Полная версия
Зеркало с Бирюзовой улицы. Современная фантастика
– Источник питания.
– А если зеркало… то есть монитор метр двадцать на шестьдесят?
– Может, атомная батарейка.
– Дед, ты шутишь?
– А как, по-твоему, «Луноходы» по Луне катаются? У наших были источники тепла, атомные, мы китайцам такой подарили, у них сразу их «Нефритовый заяц» поскакал по Луне…
– А он не фонит?
– Фонит, конечно. Ты что, источник радиации на помойке нашел? – встревожился дед.
– Нет…
– Счетчик Гейгера где у меня, помнишь? Как откроешь, инструкция на внутренней стороне крышки, понял?
– Не волнуйся, деда, это мне задание дали для игрушки придумать девайс…
– Я не волнуюсь, я уже старый. А ты – молодой, тебе еще детей заводить!
– Спасибо, деда! Бабулю чмок! Ты мне очень помог!
Следующие полдня я посвятил портативному счетчику Гейгера. Боюсь, что «товарищ лейтенант», приставленный к каждому из нас (шучу) заподозрил неладное, так рьяно я выискивал, как пользоваться этим счетчиком, в сети. Нашел. Попользовался. Не фонит мое зеркало. Все в норме!
Ольга пришла еще позже. Я придвинул к зеркалу ноутбук и приготовил виды Москвы, бывшего Всехсвятского (ныне район метро Сокол и Аэропорт), городка Рузы в нашем мире. Она тоже пришла с большой папкой.
Я задремал, сидя в кресле перед зеркалом. Проснулся, как будто меня толкнули в бок. Открыл глаза – она уже на месте. Вместо фонаря зажгла лампу. Похоже на нашу керосиновую, но горит ровным светом, пламени не видно. Как будто теплый огонек внутри.
Она улыбалась, глядя на меня. Наклонила головку, будто снова поклонилась. Я повторил этот жест за ней. Сердце мое колотилось. Сейчас я ее удивлю!
Я написал на листке:
«Сейчас я вас удивлю!»
«Я готова удивляться!» – ответила она.
Я повернулся так, чтобы видеть и ее, и свой монитор, поправил камеру, включил ее. Набрал на клавиатуре крупным шрифтом, во весь экран:
«Сейчас я покажу Москву! Где я живу». И начал показывать ей мой родной город, начиная с Кремля, чтобы не напугать.
Кремль ее удивил. Я показал ей Всехсвятскую церковь на Соколе, в окружении сталинских домов. Написал: «Село Всехсвятское». Показал парк, где, по легенде, был тот самый дворец грузинских царей. Показал комплекс в Зарядье – царевы палаты и древние храмы. Показал наши церкви в окружении современных зданий. Она смотрела, как завороженная. Потом перешел к высоткам – университет, Москва-сити. Показал новые жилые кварталы, многоуровневые развязки, аэропорт, поезда на вокзале. Здание цирка, стадиона в Лужниках. Потом повернулся к ней.
«Разве это Москва?» – уже написала она, пока смотрела мое слайд-шоу.
«Москва, столица России!» – гордо напечатал я и получил изумивший меня ответ:
«Больше похоже на Звенигородъ! А Звенигородъ – столица Россіи!»
И снова подняла пальчик, призывая ко вниманию, открыла свою папку и достала оттуда… не фотографию, не гравюру… скорее, отпечатанную репродукцию с картины, тщательно передавшей все детали изображаемого вида.
Это был городской пейзаж. Город располагался на крутых склонах реки на террасах, видимо, искусственного происхождения. Ярус за ярусом, по обе стороны реки, шириной с нашу Москву-реку в районе Кремля, поднимались красивые каменные здания. Вдоль реки, на каждом ярусе, были устроены набережные, по ним ехали какие-то экипажи, самоходки, я не очень разбираюсь в автомобилях, но я бы их отнес к самым навороченным спортивным тачкам, так странно они выглядели.
