Авиатор: назад в СССР 5

Первая мысль, что уже собираются нас поощрить. Я готов и в такой обстановке награду принять. Пускай это даже будет «большое командирское спасибо».

– Теперь слушайте сюда, – тихо сказал Томин, набирая в грудь воздуха. – Вы, Чапаевские наследники, сынки Чкалова и маэстро Титаренко, страх потеряли? – громко сказал он.

На этом, можно сказать, приятная и спокойная атмосфера в кабинете у Томина закончилась. В ход пошло «гиперзвуковое оружие», превышающее все децибелы, которые может достичь командир в своих репликах.

И вот именно в них нам место и не нашлось. Точнее, мы там присутствовали, но не в качестве существа разумного.

Нас с Валерой приписали к микробам, грызунам, парнокопытным животным и другим существам, не имеющих пола и рода. Всё это в сочетании с отглагольными прилагательными матерного рода, а также глаголами в категории восемнадцать плюс.

– Надеюсь, вы меня поняли, ребя? – спросил командир, тыча мне в лицо мухобойкой.

– Так точно, – хором сказали мы.

– А теперь поговорим о том, что вы пропустили, пока вас не было, – сказал Томин, махнув нам, чтобы мы сели за переговорный стол. – У нас есть две недели, чтобы подготовиться к перебазированию в Афганистан.

Глава 4

Всего одно утро пропустили в полку, а уже такая новость. Я даже забыл о том, что хотел командиру рассказать о своём общении с дивизионным особым отделом.

– Чего глазами хлопаем? Идите отдыхать, а завтра на постановку на полёты. Начнём готовиться, – сказал Томин, поставив под стол мухобойку и достав какие-то бумаги из рабочей папки.

– Так… это… товарищ командир, а почему так рано? – спросил Валера. – Там уже есть истребители? Куда ещё?

– Гаврюк, вот всё, что ты спросил у меня, можешь спросить у комдива. Он тебя пошлёт, а потом скажет обратиться выше. Тебя и там пошлют, а потом пойдёшь дальше наверх спрашивать. Устраивает тебя такая перспектива?

– Я всё понял, Валерий Алексеевич.

– Вот и хорошо, тёзка, – сказал Томин и отложил в сторону бумаги. – Не вы первые задаёте такой вопрос. Я сам не знаю, почему. Наверняка того состава, что находится в Афганистане, не хватает для решения задач.

Прав командир. Если верить истории, изначально в Афганистане думали управиться быстро и потом вывести войска, когда работа по наведению порядка будет выполнена. Да только всё оказалось сложнее.

Партизанская война духов, которых готовили, в том числе пакистанские и британские инструктора, будет вестись ещё очень долго. А британцы по части диверсий, ударов в спину, умению нагадить и провоцировать, впереди планеты всей уже давно.

– Так, вы ещё здесь? Отдыхать и завтра на работу, – указал в сторону двери командир, и мы не смели больше задерживаться в его кабинете. – Родин, останься на минуту.

А я ждал этого! Не сомневаюсь, что сейчас мы с Валерием Алексеевичем поговорим по поводу моей «чудесной» беседы с Пуповым и неожиданной встречи с Поляковым.

– Слушаю, товарищ командир, – сказал я, подойдя ближе к столу.

– Догадываешься, почему задержал тебя? – спокойным голосом спросил Томин, когда Валера захлопнул дверь.

– Есть пара вариантов.

– Тогда начну с твоей встречи с особистами. Заставлять рассказывать тебя я не имею права. Однако мы с тобой в одном коллективе находимся и скоро снова полетим на задание. Мне бы хотелось, чтобы я мог тебе доверять полностью.

– Доверять вы мне можете, товарищ командир. Особый отдел интересовался нашей с Гаврюком атакой…

– Это я уже с вами обсудил и высказал всё, что по этому поводу думаю, – сказал Томин, пристально посмотрев на меня.

