История вторая. Конкубина консула

– Воробышек, вы поругались с консулом?

– Такое возможно? Мой Император?

Очередная грустная улыбка… Устал. Почти круглосуточная работа сказывается. Но больше мы тему консула не поднимали.

Дни текут за днями. Ночи Император проводит со мной, а днём я предоставлена сама себе. Занимаюсь на полосе препятствий, стреляю из лука, устраиваю спарринги без оружия или боевым ножом с преторианцами. Консул не показывается. Император пояснил мне, не дождавшись моих расспросов, что Кассий Агриппа рекомендовал Вителлию Северу не пересекаться со мной без настоятельной необходимости. К начальнику Академии прислушиваются. Даже легат-прим.

Иногда я слышу музыку. В ней звучит ожидание, и это пугает. А дни идут… утекают, как вода…

У Императора и его преторианцев всё более радостное настроение. Манлий сказал, что прекрасный год завершается. Он успокоил меня, объяснив, что уходящие просто не просыпаются однажды. Они не испытывают боли, уходят в радости. Ещё и поэтому последний год называется "прекрасным".

Провели неделю на островах. Взяли ребёнка из Академии, а поскольку сейчас каникулы, первенец мой болтается на базе под руководством декуриона Азиния. Консул выделил турму Азиния в сопровождение Императора и его наследника. Конкубина не в счёт. Я, – так… погулять вышла. Каждый развлекался по-своему: Император с преторианцами охотился на акул и скатов, а мы с детьми плавали, ныряли и лазали по джунглям. Вечера проводили все вместе. Разжигали костёр, и сидели вокруг огня. Я научилась островным танцам. В соломенной юбочке. Надеюсь, консул не увидит моё изображение… К концу недели Марий начал приближаться к семье. В самом начале, он к нам вообще не подходил. Только в отсутствие Императора. Братья загорели до черноты, – похожи на бронзовые статуэтки. Я, впрочем, тоже. Меня и раньше невозможно было спутать с благородной патрицианкой, а уж сейчас, когда прозрачно-зеленоватые глаза чистокровной сияют с загорелого лица…

Наконец-то до меня дошло, почему таким знакомым показался благородный Кассий Агриппа. У нас одинаковые глаза. Для чистокровных цветной отлив радужки – редкость невероятная. В основном, – глаза прозрачно-серые. И только у двух линий имеются оттенки. У одной – зеленоватый, у второй – голубоватый оттенок северного неба. Значит, благородный Агриппа тоже относится к линии лямбда.

Чистокровных можно отличить по глазам. Много тысячелетий назад, на Земле, шли поголовные прививки против старости. Генетики решили проблему возраста. До девятисот с лишним лет Мафусаила не дотянули, но четыреста лет людям обеспечили. И триста пятьдесят из них мы сохраняем возраст расцвета: тридцать пять лет для мужчин, и двадцать пять – для женщин. Состав крови не меняется, а вот радужка приобрела сияющий светло-серый цвет. Лучащиеся светом глаза… Изредка появлялся оттенок зелени, или голубизны. Тёмных глаз не осталось. А на других планетах через пару тысячелетий восстанавливалась изначальная радужка и сокращался срок жизни. Не говоря уже о молодости. Это Новый Вавилон подогнали под земные параметры. В остальных же случях, надо было модифицировать "прививку" под изменившуюся среду обитания. Но, как обычно, знания оказались сначала засекречены, потом утрачены… Так что, теперь чистокровные "водятся" только на Новом Вавилоне. И признак чистокровности передаётся исключительно по обеим линиям. У моих сыновей тёмные глаза их отцов. У Мария – чёрные, а у Вителлия Флавиана – тёмно-карие. А вот двойня, растущая в резервации – сероглазые. Оба. И брат, и сестра. Линия сигма. Чаще всего, линия передаётся по отцу.

