Удушающая сладость, заиндевелый пепел. Книга 2

– Говорят, ты сегодня ходила во дворец Вечного блаженства за пилюлями бессмертия.

Ох уж эта Ли Чжу и ее язык без костей!

Я сделала вид, что разглядываю пальцы на ногах:

– Просто забрела ненароком.

Рыбешка понимающе промычал:

– А, вот оно что… Зачем же тебе понадобилась девятиоборотная золотая пилюля бессмертия?

Запинаясь и отводя глаза, я солгала:

– Меня всю жизнь преследуют несчастья. Лучше держать при себе такую пилюлю про запас…

Рыбешка выпрямился и посмотрел на звезды. После чего вновь наклонился и проговорил:

– Если тебе что-то нужно, скажи мне, не стесняйся. Возможно, я смогу помочь.

Я резко вскинула голову.

Сжав напоследок мою ладонь, Рыбешка попрощался:

– Уже поздно, иди отдыхать.

На другой день в назначенное время я упрямо вернулась к воротам дворца Вечного блаженства. Когда прислужник провел меня в Киноварную обитель, владыка Лао следил за полыхающей печью, в которой булькало и закипало снадобье. Я не посмела тревожить владыку и тихо присела в сторонке, утирая пот. Наконец тот обернулся и встряхнул бородой. Поприветствовав его, я перешла к делу:

– Что же вы решили?

Верховный небожитель смахнул с рукавов остатки снадобий и вывел меня во двор:

– Вы искренне просите об одолжении, поэтому я не могу проявить скупость. Однако у меня всего три такие пилюли. Если я с легкостью расстанусь с одной, бессмертные об этом прослышат и от просителей не будет отбоя. Как тогда поступить старику?

У меня екнуло сердце, я не могла скрыть разочарования.

– Однако сегодня еще до рассвета ко мне пожаловал Небесный Император и замолвил за вас словечко. Поэтому я поразмыслил и решил подарить вам одну пилюлю.

Я не ожидала такого поворота. На душе потеплело, словно я наконец увидала селение под сенью ив [59]. Сердце кольнуло чувство стыда перед Рыбешкой.

– Премного благодарна, владыка, за столь щедрый дар. – Сложив руки, я поклонилась Верховному небожителю.

– Не торопитесь меня благодарить, – замахал рукой старик. Накрутив на палец прядь бороды, он преподнес очередной сюрприз: – Я готов подарить пилюлю, но попрошу у вас кое-что взамен. Это поможет мне отвадить других просителей и предупредит пересуды.

– Просите что угодно. За эту пилюлю я готова отдать все, что имею.

Достопочтенный владыка на миг задумался, а затем решительно произнес:

– Если вы готовы пожертвовать шестью из десяти частей своей духовной силы, я согласен расстаться с девятиоборотной золотой пилюлей.

– Договорились! – выдохнула я с облегчением.

Владыка Лао от удивления переменился в лице и приоткрыл рот. Мой ответ явно застал его врасплох. Я забеспокоилась, что старик передумает, и, прежде чем он заговорил, поспешно сказала:

– Я прямо сейчас пойду в Киноварную обитель и перенесу духовные силы в печь Восьми Триграмм, хорошо?

Старик выглядел опечаленным. С горьким сожалением он сокрушенно кивнул.

Девятиоборотная пилюля бессмертия оказалась вовсе не золотой. Она напоминала глиняный шарик размером с клецку из рисовой муки, какие добавляют в суп. Если уронить такую на землю, найти будет непросто. Поэтому я почтительно взяла ее обеими руками, ведь для меня этот шарик был дороже золота. Затем бережно завернула драгоценный дар в шелковый платок, спрятала за пазухой и распрощалась с владыкой Лао.

Верховный небожитель проводил меня до ворот и несколько раз настойчиво повторил, будто не в силах расстаться с сокровищем:

– Дерево сильнее металла. Если пилюля соприкоснется с деревом, то расплавится. Храните пилюлю как следует, будьте внимательны. Не забывайте, что я вам сказал.

После пробуждения моя духовная сила возросла в десятки раз. Должно быть, сломалась печать Сангха, о которой говорил отец. Хотя, потеряв вчера столько духовной силы, я вновь ощущала под ногами пустоту и зыбкость. Однако же, превозмогая слабость, решительно направилась в Демоническое царство. Путь предстоял неблизкий. Зато я больше не мучилась от горького привкуса во рту, хотя не съела с утра ни одного леденца.

