Райская птица

Роман Свободин

Райская птица

От Автора: все вымышлено. Любые совпадения случайны. В написании истории, есть допущения в угоду сюжету. (Прошу это учитывать)

Райская птица стала бессмертной. Однако, в определенный час, прожив не меньше пятисот лет, Фениксу приходилось заживо сгорать.

Птица перед самосожжением пела завораживающую песню, которую слышали все живые существа на свете и боги на небе.

Через некоторое время Феникс снова появлялась более прекрасной и молодой.

Птица Феникс – символ возрождения, способность восстанавливаться из пепла, сгорать и появляться.

Способна ли на это простая девушка? Получится ли у нее после смерти возродиться вновь?

Глава 1

Амина

Я раньше никогда не ездила на поездах. Да что уж, я дальше своего городка не выезжала.

Вдох – выдох.

Сейчас я совсем одна, к самостоятельной жизни меня не готовили. Сжимаю кожаный ремешок сумки, подходя к проводнице. Пульс отдает в ушах, чувствую себя преступницей, постоянно оглядываясь.

На мою радость, все проходит достаточно быстро, и уже через несколько минут я осматриваю купе.

Меня ждет довольно длительная поездка в замкнутом пространстве с незнакомыми людьми. Растираю вспотевшие ладони. Может, мне повезет с попутчиками, и я зря волнуюсь?

Я купила себе билет на нижнюю полку, пришла к началу посадки, поэтому до прибытия соседей успеваю и переодеться, и разложить вещи. Вздрагиваю, когда в купе вваливаются двое мужчин и молодая девушка. Я так понимаю, что это семья из мужа, жены, и свекра. Уж очень эти двое мужчин похожи.

– Привет, я Фая, – подмигивает мне девушка. – Мой муж Барик и Серик Жарылкасынович – мой свекор.

– Амина, – выпаливаю я, прикрыв глаза. Вот же, и зачем я сказала свое настоящее имя?!

Молодец, Амина, ноль сообразительности.

Мужчины коротко кивают, отворачиваясь. Сейчас они усердно раскладывают свой багаж по полкам. Вещей очень много.

Это у меня только одна сумка…

Серик Жарылкасынович, усевшись напротив меня, решает разуться, и я почти теряю сознание, когда до меня доходит вонь от его ног. Оглядываюсь, но такое ощущение, что кроме меня этого никто не чует. Я кое-как справляюсь с окном, чуть ли не вываливаясь в него, стараюсь оказаться подальше от источника запаха.

Легче становится, когда мы трогаемся. Семейство переодевается и убирает одежду и обувь по пакетам.

Я стараюсь сидеть тихо и не привлекать к себе внимания, мне это ни к чему. В душе радуюсь, что смогла вырваться из своего городка, и теперь есть шанс начать жизнь с чистого листа.

Хотя бы до тех пор, пока меня не ринутся искать многочисленные родственники. А они точно будут искать. И мне просто жизненно необходимо уехать, затеряться так далеко, как это вообще возможно.

День проходит достаточно быстро, я вышиваю, слушаю музыку в наушниках. Серик Жарылкасынович занимает верхнюю полку надо мной и все время спит, не обращая на нас внимания. Изредка спускается в туалет и поесть. А вот Фая с мужем, не стесняясь меня, наслаждаются друг другом. Целуются, похрюкивая от безудержного веселья.

Ближе к ночи, Фая дожидается, когда мужчины выйдут покурить, закрывает купе и судорожно ищет что-то в пакетах.

– Ты разве не будешь переодеваться в ночнушку? – поворачивается ко мне через плечо, хмуря брови.

– Нет, – качаю головой. – Буду спать так.

На мне длинное темно-синее платье в пол и хиджаб бирюзового цвета. Лук простой, закрытый.

– Зачем? – искренне удивляется. – Жарко.

– Мне нормально, – отрезаю, отворачиваясь к окну.

Этого еще не хватало.