Тогда чего меня спрашивать? В остальном, никаких особых моментов в разговоре с Пуповым я не заметил. Разве только…

– Товарищ полковник, смею предположить, что где-то вы не нравитесь товарищу Пупову. Зуб он на вас точит сильный…

– Да я его знать не знал, пока ты с ними не поговорил, – сказал Томин и встал со своего места. – Двести тридцать шестой полк мало кто жалует, поскольку работаем мы много. И времени у нас на комиссии нет с их тетрадками и бумажками. Вот и пытаются нагадить со всех сторон.

– Понятно, – сказал я.

– Чего понятно? – опешил Валерий Алексеевич. – Работать надо, а не уши распускать у меня здесь. Кругом и отдыхать, Родин.

То работать, то отдыхать – не поймёшь этих начальников! Сами не знают, чего хотят.

– Ой! Что вы себе позволяете? – вскрикнула девушка, которую я чуть было, не опрокинул на пол.

Товарищ Вещевая стояла в пикантной позе прямо за углом в коридоре. Оттого и наскочил на неё сзади жеребец вроде меня. Жаль, не успел рассмотреть получше вид сзади Оленьки Онуфриевны.

За размышлениями о сказанных словах Томина, я не заметил её наклон и сшиб с ног в коридоре. Создание, в погонах лейтенанта медицинской службы, полетела носом вперёд.

Не разбила бы только свой вездесущий и миниатюрный прибор для обоняния.

– Перестаньте… меня хватать, – отталкивала меня Вещевая, когда я помогал ей подняться и оттряхивал её от пыли.

– Я прошу прощения, Ольга Онуфриевна, но вы та-а-ак остановились, что я не мог пройти мимо, – попытался я её поддёрнуть, поднимая с пола серебристую серёжку.

– Конечно, кобель, да и только! Мимо девичьей задницы пройти не может, – ответила она, поправляя воротник рубашки.

Естественно! Особенно мимо такой-то задницы! На её правом ухе отсутствует одна серёжка, которую я, похоже, держу сейчас в руке.

И ведь будет отпираться, что не теряла.

– А вы чего там потеряли? Сережку, небось? – спросил я, готовясь протянуть ей потерянную драгоценность.

– Нет, у меня… шнурки развязались, – волнуясь, соврала Ольга, касаясь правой мочки уха своими аккуратными пальчиками.

Хм, а наш Вещий Олег, похоже, посетил маникюрщицу! Ноготочки аккуратные и покрашены светлым лаком. Симпатично смотрятся.

– Никогда не думал, что на женских туфлях есть шнурки, – сказал я, кивнув на ноги Вещевой, которые были обуты в чёрные туфли на низком каблуке. – Вот ваша серёжка.

Отдав Ольге её вещь, я пошёл дальше, чувствуя на себе виноватый взгляд красавицы. Эх, намучается кто-то с ней.

– Сергей… Сергеевич! – позвала меня Ольга.

– Да, слушаю вас, – медленно повернулся я, когда Вещевая подходила ко мне ближе.

Ну, вот и молодец! Сейчас наша сестра милосердия должна сказать, что была не права. Мол, прости, Серёжа, и давай поужинаем в нашем общежитии. Романтический стол со свечами на кухне, макаронами-рожками из красно-белой коробки и молочными сосисками. Хотя, нет! Мне больше по душе сардельки.

– Вы… вы углублённый медосмотр не прошли. Если завтра не пройдёте, буду…

Вот только скажи «это», и я тебя убью, Айболит в юбке!

– Если не пройдёте, то я… я вас отстраню от полётов, – быстро протараторила она окончание фразы и заспешила вперёд по коридору.

М-да, зато задницау неё – огонь!

В общаге первым делом я принял душ и планировал лечь поспать. Да только как тут отдохнёшь, если за стенкой кураж-бомбей с самого утра.