Подлетев к реке Забвения, я увидела старого лодочника в плаще и бамбуковой шляпе, который причалил к берегу:

– Барышня, желаете переправиться через реку?

Я подала старику гриб долголетия:

– Нет, мне не нужно на тот берег, я хочу кое-что узнать. Примите этот гриб вместо платы за ответ.

Внимательно осмотрев гриб, лодочник перепугался:

– Это же священный гриб из Цветочного царства! Спрашивай, милая, о чем хочешь, я все расскажу без утайки. Но это слишком ценный дар, я не могу его принять.

– Прошу, возьмите. Если священный гриб не использовать, от него будет не больше проку, чем от сорняка.

Старик спокойно посмотрел на меня, словно понял, в чем дело.

– Боюсь, я не знаю ответа на твой вопрос, поэтому не смогу принять подарок, – произнес лодочник и, немного помолчав, добавил: – Тебя интересует господин, который когда-то давно переправлялся с тобой через реку?

Резко защемило сердце. Боль разлилась по сосудам и проникла в самый тонкий волосок на голове, пропитав его от корня до кончика. Мука была такой сильной, что, казалось, волосы сочились кровью, без остановки стекавшей капля за каплей.

Я потерянно глядела, как качается на волнах лодка:

– Да, верно. Река Забвения – это ведь врата в Загробное царство. Мимо вас не проскальзывала хоть одна из душ этого господина?

Старик вздохнул.

– Ты, верно, знаешь, что Загробное царство предназначено для душ смертных. А если смертный сумел за свою жизнь обрести высшую добродетель, то его путь лежит прямиком на небеса, вовсе не сюда. Господин, о котором ты спрашиваешь, родился бессмертным. С момента появления на свет он был избавлен от перерождений в шести царствах. Зачем его душе появляться здесь? Боюсь, милая, ты не там ищешь. К тому же… – Лодочник отвернулся и уставился на пустую и бескрайнюю реку Забвения, словно не мог на меня смотреть. – Тебе будет неприятно это слышать, но с тех пор, как Паньгу [60] отделил небо от земной тверди, запустив круговорот пяти стихий, вода и огонь враждуют друг с другом. Твой ледяной клинок пронзил огненную пилюлю духа, безвозвратно уничтожив души этого господина…

Я проглотила леденец и решительно вскинула голову:

– Нет! Его души не могли погибнуть! Он говорил, что убьет меня. И вот я стою здесь, живая и здоровая. А он слов на ветер никогда не бросал. Если обещал, значит, исполнит. Он обязательно вернется, чтобы убить меня! Я не сомневаюсь!

Я знала, что там, за рекой Забвения, никакие доводы не действуют, а путеводные нити никуда не ведут, но я верю его слову! Раз за разом после полуночи мне являлся во сне его силуэт. Он стоял у переправы через реку Забвения, ожидая меня. Обернувшись, Феникс сперва хмурился, потом улыбался и махал мне рукой… Без малейших сомнений я вошла в воды реки Забвения, позволив тьме плачущих навзрыд свирепых призраков вцепиться в мое тело. Течение вокруг вскипело, и меня тут же чуть не утащило в самые глубины. Я принялась руками отдирать от себя души мертвецов, перебирая и отталкивая их одну за другой. Я верила, что рано или поздно найду. Поэтому искала без устали, зная: среди несметного множества душ, которые вобрала в себя река, непременно отыщется та, что принадлежит ему.

– Милая, зачем ты это делаешь?

Лодочник протянул руку, чтобы остановить меня, но я оттолкнула его. Он уселся на носу лодки и покачал головой:

– Послушай старика. Чувственный путь труден, опасен и ведет в один конец. Лучше осознать его пагубность. Если ты, милая, будешь упорствовать в заблуждениях и пойдешь этим путем до конца, то навредишь себе и другим.

Старый лодочник нес какой-то вздор. При чем здесь чувства? Все дело в проклятье склоненной головы. С тех пор как я проснулась, все вышло из-под контроля. Меня стали преследовать странные желания и мысли, а в груди поселилась давящая боль. Даже искусный Рыбешка не смог снять проклятия.

Мне оставалось лишь наблюдать, как неизлечимый недуг понемногу проникает в самое нутро.

Не знаю, как долго я искала, ни солнца, ни луны не замечая. Повсюду, куда ни глянь, бесновались и истошно кричали души мертвецов. Я сосредоточенно разглядывала их зрением инь-ян [61], пытаясь отличить одну от другой. Смотрела и смотрела, пока мои глаза не опухли. Я потерла веки и продолжила поиски. Спать я не могла. Не решалась. И так ведь проспала уже два года. Казалось, если усну хотя бы на ночь, то упущу его душу. Мне было очень страшно. Никогда прежде я так не боялась.

