинула туфли, скользнула на цыпочках ко мне, делая вид, будто не хотела мне мешать, а потом вдруг набросилась на меня и повалила на кровать, на которой я сидел в обнимку с книгами, будто меня кто колдовством сюда приковал.
– Ну оторвись уже от этой макулатуры! – в ее глазах сверкнули бесенята. – Я соскучилась! Что ты там читаешь такого интересного?
Она взяла одну из книг и раскрыла.
– Вот это да. Детектив? Ты серьезно?
– Да это по работе, – отмахнулся я, поглаживая девушку по бедрам, что прижали меня к матрацу.
– По работе? – состряпала губки бантиком Света. – Вот это?..
– Чуть позже расскажу, – улыбнулся я и, поборов наездницу, поменялся с ней местами.
Света отшвырнула книгу и встретила мой поцелуй. На пол с кровати полетела наша одежда, и подушки, и книги Светлицкого.
Спустя полчаса Света вышла из ванной, а я уже снова пялился в зеленый томик.
– Ты мне расскажешь, что там такого нашел? – обёрнутая широким полотенцем, она выглядела очень соблазнительно, мне вдруг захотелось снова скинуть с кровати Светлицкого, но я сдержался, нужно было срочно рассказать о результатах своих изысканий Свете – и Горохову.
– Портного убил трактирщик, – задумчиво пробормотал я. – Тот ему задолжал. Не то, что бы не мог долг отдать, просто рассорился с ним и замылил деньги.
– Чего? – нахмурила изящные брови Света, вышагивая по комнате в мою сторону и сверкая бронзой обнаженных ножек.
– Короче… Я сейчас все тебе объясню.
Света слушала молча, с интересом, по мере моего рассказа брови ее поднимались всё выше, а взгляд становился всё задумчивее.
– А ты не думал, что этот самый писатель сам всех убил? – спросила она, когда я закончил пересказывать всё прочитанное и надуманное.
– Конечно, думал… – почесал я в затылке. – Но зачем ему это? Что за блажь?
– Ну не знаю… Может, он таким образом вдохновляется? Музу подстёгивает?
– Подожди, но тут тогда последовательность другая должна быть – убил, а потом роман по мотивам написал. А здесь будто кто-то дублирует его криминальные выдуманные истории, претворяя их в жизнь. Так?
Света кивнула, но как будто бы нехотя.
– Ну, я все равно бы не исключала из подозреваемых Светлицкого. Он, кстати, уже не так популярен, как был буквально еще пару лет назад.
– Ты что, знакома с его творчеством? – удивился я.
– Да у нас авторов детективов, по которым фильмы снимали, раз-два и обчелся. Он был одним из них, а теперь кино, насколько я знаю, по его книгам уже не снимают, говорят, он ударился в рассказы, мол, собирается с силами перед большой прозой, строгает рассказики и размышляет над грандиозным романом. Три года уже думает и не выдает новинки.
– Ну, три года для написания бессмертной классики – не срок, – хмыкнул я. – Но да, ты права, он так растеряет популярность и аудиторию, если будет и дальше выдавливать из себя шедевр по чайной ложке или вовсе топтаться на месте.
– Вот и я говорю! – Света скинула полотенце и стала одеваться, и от этого я снова на миг забыл о работе. – Поэтому, мне кажется, у Светлицкого и есть мотив. Привлечь к своей персоне в так называемое «межсезонье» внимание.
– Какой мотив?.. – на автомате переспросил я, наслаждаясь зрелищем обнаженного тела своей девушки.
– Как какой? Ты меня не слушаешь? Когда все это всплывет, разразится огромный общественный резонанс. Люди узнают, что между убийствами и романами Светлицкого есть параллель, все тут же кинутся покупать и читать его книжки. Даже те, кто не любит детективы.
На последних словах она игриво ухмыльнулась.
– В таком случае, – я задумчиво потер переносицу, – можно подозревать и издателя, например. Автор станет популярнее, издательству спустят новый госплан, тиражи взлетят, и дополнительные допечатки озолотят его.
