Время перемен

– А сколько этих аршинов в косой сажени? – решил уточнить я.

– Примерно три, может, более, а может, менее чуток. Смотря кто мерить будет.

– Так, может, приравнять сажень эту косую ровно к трем?

– Это еще зачем?

– Чтоб у нас тоже была своя точная мера русская, как у персов этих.

– Ну, ежели русская, то конечно можно. Только купцы все одно мерить аршинами будут. Отрез ткани так гораздо удобней отмерять, особенно если под рукой ничего нет.

М-да, с точки зрения купца, аршин куда более практичная мера. Что тут скажешь! Хотя чего это я: полусаженями тоже отмерять ткань не хуже, причем именно косыми…

– Эврика! – завопил я.

– Чего? – спросил Прохор и опять озабоченно стал меня рассматривать.

– Говорю, здорово! – и я стал взахлеб рассказывать посетившую меня идею.

Получалось, если по-моему сделать, то пускай купцы как хотят, так и отмеряют. Главное, появится четкая зависимость между мерами. Вот за основу русской меры я и предложил взять косую полусажень, при условии равности, полной трем аршинам. Блин, как красиво-то получается! Ничего по сути вроде и не изменится, а появится точная величина, в которой все и меряется. Она и от метра не очень отличаться будет, хоть и поболее, правда, 107 сантиметров примерно. Назвали мы ее «мерой», но название впоследствии не прижилось. Называть ее стали казенной полусаженью, а потом и вовсе полусаженью, потому как другими мерить перестали, но случилось это нескоро. В одной «мере» десять ладоней, в ладони десять ногтей, а в ногте десять точек.

Сделали мерные линейки гораздо быстрее, чем формы для кирпича. На линейках в одну казенную полусажень были нанесены деления, кратные ногтю, а по другой стороне шла разметка в аршинах, с делениями, кратными вершку. Точки были на линейках в две, три и пять ладоней; на них с обратной стороны были только вершки. Пока они стали законом только в Коломенском, постепенно, по мере размещения заказов на стороне, распространяясь и далее, но, если честно, не особенно.

Пока дурака валял с этими мерами, формы под кирпич и подоспели. Надо было забивать их раствором. Только его сначала надо сделать, и тут затык. Дело в том, что его начали мешать в корыте, выдолбленном из цельного ствола. Так-то ничего, но емкость маловата. Долго получалось. Но я же умный! Решил сделать из досок.

А вот и фиг. Вот тут и стала понятна разница между гвоздем и местным его аналогом. Ничего он его не заменял, м-да. Сшивать герметично здесь умели только внахлест. Причем изнутри стык прошить нужно, как ниткой ткань, еще по стыку нагелей деревянных набить. Получается, что весь крепеж будет торчать вовнутрь. И это вдобавок к елочке из досок.

Спас меня в очередной раз Прохор, подошедший узнать, чего это великий князь уставился в никуда.

– Так тут бондарь нужен! – воскликнул он, когда я ему изложил суть проблемы.

Сделать договорились нечто похожее на огромную деревянную шайку. Она должна была выйти на славу, но только по снегу. Однако и эту мою беду разрешил опять Прохор. Понагнали еще работников с корытами. Расшили, так сказать, узкое место. Процесс пошел не просто быстро, а очень даже весело. Не успевали вытряхивать кирпичи на солому, чтобы просушились.

Наученный опытом местного производства, я все-таки решил проверить, а как тут с шанцевым инструментом, то бишь, по-русски, с лопатами. Никак тут с ними было. Весь инструмент был деревянным, в лучшем случае с железным навершием. М-да, с таким арсеналом о серьезном кирпичном заводе говорить не приходится. Нет, конечно, вопрос можно утрясти и так, как решили с замесом раствора – попросту понагнать побольше работников и снять проблему, – но как-то это отдавало не тем.

Пришлось встречаться и с кузнецом. В первую очередь я подумал про мотыги. Мешать ими – это не лопатами. И сильно легче, и не в пример быстрее. И велосипед изобретать не надо, в смысле всякие мешалки выдумывать. Заодно у кузнеца были заказаны штыковые и совковые лопаты, а также «лепестки», вилы, в том числе и садовые, и гибрид садовых вил и штыковой лопаты.