Ритмы Битлз и Антонова, звон стаканов и танцы – знатное застолье там идёт. После нескольких минут безуспешных попыток уснуть, решил прибегнуть к самому лучшему снотворному в авиации – чтению учебника по аэродинамике.

Не заметил, как провалился в сон. Палящее солнце сверху, а под крылом снега горных хребтов. Мой самолёт прекрасно себя ведёт в простейших условиях и ничто не может нарушить этой безмятежности.

Сильный удар в правый бок и вот всё закрутилось. В кабине дым, а я не слышу самого себя. В ушах только сирена, а над головой пронёсся чёрный самолёт…

Проснулся я от громкого стука в дверь. За окном уже темно, а на часах девять вечера. Соседи по-прежнему на волне радости и не знают печали.

К чему был этот сон? Причём здесь какой-то самолёт.

– Серый, я долго буду ждать? – кричал Марик пьяным басом, колотя в дверь.

Не самый желанный гость, но не открывать тоже нельзя.

– Чего тебе? – спросил я, открыв дверь.

– Поговорить хочу… ик, – еле стоял на ногах Барсов. – Ты чё, такой… ик… крутой, что сразу духов с пушки расстрелял?

– Так уж сложилось. У тебя всё?

– Не-е-ет! – крикнул он. —Я…я более перс… пекперс… венти…

Сомневаюсь, что в таком состоянии он сможет сказать слово «перспективен».

– Я более хорош. А ты лишь сосунок…, – сказал Марик и припал к стене.

– У тебя всё? – спросил я.

– Нет, мы ещё… не договорили!

Разговаривать дальше не было смысла. Я перекинул руку Марика поверх своей шеи и довёл это пьяное тело до его комнаты. Там по-прежнему был праздник. Трое мужиков рассуждали о проблемах с женщинами и о пути коммунизма. Очень схожие темы, хочу заметить.

– Чего празднуете? – спросил я. – Новый год через неделю только, – продолжил я, но никто из собравшихся в нашу сторону не посмотрел.

– А ты кто? – крикнул мне лысый парень в грязной майке и серых семейках.

– Я вам пять секунд даю, чтобы не объяснять. Живо отсюда!

Ну, хоть здесь силу не пришлось применять. Уложил Марика на кровать, и когда был уже возле двери, Барсов слегка очухался.

– Я всё равно лучше тебя… ик. Ты конченый. Так комэска… ик… сказал.

Пьяному сейчас ничего не объяснишь. С утра он даже и не вспомнит, кто его притащил в комнату.

На следующий день после постановки задач, Гнётов, исполнявший сегодня обязанности комэски, строго указал мне пойти в санчасть и пройти УМО.

– Родин, чего боимся идти-то? Какие-то проблемы со здоровьем? – спросил он, вызвав меня к себе в кабинет.

– Никак нет. Я сам не знал, что мне нужно проходить УМО именно сейчас. Только с училища пришёл и опять?

– Мы неизвестно, насколько в Афган перебазируемся, а выйдет медицина у тебя и где ты там её будешь проходить?

Я почему-то думал, что на войне такие мелочи опускаются. Ошибался.

– Разрешите идти? – спросил я.

– Погоди, – сказал Гнётов и достал какой-то лист из ящика в столе. – С дивизии командиру полка, сказали, написать список отличившихся во время операции. Буянов предложил вас с Гаврюком. Не против?

– А кто был бы против? – улыбнулся я.

– Само собой, что никто. Я предложил тебя наградить медалью «За боевые заслуги». Как ты к этому отнесёшься?

– Большая честь, товарищ капитан.

И правда – как ещё отнестись к тому факту, что тебя представляют к награждению государственной наградой?

– Иди. Будем тебя представлять.

Интересно, если мне столь высокую дают награду, что тогда ожидает Валеру? Может, к званию Героя Советского Союза представят? Но это вряд ли. А вот если в самом Афгане что-нибудь с ним сделаем, вот тогда точно дадут.

Хотя, по мне так лучше бы войны не было.

