Исчезаяц

…колодцы…

…вот с тех пор опустошенный колодец не может утолить свою жажду, вот теперь высохший колодец скитается по пустоте пустыни, ищет живую человеческую кровь, чтобы напитать себя…

Вы не поверите – да и никто бы не поверил, вы едете на караване все дальше и дальше в бесконечность подступающей ночи. Вы не помните себя, воспоминания крепко заперты на засов, вы не помните, как тяжко хрипел конь под вашим седлом, как вы взмахивали шашкой, кричали – атаковать, атаковать, на штурм, как с треском и хрустом ломались неприступные стены городов, как сталь клинков обагрялась кровью, как вы приказывали не оставлять в живых никого, никого, разрушить города до последнего камня, как взмахивал топор, бросая в песок искореженные ветви, как ваши люди бросали горсть за горстью песок в умирающие колодцы.

Вы не можете помнить всего этого, вас тогда не было, хоть вы и были, вы помните только смутную тревогу, – больше ничего. Вы не сразу понимаете, что заблудились, что нет никакого каравана и никакого погонщика, есть только вы наедине с пустыней, смотрящие друг другу в глаза. Вы уже погибаете от жажды, когда видите на горизонте в проблесках не то рассвета, не то заката что-то темное, в чем не сразу узнаете колодец. У вас уже нет сил идти к колодцу, он сам идет к вам, и вы не сразу понимаете, что он мертвый, высохший, засыпанный песком, погибающий от жажды ничуть не меньше, чем вы сами. Вы еще попытаетесь бежать, когда колодец вытянется из песка, подобно исполинскому червю, когда обнажит острые клыки, когда то, что было колодцем, вцепится в ваше горло, и мертвый песок станет влажным и горячим от вашей крови.

Вы уже не увидите, как колодец застынет, умиротворенный, наконец-то утоливший свою жажду, вы уже не увидите, как колодец наполнится живительной влагой, оживляя мертвую землю вокруг, как из песка проклюнутся первые ростки, потянутся к свету, как медленно – камень за камнем – сложатся стены домов, как истлевшие скелеты поднимутся из песка, обрастая плотью, как торговец в старинных одеждах будет предлагать туристам причудливые бусы, а молодые парни и девушки буду с интересом смотреть на смартфоны в руках заморских гостей, и кто-то уже побежит в ломбард поменять золото и купить себе диковинное зеркало, которое показывает все-все на свете…

Вы уже не увидите всего этого, ваше тело рассыплется в прах, и самый этот прах подхватит и унесет ветер, не оставляя даже воспоминания, и даже воспоминание о воспоминании развеется по ветру…

Полное полнолуние

Перед полнолунием

…пока не буду торопиться, говорить, до чего они хороши – подожду лет-а, когда они вытянутся вверх, вверх, а не будут стелиться по земле, вот как сейчас – вот тогда-то и выберу себе невесту, какая больше приглянется. Старики, правда, говорят, надо не на высоту смотреть, не на тонкость, не на хрупкость, а ты хоть заговори с ней сначала, погляди, какая она внутри – да что эти старики понимают. Пусть я потом хоть миллион раз со своей судьбинушкой рассорюсь, но сейчас такую найду, которая от малейшего ветерка колышется, и только-только лет-о на зиму перейдет, она вся тут же и сложится, и по земле беспомощно постелется. Сами же старики потом спасибо мне скажут, когда благоверная моя цветы пустит, зерна в землю уронит, а из тех зерен пробьются тончайшие ростки, не толще нити, которые по траве поплетутся, а как лет-о придет, они вверх поднимутся, потянутся к самой луне, что близко-близко опустится.

Так что подожду я близкой луны, подожду полнолуния, когда поднимемся к свету луны – там и выберу себе невесту по душе, самую тонкую, самую хрупкую, чтобы тоньше и хрупче меня самого была. Там и начну собирать мельчайшие камушки, строить башню, да такую, чтобы до самой луны, да такую, чтобы только-только луна чуть-чуть отдалится – башня в прах рассыплется, только её и видели. Такую башню, чтобы мы сами не успели с неё спуститься, так вместе с ней и рухнули, уронив в землю зерна и высохшие цветы. Да и не из обломков старых башен чтоб была, а своя, всамделишная, настоящая.