– А я вот в чем буду, – демонстрирует мне ярко-красную сорочку из дешевой синтетики. – Красота, правда?

Я врать не люблю. Всевышний свидетель. Поэтому мудро решаю молча кивнуть.

Расстелив постель и завернувшись в одеяло по самую макушку, настраиваюсь спать.

Серик Жарылкасынович отрубается почти мгновенно, о чем свидетельствует храп.

Поезд стучит колесами, Серик Жарылкасынович выводит носом такие рулады, что уши закладывает. Сна у меня ни в одном глазу. И как апогей всей этой вакханалии, Фая с мужем, решив, что все спят, прямо напротив меня приступают к производству потомства.

Спасибо им, догадались прикрыться простынкой и пыхтят, сдавленно ахая, охая и хлюпая. Меня бросает в холодный пот, в глазах темнеет. Сжимаю кулаки до побелевших костяшек, зажмуриваясь. Не думать, не слышать, не представлять.

Всевышний…

Я не выдерживаю. Наплевав на все элементы вежливости, соскакиваю с полки и выхожу в коридор.

Там стою минут двадцать, слезы текут по щекам, а меня трясет словно в лихорадке. Хватаюсь за поручни у окна, стискивая их.

Ну как же так можно…

Стою так, пока Барик – муж Фаи не выходит из купе, довольный жизнью. Только тогда я возвращаюсь на свое место. Фая как раз перестилает смятую постель. Щеки ее горят довольным румянцем. Серик Жарылкасынович все так же храпит.

А чуть позже к храпу Серика Жарылкасыновича присоединяется и Барик, создавая для меня стереоэффект.

Не выдержав, я иду к проводнице спросить, нет ли свободных мест. Я бы доплатила, но она не может мне помочь. Остаюсь сидеть в коридоре, беру свое шитье и телефон с наушниками, хорошо, что он полностью заряжен.

Утром я возвращаюсь на свое место, получается немного вздремнуть. На вопросы Фаи отвечаю односложно, откровенничать с кем-либо желания у меня нет.

Ближе к вечеру проводница объявляет остановку. На маленькой станции я выхожу на перрон, чтобы купить пирожков к чаю. Из дома я убегала совершенно не думая взять с собой что-то из еды, было не до этого совсем.

Стоянка длится недолго. Мне нужно уложиться в пятнадцать минут. Подняв свое спальное место, достаю единственную сумку, из внутреннего кармана беру немного денег.

Оглядываюсь. Фая усердно читает что-то в телефоне.

– Я выйду, куплю к чаю чего-нибудь. Ты ничего не хочешь? – вежливо предлагаю.

– Нет, Амина, спасибо, у нас все есть, – кивает мне, улыбнувшись.

Купив все необходимое, я возвращаюсь в купе, и меня ждет неприятный сюрприз.

Таких наглых попутчиц, как Фая, еще надо поискать! Чтобы мне захотелось повысить голос или поругаться, нужно сильно постараться! Фае это удается.

Она сидит на моей полке у окна и увлеченно ковыряется в моем телефоне. Да, я не подумала и оставила свой телефон на столике. Паролем я не пользуюсь, поэтому любой желающий может взять его и спокойно получить доступ к моим приложениям.

– Ты что делаешь? – восклицаю. – Встать с моего места и вернуть мой телефон!

На мою просьбу она никак не реагирует, продолжая что-то смотреть в телефоне. Ну это уже наглость. Подхожу к ней и хочу забрать свою вещь.

Эта ненормальная сразу начинает орать и махать на меня руками.

– Да что тебе, жалко что ли? – искренне возмущается, прижимая мой телефон к своей груди.

Осоловело хлопаю глазами, она совсем не понимает, что такое личные границы и чужие вещи.

– Да, жалко. Немедленно вернула мой телефон! – мы переходим на повышенный тон. – Где твой муж и свекор? – оглядываюсь по сторонам в надежде, что у них получится вправить ей мозги.