Санчасть нашего полка – это небольшое двухэтажное здание с облупленными стенами и подгнившими окнами. А вот внутри – образец чистоты и порядка. Растительности в горшках столько, что кислорода, как мне кажется, здесь больше, чем на улице. Красочные плакаты, нарисованные от руки, вещают о вреде курения, употребления алкоголя, пользе закаливания и занятий спортом. Особое место уделялось прививкам от всего, чего только можно. Даже отдельный вход был с улицы в прививочный кабинет.

Второй этаж выделен под лазарет, а на первом расположены кабинеты врачей. Здесь же обитает Склифосовский нашего полка – Ольга Вещевая.

По рассказам фельдшеров и врачей, Ольга Онуфриевна очень тщательно следит за здоровьем военнослужащих полка, чистотой помещений санчасти и регулярностью прививок.

Вот и сейчас, она объясняет двоим лётчикам, насколько необходимо и важно делать вакцинацию.

– Оленька Онуфриевна, всё у нас сделано. Вот, и штампики стоят, – показывал один из них Вещевой книжку с прививками.

– Мальчики! Ну детский сад! – негодовала Ольга, покачивая головой. – Меня не проведёшь. Я видела, как вы сбежали. Буду вынуждена доложить командиру вашей эскадрильи. Вы из какой, кстати?

Ага, так они тебе и сказали, принцесса!

– Сестрица! Ты что, издеваешься? – улыбался второй. – Вот книжки с отметками.

– Мне нужен номер вашей эскадрильи, – настойчиво повторила Ольга, но парни только махнули на неё рукой.

– Записывай, номер четыре.

– Пишу… стоп, а такой нет, – удивилась Ольга. – Зачем же вы… обманываете? – чуть уже не плача говорила Вещевая, но парни всё улыбались.

– Оленька Онуфриевна, ну идите. Хотя, давайте, мы вам прям тут наши попы покажем, и вы проверите сами, – сказал один из них и оба заржали, словно кони.

Надо выручать девчонку. Я парней понимаю, но даму в обиду дать не могу.

– Здорово, ребят! – поприветствовал я их.

– Серёга! Как сам? Поздравляю с первым боевым.

– И ещё каким! Хорошо вы с Валерой Гаврюком с пушки постреляли.

– Всё, как учили, – сказал я. – Ольга Онуфриевна, я бы вам хотел сказать спасибо, – подмигнул я Вещевой, но она посмотрела на меня непонимающе, и отошла к регистратуре.

Ребята тоже не поняли этой благодарности. Типа, за что можно благодарить нашего противного начмеда?

– Серый, а ты чего такой благодарный? – шепнул мне один из ребят. – Колись, ночку провёл с врачихой?

– И как она? – спросил второй.

– Да она-то хорошенькая, только у нас с ней ничего. Короче, мужики. Прививка реально помогает. Я тут недавно однокашника встретил, так он какой-то заразой переболел. Тоже не ставил прививки. А теперь всё, – печально вздохнул я.

– Что, всё? Умер?

– Ну не ври, Серый?! Сейчас ещё скажи от гриппа он «кони двинул»? – махнул второй руками.

– Да хуже! Больше не жеребец. Время застыло на полшестого и всё. Так что, хорошо, что послушал Ольгу. Первый раз врачам благодарен.

Парни переглянулись и решили не мухлевать, как я понял. Очень быстро отправились в прививочный кабинет.

– Зачем вы врёте? – подошла ко мне со спины Ольга. – Они должны сами понимать, какую опасность представляют эти болезни, – учительским тоном сказала она.

Ну что с ней будешь делать? Не ценит она мою помощь и всё тут.

– Ольга Онуфриевна, я готов УМО проходить. Не подскажете, где?

–Идёте. Начнёте с ЭКГ.

Зачем на УМО мне делать кардиограмму? Обычно её снимают на врачебно-лётной комиссии ВЛК. А тут рядовой осмотр, пускай и углублённый.