Ольга показала пальцем на подпись под картиной. Там было написано: «Звенигородъ, левый берегъ реки». Правый берег был похож по устройству на левый, но более пологий, и там было всего два яруса.
Я кивнул головой и махнул рукой, мол, показывай еще! Она достала вторую репродукцию. На ней была дорога, проходившая через сады, до самого горизонта. По дороге ехали автомобили разного вида – большие, маленькие, а над садом парили какие-то агрегаты, видимо, собиравшие урожай с веток, так как у каждого был пристегнут огромный кузов, или короб, полный то ли яблок, то ли груш. Или персиков… не видно. И подпись:
«СХ предпріятіе „Московское“ перевыполнило планъ по сбору апельсиновъ».
И тут бы мне конец наступил, но она показала их аэропорт… Они умели летать! Правда, назывался он «Летное поле Истринское», но… это были самолеты, аэропланы, называйте, как хотите, но это были аппараты с крыльями, и они могли летать!
«А… в космос вы летаете?» – набрал я текст. Ольга внимательно прочла, задумалась, поискала среди своих листков подходящую картинку и, не найдя, утвердительно кивнула и написала:
«Я была на Луне. Въ путешествіи».
«А я только мечтаю! – ответил я и показал ей, как взлетает ракета с космодрома. – Вот так мы летаем…»
Ольга удивленно покачала головой:
«У насъ не такъ. У насъ самолеты летаютъ…»
Самолеты! Или это розыгрыш, или… чудо?
Потом она вытащила еще одну картинку. На ней была нарисована площадь, красивые коттеджи, утопающие в зелени и подпись: «Москва». Она показала на нее пальчиком и написала:
«Вотъ Москва. Большая деревня. А то, что вы мне показали – это Америга какая-то».
«Америга…» Господи, у них тоже есть Америка? Я потянулся за своими рисунками, показать ей, задел штатив, и видеокамера рухнула на пол. Ольга прижала пальчики к губам. Может, даже вскрикнула. Я поднял штатив, открутил камеру, включил просмотр на маленьком экране. Вроде не разбилась. Вот мой прекрасный затылок, профиль на фоне зеркала в драгоценной раме, вот… я поднял глаза и увидел, что Ольга, вскочив на ноги, машет руками, стараясь привлечь мое внимание.
С камерой в руках я подошел поближе к зеркалу. Мы были совсем рядом. В обычной ситуации такая близость к малознакомому мужику ее наверняка смутила бы, но сейчас она стояла, прижавшись в своей стороне «окна», я видел ее широко распахнутые глаза, губы, что-то пытающиеся мне сказать. Наконец она подняла пальчик и показала на камеру.
– Это? – спросил я, указывая на камеру. Ольга закивала головой и изобразила, что хочет посмотреть на ладонь… а! Она хочет увидеть то, что только что показывала камера, отснятый материал! Мне стало неловко. Я-то думал, что моя шпионская деятельность только между мной и… мной, но она продолжала стучать в «окно» и показывать пальцем на ладонь перед глазами. Я поднял руку, кивнул – мол, понял тебя, и поставил просмотр снятого эпизода.
Она прижалась лбом к «окну» и с жадностью смотрела на мой затылок, мой профиль и… на зеркало, в котором я же и отражался, с другого ракурса. Просмотрев весь фрагмент, она села, задумалась и написала:
«Это зеркало. Эта рама. Покажи мне её крупнее! Важно!»
«Ого! Мы перешли на «ты»! – обрадовался я, снял крупным планом раму, пройдя ее по периметру и, подключив камеру к ноутбуку, устроил просмотр на большом мониторе.
Взглянул в зеркало – Ольга плакала, утирая платочком слезы.
«Что случилось?» – написал я, когда видео кончилось. Она сделала несколько глубоких вдохов, видимо, стараясь успокоиться. И написала:
«Это – зеркало моего деда. Раму он самъ вырезалъ».
