Тебя там не было

«Ты вообще кто?» – вертелось у меня на уме. Естественно, этот вопрос я ему не озвучила.

Как будто русский обладал телепатическим талантом (а не только умением отпускать глупые шуточки), удалив плоскую улыбку со своего лица и перейдя в режим «серьезен», он стал чеканно выдавать мне конкретную до невозможности информацию:

– Итак, давай знакомиться ближе. Мне тридцать семь лет, два года я уже живу здесь, на Мадейре. Я беглый бизнесмен, спасаюсь на местных пляжах серфингом от пыли и серости унылой Москвы. Как это принято сейчас называть, дауншифтер, – на этом моменте он сделал паузу, закатив в задумчивости глаза, словно в попытке что-то вспомнить, ну или отыскать шпаргалку на деревянном потолке, – да, я дауншифтер. Бизнес свой в России я не оставил, веду часть дел удаленно, безусловно, без присутствия прежнего ажиотажа и вечных попыток сожрать конкурентов. Мои инвестиции здесь: «Уставший Пашка» (это он про кафе) при серф-кэмпе и пара мини-гостиниц для таких же любителей попробовать волну… А, да, и еще эти тапки, – он опустил голову слегка вниз, указав пальцем на голую ступню в выцветших на солнце сланцах цвета припыленного крокодила.

«Хммм…энергичный малый», – про себя подумала я.

– А что у тебя? Чем ты занималась в Москве и как здесь оказалась?

– У меня нет своего бизнеса в Москве, как это ни прискорбно, но есть кошка, я отдала ее подруге, вот этот чемодан и, пожалуй, все…

– А что там с менеджерством, о котором ты с такой бравадой заявляла с порога?

– Семь лет работала в корпорациях, последние три года на позиции менеджера по маркетингу упаковочного оборудования.

– Наверное, дико интересная работка? Это ты не от нее, случайно, так взвыла, что решила рвануть жить в Португалию без знаний здешнего языка и менталитета? Очевидно, не утруждала себя «прощупыванием почвы», из чего мы делаем вывод, что менеджер ты хреновый, раз предварительно не проанализировала «рынок» и не протестировала «фокус-группу».

– Не все всегда поддается анализу… Хотя, знаешь, сейчас твои слова уже не кажутся мне такими уж бессмысленными.

– Ладно, не дрейфь, бонита, есть предложение! Моя официантка в баре на неделе сбежала с одним из серферов в свое большое светлое будущее, а обилие рутинной переписки с московским офисом не всегда дает мне время насладиться большими волнами на закате. Полдня обслуживаешь клиентов, полдня отвечаешь на письма и вуаля, можешь делать, что хочешь! Если, конечно, силы останутся, – на этом моменте он хмыкнул. – С меня проживание в моем отеле, – продолжал он, – и пятьсот пятьдесят евро в придачу, все чаевые – твои! По рукам? – как-то, казалось, безапелляционно сказал он.

– А у меня есть время подумать? – попыталась я взять себе паузу для раздумий.

– Конечно, – сказал он, вставая со стула и слегка вскидывая выгоревшую под солнцем голову, – если у тебя уже куплен обратный билет!

«Может, это и был тот самый указательный перст судьбы, который позволил мне начать все сначала? – рассуждала я уже в одиночку. – И что, если Вселенная, карма, да любое божественное невидимое начало действительно помогает таким, как я, с изувеченным сердцем, тотально отчаявшимся: тем, кого уже не испугать расстояниями на карте, бытовыми неудобствами и предрассудками? Мы уже не верим в предубеждения и отговорки, в статистику неудач и в вероятность выпадения счастливого шара, мы уже не верим никому и ни в кого, тем более в себя. Что, если бы я тогда выбрала бы не Португалию, а Израиль или Гонконг? Меня бы кто-нибудь “спас”, как сделал сегодня этот русский, или я, поджавши хвост, вернулась бы в город, в котором меня так жестоко предали, зализывать свои раны?»

Я стояла на смотровой, в живот мне упирался барьером деревянный парапет, откуда открывался совершенно сбивающий с ног вид на океан, он продолжался и в воздухе: соленым солнцем, запахом свежевыловленной рыбы и неопределенностью, помноженной на бескрайность.

[Фото океана в Инстаграм. Подпись: счастье быть здесь и вдыхать легкими этот воздух! Ну, привет, Остров восторженных волн!]