Отвезли детёныша в Академию. Проводила взглядом маленькую фигурку, посмотрела на Императора, не отрывающего глаз от закрывшейся за нашим сыном двери… Марий протянул мне платок. Уткнулась в него, радуясь, что у меня внимательный первенец, и ещё тому, что я без макияжа. Азиний настолько плавно развернул катер, что я не заметила, как мы двинулись к базе. Пролетели над вулканами. Катер завис над местом давней трагедии. Император преподнёс жене тропические цветы. Марк Флавий прощался, а может быть, говорил о скорой встрече…

По возвращении на базу Император с головой погрузился в дела. Попросила его дать себе отдых, – ведь всё не переделаешь… Посмотрел непонимающим взглядом, притянул к себе, подержал мгновенье в обьятиях, и ушёл работать.

Консула не видно и не слышно. Может быть, его даже нет на базе. Времени остаётся всё меньше. Состав преторианцев изменился. Многие уже "ушли". Боюсь спрашивать о знакомых. Военные привыкли, – никто не заморачивается по поводу прекрасного года. А я никак не могу принять как дóлжное скорый уход Императора. Умом я понимаю, что Марку Флавию шестьдесят лет, и то, что он сохранил тридцатипятилетнее тело, ничего не значит. Это результат прививки против старости. Но я не могу принять это…

Мои комнаты уже превращены в помесь бутоньерки с ковровой лавкой. Кругом ковры и коврики. Комнаты Императора тоже потихоньку захламляются. Полы застелила коврами, подбираюсь к стенам. Наверное, надо гобелены изготавливать вручную. А то, с таким настроением, я всю базу коврами украшу. От базы исходит ощущение довольства жизнью. Ей нравятся ковры? У кого спросить?

Как выразился Сигма-два: я – счастливая девочка. Не успела задуматься об источнике информации, как тут же появился консул. А я сегодня в гаремной одежде. Как по заказу: полупрозрачные шёлковые шальвары, удерживаются на бёдрах широким златотканым поясом, концы которого свисают до колен; маленькая безрукавка из тафты заканчивается на уровне диафрагмы, короткая чадра закрывает нос, рот и подбородок; волосы заплетены в сорок косичек, на голове – тюбетейка. Глаза подведены сурьмой. Ага, и ноги босые в восточных шлёпках с загнутыми носами.

Стою, вся такая восточная, – тку ковёр. Точнее, автомат занимается ковроткачеством в самом медленном режиме. А я сосредоточенно отслеживаю исполнение задуманного. И тут мне на обнажённую талию ложатся горячие ладони… И… Ничего. Никакого продолжения. Жду, замерев… Почти минута прошла, прежде чем мне на ушко промурлыкали:

– Скучала, кариссима? Я скучал.

Возмущённо поворачиваюсь, наталкиваюсь на белозубый оскал, долженствующий обозначать улыбку. Но я вижу в нём только угрозу. Скалюсь в ответ, пытаясь отцепить от себя нахальные руки. Безуспешно. Добилась только того, что они сдвинулись выше. Ещё сантиметр, и придётся рукоприкладством заниматься.

– Кариссима… Разве так встречают отца своего сына?

– Полагалось спросить: "где ты шлялся?"

Смотрю в смеющиеся глаза, и понимаю, что рада. В глубине души я беспокоилась из за отсутствия консула Вителлия.

– Как грубо, кариссима!

– Что поделаешь, живу практически в казарме…

– Кариссима, только не говори, что барон Зигмунд отличался изысканными манерами.

Смотрю на улыбающегося Вителлия Севера, пытаюсь говорить, и не могу. Голос пропал. И ноги подгибаются, пришлось вцепиться в китель легата-прим.

– Спокойно, кариссима.

– Что ты сделал с Зигги?!

– Ничего. Барон Зигмунд жив, здоров, и весел. Растит сына.

Жду продолжения. В голове пусто, и пустота эта распространяется, заливая душу ртутной тяжестью.

– Думаешь, я лгу?

Молча качаю головой. Я знаю, что Вителлий Север не лжёт. Полагаю даже, что знаю, кто одарил барона наследником. Я не могу винить Зигги. Он мужчина. Если матерью его сына стала Лола, то рядом с ним любящая женщина. И я сама отнюдь не хранила супружескую верность.