Взглянула на мое изумленное лицо, собрала рисунки в папку, написала еще и поднесла к стеклу:
«Извини, я должна это обдумать».
Поднялась и ушла, прямо за дверь, в коридор, с зажженной лампой…
Вот артистка!
Тайна деревянной рамы
Так не бывает. Дед прав. Зеркало – это устройство, типа большого монитора, вставленное в настоящую старинную раму, а для правдоподобия закрытое старым же стеклом. Надо думать, в этих завитушках и бутончиках спрятаны миниатюрные видеокамеры, а я… а я выбран для проведения эксперимента. Даже знаю, когда меня выбрали. Когда я обналичивал свои несчастные двадцать три тысячи в банкомате. Иначе откуда старушка могла знать точно, сколько у меня денег? А почему они поняли, что меня привлечет именно деревянная резьба? Давно наблюдают за мной? Ну, ладно…
Я выставил зеркало в прихожую, так, чтобы можно было видеть, что с ним происходит, только сильно наклонившись в кресле за моим рабочим столом, через дверь, и упражнялся в наклонах, пока не рухнул вместе с креслом на пол. Перевесил.
Рисовал предметы для игрушки. Вышло тёмно и злобно.
Дефилировал из комнаты на кухню и в сортир, громко распевая частушки и песни, которые не во всяком «пьянственном недоумении» (Чехов) и не во всякой мужской компании исполнишь, в стиле «мимо тещиного дома». Ходил в трусах и майке-алкоголичке (взял у деда), почесывая себе разные места «на камеру» в надежде, что ТАМ за мной наблюдает скромная девушка. Замерз, надел древние треники с вытянутыми коленками. Нацепил футболку с Су-35 и приготовил «приветственный плакат» с надписью «Не желаю быть подопытным кроликом. Я все знаю. В чем суть этого мерзкого эксперимента?» Хотел добавить «Вы за это ответите!», но на листе закончилось место.
Заждался, короче. Ее появление в этот раз было стремительным и разрушило все мои злобные намерения.
Зеркало потемнело за считанные секунды. Дальше я увидел прямоугольник света из распахнутой двери и темный силуэт, стремительно вырастающий – кто-то, в свободной одежде, летел к «окну». Когда фигура приблизилась настолько, что ее осветило мое «окно», я увидел Ольгу. Она была в панике. Глазищи распахнуты, она что-то кричала, оглядывалась назад, стучала в стекло. Я спокойно сидел в кресле перед зеркалом, скрестив руки на груди и положив ногу на ногу.
Увидев мое безразличное лицо, Ольга замерла на мгновение, прижавшись к своему «окну», глаза ее наполнились слезами, и она, упав в кресло перед столиком, на котором, как я понял, стояло в этот раз подобие «окна», уронила голову на руки и разрыдалась. Плечи под белым свободным одеянием вздрагивали. Мне на мгновение стало ее жаль, что-то остро кольнуло в сердце, но я саркастически ухмыльнулся и захлопал в ладоши.
Видимо, экспериментаторам захотелось меня взбодрить. Потому что Ольга резко подняла голову. Я с удовлетворением отметил зареванное лицо. Лук нюхала, что ли…
Она вскочила. В плохо освещенном коридоре возникли какие-то всполохи, в дверном проеме один за другим появились два темных силуэта, один с трудом вместился в дверь. Ольга замахала руками. И тут включилось верхнее освещение в ее комнате, и я увидел этих двоих. Один, я назвал его «Господин», худощавый мужчина средних лет, с поседевшими, местами каштановыми волосами, острой бородкой, с кривой улыбкой на смуглом лице медленно выступал впереди. За ним – гориллообразный «охранник», лобик маленький, брови густые, с дубинкой в руках, встал в дверях, загородив выход.
Классика жанра! Бедная девушка в руках негодяев. Надо будет предложить им свои услуги сценариста, предложу что-нибудь не столь избитое.