Полнолуние

…чудная она какая-то, себе на уме – ну да мне все равно, что чудная, мне главное, что тоньше всех, и выше всех. Вроде бы сейчас луна ближе всего, вон она, в полнеба, и всем легко-легко – а моя любовь все равно нет-нет да и от ветра к земле клонится, не удержать её. Чудная она – я ей башню до самой луны строю, а она все о своем толкует, что надобно такую башню строить, чтобы в небо летела, во-он туда, к далекой луне, про которую и не помнит никто. Начал я к башне крылья приделывать, ей опять не то, говорит, что-то такое надо, чтобы огонь горел, свечи на башне зажег – опять не то. Уже думаю и правда попроще себе невесту взять, пусть не такую тонюсенькую, лишь бы не требовала не пойми чего. А то опять ей все не так, говорит, чего башню хрупкую сделал, башня прочная быть должна, – ишь чего, где это видано, чтобы башни прочные были, башня на то и башня, чтобы хрупкой быть, ишь чего захотела. Правильно старики говорят, брось её, чудная она, говорит всякое, что луна на этот раз не уйдет далеко-далеко, а свалится, а потому башню надо делать, чтоб летала. А луна и правда все ближе и ближе, скоро вообще до луны дотянусь, оплету ветвями, тогда вообще все невесты только на меня смотреть будут…

После полнолуния

…чудные они, ну а что хотели, мамаша у них чудная была, вот и сами они чудные. Странное что-то толкуют, что раньше вроде как две луны было, одна далекая, одна близкая, вроде как близкая луна в полнеба была, тогда можно было вверх подниматься аж до самой луны. Ну да ничего, скоро, говорят, запретят эти разговоры, нечего тут, вот тогда нормально будет… а то ишь…

Охота на ружье

…если решили охотиться, мой вам совет – идите охотиться на ружье, точно не прогадаете. Да и на что еще, если больше ничего нет, кроме ружья, вон оно, летает где-то по лесу, а где? А-а-а, это вы сами ищите, еще мы за вас ружья должны искать, – где-то летает, ходите, ищите, подкарауливайте, когда выпорхнет из кустов, -ф-р-р-р-р! – и тогда…

…а?

Ка-акое там, «стреляйте», из чего вы стрелять-то будете, у вас что, ружье есть? Нету у вас никакого ружья, вон оно летает, ишь, какие. Вот тут-то и вылезает первая загвоздочка – вы должны заставить ружье застрелить само себя.

Как? Ну, это вам решать. Кто-то пространство искривляет, кто-то время, чтобы ружье столкнулось с самим собой, выстрелило – ах, бах – упало замертво, складывая крылья. А жаркое из ружья знатная вещь, скажу я вам, точно знатная.

Как готовить ружье? Этого вам никто не скажет, этого никто не знает. Это только ружье знает, как готовить ружье. Так что придется вам снова подкрутить пространство, время, или что вы там решили подкрутить, пусть ружье возьмет подстреленного самого себя, отнесет к вам в дом, ощиплет, обожжет на огне, насадит на вертел, повесит над очагом, а внизу обязательно пудинг поставьте, чтобы жир с ружья капал, по осени-то ружья жирные. Ну а как готово будет, выкладывайте на блюдо, ставьте на стол, смело отрезайте самые лакомые куски. Можете не сомневаться, вы будете так увлечены процессом, что даже не заметите, что ружье не только застрелило и приготовило, но и съело самого себя, что вы и были ружьем – но вы этого уже не узнаете…

Рецензия на рецензию на рецензию на…

…ну, во-первых, человек, который писал рецензию на рецензию на рецензию на рецензию на рецензию на… (продолжайте до конца страницы), вообще не имеет представления, как нужно писать рецензию на рецензию на рецензию на рецензию на рецензию на… (продолжайте до конца страницы). Во-первых, по правилам хорошего тона, с которыми автор не знаком, в рецензии не может быть никаких «рецензий в девятитысячной степени», – решили писать рецензию на рецензию на рецензию на рецензию на рецензию на… (продолжайте до конца страницы), так извольте писать полностью – рецензия на рецензию на рецензию на рецензию на рецензию на… (продолжайте до конца страницы). Во-вторых, чтобы писать рецензию на предыдущую рецензию, надо прочитать не только предыдущую рецензию, но и предпредыдущую рецензию, а хорошие рецензенты читают и предпредпредыдущую рецензию…

…автор явно знаком с правилами хорошего тона, но не собирается их соблюдать – он уверяет, что прочитал предпред (еще десять раз) ыдущую рецензию, что совершенно невозможно, потому что найти настолько давнюю рецензию еще никому не удавалось…

…не вижу смысла даже читать рецензию на рецензию на рецензию на рецензию на рецензию на… (продолжайте до конца страницы), потому что автор выходит за рамки всех мыслимых и немыслимых норм – он имеет неслыханную дерзость уверять, что прочитал… саму книгу. Эта ложь выглядит настолько откровенной и дикой, что автора нужно как минимум дисквалифицировать.