Печь сложить надо было в специально поставленном для этого пятистенке. Крышу не сделали, потому как трубы еще не было, а плотники не знали, что это за зверь такой и с чем его едят. Потолка пока тоже не было, поскольку на Руси в это время они были страшной экзотикой: очень в редких и зажиточных домах делали потолки, второй этаж строили так вообще только в очень богатых. Просто это позволяло делать стены ниже, экономя деньги на строительство, притом что вверху было достаточно свободно. Удивительный рационализм во всем. Даже неудобства жизни приспосабливались для пользы.

Печь должен был класть печник. И вот начал мне этот делец заливать:

– Печь будет всенепременно в лучшем виде! И не угарной, и жаркой, но не жадной, чтобы дров шло как можно меньше, и будет она красива, миловидна.

– Ты мне что, девку расписываешь? Печь, главное, сложи, как мне надобно, а все эти жадно да жарко брось.

Видно было, что не сдержалась душа поэта, потому как он встрепенулся от моих слов. Но вовремя показанный кулак одного из воинов охранной стражи остановил его порыв. Я бы тоже, думаю, остановился, если бы мне такой показали. Таким только быков ударом в лоб валить.

Сложили печь неинтересно. Печник, которого, оказалось, Захаром кличут, поначалу попробовал по-своему все же устроить, но и мы не пальцем деланные. Возмутила его высота моей печи. Тут так печи пока не клали, и были они невысокими, а я вон какую заворачивал. Но после задушевного разговора с воеводой Михайло Венюковым Захар пришел на работу с фингалом под глазом и стал исполнять все, что скажу.

Вот когда с печью закончили, вот тогда и доделали и крышу и сделали потолок, как я просил. На улице по ночам уже стало холодать, поэтому в окна вставили стекла. Я как узнал их цену, чуть на месте не упал на пятую точку. Во где деньги гребут лопатой! Эпическая сила!

С производством стекла тоже что-то надо было делась. На самом деле это производство стратегическое. Если оно не будет создано, на хороших станках можно ставить крест. Химия и та непонятно как развиваться будет. Сам я в этом мало понимал. Надежда была на то, что найдут знающих людей, да хоть немчин. Это производство нужно было кровь из носу, уже вчера.

Печь же в первую протопку парила просто нещадно. Спасу не было. Двери настежь, но все равно в избе дышать было нечем, и только к вечеру пошло нормальное сухое тепло. Вот Захар как-то поглядывать на меня странно начал, опять стал норовить на колени бухнуться, что, кстати, я ему строжайше запретил на время строительства.

– Чего это с ним? – спросил я у Прохора.

– Ты только не серчай за слова, которые я тебе скажу, князь, но не думал он, что что-то путное из всего этого выйдет. Думал, одно баловство. А вон оно как, оттого к тебе у него уважение, превзошел ты его, мастера, хоть не в умении, но в знании. Не думал он, что узнает еще чего новое про печь, а поди ж ты! И я не думал, ты уж извиняй, – проговорил он с поклоном.

«Да чего там!» – хотел сказать я, но сдержался. Ничего великого вроде и не сделал, все по науке дедовой, оттого и неуютно стало. Не мое это достижение, а как такое объяснить? Придется привыкать к подобному.

Только и вздохнул.

– Тут такое дело. Бумагу надобно свою делать, у нас на Руси, а не заморскую завозить. Слышал я, где-то у папистов придумали машину, чтобы книги печатать, – начал я новую тему.

Прохор-то внимательно стал слушать, аки откровение какое от меня снизойдет. Но мы пока так высоко не летаем, только как те крокодилы, из анекдота. Со всем перечисленным я мало что мог сделать, потому и завел тот разговор, чтобы народ напрячь поиском специалистов. Типографию сделать-то можно, но без своей русской бумаги и в большом количестве это было бесполезно. Разве что потешить свое самолюбие. Сначала бумага, потом книги. Единичные экземпляры и без меня перепишут. Вот и металлическое перо надо сделать. Грифельный карандаш тоже. Да чего только не надо, так ведь, как говорится, и Москва не сразу строилась.

Глава 3

Если вот с водяным колесом сразу не вышло, почему бы паровик не сделать? Самый простейший, атмосферный, непрерывного действия, по типу ползуновского, правда, на столь высокое звание сия машина не тянет. Зато давление пара там смешное, чуть повыше атмосферного. Сам принцип работы прост и позволяет делать ее даже с помощью кувалды. КПД (коэффициент полезного действия) пока давление невелико, еще ничего, но с его ростом становится просто швах. Но нам пока мощность сильно и не нужна, главное сам принцип. На безрыбье и рак рыба, как говорится. Одна проблема: кузнецы не резиновые, на все не растянешь. Однако пущай пашут на благо родины. А у них-то радость, заказы прут и прут. А жизнь-то налаживается.