Ольга вскарабкалась на столик. Я не очень хорошо видел происходящее перед ней, спина загораживала.
– Эй, подвинься! – крикнул я воображаемому «товарищу лейтенанту». Ольга неловко повернулась на маленьком столике, потеряла равновесие и неловко откинулась на меня, ударившись плечом об ее «окно». Наверное, она кричала, я видел, как напрягаются мышцы шеи, как она отчаянно пытается как можно дальше отодвинуться от «господина», и тут…
Зеркальное стекло под ее плечом подалось наружу. Как будто оно было не стеклянное, а пластиковое, причем пластик растягивался и принимал форму ее руки. Я вспомнил сразу Булгакова, Геллу, волосы у меня зашевелились на голове, и тут она, видимо, отшатнувшись от наступающего на нее «господина», прорвала этот «пластик» и вывалилась из зеркала прямиком мне на руки, на колени! Я успел увидеть удивленные лица ее преследователей, «господин» протянул руку, схватил ее за рубашку, прямо здесь, в моей комнате! Он перегнулся через раму, и вот уже его голова и плечи вылезли в мой мир…
Я ногой оттолкнулся от стула, на котором стояло зеркало и покатился в своем кресле колесиках, прижимая Ольгу к себе, подальше от этого злобного лица, от этих тянущихся к ней рук. Стул покачнулся и упал вместе с зеркалом на пол. И зеркало… разбилось.
Я успел увидеть втягивающуюся обратно руку «господина», его перевернутое разгневанное лицо, и волшебство закончилось. Передо мной лежало треснувшее в нескольких местах зеркало в роскошной резной раме. И на коленях – вполне себе материальная полновесная барышня, прижавшаяся к моей груди лицом и обхватившая меня руками.
Иной мир
Ну и что мне теперь делать? Я начал поглаживать ее, чуть освободив руку, по спине:
– Не бойся, не бойся… все хорошо! Все уже хорошо! Оленька…
Нет, ну а что мне делать? Спихнуть ее с колен с воплем «Сгинь!»? Не могу…
От нее пахло травами и медом. И молоком. И моя прекрасная футболка намокла от ее слез, я это почувствовал. А сырым луком не пахло.
Я еще не разучился верить в сказочные чудеса, тем более что в моей жизни они раньше уже случались, и мне стало немного стыдно за подозрения. Она подняла голову и посмотрела на меня испуганно. Потом вскочила на ноги и, оглядевшись, прижала ладошки к губам. Потом глянула на свою рубаху… красивая, кстати. Как это – «неглиже»? нет, наверное, просто «сорочка». Испугавшись моего оценивающего взгляда (да не раздеваю я вас, девушка, я художник от слова «худо»), попятилась к разбитому зеркалу, потом увидела плед на моем диване, кинулась к нему, схватила и, повернувшись ко мне спиной, накинула, как накидку и, только завернувшись в него, снова встала ко мне лицом. На ногах у нее были тапки со смешными меховыми помпонами. Волосы растрепаны. Нос красный. Лицо зареванное. Я залюбовался, представив ее в моей игре в роли Матроши.
– Где я? – всхлипывая, спросила Ольга. – Ты кто? А где мой дом? А дядя где? – и приготовилась рыдать. Знаете, как они набирают воздуха, глаза наполняются слезами, ротик приоткрыт. Я вскочил и сделал шаг к ней. Она отпрыгнула от меня, как от гадюки и завизжала. Нет… ТАК визжат, только когда увидят мышь. Я притормозил:
– Тише, ты что? Соседи сбегутся!
– И хорошо! Пусть идут! – сказала Оля, снизив голос.
– А они – людоеды, да, еще и не русские! – сказал я, пытаясь как-то вывести ее начистоту.
– Ой! – она снова прижала ладошки к губам.
– Если ты меня опасаешься, то напрасно. Я… у меня невеста есть! – соврал я.