…автор заслуживает как минимум заточения в сумасшедшем доме, а как маскимум ликвидации. Что же, к сожалению те, кто пишет рецензии на рецензию на рецензию на рецензию на рецензию на рецензию на… (продолжайте до конца страницы), рано ли поздно теряют рассудок. Автор уверяет, что ни больше, ни меньше… читал саму книгу. Мало того, что он имеет неслыханную дерзость уверять, что существует книга, так он еще и лжет, что читал её…

…пострадал за свои убеждения, в частности, за то, что верил в Книгу. К сожалению, ему не довелось жить в наше счастливое время, когда на полном серьезе ведутся дискуссии, существует Книга или нет. Но должно быть, именно он положил начало величайшей традиции Дискуссий О Книге, без которых сложно представить нашу культуру…

…друг мой, вы подумаете, что я сошел с ума – спешу вас утешить, я думаю точно так же. И все же безумная мысль не дает мне покоя. Недавно я задумался, что если существует рецензия на рецензию на рецензию на рецензию на рецензию на… (продолжайте до конца страницы), и в самом конце – на книгу, то что если Книга тоже является рецензией на что-то? Откуда вообще появилась Книга? Есть ли что-то за бесконечной чередой рецензий…

…если мы даже не знаем, есть ли в конце рецензий Книга, то путь в поисках чего-то за пределами Книги кажется абсурдным и бессмысленным. Тем не менее, до сих пор находятся смельчаки, которые…

Неспящая осень

..осень устала, осень хочет отдохнуть. Осени нельзя отдыхать, потому что – что здесь вообще есть кроме осени. То есть, что-то, конечно, есть – чуть-чуть приходят холода на пару дней, когда земля замирает вдали от всех солнц, приходит стремительная весна, когда земля поворачивается к солнцу весны, есть ничтожно короткое лето, когда земля проходит мимо летнего мимо-летного солнца, а дальше – долгая-долгая осень, медленное кружение земли прочь от солнц, медленный приход осени.

Осень устает – за века и века, которые ей суждено длиться, поэтому когда, наконец, на засохшую листву выпадает первый снег, осень с наслаждением бросается на белоснежные простыни, засыпает, едва успев коснуться подушки, даже не может вспомнить, завела она будильник или нет. А ведь завела, а ведь задребезжит буквально через несколько часов, когда за нестерпимо студеной зимой придет стремительная весна, а за ней – мимолетное лето, и вот уже проклятое дребезжание будильника, и надо подниматься, расправлять студеный ветер, взлетать вихрем осенних листьев, кружиться, постепенно наполняя зеленые луга золотом и багрянцем.

Осень смертельно устала, осень хочет спать – но спать некогда. Иногда осени снится, что в глубинах космоса летит одинокий фрегат, всеми забытый, забывший сам себя. Даже если бы осень помнила этот сон, она бы все равно не нашла ни сил, ни времени, чтобы отыскать фрегат, позвать его сюда, в забытый всеми уголок вселенной, попросить его атаковать землю, сдвинуть её с орбиты, сделать осень чуть короче, дать развернуться зиме, весне и лету. Однако, осень просыпается так стремительно, что не успевает запомнить свои сны. Иногда она хочет спросить у лета, что ему снится – но лето умирает слишком быстро. Иногда осень хочет спросить зиму о её снах – но не успевает, сама проваливается в сон. Иногда осени кажется, что весна может помочь – но они никогда не встретятся, пока земля не изменит свой путь, а она не изменит пути, пока не встретятся весна и осень и что-нибудь не придумают, а они не встретятся, пока не…

Крылатая тыква

…стук…

…дождь…

…стук…

…снег…

…стук…

…листья…

…стук…

…просыпаюсь, оглядываюсь, выволакиваю себя из объятий сна, отдергиваю занавеску.

– А-а-а-а!