– На, забирай. Посмотреть нельзя что ли было? – недовольно надув губы, огрызается Фая и все-таки возвращает мне телефон.

– Телефон – моя личная вещь. Ты знаешь, что такое личные границы? Тебе это вообще знакомо? – хмуря брови, оглядываю свою смятую постель. Мне не нравится, когда совершенно посторонние люди, не спросив, пользуются моими вещами.

– Какие мы нежные, – закатывает глаза. – Я уже сутки пытаюсь с тобой подружиться, но ты как стена. Решила, может ты что-то скрываешь.

Меня бросает в холодный пот, руки дрожать начинают. Отворачиваюсь, делая вид, что поправляю постель.

– А ты кто такая, Фая, чтобы я от тебя что-то скрывала? – стараюсь говорить непринужденно. – Не думала, что я просто не ищу новых знакомств? – сажусь напротив, раскладывая купленные хачапури с сыром.

– Ты очень подозрительная. Необщительная, это ненормально.

– Ненормально, Фая, рыться в чужом телефоне, – огрызаюсь.

На что Фая, отмахнувшись от меня, молча утыкается в свой телефон.

От такой наглости впадаю в оторопь. У меня уже нет сил, чтобы ругаться с ней. Убираю в карман платья свой телефон, а то мало ли. Встаю и иду к проводнице за сладким чаем, нужно успокоиться.

Рано утром, когда соседи начинают собираться, я, чтобы не мешать, выхожу в туалет почистить зубы и привести себя в порядок. Они выходят на два часа раньше меня. Возвращаюсь в уже пустое купе.

Первым делом открываю окно, чтобы проветрить помещение.

С попутчиками, с которыми я провела почти двое суток, мы расстаемся не прощаясь: после инцидента с телефоном разговаривать с Фаей мне совсем не хотелось, да и она больше не проявляла желания заговорить со мной.

Радость моя длится недолго. Решив переодеться, я лезу за своей сумкой и… НИЧЕГО.

Глаза мои в ужасе расширяются. Как же так, моя сумка, у меня же там все: вещи, паспорт, последние деньги! Сумма небольшая, но на первое время мне хватило бы очень скромно пожить в Москве.

Падаю на пол, громко плача, хватаюсь за голову. Как же так, куда мне теперь? У меня ничего. Только телефон в кармане. Все.

Я одна.

Фая. Это она меня обокрала! Подлая, наглая змея!

О Всевышний, будь милостив, помоги мне.

Подбегаю к проводнице, но и она ничем помочь не может. Оставшееся время я рыдаю, размышляя, как жить дальше. О возвращении на родину или звонке дяде даже мысли не возникает. НЕТ, я не сдамся!

Вдох – выдох.

Внутренне успокаиваю себя. Ничего, даст Всевышний, и это я переживу. Было и хуже, все, Амина, забудь.

Покидая поезд, думаю о том, что это была самая кошмарная поездка в моей жизни. Надеюсь, такого больше никогда не повторится.

На Казанском вокзале я провожу сутки. Сплю урывками. От усталости и пролитых слез жутко болит голова.

В кармане обнаруживаю сдачу – пятьсот рублей. Покупаю себе немного поесть. Прекрасно понимаю, нужно что-то делать. Я не могу бродяжничать. Но и домой вернуться тоже не могу.

Не от прекрасной жизни убегала я из родного дома и города.

Сжимаю руки в кулаки, сколько себя помню, я никогда не сдавалась. Я не была слабой, не старалась давить на жалость, чтобы что-то получить. Я уважаю силу, стойкость духа. Что бы ни случалось в моей жизни, я не опускала руки, боролась за себя, свою жизнь.

Есть люди, плывущие по течению, принимающие удары судьбы как данность. Смиренно следуя чужим желаниям. А есть борцы, те, кто верен себе. Они не ноют и не жалуются на свою судьбу, а всеми силами выгрызают свое личное счастье, свою жизнь.

Я не буду плыть по течению. Не буду мириться с тем, что для меня уготовили.