– Что ты делаешь, Ми’эр? – Меня озарила ослепительная белая вспышка. Я еще раз потерла глаза и в недоумении обернулась.

Но не успела ничего понять. Мощная неведомая сила подхватила меня, вытащила из реки Забвения и швырнула на берег.

– Посмотри на свои руки и ноги! Кому ты хочешь навредить: себе или мне?

Я взглянула на окровавленные кисти рук, искусанные мертвецами, на онемевшие ноги, покрытые паутиной порезов и ран… И не поняла, зачем Рыбешка поднял такой крик. Пожалуй, он преувеличивал.

Никогда еще Рыбешка не выглядел таким сердитым. Как будто я бездумно учинила непростительное злодеяние и навлекла на себя неотвратимую беду. На самом же деле тяжкое злодеяние я совершила два года назад, разве нет?

– Неужели ты не понимаешь, что, не отыщи я тебя, река Забвения поглотила бы твои души? – Грудь Повелителя ночи тяжело вздымалась. Сжав кулаки, он сверлил меня гневным взглядом: похоже, и впрямь разозлился не на шутку. – Ты это делаешь ради него? Ради него ты отказалась от большей части своей духовной силы и не побоялась войти в реку Забвения, в воды, которые несут смерть? Ты хоть понимаешь, что творишь? Знаешь, что это он убил твоего отца? И что именно его семья сгубила твою мать?

Я закрыла лицо распухшими руками, которых почти не чувствовала.

– Знаю. Все знаю… Но не могу с этим бороться… Это проклятье склоненной головы! Я помню, что он убил отца. Никогда об этом не забывала… Но пока я во власти черной магии, не могу остановиться… – Я невнятно бормотала оправдания себе под нос. Мой голос звучал так тихо, что его слышала только я. – Не могу забыть… Знаю, что отца убил он… Но он стоит у меня перед глазами, даже если их зажмурить. Я тоскую по нему! Тоскую так, что каждый цунь моего тела, каждый волосок кричит от боли…

Я в бессилии подняла голову и ухватила Рыбешку за рукав:

– Его можно вернуть? Если оживить Феникса, проклятие спадет?

Повелитель ночи на мгновение застыл. Под моим искренним взглядом он склонился и заключил меня в объятия. Его ласковые движения неожиданно противоречили гневным речам, коими он только что меня осыпал. Спустя долгое время Рыбешка тихо вздохнул, его легкое дыхание коснулось моей макушки.

– Он мертв. Его не вернуть. – Рыбешка нежно взял мою руку и прижал к своей груди. – Но у тебя есть я, верно? Слышишь, как бьется сердце? Каждый удар обращен к тебе. Пожалуйста, очнись, приди в себя…

Я не спала ночи напролет, поедая мед чашку за чашкой. Кроме меда, все казалось горьким, даже вода вязала язык.

Рыбешка присматривал за мной, чтобы не дать мне вновь отправиться к реке Забвения. Я обещала ему больше не входить в опасные воды, умоляла отпустить, позволить постоять на берегу, чтобы унять невыносимую тоску. Вскоре Рыбешка перестал меня удерживать. Теперь лишь зверь сновидений следовал за мной повсюду, держась на полшага позади.

Поутру, держа путь через Земное царство, я приметила двух лохматых мальчуганов. Они прыгали и распевали детскую песенку:

Хочешь о дожде молиться —Сходи Повелителю вод поклониться.Ему не нужны ни куренья, ни чай,Весеннего меда насобирай.Мед он ценит выше злата,Один кувшин сойдет за плату.

Я снисходительно улыбнулась: разве золото сравнится с медом? Только сейчас я поняла, что мед – чудодейственное лекарство, способное исцелить любые хвори.

Время замедлило бег. Оно тянулось и тянулось. Это было невыносимо. Рыбешка, покончив с государственными делами, сразу спешил ко мне. Но ни игра на цине, ни вэйци, ни культивация меня больше не интересовали. Помимо прогулок к берегам реки Забвения, меня занимали рисование и каллиграфия. Запершись в комнате, я раз за разом выводила иероглифы, надеясь, что настанет день, когда израсходую последний лист сюаньчэнской бумаги в этом мире… Любопытно, если вдоль и поперек покрыть узорами весь шелк в этом мире, смогу ли я избавиться от мыслей?