Здесь надо закричать, не кричится, ничего не делается, смотрю и смотрю на тыкву с горящими глазами и перепончатыми крыльями…

Щелкаю замком, осень врывается в комнату в ореоле листьев и снежинок, тыква садится на подоконник, цепляется хищными лапами. Жестами показываю, что э-э-э, или сюда, или туда, нечего мне тут дом выстужать…

Тыква в изнеможении падает с подоконника в комнату, только сейчас вижу простреленное крыло, тонкую стрелу в перепонке. Мечусь по комнатам в поисках аптечки, а кто вообще сказал, что у меня есть аптечка, в холодильнике вроде бы зеленка была… Разламываю стрелу, долго мучаюсь с зеленкой и пластырем, вроде не кровоточит, да с чего она вообще кровоточить должна…

– Спа… си… бо… – оскаленный рот извивается, выжимая слова, – спа… си… бо…

Думаю, какого черта я только что сделал, понимаю, что вместе с тыквой точно так же могут прострелить меня…

– Вам… вам нужно пря… прятаться, – хрипит тыква.

Хочу что-то ответить, вместо этого развожу руками, где тут спрячешься…

– …они… они меня… застре…

Не договаривает, я и сам понимаю – застрелят, те, кто сейчас ходит по улицам, целятся в тыквы с летучемышиными крыльями, сбивают на лету, в упор застреливают соломенные пугала, тонкие скелеты…

– Вы… – тыква поднимает на меня глаза, даром, что нет у неё глаз, – вы мне… поможете?

Смотрю на перевязки, чем я еще должен помочь…

– …меня убьют…

Это мы уже слышали.

– …мне нужно домой…

Морщусь:

– Далеко живете?

– А, на другой стороне земли…

Меня передергивает, совсем хорошо…

Хватаюсь за соломинку:

– Могу купить вам билет на самолет… – говорю, тут же спохватываюсь, что тыкву пристрелят в аэропорту.

– Э… ну…

– Если бы вы положили меня в рюкзак…

Сжимаю зубы.

– Э… а… может… сначала окрепнете? Вы ранены…

Тыква осторожно смотрит за окно:

– Скоро пойдет снег, все заметет, мы не сможем отправиться в путь…

Меня коробит от этого «Мы», я-то во все это не ввязывался…

– …они уже знают про вас, – подхватывает тыква, будто читает мои мысли, – боюсь, они…

…даже не возражаю, что бояться должен я, а не тыква, а тыква должна пугать, а не наоборот.

– Может… пока перезимуете у меня, а там посмотрим? Давайте я вам чаю согрею…

Пьем чай под стук осени – дождя со снегом и листьями, тыква осторожно поправляет крыло.

– …там, на той стороне земли… – осторожно начинает тыква, – там… тоже хорошо…

Пытаюсь представить себе ту сторону земли, уютные домики, украшенные тыквами, высотные дома, за крыши которых цепляется луна, неоновые огни, галдящие подростки, которые запрягают кадиллак, чтобы скакать на нем верхом по шоссе среди кукурузных полей в свете полной луны… Правда, услужливое воображение тут же подсказывает тесный трейлер, или еще хуже, какую-то хижину из рекламных щитов на окраине городской свалки, я пытаюсь устроиться куда-нибудь хотя бы мыть полы, а тыква рассказывает мне о неограниченных возможностях, вспоминает тех, кто вот так же жил в коробке из-под холодильника, а теперь у них свой остров в океане с личным самолетом, у которого на борту два бассейна и…

…фантазии кончаются.

Открываю ноут, ищу какие-то сайты, сторожно пишу куда-то в никуда кому-то никому, что у меня ваша тыква, и все такое – жду до тошноты вежливого ответа, что по не зависящим от нас причинам никак вас пустить не можем, нам очень жаль, и все такое…

– …проснитесь… да проснитесь же!

Подскакиваю на кровати, да что опять такое, тыквенная рожа светит мне в лицо огоньками, хватит уже пугать, делать, что ли, больше нечего… а правда, что делать тыкве, ну хоть бы посуду помыла, что ли…

Они вас ищут…

Хочу спросить, кто, что, не успеваю – в дверь стучат, резко, нетерпеливо. Подскакиваю, наскоро набрасываю синий халат, расшитый светящимися звездами, только выскальзывая на улицу, понимаю, что вырядился до неприличного ярко, мерцаю своими звездами в темноте ночи…

…стрела.

Еще одна.

Еще.