ГЛАВА 8

Гостиница, в которую меня заботливо отправил «русский», находилась на расстоянии нескольких домов от самого кафе – конечно, для меня это было очень удобно.

Я волокла натруженный долгими и утомительными поисками чемодан по теплой, заслужившей дневное солнце брусчатке в сторону своего нового дома и думала только о том, как судьба порой вовремя спасает меня от обрыва: ты уже опустил руки и готов сдаться, отпускаешь все на волю ветрам, подхватившим тебя у самого основания, и вот –она же, судьба, выпускает из клетки птицу-удачу для, казалось, такого полного неудачника, как ты… Как прекрасно все складывается.

Гостиница, – а скорее это неяркое здание снаружи походило больше на серферский мотель – насчитывала всего три этажа, которые венчала неуверенная мансарда. Фасад был, судя по всему, уже пару лет как предоставлен сам себе: в местах облупившаяся бежевато-белая краска-штукатурка выдавала личность невнимательного хозяина. Почти все окна в деревянных, покрытых непринужденной олифой рамах, были закрыты, но даже со стороны улицы внушали спокойную уверенность в том, что за ними постояльцы чувствуют себя расслабленно и комфортно – почти воздушные занавески с легкостью впускали уличный свет и давали призрачные догадки.

С уверенностью прокатив чемодан по выбеленной «горке» инвалидного пандуса, словно миллионер прокатывает свою золотую кредитку на кассе, поднявшись на крыльцо, в мыслях отмечая факт собственной дикой усталости, и, придержав одной ногой пластиковую входную нелегкую дверь, я вкатила свой багаж, ступила на мраморный пол прохладного холла и отметила для себя: вот я и дома!

Открыв дверь в свой номер магнитным ключом, я ахнула!

Нет, никто не строил никаких особых ожиданий по поводу своего нового убежища, но то, что что я увидела, в определенной степени (возведенной в степень) меня поразило. Первым, что бросилось мне в глаза, была высокая, поблескивающая в отсвете окна серферская доска, «зависшая» не так высоко над скромным изголовьем моей новой кровати. Она, доска, словно «плыла» по распечатанной кем-то картине-волне, намертво прикрепленной дюбелями к светлой стене.

Легкий мускусный, еще не окончательно выветрившийся запах мужского пота вперемешку с морской солью доходил до моего носа, но это не портило общих впечатлений, совсем наоборот, словно добавляло последние элементы пазла в представшую передо мною картину моего нового жилища.

Окно в комнате было по-доверчивому распахнуто – видимо, внимательная горничная не утратила надежды истребить оставшийся здесь от прежних жильцов мужской серферский дух.

Первым делом я, словно нежданный посетитель или даже герой детективной истории, принялась тут же открывать встроенные платяные шкафы, едва уместившиеся здесь, стоически упиравшиеся в самый потолок освещенного коридора. И, словно скелеты в том самом шкафу, на меня сначала c эффектом неожиданности накинулась гладильная доска с потеками на полувыцветшем хлопке, а затем без должного предупреждения, точно стая потревоженных птиц, сидевших на высоковольтных проводах, стали выпархивать прямо на голову плечики для одежды. Как бы то ни было, но самая главная сокровищница этого места открылась мне почти сразу, сдалась без боя: позади опустевшей одежной штанги на стене пестрой картиной, словно глянцевое лоскутное одеяло, неаккуратно и местами неровно были наклеены полароидные снимки, очевидно, проживавших здесь ранее постояльцев: вот загорелый, кудрявый и совершенно незнакомый мне парень с абсолютно нескрываемым предвкушением смотрит в океан, придерживая правой рукой серф-доску; одинокую свечу на торте с мастичной волной задувает уже другой симпатичный парень – обладатель заигрывающей родинки под правым глазом; девушка в уверенном купальнике Rip Curl стоит на бирюзовой доске с полосками, видимо, тренируясь на песчаном берегу; тощий мокрый спаниель с закашлатившейся на боку шерстью украдкой несет в зубах чей-то пляжный тапок.

Это был небольшой (пятьдесят на пятьдесят) иконостас летней океанской жизни, на который не хотелось молиться, но который хотелось рассматривать, не отрываясь, в попытке войти и прожить ситуацию каждого обитателя этой коллажной картины: слишком уж непринужденными выглядели эти фото. И вот уже, всматриваясь в эти эпизоды, ты забываешь о том, что просто-напросто пялишься в стену платяного шкафа, а за твоим окном и есть та самая жизнь, которая еще может быть увековечена в позднее добавленных картинках.