В кабинете функциональной диагностики была только старушка Алла Кузьминична, которая ещё Белку со Стрелкой в космос отправляла. А если кроме шуток, то Кузьминична по рассказам лётчиков в полку, мировая тётка. Знает, как тебе повернуться, чтобы зубцы на кардиограмме были правильные, брадикардии и прочих синусоид ненужных не было. Многих она так оставила в небе летать.

– Ой, Серёжа! Устал, да? – спрашивала она, когда я лежал на кушетке, обложенный присосками и контактами на руках и ногах.

– Есть немного.

– Слушай, ну тебе надо по ночам спать. Вон, какая кардиограмма не очень.

Поспишь тут! Сегодня не мог уснуть, поскольку вспоминал полёт в горы и представлял, как я буду лететь над белоснежными вершинами Гиндукуша. И такой полёт заканчивался попаданием в меня ракеты.

– Ну вот, зубец… не подымается, – разочарованно вздыхала Кузьминична.

Пришла беда, откуда не ждали. Сейчас ещё УМО не пройду, и отправят на стационар проходить всех врачей в Ташкентский госпиталь. Соответственно, Афган накрывается медным тазом.

– Алла Кузьминична, что там с Родиным? Его невропатолог заждался, – вошла в кабинет Вещевая.

Сейчас Оленька была очень привлекательная в белом халате и тёмных колготках. Ножки стройные, так и просят, чтобы к ним прикоснулись. А халатик слегка расстёгнут, и под ним нет рубашки, блузки или чего бы то ещё. Просвечиваются контуры лифчика, прикрывающего грудь. Ох, Серёга, давно же ты без женской ласки!

Кузьминична обрисовала начмеду всю ситуацию, и я этому был не рад совершенно. Ну точно теперь госпиталь обеспечен! Вещевая сейчас панику подымет, что не годен к полётам и всё такое.

– Зубец… пульс… амплитуда. Всё лежит и надо как-то поднять, – смотрела на экран Ольга, изучая мой сердечный ритм.

Не стал я рассматривать дальше её фигурку. Решил отвлечься от мыслей ниже пояса, уставившись в потолок.

– Вот и я так подумала, Оленька, – сказала Кузьминична. – А что я с ним сделаю?

– Так. А я думаю, что проблема вся в контактах, которые отошли, – сказала Ольга.

Пока я смотрел в потолок, Вещевая подошла ко мне очень близко. Специально или нет, но её бедро нежно прикоснулось к моей ладони.

Склонившись надо мной, она принялась поправлять контакты. А в это время я залюбовался видом её груди, очертания которой показались передо мной. Даже родинку смог разглядеть! Конечно, после таких видов у меня не только зубец поднимется!

– О, как хорошо! – воскликнула Кузьминична. – Оленька, а ты в ногах ещё поправь контакты.

– Сейчас, – ответила Вещевая, и потянулась к моей ноге, развернувшись пятой точкой.

Халат задрался, открыв вид на стройные ножки. Стоит мне чуток опустить голову ниже, и я смогу рассмотреть цвет её трусов. Блин, Родин! Приди в себя! О чём ты только думаешь!

– Вот-вот! В контактах вся проблема была, оказывается, – сделала вывод Кузьминична. – А на груди. Там смочить нужно ещё.

Ну, это вообще перебор! Мой «зубец» выйдет за пределы нормы кардиограммы.

Когда Вещевая касалась своими нежными пальчиками моей голой груди, невольно представляешь себе продолжение таких предварительных ласк. Вроде и ничего не происходит, а приятно.

– Всё поправила, Кузьминична, – сказала Ольга. – Получилась кардиограмма? – спросила она, рассматривая распечатку.

– Конечно. Сейчас опишу и терапевту отнесу.

– Хорошо. А вам, Родин, ещё невропатолога и стоматолога пройти, – напомнила мне Вещевая и вышла из кабинета.