Проклятия, выкрики откуда-то из темноты, не наш, не наш…

Вытягиваю руку, такси, такси, какое такси, кто меня в такси с тыквой пустит, кто меня вообще куда с тыквой пустит, ай, молодец, собирался же с рюкзаком идти, собрался, ничего не скажешь, в тапочках и в халатике…

Стрелы летят…

…не наш…

…не наш…

…лай гончих, бегущих за мной по пятам, ату его, ату, ату…

– …скорее!

Вздрагиваю от скрипучего голоса тыквы, тебе-то хорошо говорить, сидишь у меня на руках, когтями дерешь, побегала бы по ле… стоп, по какому еще по лесу, куда ты меня ведешь-то, какой еще лес, слишком густой, чтобы бежать, слишком редкий, чтобы спрятаться от выстрелов…

– …скорее!

Бегу со всех ног, взгляд натыкается на огни вдалеке, думаю, как их обойти, чтобы не заметили…

– …туда, – кричит тыква, – скорее!

– Но…

– …скорее!

Бегу, это еще что, почему земля проносится под ногами с космической скоростью, что за черт, огни приближаются, уже вижу причудливые деревья, усеянные тыквами, которые вспорхнули при моем появлении, захлопали крыльями, что-то черное метнулось из-под ног, кошка, еще одна, еще…

– Спа… си.. бо, – шепчет обессилевшая тыква. Понимаю, что и сам устал, как черт, пробираюсь в приветливо открытый пряничный домик, устраиваюсь на постели, проваливаюсь в сон…

…бежать, говорю я себе.

Бежать как можно скорее, пока не грянула полночь, пока эти тыквы и пряничные домики не закололи меня, не принесли в жертву своим темным божествам, или что они там делают. Выворачиваю халат наизнанку, так не заметят, хотя все равно просвечивают звезды…

– Вы… вы куда?

– Я… э… – хочу сказать домой, понимаю, что не может быть никакого домой.

– Вам туда нельзя.

– Куда… туда?

– Туда… там… там ничего нет…

Понимаю, что рассуждать некогда, что уже все некогда, что надо срываться с места, бежать, спотыкаясь о ветви, хватающие за ноги, а куда я бегу вообще, черт, только заблудиться не хватало… взбираюсь на холм, почему не хватает воздуха, а ведь мне всего двадцать пять, оглядываю темноту ночи в той стороне, где должен быть дом…

…какого черта я вижу, марсианский пейзаж, что-то черное, стекловидное, мерцающее, из чего проступают руины, в которых мечутся призрачные тени, потрясают огромными стрелами, летящим через океан…

…трещат ветки, тыква неуклюже перебирается по деревьям, прыгает мне на плечо, чер-р-т, когти свои убери…

– Что… что там… – показываю в темноту, – это… это вы устроили?

– Что вы… это… это они… там…

Начинаю понимать все, все, а вовремя тыква сказала – «бежать…»

Непространственное безвременье

…есть пространство…

…не успеваю договорить даже мысленно, уворачиваюсь от падающей на меня балки, которая все-таки больно бьет по ноге, чер-р-рт…

…и есть время – мысленно кричу кому-то никому.

То, что еще осталось от города, вздрагивает, как будто подскакивает на месте.

…это в нашем, в нашем мире, в нашей реа-а-альности…

…последнее домысливаю, уже падая на остатки бетонной крыши, думаю, что при следующем ударе свалюсь вместе с ней в бесконечную бездну города.

…а в других реальностях кроме пространства и времени есть что-то еще, что-то другое…

…мир давится сам собой, собирается вывернуться наизнанку, замирает в прыжке от самого себя к самому себе…

…время, пространство, и…

…не понимаю, почему все еще жив, так просто не должно быть…

…и что-то еще. А есть миры, в которых нет пространства, но есть время, есть миры, в которых…

…снова падаю…

…нет ни пространств, ни времени, зато есть что-то другое, и не одно, а два, десять, миллион…

…затаиваюсь, еще что-то исполинское падает на меня, с хрустом врезается в стену, надо же, повезло…

…и во всех мирах…

…замираю, даже не сразу понимаю, что на этот раз мне на голову ничего не падает, а чего это…

…и во всех мирах… – выдыхаю, – они наделены разумом… эти… которые… не пространство, и не время…

…падаю с обломков крыши головой на торчащую арматуру, а чего ты мне в голову не воткнулась, а чего мы с тобой разминулись, так не бывает…

…и они в нашем мире… – перевожу дух, – ищут признаки разума… ищут у пространства и у времени, не понимают, что здесь нужно искать разум не у пространства просто, а у разрозненных фрагментов пространства, у нас…