Рано, однако, я в тот момент обрадовался. На этом чуть все и не встало. Дорогой это штуковина выходила очень. Мамка вот даже приехала, узнать, чего это я удумал. Спасли меня мои же придумки.

– Это еще что за… штука? – спросила она меня, явно собираясь выразиться поярче, однако сдержалась.

Чувствую, описали мои дела далеко не в выгодном свете, хорошо, если как мелкое чудачество. Гадить напрямую перестали, а вот втихаря палки в колеса по-прежнему вставляли.

– Это, мам, чертильник, – я так кульманы обозвал: в самом деле, откуда мне такие слова знать.

Бумаги и карандашей не было, а вот чертильник уже был. Правда, весь деревянный, сочленения все хлябали, но вот он. Опять же, литцы с пушечного двора заезжали, сняли мерки, ежели все пойдет по плану, то следующим летом это будет работающее изделие. Время было, почитай уже, к январю 1537 года. С бумагой забрезжил просвет, нашли-таки деятелей, которые согласились такое производство в Московии создать. По карандашам тоже чего-то измышляли. Получались они, правда, пока никудышные, крошились, но я надеялся со временем на положительный результат.

Металлические перья для письма уже были, и мы ими даже пользовались. Правда, не из железа, а из меди, но, думаю, это небольшая беда. Самого письма ими я в свое время не застал, но еще мой отец пользовался несколькими разновидностями при черчении. Так что у меня была возможность разглядеть их в подробностях и даже сломать пару штук, за что был наказан. Чего только ради науки не пришлось перенести! Потому-то и сподобились для черчения сделать несколько разных, но пока только для пробы. Перья мы уже даже продавали через купцов. Доход, конечно, невелик был, но из капель ручьи образуются.

Когда говорю «мы», это не значит «я». Пригодился тот пятистенок-то. Вот в нем несколько мужиков их и изготавливали. Зимой все одно нечего делать, а тут доход нарисовался. Вот и работают, не за страх, а за совесть. Небольшая изба и стала новым великокняжим заводом. Деньга вот начала даже капать ко мне в казну.

Но моим прорывом за время жизни в Коломенском был перегонный аппарат. Прорывом он был для великого князя, но не для местных. Если для меня его сделали здесь, по моим указаниям, то купцы уже завозили подобные агрегаты из Казанского ханства. Ну вот, скажете, еще один деятель собрался русский народ спаивать! А вот и фиг вам. Мне-то был нужен самогон для другого, и чем крепче, тем лучше.

Колесцовый замок был известен, и ничто не мешало мне сделать зажигалку. Не бензиновую, конечно. Где он, бензин этот! Спиртовую. Карманной ее можно было назвать лишь условно. Размером она была примерно с читок. Вот это был товар дня. Возможность получить огонь в любых условиях и быстро, это было самое оно. Из Москвы они уже расходились серьезными партиями, делали их в московском посаде. Спирт, вернее, крепкий самогон тоже уже пошел и делался там же. Заправлять ведь чем-то надо. Но пока мало. Вот это приносило уже серьезный доход.

Для меня же был важен только колесцовый замок. Вернее, наладка его производства, причем массового. На самом деле очень многое пришлось сделать, прежде чем их стали клепать, и достаточно дешево, чтобы ставить на зажигалки. Теперь была надежда, что установка их на ружья и пистолеты не приведет к большому их вздорожанию, и потому вооружать будем таким оружием всех.

С резьбой пока не заладилось, и потому винтик крепления колесца заменили маленьким металлическим шкантом с накаткой. Получалась прессовая посадка, а не резьбовая, и пускай, что со временем она разболтается, старый выкинут, а новый забьют, и все в порядке. Это, пожалуй, было самым радикальным изменением имевшегося у меня образца и к тому же привело к значительным снижениям затрат на изготовление.