После небольшой паузы я принялся собираться. Кузьминична обвела меня взглядом, остановившись ниже пояса, и решила сделать свой вывод по всему произошедшему здесь.

– Милок, девушку тебе надо. Иначе, «зубец» так и будет… лежать.

Глава 5

Погода в день полётов предрасполагала к тому, что сегодня будет очень жарко в небе. Гаврюк вместе с Гнётовым запланировали мне полёты на ближний манёвренный воздушный бой.

Пускай в небе Афганистана мне вряд ли придётся столкнуться с истребителями противника, поскольку у моджахедов их просто нет, но также и нет других заданий в курсе боевой подготовки, наполненных большим количеством адреналина.

Пока мы шли с Валерой по стоянке, продолжали дискутировать на тему теории воздушного боя. Кое в чём наши мнения совпали.

– Помнишь формулу? – спросил Валера, когда мы остановились у моего самолёта.

– Конечно. Формула Покрышкина – высота, скорость, манёвр. У меня всегда должно быть преимущество в этих компонентах, – сказал я, надевая на голову шлем.

В этот момент над полосой прошло звено из нашей эскадрильи. Красиво со стороны наблюдать на такие групповые полёты. Но самое эффектное, это когда вся группа начинает распускаться.

Экипажи начали по очереди отходить от основной группы, изображая в воздухе подобие цветка, чьи листья распускаются в разные стороны.

– Не-а, не то, – сказал Валера, посмотрев на крайний этап этого полёта. – Ведущий слегка затянул с роспуском. Надо было прям над КТА делать.

– И так хорошо получилось, – сказал я, прицепляя на шею ларингофон. – Я уяснил, что буду делать во время боя.

– Вот и хорошо. Подыгрывать тебе Гнётов будет. Готов Максимыча погонять? – улыбнулся Гаврюк, поправляя мне подвесную.

Конечно, готов! Погоняться в учебном бою с замом комэски очень даже интересно.

Мой самолёт был запущен, и, пока я ждал готовности Гнётова, смотрел на то, как другие уже отрываются от полосы, уносясь в серые облака.

– Сто девятый, готов? – запросил меня Гнётов.

– Готов.

– Выруливаем. Я первый, ты за мной, – сказал Максимыч и запросил руление у руководителя полётами.

Пока двигались, я настраивал прицел для работы в ближнем манёвренном бою. На панели управления установил режим «Гиро» и дальность триста метров.

Что-то мне показалось, как будто помигивали лампы на прицеле. Не должно быть так. Пришлось перестроить в режим СС, внеся поправку. Теперь будет несколько сложнее ловить в прицел свою цель.

Взлетели на интервале двух минут друг от друга, и таким вот разомкнутым строем вышли в район третьей зоны.

– Готов к работе? – спросил Гнётов, шедший впереди меня.

– Так точно.

– Пошли. Сходимся.

Добавил оборотов, чтобы подтянуться к Максимовичу. Да только капитан резко изменил направления, уйдя вправо.

Ручку по направлению его движения, сохраняя при этом скорость. Вот уже вижу в прицел силуэт самолёта, окружённого прицельными ромбиками. Сейчас можно отработать по этой цели. Но так легко не взять зам комэска.

Гнётов поменял направления, уйдя влево, но это меня не смутило. Держал его перед собой, направляя нос самолёта слегка вперёд движениям условного противника.

Максимович продолжал маневрировать, разворачиваться. А потом и вовсе сделал полупереворот и боевой разворот. Всё сложнее и сложнее за ним держаться, но я продолжал собирать очки, условно атакуя его, нажимая кнопку.

На прицеле только и успеваю держать цель в соответствующей части прицельной сетки. Вспотел ужасно, а перегрузка на очередной косой петле вжимает меня в кресло всё с большей силой. Кислорода хватало, но маска начала ходить из стороны в сторону. Кажется, вот-вот слетит или отстегнётся.