Меня подхватили на руки, усадили в кресло, закутали в какое-то покрывало. Главное, – тёплое. Консул сел во второе кресло, не прикасаясь ко мне.

– Удивительное проявление чуткости. Я благодарна.

– Сколько у меня с тобой хлопот, кариссима. Сменить власть было намного легче.

– У тебя были помощники.

Рассмеялся. А глаза холодные. Не смеются.

– Ты больше не жена барона Зигмунда, кариссима. И барон Алек не предъявит на тебя права. Не бледней. Он сказал, что выживет. Стражи глубин не бессмертны, но убить их очень трудно.

Я перестаю воспринимать речь. Благородный Вителлий что-то ещё сказал, потом заглянул мне в глаза, и замолчал. Встал с кресла, поражённо рассматривает маленькую гостиную. Заглянул в комнаты Императора, вернулся ко мне.

– Кариссима, Император сам сделал выбор. Я не думал, что ты так тяжело воспримешь окончание прекрасного года. Мы живём с этим, и уже привыкли… Если бы я понял твоё состояние, я не стал бы сегодня говорить с тобой о баронах.

– Не о баронах, Вителлий Север. О том, что мне некуда идти. Или мне уже пора называть тебя "мой господин"?

– Твоему отцу вряд ли это понравится.

Я его всё-таки убью… Вывалил на меня ворох новостей, и ещё издевается!

– Я не сказал? Благородный Кассий Агриппа признал тебя дочерью. Архивы резервации подтвердили отцовство. Дорогая мамочка, родившая тебя, сейчас выполняет очередной контракт, и её не стали беспокоить. Так что ты, кариссима, теперь "благородная Агриппина".

– Издеваешься, благородный Вителлий?

– Твой отец сейчас у Императора, кариссима. – Судя по голосу, шутки кончились. – Умойся и переоденься во что-нибудь более приличествующее твоему статусу.

– Статусу конкубины Императора? – вежливо улыбаюсь.

– Статусу дочери начальника Академии. И матери моего сына. Не тяни время, кариссима.

– Почему ты не называешь меня "благородная Агриппина"?

– Потому что ты не умеешь себя вести как благородная Агриппина.

Рявкает, как медведь! Убежала в умывальную комнату. Умылась, приняла душ, набросила халат с изображением сатх, отправилась делать патрицианскую одежду. Туника, стола, палла. Туника цвета слоновой кости, стола цвета чайной розы, и палла цвета ивовых листьев. Сандалии мягкой кожи без каблука. На пятисантиметровой танкетке. Вышитый узкий пояс для туники, и немного пошире – для столы. Оделась, обулась, посмотрела в зеркало. Непохожа я на патрицианку. Похожа на ребёнка, играющего в патрицианку. Как и в любой одежде, которую я делаю для себя. Мысленно махнула рукой, и вышла в свою гостиную. Благородный Вителлий встал с кресла, обошёл вокруг меня, осмотрев со всех сторон. Вздохнул…

– Кариссима, надень украшения.

– Я не знаю, какие.

Легат-прим прошёл без спроса в мой будуар, взял со столика шкатулку Флавиев, раскрыл, и вытащил резной нефритовый комплект. Подошёл ко мне, и, видимо, вспомнив, как долго я пыталась справиться с застёжкой жемчужного колье, быстро надел на меня все эти побрякушки. За вычетом серёг. Уши я так и не проколола… Ещё раз обошёл вокруг меня, опять тяжело вздохнул.

– Всё так плохо? Может быть мне надеть сари?

– Не надо. Я этого не перенесу! Я обещал твоему отцу не давить на тебя. Но если ты будешь демонстрировать мне обнажённые бока, я не выдержу. Увезу тебя в своё поместье, и пусть благородный Агриппа штурмует его силами курсантов и преподавателей Академии.