Мясорубку изготовили по моим прикидкам. Полностью бронзовую и массивную. Нож сделал сразу самозатачивающийся, тем более что конструкция у него даже проще. В нынешних условиях с заточным инструментом производить этот дурацкий крестик было верхом безумия. Решетка прижималась кольцом, закрепленным к корпусу тремя замками, по типу фляжных. Котлеты из рубленого мяса – это, конечно, интересно поначалу, но тянет почему-то к привычному. Дорогая, зараза, получилась! Продвигать пока никак нельзя. Сами пользуемся, но надеюсь со временем хоть боярам всучить сей инструмент, за деньги, конечно.

На самом деле котлеты здесь отсутствовали как класс, потому сие блюдо называлось мясными лепешками. Появилось оно, между прочим, благодаря моим заблуждениям. Я все думал, а почто их не делают, и вот уже здесь, в Коломенском, потребовал.

– Великий княже, не губи! Не знаем мы, чего вы требуете.

– Как это? Просто же! Это же такая лепешка из крученого мяса.

М-да, мои слова, похоже, нагоняли на поваров всемирную тоску. Они даже слов таких не знали.

– А из рубленого мяса не делаете?

– Почему же, делаем. Ежели мясник потоньше отрубит, прожарим.

И такой вариант не проходил. Пришлось объяснять, даже вот топор специальный сделать и корытце для рубки мяса. Хорошо, у бабушки в деревне их видел: ливер она упорно рубила, а не перекручивала. Правда, рубленые котлеты мне не очень понравились, вот и решил мясорубку сбацать.

Как ни странно, но топорик этот пошел потихоньку в народ. Если где кто чего у нас придумал, то другие это быстро начинают повторять, ежели по нраву, конечно, придется. Лепешки из мяса, видать, понравились, только мясорубки уж дюже дорогие.

Но не мясорубку я задумывал сначала. Это опять было побочным продуктом. Делал формовочную машину для кирпичного завода. Была она значительно крупнее мясорубки, но принцип использовался тот же. Только вместо решетки вставлялась форма, придававшая раствору нужный вид. Разные профили, разные изделия. Черепицу можно было начать делать, но решил остановиться пока только на кирпиче. Правда, к машине еще привод пришлось приделать, от лошади – люди выдыхались уж больно быстро, – но это было уже следующим летом.

Самовар вот сгандобили, ну куда же без него. Горячая вода всегда теперь под рукой. Чай, правда, травяной в основном, но ничего, прорвемся. И опять мне нужен был не сам самовар. Как-то надо было наладить производство кранов. Вот и повод нарисовался. Пока их делали довольно кустарно, но работали они надежно.

Придумок-то много, а вот как их заказывать у разных мастеров? Беда. Всяк на свой манер меряет. Нет, линейки, конечно, уже придумали, и удачно – они отлично согласуются с существующими мерами площадей, – но объемы… Вот где разгул для русской фантазии. И у нас она поперла. Нет, старались ничего не придумывать, брать за основу то, что есть, но не все согласовывалось. Возьмем кубомеру, аналога ей нет, кое-что близкое есть, кадка. Но она примерно на 150 литров меньше. Да и изготовить такую меру тяжеловато.

– Великий княже, может, ну ее эту, как ее, кубомеру. Лучше ведро сделаем! – проговорил Прохор, морща лоб, явно прикидывая объем работ, причем непонятно для чего.

– Можно и ведро, но, пожалуй, и оно великовато. А чего поменьше нет? – откликнулся я.

– Есть гарнец, в четверть ведра, потом идет кружка, ее двенадцатая часть.

– Стоп, что там за кружка?

– Кружка – она кружка и есть.

– Может, пусть она будет в одну ладонь по трем сторонам? Сделаешь?

– Сделаем, отчего же не сделать.

– Тьфу. Так чего стоишь, иди, распорядись. Только проследи, чтобы изнутри такой была! – последнее я крикнул уже вдогонку, спохватившись.

– Великий княже, не изволите ли отужинать?

– В каком смысле? А…

Это Таисия, в очередной раз воспользовалась паузой в наших с Прохором разговорах. Исхудал я, видите ли. Ну, сбросил маленько килограммов, и что? Как только это было замечено, началась настоящая охота на меня с ее стороны, с целью заманить в трапезную. Тем более выяснилось, что бываю я там не регулярно, а от случая к случаю, заставляя голодать всех вокруг. И в самом деле, как от великого князя отвертишься. Хорошо хоть, с крендельками приставать перестала. Нет, с ними все в порядке, и вкусные, заразы, но они на меду, а меня, признаться, уже от него воротит.