– Да, но редактор и издатель сидят на зарплате, – улыбнулась Света. – Ну, может, премии получают за успешные тиражи, не более. Все-таки тщеславие автора кажется мне более правдоподобной версией.
– Убедила… – я встал и оделся. – Пойду к Горохову, поделюсь своими соображениями.
– Ну не-ет, – жеманно протянула Света. – А до завтра это не подождет? – нахмурила она бровки. – Давай вечер сегодня проведем спокойно. Все-таки пятница…
– Да я скоро, – заверил я. – Доложу – и мигом назад. Не могу в себе держать…
– Ладно, – вздохнула Света и улеглась на кровать, раскрыв одну из зеленых книжек.
Но назад вернуться быстро не получилось…
Я постучался в люкс – шеф умудрился за стандартные командировочные заселиться в шикарный по советским меркам номер. Думаю, что не без помощи местных властей.
– Да, да… – откликнулся за закрытой дверью Горохов.
Я вошел в двухкомнатный номер с золотистыми обоями, мягкой мебелью и зеленым ковром.
– Андрей Григорьевич! – воскликнул Горохов, крутясь, как дама у зеркала в своем выходном костюме в элегантную бежевую полоску. – Заходи, я как раз за тобой собирался заскочить.
– За мной? – признаться, подумал, что нас выдернули на очередное происшествие, но судя по запаху парфюма на весь номер, довольному лицу шефа и его одеянию, мероприятие нам предстояло отнюдь не рабочее.
– Да! – улыбался Горохов, старательно прилизывая сверкающую в свете бронзового торшера лысинку, – я Светлане Валерьевне не стал говорить, сам понимаешь, на такие мероприятия без дам ходят. Мы там люди новые будем.
– Какие мероприятия? – недоумевал я.
– Тут такое дело, Андрей Григорьевич, нас пригласили на день рождения директора овощебазы.
– Хм… у меня тут по работе к вам новые соображения. Очень интересные.
– Это все потом, Андрей, собирайся. Монашкин прислал за нами исполкомовскую машину. Уже у крыльца стоит.
– А мне обязательно? Я работу на дом взял, – хотел все-таки рассказать про книжки Светлицкого.
– Это тоже по работе. Там собирается вся городская элита. Руководители предприятий, партработники высшего звена и прочие директора рыбных и обувных магазинов. Это же тот самый круг, который нам надо прощупать изнутри, так сказать. Ты же слышал, какие там предположения. Парамонова убрали не просто так, он их поля ягода. С ними делишки имел. Уверен, что мы там накопаем кое-что полезного. Проведем, так сказать, оперативные мероприятия в непринуждённой праздничной обстановке.
Я уперся руками в тумбочку трельяжа.
– А в качестве кого мы туда приглашены? – меня не отпускал скептицизм, все-таки теперь у меня был конкретный подозреваемый, и совсем не директор рыбторга.
А что самое хорошее – вряд ли за ним нужно бегать по сомнительным банкетам да фуршетам.
– В обычном качестве, – пожал плечами Горохов. – В ресторане все равны. Всё… Пять минут на сборы, жду тебя в машине. Как тебе мой костюмчик, кстати? Я не сильно в нем толстым кажусь?
– Самое то, – заверил я.
Горохов, собираясь на банкет в ресторан и надевая этот самый костюм, каждый раз задавал мне этот вопрос, а потом благополучно забывал про это. А ведь еще пару лет назад я его чуть не за маковку с грядок вытаскивал! Вот такое вот второе дыхание открылось в моём начальстве.
– Отлично, – просиял шеф. – А потом добавил: – Что ты там про работу на дом говорил? Я не понял.
Обрадовавшись, что меня всё-таки услышали, я начал было рассказывать:
– Писатель Светлицкий, оказывается, здесь в Литейске проживает. Так вот, в его книгах…
– Светлицкий? – перебил шеф. – Так он будет сегодня на банкете. Монашкин назвал его в числе гостей, мол, гордость нашего города и области, автограф вам даст.