Закрыв двери шкафа с его персональной Нарнией внутри, я еще раз оглядела свою номер-комнату.

Если бы не ширина кровати, на которой с полноценным удобством вполне себе могла бы уместиться целая замужняя пара, то я бы решила, что это комнатное пространство – ожившая мечта половозрелого подростка: подкинь еще сабвуфер и неограниченное количество картофельных чипсов с литровой колой.

Но мне такой «настрой» нравился, он не обязывал меня ни к чему, напротив, складывалось ощущение, что я вполне себе могу здесь бунтарить, кричать и просто вести себя так, как я себе раньше запрещала.

Гоу разбирать чемоданы, но сначала не забудь прыгнуть с разбега на кровать!

[Фото в Инстаграм с подписью: «American pie movie style!»]

ГЛАВА 9

«А это далеко не самая ужасная работа в мире», – напутствовала я саму себя, заходя в кафе с уже известным мне названием «Pablo está cansado». П’аВло явно хотел «прослыть» своим у местных, мимикрируя собственным именем под португальца, однако несложно было предположить, что это был изначально провальный план, так себе идея, поскольку его и без того светлые волосы безжалостно выгорели на солнце вместе с негустыми прямыми ресницами и ничем не примечательными бровями, одну из которых, как позже выяснилось, он особо участливо изгибал, разбирая сложные письма в рабочей почте.

Павел уже успел возникнуть в моей жизни дважды за последние сутки: вначале победоносно ворвавшись, чтобы спасти меня от недружелюбного лысеющего администратора, а сегодня утром он разбудил меня своим бодрым голосом прямиком из телефонной трубки гостиничного телефона: «Вставай! Уже семь часов, и тебе пора на самую высокооплачиваемую и потенциально горячо любимую работу! Надень белую футболку (она лежит в твоем шкафу рядом с халатом) и найди темный низ на свое усмотрение».

Как Паша «излечит» мою португальскую немоту, мне было непонятно, – ведь никто из местных не брал меня на работу именно по причине незнания португальского языка.

Его план был таков – все заказы от заезжих англоговорящих туристов принимаю я, всех местных «ни бум-бум» в английском – Габриэль, смуглая длинноногая красотка, приветливо встретившая меня в самом начале.

По роду своей предыдущей деятельности я привыкла конкурировать с мужчинами, но все больше с женщинами. Что я знала точно, так это то, что конкурировать с Габи мне не хотелось: ни красотой ног, ни успехами перед начальником ПаБло, псевдопортугальским потомком. Мне нужно было не так много – чтобы меня не особо трогали, не терзали расспросами и попытками влезть в мою душу. Габриэль должна это понять, всем своим видом я демонстрировала личную «политическую» программу негласности.

Павел попросил Габи помочь мне на первых порах в моменты концентрации коренных португальцев на квадратный метр кафе, и не только: «Объясни ей, где и что у нас лежит и почему не стоить злить папочку и убегать с первым встречным серфером (хоть и симпатичным) в закат!» – в этот момент Павел с ухмылкой посмотрел на меня, погасив свой взгляд в момент, когда Габи заговорила.

– Уверена, что мы отлично поладим с Энн. Не зря она проделала такой длинный путь, – говоря это, Габи, словно запыхавшись, дунула на выбившуюся прядку невесомых волос.

Затем Павел, словно игнорируя недовысказанную Габи, стал рассказывать мне, как серьезно и тщательно он подходил к созданию такого необязательного и абсолютно безответственного места, как винтажное серферское кафе с потертыми стульями и не везде чистым полом.

Я наблюдала за Павлом и за Габи; сперва мне даже показалось, что она старается словно поймать, впитать и поглотить каждое сказанное им слово: поддакивание узким подбородком, вовремя опущенные ресницы и прилежное молчание – она выглядела идеальной подчиненной… идеальной подчиненной женщиной.

Несмотря на ее изначально теплое приветствие, я старалась с Габи сохранять дружественный нейтралитет: поскольку не искала себе подругу здесь, на острове. Она же была деликатна и учтива, не лезла мне под кожу: ни назойливых вопросов, ни желания понравиться и втереться в доверие. Но где-то внутри меня вибрировала мысль о том, что Габи понимает, что мое появление на острове изначально запланировано не было.