Цветы распустились —                      я цветок рисую молодой,Цветы увянут – я портрет рисую свой.Когда приходишь ты – рисую облик твой,Уйдешь – я напишу с тебя                  портрет по памяти живой [62].

Двадцать мыслей – это одно моргание, двадцать морганий – один щелчок пальцев, двадцать щелчков пальцами – это лава, двадцать лав – одна мухурта, день и ночь – это три тысячи мухурт [63].

За десять лет, за эти десять миллионов девятьсот пятьдесят тысяч мухурт я изрисовала десять тысяч листов бумаги и только так смогла вынести эту муку.

Я приходила на берег реки Забвения, бесцельно разглядывала ее пустые воды и на долгое время погружалась в раздумья. Как-то раз старый лодочник с трубкой в руке кивнул мне, прочистил горло и невзначай произнес:

– Кроме тебя, милая, я тут частенько кое-кого вижу по ночам. Раньше только один раз ее встречал, а последние двенадцать лет она каждую ночь приходит к реке, чтобы переправиться в Демоническое царство.

Я равнодушно хмыкнула в ответ. Меня не интересовало, что происходит вокруг. Но из чувства неловкости перед стариком, которому заметно хотелось поболтать, я переспросила:

– Кто же еще сюда приходит?

– Я простой лодочник и мало с кем знаком. Но эта девушка одевается очень необычно, такую не забудешь, – ответил старик, выпустил кольцо дыма и неторопливо уточнил: – Ее накидка соткана из ярких птичьих перьев, а длинный подол платья воистину роскошен. Должно быть, знатная особа.

Суй Хэ? Я промолчала, опустив голову и глубоко задумавшись. Неясно, чего ради принцесса Суй Хэ зачастила в Демоническое царство. Загадка оказалась мне не по зубам.

В ту ночь Рыбешка был слишком занят бумагами и не пришел удостовериться, легла ли я спать. Мне не спалось, и я ради забавы напустила на Ли Чжу сонных мошек. Когда фея заснула, я прельстила голодного зверя сновидений ее ароматными простодушными снами. А едва избавившись от этой парочки, полетела к реке Забвения. За небольшую плату лодочник доставил меня на противоположный берег, ко входу в Демоническое царство.

Я провела на берегу реки полночи, терпеливо вынося укусы комаров и стараясь не дрожать от страха при виде зеленоватых волчьих глаз, которые то появлялись, то исчезали, окружая меня со всех сторон. Вдали уже замелькали первые проблески зари, и тут как раз лодочник переправил через реку еще кого-то. Присев на корточки, я спряталась в зарослях полыни. На берег действительно сошла принцесса Суй Хэ в одеянии из радуги и перьев. Она торопливо миновала меня и поспешила в Демоническое царство.

После того как я отдала больше половины духовных сил, моя аура ослабла. К тому же моя сущность состояла из воды. Поэтому я почти полностью сливалась с кромешной мглой глубокой ночи, превращаясь в невидимку. И таким образом с легкостью проследила за Суй Хэ, оставаясь незамеченной.

Принцесса мчалась вперед, избегая стаек оборотней, призраков и злых духов и петляя узкими окольными тропами. Суй Хэ то и дело оглядывалась по сторонам, и с ее лица не сходило настороженное выражение. По виду принцессы я сразу поняла, что она вынашивала какие-то тайные планы: либо хотела украсть какую-то вещь, либо чье-то сердце. В любом случае это воровство, а значит, нарушение закона.

Наконец Суй Хэ остановилась у древесного пня, убедилась, что вокруг никого нет, смочила в росе кончик пальца и аккуратно обвела годичное кольцо на срезе ствола. Вмиг пень разрезала трещина. Она расширилась и открыла проход, в котором плясали демонические огни. Суй Хэ юркнула внутрь, и брешь начала сужаться.

Я бросилась вдогонку, понимая, что если упущу принцессу, то все усилия пойдут прахом. Всего лишь шага не хватило мне, чтобы протиснуться в щель. Края сомкнулись прямо перед моим носом, и проход бесследно исчез. Тогда я решила повторить движения Суй Хэ. Точно незадачливый художник, который смотрит на тыкву-горлянку, чтобы нарисовать черпак [64]. Однако внезапно услышала, что изнутри доносятся голоса, и навострила уши. Я распласталась на пне и пустила в ход магию, чтобы разобрать разговор.