– Твоё поместье, Люк, я не взялся бы штурмовать даже силами спецподразделений. Благородная Агриппина, ты прекрасна.

– Мой Император…

Низко кланяюсь. И? Что дальше? А дальше мне протягивают руку, и выводят в большую гостиную, полную офицеров, и передают в руки начальника Академии. Благородный Кассий Агриппа берёт меня за руку, и говорит:

– Я передаю свою дочь тебе, мой Император. В присутствии десяти свободных граждан Империи.

Глава десятая:

О том, как Воробышек добилась хорошего настроения своего отца, а также о дуэли Вителлия Севера и барона Алека, о попытке легата-прим добиться "брачного вечера" и очередной ссоре с ним Воробышка.

Хлопаю глазками… Мыслей никаких… Учуяв запах крови, поворачиваюсь: притащили в каюту Императора походный жертвенник, и режут на нём несчастное животное. А Император берёт меня за руку и отводит от… отца? – вероятно, всё-таки, да. Так мы что теперь? Женаты? Да… папуля в авторитете. Ой! Это значит, мои детёныши – внуки начальника Академии? Бедные дети! Интересный обряд: передали из рук в руки, свидетели свитетельствуют, жертва истекает кровью. Что характерно: о желании меня никто не спрашивает. Не хочу быть патрицианкой!

Император, держа меня за руку, принимает поздравления офицеров. Благородный Кассий Агриппа беседует с консулом Вителлием Севером. Замечаю Мария, стоящего у входной двери. Беспомощно улыбаюсь сыну…

– Воробышек, увидимся вечером.

Легко пожав мои пальцы, Император уходит. За ним каюту покидают офицеры, отдав мне военный поклон с прищёлкиванием каблуками. И нас осталось четверо: мой отец, консул Вителлий, мой первенец и я. Благородный Кассий Агриппа, взглянув на меня без одобрения, сказал консулу:

– Позаботься обучить её носить церемониальную одежду, Вителлий Север. Проводит Императора, закроешь в поместье. Пока не вытравишь из неё дорогую мамочку, к людям не выпускай.

Начинаю злиться. Жила спокойно без родителей двадцать семь лет, и ещё десять раз по столько проживу! Легат-прим посмотрел на меня, и спросил:

– Мой легат, может быть твоей дочери просто не надевать церемониальную одежду?

– Ну… или так. Но на свадьбе, и принимая поздравления с рождением детей, она должна быть одета как патрицианка. Допустим, брак можно заключить "по факту давности". Но это не освободит её от поздравлений с рождением детей. Повторяю, Вителлий Север: займись её воспитанием.

– А чем благородному Кассию Агриппе не угодили "дорогие мамочки"?

Вителлий Север смотрит на меня умоляюще, Марий подаёт какие-то знаки, но мне уже шлея под хвост попала:

– Все присутствующие рождены чистокровными матерями. Откуда такая непримиримость?

Не буду называть благородного Кассия Агриппу отцом! Не хочу. Ха! Я думала, что консул Вителлий ненавидит "дорогих мамочек"! Это я ещё с папулей не познакомилась!

Папуля окинул меня презрительным взглядом, и отвернулся к легату-прим:

– Я сказал тебе своё мнение. И дал рекомендации, как следует поступить. Ты уже большой мальчик, Вителлий Север, разбирайся сам. Я выполнил то, что от меня требовалось, и умываю руки.

Смотрю на начальника Академии, и удивляюсь: там, в Академии, он был добр ко мне. Что с ним сейчас? Мелькнула мысль: может быть он голоден? Вот и рычит? Прикинула по времени, минимум четыре часа он не ел. Император и офицеры точно не сообразили накормить… Метнулась к автомату, заказала обед. Хорошо, что я от скуки занималась составлением меню. Когда уставала от ковров…

– Прошу благородного Кассия Агриппу простить мою неловкость. Твои замечания очень ценны для меня. Не откажись пообедать с нами… отец.