Иногда мне даже казалось, что эта проложенная между нами недосказанность позволяла нам сильнее уважать друг друга. Я уверена, что она не знала, но предчувствовала «мою внутреннюю боль» и старалась относиться к ней с уважением, не нарушая созданный в нашем пространстве, вслух не озвученный нейтралитет.

Габи почти сразу показалась мне глубоким человеком, и это не из-за «сложного» каре-черного цвета ее глаз, а словно она понимала, о чем я молчу.

Я очень оценила тот факт, что моя новая коллега не боялась возникающих в разговоре пауз, окончательно растапливала сердце способностью рядом с ней молчать с комфортом, когда ваша тишина не висит тяжким камнем, затрудняя самочувствие, на уровне груди, и вы в ответ не задерживаете дыхание от неловкости.

– Пить кофе здесь не в чести, но мне нравится. Тут все разговоры по душам начинают и завершают сангрией, так что не бойся. Кофе – и ничего личного, – Габи посмотрела в даль, в сторону открывающегося вида на закатный океан, и я видела, как свет, льющийся из открытой двери, стал гулять в лабиринтах ее пуховых волос.

– Пойдем на танцы? – неожиданно, с из ниоткуда возникшей хитринкой в голосе она обратилась ко мне.

– Какие танцы? Я измотана в конец, моя мечта – добраться до кровати и чтоб хватило сил еще на чистку зубов и душ… Не, только не сегодня.

– Неужели ты прилетела на Мадейру за сном? Могла бы и в своей России выспаться, как ваши медведи в берлоге.

…

Текила проникла, и огонь распространился по всему моему телу, начиная с живота и достигнув мизинца правой ноги… будто весь мой организм стал пропитан керосином… я буквально чувствовала этот пожар всем нутром, и мне это нравилось… отпускало! Текила возродила во мне физическую жизнь, но напрочь спалила духовную.

Сейчас мне хотелось нравиться всем, но не принадлежать никому. «Как-то пафосно звучат мои мысли! – заметила я про себя. – Ну и по-о-о-о-фиг! Раньше я жила для тебя, я делала все, чтобы ты считал меня лучшей! Может, этим вечером я и буду худшей версией себя, но себе лгать я не стану! Смотри, я свободна! Я больше не держу тебя в своих мыслях! Бай-ба-а-ай!»

Габи танцевала, она казалась мне сейчас абсолютно легкой, не скованной прошлым, не страшащейся будущего, только ее тело напрягалось сейчас под ритмы латиноамериканских песен – так она сбрасывала, словно кобра, сбрасывающая чешую, скопившуюся энергию дня.

Извиваясь, Габи и сама создавала ритмы, вихри, лепила раскаленный на танцполе воздух.

Оторвавшись от барной стойки, я присоединилась к ней, призывно виляя бедрами и периодически поднимая глаза, мельком осматривая «аудиторию» клуба.

Я всегда втайне догадывалась, что нравлюсь противоположному полу, еще со школы, но сегодня я нестерпимо ждала доказательств! Впервые количество значило для меня больше, чем качество.

Десятки глаз смотрели на меня из разных углов бара – я выделялась на танцполе своим «английским» цветом кожи и русыми волосами, пропускающими сквозь себя радугу и блеск дискоболов, разлетающихся в такт музыки.

Этому принципу я научилась еще со времен школьных дискотек: не нужно демонстрировать явную увлеченность объектом, стоит слегка зацепить его взглядом во время резкого движения – и все… жертва уже на крючке, а я не несу никакую ответственность за происходящее – я не смотрела на вас более двух минут, а значит, нахожусь в пограничной зоне (здесь можно мысленно скрестить пальцы и – «я в домике»).

Свой школьный трюк я провернула и сейчас, но здесь, в другой части света, жили более «воспламеняющиеся» мужчины, им для этого даже не нужна была текила, им для этого хватало меня как светлого движущегося объекта, и четкого понимания, что впереди вся ночь!

Я почувствовала, как мою талию охватили горячие мужские руки и стали помогать мне двигаться в ритме бачаты, я никогда не умела ее танцевать, но сейчас это уже было и неважно.

[Фото в Инстаграм «Руки на бедрах»]

Бачата не терпит полутонов и полунастроения: все должно быть на пике своей экзальтации, особенно алкогольное опьянение. Я выполнила все правила, как хорошая ученица – меня не упрекнуть!