Беседу вели двое. Мужчина и женщина! Женский голос принадлежал принцессе Суй Хэ, а звучный мужской – незнакомому старику. Моя воспрявшая было душа словно нырнула в глубокий омут.

– У владыки Лао есть чудодейственная пилюля… но я не могу его попросить. Шестой правитель, вы же понимаете, у него повсюду глаза и уши. Если я попрошу у Верховного небожителя пилюлю, он сразу догадается… И тогда это… несомненно, вскроется… Вот священный гриб долголетия из Цветочного царства… Старшая владычица цветов в свое время подвергла нас, птиц, незаслуженной каре на сотню лет. Она перед нами в долгу, поэтому не смогла отказать, когда я попросила гриб… Но покойная Повелительница цветов оставила ей всего три таких. А вырастить новый… не способен никто, кроме… Она безжалостная убийца, как можно…

– Придется взять гриб долголетия, чтобы продлить… Иного способа нет… Благодарю принцессу Суй Хэ за долгие и упорные поиски…

Даже с помощью магии я не могла разобрать все слова, до меня долетали только обрывки.

– Премного благодарна вам… Если бы не ваши зоркие глаза и умелые руки, как мы бы смогли… в том хаосе…

– Ничего подобного, простое везение… Отличается от обычного… Семь душ хунь и семь душ по… еще одна душа по… чтобы возродить… Ваше Высочество часто бывает здесь в последнее время. Вы не заметили ничего необычного?

– Я привыкла соблюдать осторожность, но сегодня на душе тревожно, так что я выйду первой… Тайный проход не защищен магическим барьером – разумно ли это?

– Вы заблуждаетесь. Установить магический барьер – все равно что оставить записку: «Здесь нет трехсот лянов серебра» [65]. Все разом смекнут, что место особенное.

При этих словах трещина в пне опять разошлась. К счастью, я успела отскочить в сторону, обернуться каплей росы и затеряться в траве. Принцесса Суй Хэ вышла наружу, острым взглядом огляделась вокруг, подошла к травинке, на которой я повисла, и присмотрелась. Так ничего и не обнаружив, принцесса развернулась и скрылась из виду.

Только когда она отошла подальше, я перестала сдерживать дыхание и протяжно выдохнула. В тот же миг проход открылся снова, и оттуда показалась мужская фигура. Я с трудом признала одного из гостей нашей с Рыбешкой свадьбы, едва знакомого мне. Это был Шестой правитель, глава города Вечной суеты, Бяньчэн. Шестой правитель внимательно изучил пень, удостоверился, что проход бесследно исчез, и прикрыл это место сорняками. Никто теперь не отличил бы его от простого обрубка и уж тем более не догадался бы, что пень скрывает под собой чью-то темную тайну.

Правитель Бяньчэн медленно поковылял прочь. Когда его долговязая фигура растворилась на фоне зловещего красного неба Демонического царства, я соскользнула с травинки на землю и вернула себе прежний облик. Затем склонилась к древесному срезу и прислушалась. Убедившись, что внизу тишина, я обмакнула кончик пальца в каплю росы и попыталась обвести годичное кольцо, как это делала Суй Хэ, но пальцы не слушались и дрожали. Большого труда мне стоило подавить несбыточные надежды, которые питала столько лет, обуздать мысли, захлестнувшие сознание. Я сжала правую кисть левой рукой, переборола дрожь в пальцах и обвела по контуру годичное кольцо…

Пень тут же расколола трещина, внутри полыхнул демонический огонек. Я шагнула внутрь, и стенки прохода бесшумно сомкнулись у меня за спиной. Шатаясь и спотыкаясь, я брела в темноте. И вдруг, поворачивая за угол, наступила на собственный подол и рухнула на землю. Мелкие камешки кольнули лицо, заставив приподнять голову. Но одного взгляда оказалось достаточно, чтобы я опять уткнулась лицом в землю. В глазах скопилась влага. Слезы, о которых я давно позабыла, думая, что больше не способна плакать, капля за каплей стекали по лицу и падали на иссохшую почву с тихим стуком. Страшно было снова поднять голову и посмотреть вперед. Ведь мираж рассеется, стоит его заметить.

Я лежала так очень долго, пока не перехватило дыхание. Лежала до тех пор, покуда блуждающие демонические огни, что горят не согревая, не коснулись моего тела. Резкая боль ужалила меня. Тогда я не выдержала и вскинула голову.