…город рассыпа… нет, это не город рассыпается, это само пространство перестает быть – не понимаю, почему вокруг меня все еще есть воздух…

…здесь нужно искать разум у…

…замираю, понимаю, что ни черта это не поможет, ни черта – ни черта, они так и не поймут, что мы способны мыслить, они… кто они… что я вообще знаю про них… что понимаю… понимаю только одно, что они не увидят разума в этом мире, они высосут этот мир дочиста, до последней капли…

…мир замирает, делает вдох…

…что-то меняется, что-то исчезает, но не здесь – там, в других мирах, исчезает что-то, наделенное разумом, уничтожившее само себя, но почему, почему…

Страшная догадка…

…хватаюсь за соломинку, думаю, есть ли еще время прокричать кому-то тому, там, прокричать по-человечески, по-другому не умею, что напрасно это непонятно что непонятно где усомнилось в своей разумности, может, еще сможет вернуть свой мир…

Прыжок через бескостерье

…горю и не сгораю в огне костра, извиваюсь в языках пламени, горю и не сгораю – через мириады веков, через череду тысячелетий. То вспыхиваю на жертвенном огне под бой барабанов, то кричу от боли на костре инквизиции, то сгораю в огненном шаре, которым когда-то была земля, то еще пытаюсь ползти куда-то в непроглядном дыму взорванного дома, где пол раскаляется все больше и больше, обжигая ладони, то разлетаюсь частицами в пламени Большого Взрыва, то падаю в оглушительный треск костра, в который превратился мой город, то живьем поджариваюсь в пламени пустыни под невыносимо палящим солнцем, готовым поглотить планету – то…

На меня смотрят косо – они, все, сколько их ни есть, несть им числа, они прыгают через костры, они соревнуются друг с другом, кто дальше прыгнет, кто одолеет больше веков, чтобы не угодить в пламя – я же старательно выбираю всполохи пламени, я прыгаю от огня к огню, словно пытаюсь заглушить холод в душе. Я вспыхиваю в пламени, когда говорю, что шар земной – не центр мира, и есть другие солнца и другие земли, я сгораю, когда пытаюсь освободить девушку, заточенную для жертвоприношения, я задыхаюсь в огне, когда пытаюсь принести мир в края, охваченные войной, я задыхаюсь в пламени, когда пытаюсь спасти что-то из пожарища, охватившего планету в последние её часы…

Люди смотрят на меня, говорят – тот самый, прыгают через костры, стараясь перелететь, тогда как я прыгаю из пламени в пламя.

И меня даже не зовут Феникс…

Мертвец

Однажды охотник шел по лесу и увидел мертвеца.

– Мертвец! – закричал охотник, – настоящий мертвец!

– Охотник! – закричал мертвец, – настоящий охотник!

Охотник очень испугался и даже хотел убежать, но пересилил себя, и спросил:

– Что… что с вами случилось?

– Со мной? Да ничего. Вроде все хорошо…

– Я… я должен позвать следователя, – сказал охотник.

– Обязательно позовите следователя! – оживился мертвец, – я никогда не видел следователей!

– А вы… а вы будете тут?

– Да, конечно, я буду ждать следователя! – снова оживился мертвец.

Чуть погодя пришел следователь.

– Что с вами случилось? – спросил он.

– Со мной? Да вроде бы ничего, – ответил мертвец, очень обрадованный, что первый раз в жизни увидел следователя.

– Но… кто вас убил?

– А что, меня кто-то должен был убить?

– У вас дыра в черепе…

– Ой, извините, – спохватился мертвец, заметив, что ни у кого – ни у охотника, ни у следователя – дыры нет, а у него есть, – сейчас… чем-нибудь заделаю…

– Нет-нет, не стоит, все должно оставаться так, – одернул его следователь, – кто вас убил? Вы не помните?

– Ой, честное слово не помню.

– Как давно вы здесь?

– Право же не помню…

– С кем вы пришли сюда? Как это случилось?

– Я… честное слово… не помню…

Следователь спохватился, что и правда, нечего требовать от мертвеца, чтобы он все знал, он же мертвец, а мертвецы ничего не знают.

– Я должен забрать вас в участок, – сказал следователь.

Мертвец очень обрадовался, ведь он никогда не был в участке. Он так торопился, что даже потерял свою руку, но тут же поставил её на место.