Всё-таки я это сказала! Быстро накрываю на стол. Папуля, собравшийся уходить, принюхался, и задержался, милостиво кивнув. Ну… это же совсем другое дело! Консул Вителлий и Марий забрали у меня всю посуду, мне опять осталось только специи поставить на стол. Мужчины насыщаются, я угрызаю хлебец. Марий успевает ещё бегать забирать опустошённые тарелки и соусники, и сбрасывать их в автомат.

– Чай, кофе? Что-нибудь покрепче?

– Чай. Черный. Без сахара.

– Вителлий Север пьёт кофе. Марий, а ты что будешь?

– А шоколад есть?

– Конечно.

Улыбаюсь первенцу. В десять лет ни чай ни кофе не ценятся. Истинная ценность – шоколад. Детёнышу к горячему шоколаду заказываю блинчики с орехами, мужчинам – крохотные слойки и пирожные на один укус. Папуля начал улыбаться. Правильно говорят: бойся собаку сытую, а человека голодного. Сытый и довольный отправился к выходу.

– Мне пора. Благодарю за обед. Не провожайте, я знаю дорогу. – И отдельно ко мне. – Я попрошу Юлию позаниматься с тобой, дочь. Выше нос, девочка.

Благородный Кассий Агриппа нас покинул. Консул Вителлий Север смотрит на меня с новым интересом.

– Кто бы мог подумать. Так просто… Я опасался, что ты не найдёшь общий язык со своим отцом, кариссима. Рядом с ним всё время патрицианки из лучших родов, поэтому у него завышенные требования к манерам. Взбесить отца, кариссима, тебе удалось буквально парой слов. К счастью успокоился он беспрецедентно быстро. Всего-то и надо было накормить… Поразительно! Курсант Марий, ты можешь идти.

– Я не оставлю вас наедине, мой консул. Императрица, – это не конкубина.

– Марий, я не императрица. Да, нас поженили по патрицианскому обряду. Но быть женой Императора, и быть Императрицей – это две большие разницы!

На вопросительный взгляд детёныша отвечает консул Вителлий:

– Коронации не было, курсант. Твоя мать действительно является только женой Императора.

– А кто такая Юлия? Помимо того, что она патрицианка из рода Юлиев?

– Очередная жена твоего отца. Которая по счёту, – не спрашивай. Я думаю, что он и сам не помнит. Впрочем, не исключено, что его жёны внесены им в реестр. Для удобства.

– То есть, моя мачеха?

– Именно, кариссима.

– А…

Начинаю, как обычно, формировать вопрос в процессе проговаривания. Благородные Вителлий и Марий внимательно смотрят, а я думаю, насколько удобнее разговаривать с Императором, который отвечает, не дожидаясь, пока я сформулирую вопрос… Уже забыла, что хотела спросить.

– Кариссима?

– Я хотела спросить есть ли у начальника Академии дети. И не надо мне отвечать "где-нибудь, наверное, есть". О наличии чистокровных отпрысков я догадываюсь. Его многочисленные патрицианки… От них дети есть?

– Во время попытки переворота сорок лет назад, Кассий Агриппа потерял семерых сыновей, из которых двое – чистокровных. Насчёт чистокровных дочерей, – не знаю. Признал только тебя. Прочие дети… Спроси у отца. Внуков, кроме твоих мальчишек, точно нет.

– Как же "точно", когда о дочерях не знаешь?

– Я знаю, что Кассий Агриппа не брал в свой дом чистокровную, а сколько раз он посещал резервацию по вызову, – знает только он. Ну и в реестрах генетиков наверняка отмечено… Сыновей он признал и следил за их карьерой. А дорогие мамочки твоему отцу неинтересны.

– Ну, спасибо!

– Не обижайся, кариссима. Твоя обида не влияет на ситуацию.

– А почему у него много жён?

– Потому что ни одна женщина не желает стареть рядом с молодым мужем. Они разводятся и возвращаются в семьи. Кассий Агриппа возвращает приданое, чтобы его женщины не бедствовали.