– Хм… А вот это уже интересно…
– Ну так и я про то же. Ты же помнишь, какой фильм отличный сняли по его роману? «Тени не исчезают…» Я там до самого последнего момента не мог понять, кто же все-таки убийца. Так что готовься к встрече в мэтром.
– Это я всегда готов, – потирал я руки.
И не стал признаваться, что ни про каких теней я фильмов не смотрел.
* * *Ресторан «Юбилейный» встретил нас с Гороховым улыбчивым швейцаром на входе, который с деланным сожалением сообщил, что сегодня заведение закрыто на спецобслуживание.
Горохов только открыл рот, чтобы выдать тираду нравоучений нерасторопному служаке, мол, разуйте глаза, товарищ, мы и есть то самое спецобслуживание, как на крыльце неизвестно откуда появился председатель горисполкома Монашкин.
Его юркое тельце в кремовом костюме выросло у двери ресторана.
– Ну, ты чего, Тимофей, – покачал он головой на швейцара, – я же предупреждал тебя, что придут наши дорогие гости.
– Виноват, Борис Борисович, – швейцар картинно прижал к груди руки. – Не признал, видать, не местные гости-то?
– Для нас они как свои, – подмигнул Монашкин и деликатно втолкнул нас внутрь холла. – Вы не обижайтесь на Тимошку… Ему велено только своих пропускать.
– А что, всех своих он знает в лицо? – спросил я.
– Ну, городок у нас, не сказать, что прям огромный, пять сотен тыщ населения по переписи, сами понимаете, что в определенных кругах лица одни и те же практически. У нас не Москва, у нас не принято с места на место прыгать, если уж поставили тебя директором обувного, то будь добр, отработай как положено, до самого заслуженного отдыха на вверенном тебе месте.
– Это хорошо, что текучки нет, – хмыкнул я. – Честные у вас руководители… Или это ОБХСС плохо работает…
– Конечно, честные, – закивал Монашкин, ничуть не обидевшись на мою колкость, – а начальника ОБХСС местного здесь тоже встретите. И прокурор здесь, но о делах потом. Проходите…
Миновав холл с гардеробной, мы вошли в просторный зал. Высокий потолок подпирали колонны, отделанные модной когда-то мозаикой. Столы накрыты белоснежными скатертями, вокруг них снует двойная смена официантов довольно солидного и опытного возраста. Белые рубашки, черные брюки и черные бабочки. Вкупе с безупречными стрижками выглядели они несколько аристократично.
Зал освещался мягким светом настенных бра в хрустальных колпаках и двумя массивными люстрами, больше напоминавшими средневековые и немного выбивавшимися из советского антуража фикусов у стен и панно из цветных стекляшек в виде звезд, факелов и прочей партийной атрибутики.
Зал неполный – судя по всему, сильные города сего держались тесной компашкой, чужаков к себе не допускали, и когда мы вошли, присутствующие с нескрываемым любопытством на нас уставились.
Монашкин хотел было нас во всеуслышание представить, но Горохов его вовремя тормознул, шепнул, что он не привык к громким заявлениям насчет своей персоны, и хотел бы просочиться скромно.
Правильно, пусть гости не напрягаются, так легче наладить контакт с ними будет. За хмельным разговором уже потом можно прикинуться, например, работником райкома или технологом ликёро-водочного завода. Интересно, есть в Литейске таковой?
Я выискивал глазами Светлицкого – запомнил его по фото на форзаце книг. Но не находил его среди многочисленных посетителей, вальяжно развалившихся за столами. В основной массе это были лысеющие дядечки в разнокалиберных (клетчатых и однотонных, цвета прелой соломы) пиджаках, дородные дамы в пестрящих узорами платьях с юбками до пола. У кого была талия (а таких в зале, к моему сожалению, оказалось крайне немного), те перетягивали платья широкими модными поясами из кожи советского снусмумрика или просто из ткани.
– Присаживайтесь сюда, пожалуйста, – сопровождающий нас официант с седыми плетями усов Бульбы отточенным изящным жестом указал на столик у стены.