Девушка молчала. Когда я сделал к ней шаг, она развернулась и вылетела в коридор – точь-в точь птица, раскрывшая крылья (мой плед). Я решил подождать, когда она успокоится. Зря я так решил. Потому что сначала я слышал, как она бегала по коридору в поисках выхода, хлопала дверями, ойкала, вскрикивала… развлекала публику на полную катушку. Притихла. Я подошел к двери своей комнаты и прислушался. Она сопела в коридоре. Всхлипывала. Я приоткрыл дверь, и вовремя: раздался звук отодвигаемой дверной цепочки, и моя подруга, открыв заранее замок, выскочила из квартиры. Я неторопливо проследовал за ней.
– Вход рубль, выход два! – ехидно сказал я Ольге, вцепившейся руками в прутья решетчатой двери, закрывающей наш предбанник, общий на две квартиры, моей и «людоедов». Бедняжка обернулась ко мне и прошептала:
– Сейчас закричу!
– Кричи! Поделим тебя с людоедами! – также шепотом ответил я и подмигнул ей, кивнув в сторону соседа-армянина, который жил в солнечной Армении, а сюда приезжал по делам.
– Ты кто такой? Что тебе от меня надо?
– Это я у тебя как раз хотел узнать! В чем суть вашего эксперимента? Я голову сломал, нафантазировал кучу вариантов, хочу знать верный ответ!
– Откуда у тебя зеркало моего дедушки? – возмущенно прошептала она.
– Я купил его в подземном переходе у твоей бабушки! – ответил я также шепотом. – Пойдем домой, а? А то соседи вызовут жандармов… или МЧС…
– ?
– Я тебя пальцем не трону, слово даю!
Я никак не мог разобраться – с одной стороны, этого просто не может быть. С другой, это есть. И от этого никуда не деться. Она вывалилась мне на колени из плоского зеркала. Обманывает она меня, или нет, но это же интересно! КАК они этого добились? Телепортация? И я участвую в этом эксперименте? А что? Это интересно! Так я думал, пропуская мою даму обратно в квартиру.
Она прошла внутрь с высоко поднятой головой, приподняв двумя пальчиками длинную сорочку, чтобы не наступить на край. Я учтиво склонил голову, закрыл за ней дверь и повернул замок. Она только вздернула носик, глядя куда-то в пространство.
«Принцесса в плену у Дракона. Можно снимать кино!»
Кино! Как же я забыл! Видеокамера до сих пор пишет!
– Матро… ой, Оля! Идем, посмотрим на портал… на зеркало это! Откуда ты ко мне свалилась! Идем!
Я подхватил ее под локоток и, пока не опомнилась, потащил ее за собой, в свою комнату. Посадил ее в кресло, как принцессу, ринулся к видеокамере. Затормозил. Надо же ей квартиру показать, что и где!
– Так… Ольга, чайку, может? Пойдем, я тебе покажу, что у меня и где в доме! Может, винца?
О… лучше бы не предлагал.
– Чайку с вареньем?
Оля пожала плечами и поднялась. Веди, мол, охальник.
Повел. Показал сначала ванную. Она заинтересовалась.
– Это – м-м-м… баня! Вот, смотри, руки помыть, душ принять… кран вот так поворачивай, полотенце… сейчас новое принесу.
– А это – сортир! Как нужник. Ну…
– Ватер-клозет, я понимаю, – гордо и отрешенно сказала она, глядя, как я демонстрирую слив воды.
– Э… ну да. Так, а вот кухня!
О… гора немытой посуды в раковине, на Эверест похожая, заляпанная кофе плита, брызги жира на рабочем столе (жарил яичницу). Оля повеселела:
– Прислуга сбежала?
– Э… нет. Чай я тебе в комнату принесу, – пробурчал красный я.
– Александр, давай пить чай и думать! – провозгласила моя гостья и прямым ходом направилась в мою комнату, заниматься исследованиями. А я помчался мыть заплесневевший чайник.