На мой возмущённый взгляд, консул отвечает:

– Ты знаешь, что по закону он не обязан этого делать.

– А зачем он женится?

– Затем, что патрицианки из первых семей не могут заключать конкубинат. А свободным от брачных уз твой отец бывает в лучшем случае три дня после очередного развода. Пока документы оформляются.

И всё это с любезной улыбкой. Захотелось что-нибудь разбить о голову консула. Или первенца, так невовремя вспомнившего о приличиях. Я хотела потребовать у легата-прим запись его встречи с баронами. А при Марии, – не могу. Консул уйдёт от ответа. Сижу и злюсь. Папуля ещё… Учиться быть патрицианкой! Мне оно надо?

– А сколько лет благородной Юлии?

– Девятнадцать.

В шоке открыла рот, закрыла, и смотрю на легата-прим… Девятнадцать. А мне почти двадцать восемь. И эта… Юлия будет меня учить, как себя вести… Ну, папуля! Обалдеть! Хотя, учитывая как он выглядит, немудрено… Патрицианки они, или нет, но у девчонок наверняка крышу сносит при взгляде на него…

Консул с моим первенцем откланялись. Я сняла уже ненавидимую мной одежду патрицианки, переоделась в комбез и берцы и отправилась на полигон. Занялась стрельбой из лука, затем поупражнялась с метательными ножами. Наконец, моё ожидание закончилось. Появился консул. Отобрал у меня метательные ножи, вручил пару боевых клинков и вытащил на площадку. Гонял меня, как новобранца… и ни разу не позволил себя не то что зацепить, а даже приблизить клинок. А я старалась! Бесполезно!

– Плохо, кариссима. Ты не занимаешься.

– Не с кем. Император занят, а твои преторианцы очень бережно ко мне относятся.

– Естественно. Они должны тебя охранять… Даже от твоей собственной дурости. О чём ты хотела со мной поговорить?

– Я хочу знать что произошло в баронствах, Луций Вителлий Север. Открой мне доступ к записи.

– А почему ты решила, что такая запись существует, кариссима?

– Потому что ты будешь её неоднократно просматривать, если понадобиться общаться с баронами. Ты будешь анализировать выражения лиц, интонации, взгляды…

Холодные глаза весело блеснули.

– Кариссима… Для плодотворного общения мне достаточно подвесить пару кораблей на орбите планеты. Для того мира хватит и десантного катера. Серые лорды в политику не вмешиваются. Они озабочены исключительно сохранением редких видов существ во Вселенной. В том мире они следят за ройхами и сатхами.

Вспомнила посещение лабиринта барона Алека… Чёрный тоннель в котором загораются два пурпурных огня, становящиеся всё больше. Шорох чешуи по камням. Огни на высоте моего роста. Огромная змеиная голова с острыми чешуями над красными глазами, напоминающими надбровные дуги. Шипение-разговор на незнакомом языке… Длинный раздвоенный язык, пробующий не воздух, а наши ауры. Загнутые клыки, длиной с мою кисть, сочатся ядом. Камень плавится в месте, где падают капли… У меня возникает ощущение, что меня пытаются классифицировать… Сатх разумны? Барон Алек изящно ушёл от ответа. После "знакомства" с сатх, я какое-то время боялась оставаться в темноте… Потом прошло, слава Богу.

– Ты шантажировал баронов десантным катером?

Сузившиеся глаза легата-прим на мгновение полыхнули арктическим холодом. Моё сердце ухнуло вниз как с горки. Оскорбился Вителлий Север. Ну не умею я разговаривать с мужчинами…

– Пойдём, кариссима. Прогуляемся. Запись в моём личном архиве.

Иду по стремительно пустеющим коридорам базы, стараясь держаться на шаг позади консула. Непросто сохранять видимость быстрого шага, когда приходится чуть ли не бежать. И уже у плиты, заменяющей здесь двери, прихожу в себя. А куда я, собственно, иду? Даже для конкубины посещение чужих мужчин без сопровождения – недопустимо. Преторианцы – не в счёт. Тем более, что это преторианцы консула…

– Я не могу войти к тебе, Вителлий Север. В твоей каюте нет женщины, которая может меня принять.