ГЛАВА 10

– Вставай! Нам пора в кафе, мы и так опаздываем, – сквозь сон я увидела Габи, которая распахивала шторы моей спальни, впуская яркий солнечный свет, к которому я была еще не готова!

– Ну ты вчера, сестричка, и дала жару, часто с тобой такое случается? – продолжала моя бразильская коллега, она же, очевидно, по совместительству, совесть.

– Я не сильна в статистике! – протяжно ответила я, натягивая на голову белое гостиничное одеяло, желая поскорее укрыться от потревожившего меня света.

– В чувстве меры ты, походу, тоже не сильна! Но потом об этом, мы опаздываем! Умывайся и пошли!

Она кинула мне на кровать рабочие рубашку и фартук, а сама поспешила ко входной двери.

– Сейча-а-ас, – потягиваясь на кровати, откликнулась я.

– Я жду!!! – продолжала она настойчиво в районе коридора.

– Уже бегу!

То, что этим утром я проснулась не только с головной болью, но и с нежелательной славой, уже распространившейся чуть дальше нашей небольшой рыбацкой деревни, я поняла, как только пришла в кафе.

Габи сразу заметила, что мои вчерашние эскапады на танцполе благотворно скажутся сегодня на выручке нашего кафе, потому что, со слов Гэб, никогда прежде кафе не было настолько укомплектовано посетителями мужского пола уже с самого утра.

Походу, все местные родриги и сантьяги (предварительно получив новость о моем вчерашнем танцпольном безумии по цепочке) решили посетить нашу забегаловку и самостоятельно убедиться, не достанется ли им свой собственный лакомый кусочек.

Невыносимей всех был вот этот парень в безвкусной рубахе гавайской расцветки, в свете дня я его узнала – это один из тех вчерашних незнакомцев, кому я позволила во время танца чуть больше, нежели это могло считаться благопристойным для дамы среднего воспитания в средней полосе России. Думаю, что Роберт (как выяснилось, так его звали) вполне мог бы с точностью до миллиметра озвучить мои размеры от попы до груди. Мне стало тошновато, и боюсь, что причина была не во вчерашнем переизбытке алкоголя.

«Черт возьми, что я делаю?! И когда мотивация “от” (убежать от старой жизни) сменилась к парадигме “к”? Я могу оправдать для себя мое стремление к саморазрушению, но как долго это должно длиться и когда я должна остановиться? Есть знающие?

И не проще ли в таком случае было просто уйти в запой и бесконечные, не обременяющие последствиями связи в России? Зачем было уезжать так далеко?

Неужели поступок слабого мужчины позволил тебе считать себя слабой? Хм-м, хороший вопрос, и почему я не задала его себе раньше?

Дыра, образовавшаяся внутри, способна поглотить много ошибок, но она же – возможность оправдать себе свою же слабость. Это путь большинства людей, но точно не мой!

Я все не могу выкинуть из головы этот вопрос: “Почему?”, а еще чаще “Как?”. Как ты мог так поступить, ведь это неправда, что мы были не близки! Были, хотя, возможно, это придумала я? Так проще жить, надеясь, что тебя кто-то любит. И когда я плакала в том парке у озера (ты помнишь?) от вселенской несправедливости, ты один не прошел мимо и с присущей настоящему мужчине решимостью разделил мою грусть; уже тогда я знала, что этот вечер в парке – начало чего-то нового, другого – этапа не “Я”, а “МЫ”, где я не одна против целого мира. Эти ощущения навсегда останутся со мной, как бы ты не старался их убить, но в тот вечер я была так уютно счастлива: на минуту даже люди стали казаться мне приветливыми и дружелюбными, а если бы это оказалось иллюзией, ты бы защитил меня от них, ото всех, от самой себя. Порой именно мы сами становимся самыми сильными врагами для себя. Раньше я этого не понимала».

Мои размышления прервал резкий голос Гонсало, он бесцеремонно вернул меня в реальность вопросом:

– Долго ты еще планируешь медитировать на забитый клиентами зал? Или нужно специальное приглашение?

В конце он постарался смягчиться, нарочито дружелюбно подав мне стопку кожаных меню, лежавших на стойке:

– Павел просил передать, что его сегодня в офисе не будет.