Телепортация
Когда я вошел в свою комнату с подносом, на котором еле умещались чашки, варенье, чайники и сахарница, она сидела на полу, около упавшего зеркала и задумчиво поглаживала резную раму.
Увидев меня, поднялась и спросила:
– Помочь?
Рыбонька моя… конечно, помоги! Сейчас… одно неловкое движение, и все рухнет…
– Да, если можно… вон туда, – я указал подбородком на низенький круглый журнальный столик, – туда поставим, чай попьем, поговорим.
С трудом уместив посуду на столике, я усадил ее в кресло и приготовился разливать чай.
– Что ты! Я сама! – сказала она. Деловито заглянула под крышки чайников, определилась, что где, и начала разливать чай. Ну что твоя купчиха с картин Кустодиева! Я притих. Ольга деловито разложила варенье по розеткам, добавила еще и сахар себе в чай. И, поднеся чашку к губам, принялась пить чай с вареньем. Я присоединился. Мы молчали, пока не выпили по чашке. Откуда я знаю, может, у них не ведут чайные беседы… в любом случае, инициатива исходила от них, экспериментаторов.
Попив чайку, Оля сказала:
– Спасибо. Варенье изумительно вкусное. И чай такой ароматный…
– Бабуля сама варила. Чай… рад, что понравилось!
– Ты хотел поговорить? – чинно спросила девушка.
– Да… я сейчас покажу тебе, как ты здесь оказалась!
Она кивнула головой, а я пошел подключать камеру. Через несколько минут я вернулся к столику, за которым моя милая гостья наливала себе третью чашечку чая.
– Ты будешь?
– А? Да, давай! – я притащил табурет из кухни, воодрузил на него ноутбук, воткнул в ноут шнур от видеокамеры и настроил просмотр. Ну и, разумеется, первые кадры были, как я болтаюсь в неглиже и дразню «товарища лейтенанта». Я нажал на «стоп». Вышло хуже, так как я застрял в семейниках в позе журавля с высунутым языком. Пришлось поспешно закрыть ноутбук. Краешком глаза посмотрел на Ольгу. Та сидела красная и смотрела в окно. За окном у меня – бесплатное «телевидение». На фасаде многоэтажного здания бывшего института (стекло и бетон) устроили огромный экран, крутят рекламу. По ночам – целая бесплатная иллюминация.
Я развернул ноут, прокрутил мое безобразие и включил просмотр с того момента, как началось затемнение зеркала.
– Вот, тут все прилично! Можно смотреть! – буркнул я и включил просмотр. Ольга отвлеклась от «телевизора» за окном, искоса глянула в ноутбук и больше не отрывалась.
Вначале с зеркалом ничего не происходило. Был виден я со спины – сидел в кресле, скрестив руки, нога на ногу, слегка покачивая ступней. Созерцал. И вдруг… поверхность зеркала как будто вспучилась посередине, стала полупрозрачной, и появилась часть руки – это Ольга уперлась, не удержав равновесие, в свое «окно». И, вот этот момент – зеркало раскрылось, чем-то это напоминало диафрагму фотоаппарата, но раскрылось не ровно, а только чтобы пропустить девушку, падающую с края стола в неизвестность, ко мне на колени. И – еще одно чудо – в этот раз на записи было видно несколько мгновений комнату, разъяренного мужика, его протянутую руку, высунувшуюся в мой мир и стремительно закрывающееся «окно». Затем зеркало упало, и дальше в кадре были вначале стена и дверь моей комнаты, потом выпорхнувшая в коридор девушка, наши с ней проходы, я с подносом… Нет, ну ничего себе!
Мы несколько раз просмотрели ее проникновение в мой мир. Эффектно!
– Я не знаю, что это такое! – честно признался я. – Ты… это, если надо – пойди прогуляйся! – я кивнул в сторону коридора. – Три чашки чая, стресс…
Оля закрыла лицо руками.
– Ты невозможен! – прошептала она.