– Пошли, однако, поедим. Все одно делать нечего, – продолжил я после некоторой паузы.

Сижу, значит, жую, никого не трогаю. Дело уже на следующий день было. Кстати, жареных карасей. Когда в первый раз потребовал их, то был у окружающих, как говорится, «шок – это по-нашему». Мягко говоря, рыба сия чуть ли не сорной здесь считается, а тут великий князь… и караси. Несовместимые понятия. Но раз требует, куда деваться!

Пожарили, называется. Нет, сготовили нормально, но что! Такие лапти только с дури есть станешь. Они же уже старые, в них же костей – чтоб сами повара так жили! Пришлось объяснять, каких надобно. Надо было видеть их глаза: наверное, если бы икона заговорила, удивлялись бы меньше. В самом деле, откуда великому князю знать про карасей, ладно, где-то мог слышать, но чтоб знал еще и каких надобно, ну это ни в какие ворота. И плевать, отлично прожарились. Эх, лепота! Теперь заказываю их регулярно, что уже никого не удивляет.

В общем, сижу, на лавке (это важный момент). В приоткрытую дверь заглядывает Прохор, но видя, что трапезничаю, пытается уйти. Ха! Не тут-то было. Признаться, я уже насытился, а тут такой повод улизнуть.

– Стой, чего пришел? – кричу я вдогонку.

– Сделали, все как указывал, – ответил он, вернувшись.

– Чего сделали?

– Кружку эту, с углами.

– Так тащи ее сюда! – приказал я, не сразу поняв, о чем речь.

– Заноси, – прокричал он куда-то в коридор.

В трапезную внесли нечто на подносе, накрытое богатой тканью. Судя по выступающим граням, это была обещанная кружка с углами. Предо мной расчистили стол и поставили этот поднос. Я заинтересованно, по-быстрому сорвал ткань, да так и застыл с открытым ртом. Помните, что говорил про лавку подо мной? Повезло!

На подносе стояла она, кружка. Кубической формы и прям с ручкой. Стороны же ее были украшены резьбой.

– Это чего? – потрясенно пробормотал я.

– Как чего? Как великий князь приказал вчерась, так и сделали, – ответил Прохор.

– Э… Резьба-то зачем?

– Без нее нельзя. Как такую срамоту пред ваши очи несть? Все должно быть лепо.

Чувствую, спорить бесполезно. Главное, чтобы сделали то, что просил. К чему я все это рассказываю? Да вранье все, что первая мерная кружка была из золота, де заказанная по приказу великого князя Московского Иоанна IV. И то, что я увидел пресветлый лик богородицы, которая подсказала мне все сделать именно так.

Деревянная она была, да и случайно все вышло, хотя и подозрительно. Из золота ее изготовили гораздо позднее, и впрямь кубическую, и то, чтобы народ не расстраивать. А то, откуда появился тот достопамятный указ, ни слова – никто ведь так и не сознался в его подготовке. Не сам же малолетний князь его написал, тут никак без промысла божьего не обошлось. Люди верят в сказки гораздо больше, чем в правду.

Значительно позднее историки все пытались подобрать кандидатуру, которая подсказала мне столь светлую идею. Только вот никого подходящего на такую роль упорно не находится, да и указ тот я писал скорее в шутку. Думал, что он все равно никуда из Коломенского не уйдет. Как говорится, хочешь рассмешить богов, расскажи им о своих планах. Народ же упорно находил промысел божий в совпадении всех мер.

– Ну, раз принес, тогда тащи ведро, – раз уж сложилась такая оказия, продолжил я.

Довольно быстро его и притащили.

– Вот, государь, не извольте гневаться! – проговорил Прохор, ставя его передо мной.

– Это точно оно, мерное?

Вопрос был задан неспроста. Ведро с виду было самым обыкновенным, деревянным.

– Не совсем, но точно как оно, не сумневайтесь!

– Ну, раз так, то давай смеряем, сколько туда кружек влезет, – продолжил с подозрением я.

Один проблем! Нечем наполнять кружку, хотя, в конце концов, почему бы и не молоком. Только оно на второй кружке тоже закончилось, кто же знал, что великому князю его столько понадобится. Поднялась суета, и вскоре его доставили.

– Это что, шутка? Ты что за ведро принес?