Шмыгаю носом, украдкой смахивая горькие слезы.

– Старший лейтенант Ситдиков Вадим. Документики, гражданочка, – слышу над головой грудной бас. Вздрагиваю, медленно поднимаю голову.

Встречаюсь взглядом с голубыми глазами приятного мужчины. Тяжело сглатываю, передо мной мужчина в форме. РОСГВАРДИЯ.

Всевышний, помоги, что же делать?

– П… Прошу прощения. У меня нет, – прикрываю глаза, пытаясь собрать мысли в своей голове. Он так внезапно появился передо мной. – Я хотела сказать, у меня украли документы.

Мужчина недовольно поджимает губы, осматривается.

– Тогда прошу за мной, – кивает мне.

Земля уходит из-под ног. Меня начинает трясти как в лихорадке.

– Куда? – севшим голосом спрашиваю.

– В отделение, куда же еще? – отмахивается. – И побыстрее.

– Зачем?

– Для установки личности. Мне долго ждать? – недовольно цокает.

Ничего не остается, как покорно проследовать за сотрудником полиции под любопытные взгляды прохожих. На выходе из вокзала нас встречают еще двое сотрудников полиции и большая машина.

В микроавтобусе нас три женщины и восемь мужчин. Одна из женщин самая буйная и скандальная, матерится так, что хочется закрыть уши. Ведет себя вызывающе и дерзко. А одета так, словно ограбила местного бомжа, и пахнет соответствующе.

Морщусь, что-то в последние дни мне везет на вонючек.

Наклоняюсь и украдкой нюхаю себя, интересно, я так же провоняла?

– Рот закрыла, Зина, – рявкает на нее один из сотрудников.

– Да пошел ты нахуй, мент продажный! – брызжа слюной, не теряется с ответом Зинаида.

Женщина изрядно поддавшая, ведет себя неадекватно и, судя по всему, «берут» ее уже не в первый раз. На кресле вольготно развалилась, вызывающе скалясь на «ментов».

Я же забиваюсь в дальний угол, стараясь не привлекать к себе внимания.

– Куда везем залетных? – переговариваются между собой сотрудники полиции.

– В отдел.

– Аааа, залетный хер моторный, девки ебутся – ребята смеются… Аааа! – завывает Зинаида свою песню.

– Да закройся ты, юродивая! – рявкает на нее лейтенант Ситдиков.

– Может, тебе еще отдаться? – хмыкает Зинаида.

– Ты меня сейчас выведешь, – угрожающе шипит лейтенант.

Глава 2

Илья

Стаскиваю футболку и кидаю ее на пол. Одним движением снимаю джинсы вместе с боксерами, освобождая рвущийся на свободу член. Марина опять призывно кусает нижнюю губу, отчего мой член дергается в ответ. Поднимаю руку, немного оттягиваю подбородок, тем самым освобождаю ее нижнюю губу, провожу по ней большим пальцем, собирая влагу.

– Хочешь быть оттраханной, – не вопрос, вижу этот лихорадочный блеск, дикое желание в глазах.

– Илюша мой, – поднимает руку и проводит мягкой ладонью по моему прессу, спускаясь к паху, ласкает. – Я соскучилась, ты совсем забыл обо мне.

– Сейчас проверим, как ты скучала, – хмыкаю, натягивая презерватив на твердо стоящий член.

Указательным пальцем веду по щеке, наклоняюсь слишком близко.

– О-очень сильно, – Марина сглатывает, едва сдерживается от желания, ее голос хриплый, переходит на шепот.

Она уже полностью голая, ее соски призывно торчат. Потрясающе красивая, манящая.

Светлые волосы волнами спадают на плечи, в зеленых глазах столько жажды, огня… Беру за длинную шевелюру, притягиваю ее, впиваясь в сочные губы. Она прижимается к моей груди, члену. Тяну сильнее. Когда она наклоняет голову набок – оставляю дорожку поцелуев на шее. Слух ласкают ее стоны.