– Мне жениться на ком-нибудь прямо сейчас? Говори, кариссима! Пока я добрый.

Добрый! Смотрю на хищный оскал, заменяющий у консула улыбку, глаза, сияющие льдом на зимнем солнце, и отступаю на шаг, второй… а консул расплывается у меня перед глазами, потому что я плáчу от обиды. Поворачиваюсь и бегу, стараясь не всхлипывать. Почти добежала до поворота… Оказавшись на руках у консула, возмущённо шиплю не хуже сатх:

– Отпусти меня, Вителлий Север! Я не пойду в твою каюту!

– Конечно нет, кариссима. Я понимаю, как это неприлично…

И? Я хочу сказать, что? Возмущённую издевательским тоном меня, перекинули через плечо, и внесли как военную добычу! Преторианцы остались за дверью.

– Ты с ума сошёл, Вителлий Север?

– Допустим…

– Выпусти меня!

Сбросил меня в кресло, наклонился ко мне, опираясь руками о подлокотники:

– Ты определись, кариссима. Тебе хотелось узнать о произошедшем в баронствах. Я предоставляю тебе такую возможность. Мой личный архив не покидает мою каюту. Даже в угоду супруге Императора. Будешь смотреть, или уйдёшь? Удерживать не стану.

Напоминаю себе, что злиться нельзя. В какое мгновение у легата-прим в очередной раз снесёт крышу, – неизвестно. Лучше не провоцировать. Включаю контроль дыхания… Вдох, выдох… Спокойно… Спокойно… Определившись с приоритетами, говорю:

– Буду смотреть. Сделать тебе кофе?

Консул рассмеялся.

– Кариссима… А-а-а, ладно… Делай кофе.

Автомат в кухонном отсеке не включали ни разу. Чем он питается? Быстро заказала кофе и канапе. Запрограммировала несколько вариантов завтраков, обедов, ужинов. К счастью, я освоила этот агрегат в каюте Императора, а память у меня хорошая. Ага, даже помню, что сегодня вышла замуж. За Императора Марка Флавия. И что теперь у меня есть имя. Отец меня пришибёт на месте…

– Не пришибёт, кариссима.

Он мысли читает? Или я вслух думаю?

– Поправь меня, если я ошибаюсь, благородный Вителлий: всё происходящее на базе записывается.

– Не ошибаешься.

– Тогда почему…

– Император разрешил ознакомить тебя с материалами моего посещения мира Альмейн. Он знает, что свой архив я навынос не даю.

Опять наклонился ко мне, опершись ладонями о стену по обеим сторонам от моих плеч… Я стою выпрямившись, загоняя страх поглубже внутрь. Это как с хищником… Покажешь страх, – станешь добычей. А консул приблизившись глаза в глаза тихо говорит почти касаясь моих губ своими:

– Никто… Ничего… Не… Скажет…

Ощущаю себя крохотной птичкой в лапах сытого кота. Сердце бьётся в горле… Внизу живота холод и пустота… ещё мгновенье, и я потеряю сознание. Холод стали в руке отрезвляет. Приставила метательный нож к диафрагме консула.

– Шаг назад, Вителлий Север. Соблюдай дистанцию.

Надеюсь, что мой голос не дрожит…

Консул, улыбаясь, оторвал ладони от стены, и, держа руки поднятыми, шагнул назад, выполняя мою просьбу. А его зрачки полнятся золотистым светом… Вспыхивают и гаснут… Зачарованно смотрю… Нет, я, конечно, понимаю, что меня самым наглым образом охмуряют. Но пусть лучше охмуряет, чем руки распускает. Пока легат-прим удерживается от прикосновений, пусть делает, что хочет. Потому что если он вздумает меня целовать, то в своей каюте он на поцелуях не остановится. Некому здесь его остановить. Я для консула не противник. Так… погулять вышла.