Чуть в отдалении. Отличное место, чтобы вести наблюдение.
– Еще раз здравствуйте, Андрей Григорьевич, – послышался за спиной знакомый девичий голос.
Я обернулся и не сразу узнал… Варю. Бирюзовое платье с оголенными плечами и длинным силуэтом ее преобразили. Смуглая кожа выгодно оттенялась воздушной тканью. Я даже невольно рост раскрыл. Смотрелась Варя, как настоящая модель с обложки, только ростом поменьше, но туфли на высоком каблуке скрадывали и это – стоя она была почти наравне с мной.
– О, и вы здесь… – удивился я и еле удержался, чтобы не поцеловать ей руку, как-то подействовал на меня весь этот бально-аристократический антураж советского пошиба. Но не принято у нас целовать ручки работникам прокуратуры. Вместо этого я пожал ей тонкую ладонь и повернулся к Горохову:
– Познакомьтесь, Никита Егорович, это… Варвара… Э-э…
– Варвара Андреевна Соловейчик, – улыбнулась и сверкнула зубками-жемчужинками смуглянка.
– Да, – кивнул я. – Следователь городской прокуратуры.
– Старший следователь, – кокетливо уточнила девушка, а в моих глазах она выросла еще на пару пунктиков…
Глава 5
А Горохов не стал сдерживаться. Крякнув, по-гусарски поправил усы, которых у него и не было, и галантно поцеловал руку Варе. Как только изогнуться по-молодецки так смог, с его-то проблемами со спиной?
– А вы тоже пришли поздравить Анжелу Павловну? – улыбалась Варя.
– Кого? – не понял я.
– Ну, именинницу, – уточнила девушка. – Надеюсь, вы же на юбилей заглянули, а не по работе?
– Мы всегда на работе, – гордо заявил Горохов любуясь на стройный стан девушки. – Но сегодня пришли на день рождения.
– Ясно, тогда еще увидимся, – Варя скользнула напоследок по мне мимолетным взглядом, улыбнулась и упорхнула, а мы уселись за обозначенный нам столик, за которым уже расположилась пожилая парочка: «бесцветный» мужчина в огромных очках, похожий на бухгалтера или сотрудника НИИ, и его спутница-супруга с увядшим лицом и морщинистой шеей, на которой красовалось колье из дивно прозрачных камешков. Если это настоящие бриллианты из Якутии, то стоит оно явно целое состояние.
Мы обменялись дежурными любезностями, но я даже не запомнил, как их зовут, да и незачем мне было. Все мое внимание привлекло действо в центре зала. Там под живую музыку местного ВИА отплясывала городская элита. Где же ты, товарищ Светлицкий, почему не танцуешь? Может, за столиком сидит и выпивает? Надо бы прогуляться по залу и осмотреться.
Тем временем официант выгрузил на наш столик жульен из дичи, цыпленка табака, какие-то хитрые салаты, совсем не похожие на привычные оливье и «шубу», тут проглядывалось мясо крабов, не из сои и сурими, конечно, а настоящих, с Дальнего Востока. Затем стол дополнили гренки с икрой, осетрина и незнакомые мне закуски в фарфоровых пиалочках.
А неплохой день рождения. Ресторан на уровне, сразу видно, что спецзаказ. Хотя в советских ресторанах все эти яства (ну в другие дни угощение-то попроще, конечно, было) стоили не так уж и дорого, каждый мог позволить себе отужинать в любом респектабельном ресторане, цены на элитную закусь не задирали, а держались за счет наценки на алкоголь. Из последнего на стол как раз принесли грузинское вино и армянский коньяк.
Никита Егорович на правах старшего наполнил бокалы, отобрав эту почетную обязанность у дежурившего возле столика официанта. Чета «бухгалтеров» скромно отнекалась, какие-то некомпанейско-непьющие люди оказались с нами, будто лишние на этом празднике жизни. И лишь дорогущее колье на шее дамы говорило о том, что они все же здесь «свои».