Укладываю ее на кровать, сам встаю и смотрю на нее сверху.

– Красивая.

Пальцами провожу по ее бедру, направляясь к мокрой промежности, не прерывая зрительного контакта.

– Ноги шире, – командую.

Марина беспрекословно повинуется, что меня жутко заводит. Ожидающе смотрит в мои глаза. Наклонившись к ней, оставляю на губах поцелуй и вхожу на всю длину. Без предупреждения. Марина громко ахает. Вот так.

С каждым последующим толчком она стонет, вскрикивает, вызывая во мне все больше страсти, желания, азарта.

– Ты сводишь меня с ума, Илья, – шепчет. – Да, боже, как хорошо.

Зубами прохожу по подбородку, целую в губы.

Оторвавшись, Марина жадно хватает ртом воздух, пока я как одуревший вколачиваюсь в нее.

Секс – это невероятный кайф.

Я снова вхожу и выхожу, продолжаю играть с ее грудью. Как только чувствую знакомое напряжение ее тела, выхожу из нее, меняя позу.

– Илья! – протестующе вскрикивает.

– Рано, – посмеиваюсь.

Я приподнимаюсь и вторгаюсь в ее лоно со всей силой. Марина вскрикивает, мотает головой, мечется. Движения становятся более хаотичными. Трахаемся, словно изголодавшиеся звери. На мгновение я замираю, потом снова начинаю водить бедрами по кругу. Я вхожу все глубже, выхожу и резким толчком вторгаюсь обратно. Напряжение нарастает, я едва сдерживаюсь.

– Сейчас, – шепчу ей.

Марина громко стонет, кончая, пульсируя на моем члене. Послушная малышка.

– Д-а-а… – стонет мне в рот, запрокидывает голову, волна оргазма накрывает ее с невероятной силой.

Я прихожу к пику через несколько толчков, отпуская себя.

Марина сонно потягивается, не убирая с лица счастливой улыбки, голая, раскрасневшаяся.

– Уже уходишь? – недовольно цокает.

– Мне в отдел нужно заехать, – отмахиваюсь.

– Илья, ну хоть бы раз остался у меня, – летит мне обвинение, пока я натягиваю желтые боксеры на свой голый зад.

– Зачем? – искренне недоумеваю.

– Что значит, зачем? Неужели не понимаешь, я хочу большего, – улыбаюсь. Когда она обижается, делает смешно брови домиком.

– Не-ет, даже не поднимай этот базар. Мы все решили на берегу, – обрубаю ее треп.

Марина фурией вскакивает с кровати, надевая шелковый халат. Ее лицо искажается злобой и вселенской обидой. Она набирает в грудь побольше воздуха и выпаливает на одном дыхании:

– Мы уже полгода вместе, – тычет пальцем. – Этого достаточно, чтобы понять, что мы идеально подходим друг другу.

– Это НИ-ЧЕ-ГО, – развожу руками, оглядываюсь, кажется, я все взял.

Марина в ярости.

– Что-о…? Ты нормальный? Что значит ни-че-го? Я думала…

– Бля-я, Мариш, – подхожу к ней ближе, обхватываю ладонями ее миловидное, кукольное лицо. – Я сто раз тебе говорил, что между нами только секс, не больше. И ты, прошу заметить, всегда соглашалась со мной. Говорила, что отношения тебе после жуткого развода не нужны. Ты птица вольная… Твои слова?

Марина прикусывает нижнюю губу, опуская глаза.

– Я пережила, переболела. И готова к новым отношениям, – тихо шепчет.

– А я нет. Заметь, я не названиваю тебе, не спрашиваю, как и с кем ты проводишь свой досуг. Ты свободна, как и я.

– А ты всегда такой жестокий? – хмурится. – Не мог подобрать слов, чтобы как-то помягче?

Закатываю глаза. Да не могу и не хочу я мягче! Говорю, как есть.

Она не та, ради которой я захочу что-то менять в своей жизни. При виде нее кульбита в груди нет.