– Это не я, а посыльный.

– Так почему в него вошло ровно десять кружек? Что за ерунду сюда притащили?! Тащите настоящую меру.

– Не ведаю, но сей момент, все исправим.

Второй раз пришлось ждать значительно дольше, пока наконец не принесли медное, специальное. Но и в него вошло ровно десять моих кубических кружек.

– Это что же получается, в ведре их действительно десять?

– Истинно так! Как глазам своим не верить!

М-да, шуточки. Как так получилось-то? Нет, тут, наверное, чего немного и не совпадает, но с нынешней точностью этого не выявить, так, может, закрепить соотношение на бумаге, да и дело с концом? Однако сколько же это весу?

– Прохор, а давай взвесим, сколько чистой воды в кружку входит. Только воды чистой колодезной распорядись принести.

В этот раз, видя мое возбужденное состояние, Прохор сам куда-то унесся.

– Вот, все принесли и кого надобно привел, – проговорил он.

– В каком смысле? – не сразу поняв, зачем кто-то еще нужен, задал вопрос я.

Все было просто. Притащили и кого-то с весами. И в самом деле, а как взвешивать-то без них, чего-то не подумал. Уравновесили чаши, забавные такие, подвешенные на цепочки. Потом с помощью песка, насыпанного на другую сторону, обнулили вес кружки. Наконец залили в нее воды. Человек этот чего-то там стал возиться, а я ерзать. Сколько можно! Но это так неспешно делалось, как, впрочем, и все вокруг. Только на войну сборы тут не затягивают.

– Три гривны чистого весу, – прозвучали, как гром среди ясного неба, его слова.

Стоп, я что, на программе «Розыгрыш»? Это же получается, русские меры все вот так запросто увязываются между собой! Всего-то и надо, объявить, что кружка теперь равна одной ладони по трем сторонам, а весу чистой воды в ней ровно три гривны. В ведре их будет десять, а все остальные меры объема и веса останутся как и прежде.

Я тупо уставился на Прохора.

– Великий княже, все ли ладно? – обратился обеспокоенно он, видя мое состояние.

– Да все в порядке. Знаешь что? Давай напишем указ «О мерах и весах». У нас же в Коломенском есть свои линейки, так пусть будут и другие меры. И пусть только кто пикнет, сразу указом по лицу. А?

– Указ так указ.

Вот так, кстати, он и появился на самом деле.

Всем вот этим я и хвалился. Про указ не забыл упомянуть. После этого она чего-то в лице переменилась.

– Можно его почитать, сынок? – обратилась Глинская ко мне и как-то уж очень грозно взглянула в сторону моих нянек.

Конечно же, она его получила. Чего там скрывать! Простое описание соотношения мер да особое выделение их взаимосвязи.

– Мам, а пришли мне сюда хоть одного златокузнеца!

– Зачем тебе?

– Да вот захотелось мне сделать тебе подарок особливый, чтоб точно не было такого еще.

– Конечно, сынок, – ответила она, улыбнувшись довольно.

Мне просто пришла идея сделать перья из злата и серебра, для знатных, да еще и клеймить их моей печатью. Пора начинать делать элитные вещи, а знак ставить на личных подарках. Золотая монета – это, конечно, хорошо, но ее легко потерять, а такие вещи будут хранить.

Разрешение на строительство паровика получил. Заодно моя мать заказала для Кремля самовары и мясорубку. Прихватила она и мой указ, с образцами всех наших мер. Позже я узнал, что спички детям не игрушка и как бы шуточно не был писан указ, но здесь он сразу обретал силу закона. Так новые меры стали государевыми и распространились по стране как казенные. Сопротивления они нигде не встретили, потому как ничего нового не привнесли, а те, кто догадался о новизне, промолчали.

В Кремле народ новинки увидел.

– Петр Иванович, ты энти лепешки из мяса едал?

– Конечно, Юрий Михайлович. Только суховатые они какие-то.

– И мне так показалось. Однако допустить, чтобы такие едали только на великокняжем дворе, никак не можно. Это же какое поругание нашей боярской чести, что мы, хуже Глинской этой? Я вот думаю заказать себе эту, как ее… мясорубку, во! Чтоб, значит, не хуже, чем у других было.

– Так-то, наверно, и я прикуплю. Чего это, у всех будет, а у меня нет! Вот за самовары уже и задаток дал, да не за один.