– Да ладно, все мы люди… Я пойду, чайник подогрею.
Слышал из кухни, как она пробиралась в «ватер-клозет». Стеснительная…
Дождался, когда она вернется, принес чай с печеньем. Нашел заначку… Надо у бабули порыться, найти ей какой-нибудь халат. Сел рядом.
– Ну, рассказывай ты. Я ничего не понимаю.
Оля подумала, ответила:
– Я не знаю… но рама у этого зеркала, у твоего – вышла из-под рук моего дедушки.
– Так, давай подробнее про дедушку!
– Он… ученый. Был. Знаменитый ученый. Послушай, Александр… – она подняла на меня глаза. – Давай уговоримся говорить друг другу только правду! Мы не знаем друг друга и, конечно, можем наговорить чего угодно, но мы в такой странной ситуации, в которой реальность увлекательнее любой сказки… Согласен?
А вы бы что сказали? Я сказал:
– Согласен, – и добавил: – Конечно, согласен. Ты права.
Ольга взглянула на меня оценивающе. Помедлила, опустив глаза, потом сказала:
– Александр, странная вещь. После того, как ты показал мне зрительную запись рамы, сделанной моим дедом, я почувствовала… не обреченность, не то слово… скорее, неизбежность событий, в которых я оказалась. Дед был большим ученым. Он работал над проблемой переноса вещества на расстоянии без… как сказать… без видимого движения. Ну, заяц скачет, поезд идет, понимаешь?
– Да, продолжай!
– А дед, Смирнов Александр Феоктистович, открыл принцип переноса энергии на расстояние без носителя, понимаешь?
– Да, да! – я старательно вытаращил глаза и принялся кивать головой. Молоденькая девушка, с распущенной косой, в ночной сорочке и меховых тапочках серьезно рассуждает о науке. Я наслаждался.
– Не нужны каналы… вот, как у тебя, – она подняла провод, подключенный к ноуту. – Это шнур питания? – я кивнул. – Ну вот, а у нас нет шнуров. Энергия передается в эфирной среде!
Где-то я что-то подобное слышал…
– Э… и через нас проходит энергия?
– Конечно!
– И людям не вредит?
– А почему должно вредить? – Оля улыбнулась. – Мы сами состоим из неё же!
– Э…. м-м-м-м… да?
– Ну да, а как иначе?
– Оля, тебе сколько лет?
– Восемнадцать, а тебе?
– О… слушай, я старик для тебя, мне тридцать два!
Она и бровью не повела:
– Не огорчайся, как говорит мой дядя, «молодость – это недостаток, который быстро проходит!» И ты очень хорошо выглядишь!
Я огорчился. Она была слишком юной. Для меня. Впрочем… врет, наверное.
– Твои познания в области физики удивляют меня. У нас эта теория общности всего сущего только набирает сторонников. А так… кто-то думает, что мир материален, и точка, и больше ни о чем знать не хочет. Кто-то верит, что все создано Богом, ибо гармонично, но это только на уровне веры… Даже о происхождении человека до сих пор нет единого мнения. Бардак, одним словом!
Оля закивала головой:
– Да, да, да! У нас тоже в такую ересь верили – что человек произошел от обезьян!
– Ну вот… так откуда ты такая умная взялась?
Оля вскинула на меня серые глаза.
– Я училась в гимназии, а сейчас собираюсь поступать в Высшее техническое училище, на экспертизу…
– Будешь покойников вскрывать? – как можно вкрадчивей спросил я.
– Почему покойников? Нет, техническая экспертиза, ну… Если кто-то что-то изобрел, то вначале нужно провести изыскание – нет ли такого же изобретения у другого ученого или инженера. Потому что можно изобрести вечный двигатель на основе энергетических связей, а потом выяснится, что во Франкии кто-то на год раньше это же изобрел и получил право преждепользования. Тогда наша сторона должна договариваться об оплате за право пользования франкийским изобретением. Я… понятно изъясняюсь?