Не та…

Да, с ней круто трахаться. Но на этом все. За эти полгода Марина действительно подзадержалась из всех, кто у меня был.

– Марин, ты знаешь, я всегда говорю без прикрас, напрямую. Тебе самой нужен лживый сироп в уши?

– Нет, – обреченно качает головой. – Но, может, ты подумаешь…? – с надеждой заглядывает в глаза.

Ну и что мне ей сказать? Как бы ты хорошо не кувыркалась и не отсасывала мне, желание жениться на тебе у меня не появится. Что у баб в голове вообще? Неужели думают, что мужики такие поплывшие идиоты?

Я кайфую от секса и от всего, что с ним связано. В то же время я понимаю, что на этом семью не построишь. И одного кайфа в сексе мне недостаточно.

Я не сопливый пацан, теряющий рассудок от вагины. Мне с Мариной хорошо в сексе, но так же хорошо было и до нее, и будет после.

– Мне пора, – чмокаю в лоб. – Созвонимся.

Как ошпаренный выбегаю из квартиры, захлопнув дверь. Пора заканчивать эту канитель, чувствую, ее мозгоебства только на старте. А этого я не люблю. Все эти бабские истерики, от них мороз по коже.

Забегаю в отдел и обалдеваю от увиденной картины. Все в кровище: стены, пол заляпан.

На полу повсюду бланки валяются, порванные листы, разбросаны ручки и карандаши…

Это что еще за замес, да без меня?

– Стас! – рявкаю. – Это что за канитель? Что за резня накануне первого сентября?

– Буйные попались, наших порезали немного. Сейчас Леха в травму уехал, руку зашивать, – мои брови летят вверх. Ниче се!

– Сколько их?

– Двое. Они в отрубе. Но Леха на школе стоять, наверное, не сможет, – подмечает.

– Дело ясное, что дело темное. Решим. Пригласи уборщицу.

– Уже.

Закончив с бумагами, откидываю ручку на стол и отъезжаю в кресле от рабочего стола. Нервно наклоняю голову из стороны в сторону, разминая шею. Зажмуриваюсь, на часах уже четыре утра. Сегодня линейки на школах. Суматошный день.

Не проходит и полминуты, как раздается громкий стук в дверь кабинета.

– Да, – устало говорю. Кого там еще притащило?

Легкой походкой от бедра заходит перебинтованный Леха.

– Ты как?

Леха вальяжно падает на кожаный диван, расположенный напротив моего рабочего стола.

– Да ниче, так, малость нашинковали меня как капусту, – усмехается. – До свадьбы заживет. Ты сколько часов не спал? – сквозь туман мыслей просачивается обеспокоенный голос. – Сука, не то спросил. Ты вообще когда спал в последний раз?

– Дня два назад точно спал, – устало тру глаза. – Ты дуй домой давай.

– А линейка? – восклицает.

– Без тебя, потрепыша, обойдемся. Не стоит первоклашек пугать мумией в погонах, – усмехаюсь.

– Я-то отдохну, ты на себя давно смотрел, Илья Иваныч? Скоро себя такими темпами в могилу загонишь…

– Лех, о каком отдыхе ты говоришь? Мне сейчас точно не до него. Ебучие проверки, отчеты. Ваши выговорешники, все только и делают, что ебут мне мозги, – киваю на стопку бумаг на столе.

– Вас, начальников, как ни послушаешь, все в делах, заботах, всегда нет времени, – отмахивается.

– Давай махнемся должностями, а? Я посмотрю на тебя.

– Не-е, брат, это не мое. Спасибо, конечно, но я, пожалуй, пойду, – он незамедлительно ретируется.

Леха хороший парень, исполнительный, особенно если не влипает в передряги. Леха из тех, кто фанатеет от своей работы, кайфует и работает не за бабло, а за идею. Денег в его семье предостаточно. Хоть по нему и не скажешь, он парень из очень небедной семьи, да и родители не последнее место занимают в городе.

