Лавандовый цвет

– Давно хотел тебя спросить, Данила, отчего у тебя такое странное прозвище – Сугроб? – Никита развязал котомку, когда расположились под широким, рано пожелтевшим дубом, чтобы передохнуть, выложил две краюхи хлеба, глиняный штоф с топленым молоком. – Сразу или снежный ком видится, али гробина рядом.

– Почем я знаю, – ответил Данила, без аппетита жуя сухой хлеб.

Он давно отвык от такой «простой» еды. Несмотря на то, что Ярослав распустил псковское войско, неофициально дружина сохранилась даже после ареста князя Судислава. А после «пропажи» Кота, Сугроб возглавил псковское теперь уже ополчение, занимал довольно высокое положение, имел с десяток слуг, добротный терем на берегу реки. Пока Псков оставался без князя, правило вече, а Данила, хоть и был в почете, томился без дела: много ел, подолгу спал. Руки чесались на «великое свершение». И когда пришла весть от друга Никиты, «чудом воскресшего», немедля откликнулся на его просьбу «составить локоть», то есть вместе что-то «сотворить».

– Насчет снега не ведаю, – продолжил Данила, зачерпнув из ручья – молока он не признавал, – а вот то, что рядом со мной, бьющимися с ворогами, гроб не сотворю, ты и сам давно понял.

– Понял, друже, не обижайся, я так…

– А вот я не пойму, отчего ты зовешься – Кот, ты же Рюрикович?

– Вообще-то, не Кот, а Гёт. Вроде бы мой родич был из гётов, что за Холодным морем обретаются. Глаголят, форингом у свейского короля служил, а где теперь… Рюриковичем меня по дальней сестре князя Мстислава открыто величать не стали, так и прозвали, переиначив гёта на кОта.

– Смешно.

– Ну а намедни Ярослав Владимирович меня Рюриковичем назвал, даже Всеволодовичем окрестил.

– А ты и рад. Князьям верить, все одно, что голым в лес летом ходить – комары всю кровь высосут и не подавятся.

– Почему же согласился со мной пойти?

– Скучно стало. Войны нет, бабы надоели, хлеба хоть отбавляй…

Никита остановился.

– И это все? – в его голосе прозвучала обида.

Данила рассмеялся, хлопнул Кота по плечу:

– Пошутил, не сердись. Пошел, потому что товарищ позвал.

– Ну, то-то, – подобрел Никита. -А то скучно ему, видишь ли, стало. Ничего, со мной не заскучаешь.

Кот перевязал обмотки, проверил в лаптях серебряные новгородские монеты. Много денег с собой не брали, но от этих, выданных ключником Ярослава, не отказались. На шее висел мешочек с лавандовым цветом. Христианского крестика поп Варфоломей брать не велел – нечего дразнить гусей – мало ли баламошек злых: языческих да одинских по земле шастает, не отмашешься. Как в воду пресвитер глядел…

– И без княжеского подаяния б обошлись, – проворчал Сугроб. – Своих денег не мало. Не бродяги какие-нибудь.

– Нас Ярослав в Польшу направил, он так ведь думает, а потому нельзя от его помощи, пусть и малой отказываться.

«Вы там не натворите чего худого, – напутствовал князь „странников“. – Мне теперь новая война с Болеславом не нужна. Замирились пока и ладно».

Друзья шли в польский Гнезно, от которого было недалеко до Ледницкого озера, на одном из островов которого, вроде как стоял хрустальный замок, где томилась или не очень томилась, сестра князя Ярослава Предслава.

Было известно, что в Гнезно принял римско-католическое христианство первый польский король Мешко I из династии Пястов. И странники из Пскова вроде как идут в польское архиепископство, чтобы ознакомиться с «достоинствами и прелестями» папского католицизма. Ярослав в это короткое время находился в добрых, по крайней мере, на словах, отношениях с королем Болеславом. Король был благодарен русскому князю за то, что тот разгромил печенегов, не пустил их дальше в польские земли. А потому дорога для путников и гостей с обеих сторон была открыта.

Не успел Никита сказать, что с ним скучать не придется, как его слова исполнились: их окружили пятеро всадников. Одеты они были странно: шапки как у степняков, меховые, с «хвостами», отличавшимися по цвету от верха, а панцири на груди – римские, с выбитыми орлами, словно оставшиеся с тех давних времен, когда Рим правил миром. За спинами луки, в руках у кого мечи, у кого короткие пики. Лица желтые, обветренные, но не тюркские, «эвропейские».

Они что-то зычно говорили. Никита взглянул на товарища: мол, чего им надо? Но Данила лишь пожал плечами: он не понимал, что говорят эти люди. И это было странно: они еще не дошли до Житомира, основанного «правым дружинником» форинга Аскольда, князем Житомиром. Князь Олег, регент малолетнего Игоря – сына Рюрика, отправил Аскольда и Дира в Царьград «поглядеть – что там да как». Им, как известно, приглянулся город на высоком берегу Днепра под названием Киев. Полянский город находился под властью хазар. Их Аскольд с Диром прогнали, а сами осели в Киеве, создав свое Киевское княжество. А вот князя Житомира – воеводу Аскольда, отправили восвояси, мол, пусть идет, ищет себе другое место для «жития». Он и нашел – на реке Тетерев. С тех пор местные обитатели стали называться житичами. Славяне, но кто они такие в корнях своих, откуда пришли, никто не знал. Может, это и есть «житичи»?

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.