«Окей, окей, обозленный лысый грубиян», – уже по-русски и про себя продолжила я.

И не таких встречали.

Я дошла до ближайшего столика и протянула запотевшее меню парню в очках-авиаторах на сгоревшей переносице:

– Вам что-нибудь порекомендовать, или вы уже знаете, что будете заказывать?

ГЛАВА 11

– Энн, там двое парней, если и не русские, то очень по акценту похожи на твой. Пойди-ка проверь, а то у меня завал, жду не дождусь лазанью от Поля для пятого столика, – Габи суетливо стала перепроверять все заказы, висевшие над столом подачи.

– Окей, конечно, сейчас выясним, – меньше всего мне хотелось бы увидеть соотечественников здесь.

В попытке не жмуриться и все же разглядеть лица клиентов, защищенные контровым светом, я заговорила на английском:

– Вы уже готовы заказать?

– Да! – практически в один голос ответили двое парней за столиком. Красные от первого португальского загара лица выдавали в них потомков славян. «Ну, точно наши, своих можно и за версту узнать», – подумала я, но вслух, по понятным причинам, ничего не произнесла.

И вдруг, забирая меню, слышу отчетливо знакомый русский выговор с южным акцентом, понимая, что речь идет обо мне:

– А у нее ничего так задница, сбитая! – сказал один краснолицый другому.

– Да, я бы не прочь проверить, насколько она в реале упругая! – чуть не подавившись собственными словами и, очевидно, слюной, ответил другой.

Такого хамства я, конечно, давненько не встречала, даже путешествуя по Штатам, побывав в самых злачных клубах свободного Майами, расхаживая в прокуренных кварталах Амстердама, но «вскрываться» сразу я не решилась. Мило улыбнувшись сидящим нахалам, я пошла отдавать их заказ Полю.

М-да… можно уехать из России, но она все равно тебя настигнет, даже здесь, в далекой рыбацкой деревеньке. Если эти бесцеремонные пошляки – олицетворение моего прошлого, то не вижу ничего странного, чтобы в него не возвращаться. Хотя что жеманиться, я здесь не поэтому, а пошляков и тут хватает – вчерашний вечер лишь тому подтверждение.

Но все-таки я решила проучить этих нахалов, чтобы впредь неповадно было искажать образ мужского русского туриста.

– Вот ваш счет, – произнесла я четко и по-русски, завершая обслуживание джентльменов из России.

В такие моменты ты искренне сожалеешь, что под рукой у тебя нет камеры – такое неприкрытое и ошарашенное удивление ты не часто встретишь! Осознав всю патовость ситуации, выраженной в невозможности провалиться сразу под землю здесь же, русские покраснели лицом еще сильнее, если таковое вообще возможно. Они даже не решились раскрыть рот в попытке отвертеться от очевидных фактов сложившейся неловкой ситуации.

Но чаевые, которые я получила от них в виде хоть какой-то моральной компенсации, были самыми большими за всю историю моей, хоть и недолгой, официантской карьеры.

Я решила не тратить зря времени, а тем более не хранить доставшиеся мне чаевые, как эквивалент чужого стыда, и пригласила Габи разделить со мной добытое: пойти вечером к морю, предварительно прикупив бутылочку вкуснейшего рислинга в запотевшей зеленой бутылке и позволить себе давно желанное ассорти из морепродуктов. Тем более это был третий и последний вечер, когда я работала с Габи целый рабочий день: завтрашний полдень планировал начаться в мини-офисе Павло-Пабло за погружением в деловую российско-португальскую переписку.

– Почему именно Мадейра и это забытое место на карте? – начались вопросы Гэб после первого бокала вина. – Серфинг – не твоя страсть, – аккуратно предположила она.

– Почему ты так решила? – с легким налетом возмущения спросила я.

– Да будь ты серфером, первым делом отправилась бы ловить волну! Ты вообще хоть раз брала в руки доску? – слегка хмыкнув, продолжала Габи.

– А для того, чтобы пофотографироваться, – считается? – постаралась я перевести тон нашей беседы в более непринужденный.

– Считается, если ты не переехала в богом забытую португальскую деревню в самом расцвете сил!

– А почему ты здесь? Что-то я тоже не наблюдала, чтобы ты в перерывах на обед рассекала по волнам на серфе, ну или хотя бы кокетничала с серферами – это, кстати, тоже одна из возможных причин находиться здесь. Не думаешь?