Пеликан. Расплата за милосердие

Ни капитан, ни Финтан, ни близнецы Норрейс, ни люди «Мэриголда» не знали, к чему их готовил этот вечер. Всякая хоть сколько-нибудь стоящая жизнь полна тех моментов, к которым невозможно быть готовым. Все намеки, призрачные и явные, складываются единым полотном и схлопываются в памяти, как прибивает ткацкий станок нити друг к другу. И вот глазу открыт узор, а не отдельные нити. Конечно, их можно разглядеть, если пристально вглядываться, но у кого на это есть время?

Времени у близнецов не было. Они пели и танцевали с музыкантами, разыгрывали сцены, которые писались на ходу. Былая веселость, присущая отнюдь не беззаботному, но все-таки радостному детству, с новой силой наполнила близнецов. Брат и сестра менялись именами, и им охотно подыгрывали. Этот вечер, напоенный горьким дымом и веселой ложью, еще вернется. Но до этого часа еще далеко. Сейчас можно дышать и радоваться, держаться за руки, петь и даже кричать. Вольность, позволительная разве что детям, сейчас пьяняще наполняла воздух. Актеры распевали стишки или зачитывали их, как будто бы придумывая на ходу. Если бы Рыжий Лис не подслушивал их, может, и впрямь поверил бы, что это столь блестящая импровизация, а не отработанный годами материал. Впрочем, загадки и разоблачения Финтан оставил при себе.

Видя, как охотно люди идут на уступки и подыгрывают друг другу, Рыжий Лис воодушевился до того, что хотел принять участие в игре. Рейчел уже отыграла жестокосердную царицу Севера и ее служанку, торговку птицами, которой суждено стать матерью деспота и тирана, и лишь Господь знает, когда бы эта неуемная девица успокоилась, если бы Финтан не взял на себя свою роль. А роль эта была облюбована заранее и готова еще с Плимута, если не раньше. Сомнений не было, кем на этот раз станет Финтан.

Подобрав палку с земли, он оглядел ее со всех сторон и удовлетворительно кивнул – сойдет. Плечи расправились сами собой. Взгляд обратился к морю. Отсюда оно казалось полоской чешуи. Волны поблескивали мелко-мелко. Финтан заложил левую руку за спину, второй взял трубку, подобранную с земли. Первой, кто поняла и улыбнулась этой шутке, была Рейчел. Она тут же прильнула к уху Джонни и вполголоса стала пересказывать все, что видели их с братом глаза. Тем временем остальная команда один за другим начали догадываться. Смешки срывались то тут, то там. Эдварда тоже позабавил этот вид Финтана, его манера расхаживать, крутя в руках, казалось бы, палку, но вскоре не оставалось сомнения, что это трубка.

– Кошку в пятку! Ну и что мне делать с тобой, дружок? – обратился Финтан к Эдварду, заметив эту веселость.

Здоровяк присвистнул и хлопнул в ладоши от удовольствия. Заручившись одобрением даже Эдварда, Финтан было уже возомнил себя неуязвимым, ибо он смеялся устами своих зрителей над самим капитаном. И именно в такой момент был нанесен резкий удар под дых. Воздух не мог выйти из груди, по спине пробил холод. Два черных глаза не мигая уставились на него. Тут, меж актеришек и матросов, стоял нелюдимый Диего. Как долго он здесь, не столь, впрочем, важно. Многим проклятиям хватает единожды узреть душу проклятого. Достаточно просто узреть, совсем не обязательно встречаться с ней взглядом, чтобы ощутить всю губительность и смертоносность. Если бы Финтан так и не заметил бы черноокого Диего, для него все равно был бы один исход.

Рейчел была первой, кто разгадала игру Финтана, она же была первой, кто подловил его оцепенение. Диего не двигался с места, когда взгляды один за другим обращались к нему. В том же угрюмом молчании, что и всегда, Диего развернулся и пошел прочь.

Финтан смотрел вслед этому молчуну, чувствуя на себе укор. Стало слишком тихо. Вдалеке море с кем-то шепталось. Волны снова и снова накатывали, как будто тянулись к месту действия, сокрытому со стороны океана. Вода разбивалась, так и не сумев подслушать тех тихих слов, которые все же раздались в ночном воздухе.

– Вы думаете, что я его привел? – спросил Финтан.

Взглядом он обратился к капитану Брайту, но, очевидно, обращался ко всем.

– А кто? – спросил Эдвард, разминая свои руки – четырехпалую и шестипалую.

– Не знаю. – Финтан метнул палку наземь, как метают ножи.

Она вошла наполовину в мягкий песок. Из груди Финтана вырвался глухой смех. Подняв взгляд, обвел глазами публику. Сейчас внимание было приковано еще сильнее, еще пристальнее, нежели во время дурашливого представления.

– Стало быть, я просто конченый, если и впрямь я позвал Диего, – сказал он и будто бы тыльной стороной ладони проверил, не мучит ли его жар. – Знай я, что Диего, как горный тролль, притаился за камнем, стал бы я шутить над капитаном? Нет, в самом деле, у меня, кажется, жар. Большая честь, капитан, быть гостем подле вашего костра.

С этими словами он поклонился капитану Брайту, после чего повернулся к близнецам. Коротко кивнув обоим сразу, Финтан пошел прочь. В этом кругу ему никогда не было места. Примостившись на пологом утесе, Рыжий Лис затаился и слушал море всю ночь.