Он мирно покоился среди безмолвно пляшущих темно-голубых огоньков. Выражение его лица за все эти двенадцать лет совершенно не изменилось. Длинные ресницы были опущены, бледные губы напряженно сомкнуты. Он походил на милого послушного ребенка, который спит не шевелясь. Его хотелось ущипнуть за щеку, окликнуть, разбудить. Объяснить ему, что нет нужды лежать так смирно, можно повернуться на бок…

Под его ложем горели три священных гриба долголетия, источая едва видимые струйки магической энергии. Та обволакивала его тело, медленно перетекая в точку бай-хуэй и пропадая, как нырнувший в море глиняный бык [66] или камешек на дне колодца, не в силах вдохнуть жизнь в неподвижное тело. Грудь Феникса не вздымалась. Невозможно было определить, теплится ли в ней дыхание. В его волосах сверкнуло драгоценное императорское перо, которое, как я полагала, сгинуло вместе с ним.

Меня охватила тоска. Захотелось коснуться Сюй Фэна, заглянуть в его глаза… Это простое желание взбудоражило неутолимую жажду, пронзив тело острой болью. Видимо, снова подействовало проклятье склоненной головы, которое он наложил на меня двенадцать лет назад. А если… если его оживить, чары рассеются? Злое проклятие спадет?

Я кое-как поднялась с земли и торопливо зашагала вперед. В лицо мне летели демонические огоньки, с виду безвредные, но способные выжечь душу. Я наступала на свирепые, оскаленные души умерших, призванных охранять, и не чувствовала, как их острые клыки впиваются в стопы, целя в точку юн-цюань. Наконец моя рука дотянулась до его щеки… Однако пальцы не нащупали ничего, кроме пустоты.

Меня сковала растерянность. Оказывается, перед моими глазами была лишь зримая оболочка его души по…

Но ведь… у меня есть снадобье, способное вернуть отлетевшие в иной мир души! Я достала девятиоборотную золотую пилюлю, которую хранила на груди, и вложила ему в рот. Вскоре в воздух поднялись тонкие струйки золотистого дыма. Всмотревшись в полупрозрачное лицо, я склонилась и прижалась к бесплотным губам…

Я не стремилась вернуть к жизни убийцу отца, а только хотела, чтобы он снял с меня проклятье склоненной головы… Да, все мои помыслы направлены прежде всего на собственное спасение! Убедив себя в этом, я уверенно закрыла глаза, дожидаясь, пока энергия лекарства проникнет в его тело.

Губы ощутили все нарастающее мягкое тепло, кончик носа уткнулся в твердую переносицу, а руки больше не погружались в пустоту. Под моей ладонью послышались равномерные пульсирующие удары: сначала один, потом второй…

Истощив запас своих сил, я присела рядом, глядя, как исчезают тусклые огни, в которых прежде утопало его тело. Длинные черные ресницы едва заметно затрепетали. Я не смела пошевелиться, точно меня пригвоздила к месту неведомая магия, и в оцепенении наблюдала за действием пилюли. Внезапно за углом зашуршало чье-то платье. Я в испуге вскочила, преобразилась и спряталась среди грибов долголетия.

– Кто здесь? – послышался голос Суй Хэ.

Оказывается, она вернулась. При виде угасающих демонических огней принцесса растерялась и застыла на месте как вкопанная. Мое сердце бешено заколотилось. Веки Сюй Фэна дрогнули, и он резко открыл миндалевидные глаза – как тушь, черные и бездонные, точно пропасть.

– Сюй Фэн! – Принцесса бросилась к нему и схватила его за руки. – Ты очнулся? Ты наконец очнулся!

Феникс медленно сел, посмотрел на девичьи руки, сжимавшие его ладони, и тихо спросил:

– Суй Хэ?

– Да, это я!

Принцесса крепче стиснула его руки, так что на ее пальцах побелели суставы.

Выходит, принцесса не собиралась ничего красть и не затевала интрижек с демонами. Я невольно вспомнила загадочное выражение, которое нередко встречала в книгах о любви: «Похитить сердце».

Глава 3

Я сидела на краю постели и растирала себе ступни. Ночью призрачные стражи сильно искусали мои ноги. Вид многочисленных рубцов немало меня печалил. У Рыбешки имелось чудодейственное лекарство, заживляющее порезы. В прошлый раз, когда меня угораздило поддаться наваждению и войти в воды реки Забвения, где я получила ужасные раны, Небесный Император отправил бессмертного травника к Восточному морю. Там он набрал русалочьих слез и приготовил снадобье, которое снимало боль и исцеляло. Но… если попросить у Рыбешки лекарство, он узнает о моем визите в Демоническое царство и непременно огорчится…