Поначалу все думали, что от недалекого, избалованного мажора толку не будет. На сколько его хватит? Работа на земле – то еще удовольствие. Это не на верхушке хуи пинать и приказы раздавать. Тут вот и порезать могут, просто так, потому что какое-то быдло перебухало.

Леха работает, потому что нравится. Затянуло его. Каждый раз удивляюсь ему. Думал, ну все, сейчас вот точно сломается. НИ-ХЕ-РА. Не ломается пацан, упертый, напористый, наглый баран. Прям как я. Будет стоять на своем до последнего. И родители явно не в восторге от его работы. Сколько раз на этой почве он ругался. И здесь, и дома.

Работает Леха всегда на совесть, если нужно подменить или выйти не в свою смену – без базара. Не откажет. Не пользуется влиянием и связями родителей, а сам пытается чего-то добиться, заработать себе на жизнь, и за это я его уважаю.

Единственный момент, где он уступил родителям – он живет в элитной квартире и ездит на БЭХЕ последней модели. И это сильно бросается в глаза, на его должности так не заработаешь. Как бы сильно задницу не рвал.

Запрокидываю голову, устремляю взгляд на белый потолок. Что-то я мандражировать стал в последнее время. Даже работа не заглушает пустоту. Будто не живу, а так, существую. Все по инерции.

Даже на друзей стал забивать. Леха прав, когда я в последний раз куда-то выбирался с друзьями? Все отмазывался: работа, работа. А по сути, просто желания не было.

Ловлю себя на том, что к своим тридцати становлюсь ДУШНИЛОЙ как Рома. Не глядя, бью по выключателям, расположенным около меня и, окунувшись во мрак, сижу, не шевелясь, обдумывая шальную мысль в башке. Я старею.

Лениво поднимаюсь с места и тяжелой поступью отправляюсь к дивану. Нужно вздремнуть. Мне еще на линейку.

Как отключаюсь – не помню.

Морщусь от раздражающего звука своего мобильного и рывком отрываю голову от дивана. Растираю лицо, жмурясь от яркого солнца.

Черт, все тело затекло.

Резко принимаю сидячее положение. Отключаю вызов: заебали, идите все в жопу. Качаю головой, глядя на часы, и подрываюсь с дивана.

Из шкафа достаю чистую, выглаженную форму. Сегодня у нас первое сентября, значит, рубашка белая.

Хватаю вещи и направляюсь в подвальное помещение, там у нас тренажерный зал для сотрудников и общая душевая. То, что мне жизненно необходимо сейчас.

После холодного душа чувствую себя человеком. Выпив крепкого кофе, сразу после развода получаю оружие и еду в одну из школ. Я сегодня ответственный.

Ох, как я надеюсь, что все пройдет без приключений.

День знаний – это особый праздник. Наверное, у каждого человека есть о нем воспоминания, равно как и о школьной жизни вообще.

Сегодня по всей стране можно наблюдать очень грустную картину, когда невыспавшиеся первоклашки наперевес с букетами, спотыкаясь, идут в сторону неизведанного. У них и их родителей начинается новый этап, который займет как минимум девять лет.

Могу сказать про себя, я не любил ходить в школу. В первый класс меня мама тащила на руках просто потому, что я наотрез отказался куда-то там идти. Рома ржал всю дорогу, пока плелся рядом, чем сильно раздражал маму. Ей тогда было нелегко.

Помню, как через неделю я пришел из школы домой без портфеля, в руках палка.

Мама удивленно спросила: «Что случилось?»

Я не растерялся, ответил: «Больше в школу не пойду, сразу пойду в милицию работать. Палка у меня уже есть, чтобы преступников ловить!»

В общем, весь сентябрь я плакал, что хочу работать, а не учиться. Потом уже привык. Учился я хорошо, но мое отвратное поведение перечеркивало все мои успехи. Мама не вылезала из педсоветов. За десять лет учебы я сменил три школы. Мог и больше, но пришлось бы менять место жительства.