Борис Борисович взобрался на приступок небольшой сцены и отнял у вокалиста микрофон, когда тот закончил про «Шаланды полные кефали…». Вообще, ВИА была под стать заведению – полный комплект лабухов: патлатый вокалист с усиками д'Артаньяна, ударник, соло, ритм и бас. Ну и, конечно, ионика. В СССР плясать под магнитофон или проигрыватель дисков – считалось развлечением для прыщавых восьмиклассников, где-нибудь на хате без «предков». Поэтому на танцах и в ресторанах – музыка была исключительно «живая».
– Итак, друзья! – воскликнул в микрофон самоназначенный тамада в лице председателя исполкома. – Давайте наполним бокалы за здоровье нашей многоуважаемой Анжелы Павловны Коровиной! Ведь от ее неусыпного труда зависит наличие в магазинах нашего города свежих овощей и фруктов. Уважаемая Анжела! – Монашкин повернулся к одному из столиков, где восседала женщина в белом, как у невесты, платье, только годов она была постарше девических. – Пятьдесят лет – это не возраст для женщины и руководителя! Жизнь только начинается! Желаем тебе на вверенном фронте быть первой, всегда успешной, но при этом не забывать старых друзей! Ура, товарищи! С юбилеем нашего дорогого директора Литейской овощебазы!
– За такую женщину мужчинам положено пить стоя! – вскочив со стопкой в руке, призывно крикнул какой-то дядя с раскрасневшимся лицом и ослабленным чуть не до самого пупа галстуком, который норовил макнуться в салат.
Заскрежетали отодвигаемые стулья, мужская часть гостей охотно оторвала солидные седалища. Мы с Гороховым и бухгалтером тоже, конечно, встали, вытянув руки с налитым коньяком. Наш «собутыльник» взялся за стакан с морсом.
Дзинь, дзинь! – колокольчиковым перезвоном звенели тут и там рюмки и бокалы.
Мужчины тяпнули и расселись по местам, запихивая в рот хрустящую капустку, огурчики и бутерброды с икрой.
Дорвавшись до микрофона, вновь заголосил патлатый, размахивая в такт музыке полами сверкающего от нашитых блесток пиджака. Репертуар у него был самый что ни на есть ресторанный: «Поспели вишни в саду у дяди Вани» и прочие «Глаза напротив».
Народ оживленно болтал, кто-то отплясывал, кто-то стоял и курил прямо в помещении, кучкуясь чуть в сторонке и обсуждая городские и партийные дела.
Тосты и выпивка лились рекой, официанты еле поспевали подносить «снаряды». Гулять советская элита умела, этого у нее не отнять, это у нее в крови.
А потом традиционно объявили белый танец. Явление, я считаю, чисто советское, хотя есть версии, что пришел он к нам из Вены, но мне ближе версия про отечественное изобретение, когда после войны на танцах критически не хватало мужчин, а целомудренные девушки не решались подойти и пригласить первыми этих пятерых парней, что затесались на танцплощадку. Такое название помогало их подбодрить.
– Андрей Григорьевич! – откуда-то сбоку подпорхнула Варя. – Я вас приглашаю.
Она тянула изящную руку, встав чуть поодаль от моего столика – жест ненавязчивый и в то же время недвусмысленный.
– С удовольствием, – кивнул я, наспех вытерев губы салфеткой.
Горохов хитро покряхтел мне вслед, что-то пробормотал, улыбаясь. Я не расслышал, но можно было догадаться – мол, Светлане Валерьевне не скажем.
За две свои жизни перетаптываться на месте в паре с дамой я научился довольно сносно. Даже на ноги не наступал и вести мог. Тут главное отличие от современных медляков, что не стоит впечатываться в женскую грудь своей. Все-таки немного пионерского расстояния должно присутствовать между партнерами.
Но Варя цепко взялась за мою ладонь и сама прижалась ко мне, напрочь выдавив пионерские правила из пространства. Пахло от нее сладковатыми духами, чем-то воздушным и молодым.
– Как у вас продвигаются дела с расследованием смерти Парамонова? – игриво, будто о погоде, спросила она.