– Контроль остатка, – запросил меня Гнётов.

– Тысяча семьсот пятьдесят в килограммах, – ответил я, утирая нос от пота.

– Давай дальше.

Манёвры, манёвры… Вокруг всё вертится и крутится. Смотришь на приборы, чтобы не просесть сильно по высоте, иначе можно налететь на горы, которые скрыты сейчас в небольшой кучёвке. В одном из виражей я почувствовал, как вывалился из траектории и потерял из виду Гнётова.

– Сорвал захват, – сказал я, выходя в противоположную сторону.

– Ещё раз, – успокоил меня Гнётов и перестроился для начала маневрирования.

На прицеле дальность полтора километра, моё принижение относительно моего напарника триста метров, угол визирования на Максимовича – сорок пять градусов.

Гнётов резко ввёл свой МиГ в правый разворот. Следуя заветам великого Покрышкина и его формуле, я держался внутри его траектории. «Ось оружия» впереди его движения, и этого достаточно, чтобы угрожать своему текущему противнику. Я чуть отстал – вышел из виража и набрал высоту. Спикировал, и я снова в выигрышном положении.

Ручку управления отклонил на себя, обороты выставил «Максимал». Перевёл самолёт в набор высоты и сразу пикирую на Гнётова.

Вот уже вижу его под собой. Атакую! И теперь уже не уйти замкомэске.

– Пуск первая, пуск вторая, – выпалил я в эфир и вышел в сторону, при достижении минимальной дальности.

– Хорошо. Ещё раз сходимся.

Я уже начинаю теряться в своём местоположении, а Гнётову хоть бы что. Ходит по кругу, меняя иногда высоту полупереворотом.

Сближаюсь с ним. Держу в прицеле. Готовлюсь нажать кнопку и условно пустить ракету…

Вот зараза! «Бочка», форсированный разворот и снова косая петля. Неуловимый Гнётов!

–Заканчиваем, Сто девятый. На точку, – сказал он в эфир, и я запросил выход на маяк системы ближней навигации, которой оборудован аэродром.

В моём задании на полёт есть ещё кое-что. Так называемый афганский заход.

– Нора, Сто девятый, заход по крутой глиссаде рассчитываю с тысячи пятьсот метров, – сказал я руководителю полётами на возврате из зоны.

– Вас понял. Вход ко второму развороту на тысяче пятьсот разрешил, готовность к посадке доложите, – вышел он в эфир.

В голове прокрутил весь порядок действий, которые отрабатывал раньше с Валерой. Главное – контролировать скорость, иначе можно не выйти из пикирования вовремя.

– Нора, Сто девятый, прохожу точку, готов к посадке.

Выпустил шасси и механизацию в посадочное положение. Жду разрешения на выполнение предпосадочного манёвра.

– Сто девятый, заход, шасси, механизация, контроль.

Скорость триста сорок, высота по-прежнему тысяча пятьсот, тормозные щитки выпущены. Обороты двигателя на «малый газ». Выполняю полупереворот и пошёл снижаться по спирали.

Один виток, второй! Вертикальная скорость большая, но по-другому и не бывает при таком способе захода на посадку.

– Нора, Сто девятый, ближний, прошу посадку, – запросил я и получил разрешение.

Торец полосы прошёл, и пора выравнивать самолёт, чтобы приземлиться на основные стойки шасси. Ещё немного подработать ручкой управления, чтобы загасить излишнюю поступательную скорость. И… касание!

Только когда почувствовал торможение после выпуска тормозного, смог выдохнуть. Кажется, я совершенно не дышал, когда заходил сейчас на полосу. И пот прошиб вдвое больше, чем при выполнении манёвренного боя с Гнётовым.

Так и хочется сказать, что именно так я себе представлял, пожалуй, лучшую работу в мире.

Новый год, как это и полагается молодому лейтенанту, я встретил в наряде. Стандартная ситуация, и обид здесь быть не должно.