Одиночество прививает любовь к тишине и молчанию. Жизнь беглым изгнанником приучила Рыжего Лиса любить тишину, разбираться в ней, как в музыке. Бывает молчание удивительного красноречия, намного выразительнее и полнее, нежели любая болтовня, которой пытаются забить воздух. Следующим утром именно такая красноречивая тишина воцарилась меж близнецами и Финтаном. Брайт коротко перешептывался со своими людьми и поглядывал из стороны в сторону. Все свидетели вчерашней игры ждали появления капитана Дрейка.

И наконец дождались. Близнецы взялись за руки. Пусть глаза Джонни были слабы и едва ли разглядели с этого расстояния лицо приближающейся фигуры, совокупность жеста сестры и повисшей тишины сомнений не оставила. Капитан был здесь и сейчас приближался к близнецам и, конечно же, Финтану.

Финтан не сводил пристального взгляда с капитана. На висках заходили жилки от напряжения. Челюсть плотно сжалась, как будто во рту была пища, требующая предельно усиленного пережевывания. Капитан стоял уже в нескольких шагах от Финтана, но тот не вставал с места, не кланялся. Еще было не поздно. Выжидание затягивалось, давая шанс Финтану дать какие-то объяснения.

Капитан глубоко вздохнул, и плечи сутуло опустились. Он стал заглядывать в лица близнецов, отчего тех двоих пробрало, а затем уставился, не мигая, в глаза Финтану. Это был лютый волчий взгляд. Пока общее смятение лишь сгущалось и нагнетало, Дрейк сжал кулак и прижал к сердцу. Рука Финтана сама по себе дрогнула, а на губах скользнула усмешка. Такая веселость, присущая радостному облегчению, вскоре вспыхнула и на лице Рейчел, и она первым же делом зашептала на ухо брату об увиденном, хотя, впрочем, Джонни и без того мог угадать, что все разрешилось каким-то даже слишком добрым образом. До Джонни, как и до всех присутствующих, мог донестись тихий глухой смех, сорвавшийся с бледных губ Финтана. Капитан улыбнулся в ответ, выпрямился и окинул взглядом близнецов, сидевших рядом и державшихся за руки.

– Берегите друг друга, – попросил капитан.

Как бы странно ни вязались слова «капитан» и «просьба», в этот момент иные слова не могли прийти на ум. Так много было в голосе и взгляде теплоты, чуждой и неуместной для промерзшей открытой дикости и ветру бухте. Все трое одновременно кивнули едва ли не против воли, просто потому что существует голос, которому невозможно отказать, даже в просьбе, и Дрейк сейчас говорил именно таким голосом. Заверившись таким единогласным согласием, он удовлетворенно кивнул в ответ и направился дальше.

– Что это сейчас было? – спросила Рейчел, обернувшись к Финтану.

Мысли и взгляд Рыжего Лиса были обращены вдаль, к капитану. Френсис уже разговаривал с Эдвардом, коротко кивая на корабли. Дрейк единожды оглянулся через плечо, но этот, вероятно, случайный взгляд позволил Финтану вернуться к Рейчел.

– Это был ответ, достойный истинного капитана, – произнес Финтан, невольно сжав кулак и медленно прижимая к сердцу.

Что-то сонно ворочалось в памяти, но эти проблески были слишком слабы и быстро утонули в темной толще воды.

Прошло какое-то количество дней. Определенное число не в состоянии передать того ощущения времени, которое в самом деле пришлось пережить. Два тягучих дня нудного труда, скитаний, точно в Элизиуме, не равны двум дням, которые моряк проводит с семьей, вернувшись из многолетнего плавания, когда ему предстоит вот-вот снова отправиться в странствия. Минута ожидания исполнения приговора на скрипучих подмостках под шум толпы не равна минуте, проведенной в постели, когда рассудок только-только вернулся из мира грез. Сколько времени провела команда капитана Дрейка в бухте, точно сказать не получится, если стоит задача передать именно ощущения времени. Каждый нес свое бремя с посильным мужеством. Но все же определенное единство заключалось в том, что весной, в середине марта 1579 года корабли были готовы наконец-то тронуться с места.

Никто из команды не мог спорить с тем, что ход времени неоднороден. Стоило лишь капитану отдать приказ – «Завтра отбываем», и все – поток изменился. Появилось завтра, некая сила иного порядка наконец-то оживила ход времени, и вот это «завтра» наконец-то будет отличать от холодного хмурого «сегодня» и всех предыдущих «вчера». Наконец-то появилось различие между днями, которые слиплись между собой в отвратительный ком. Наконец-то наступит по-настоящему новый день.

С такими мыслями сидел Финтан Макдонелл в последнем дозоре, оглядывая эту бухту. Над ним дрожало пламя факела, который вздымал вновь и вновь языки, желая отгореть напоследок как можно более причудливо. Но никто не смотрел на эту и впрямь занятную пляску. Лагерь был собран, и на рассвете корабли уже двинутся дальше. Эта ночь была и без того особенная, как вдруг Рыжий Лис заметил приближение капитана Эдварда Брайта.

– Наконец-то, – вздохнул здоровяк-плотник, и его плечи и грудь заметно опустились от глубокого выдоха.

То ли восхождение к дозорному так измотало, то ли это был попросту знак большой радости и долгожданного облегчения. Финтан согласно кивнул, и бледная улыбка чуть коснулась губ.

– Скоро оставим эту бухту позади, – протянул здоровяк, проведя по затылку. – Все разговоры, все оставим.

Эдвард взглянул на Финтана, как будто задал вопрос. Странным было не то, что капитан Брайт решил накануне поболтать, вместо того чтобы как следует выспаться. И даже не то, что собеседником был избран Рыжий Лис. И даже не то, что Эдвард сейчас смотрел, как будто ждал ответа на вопрос, собственно, не задав его. Самым странным было именно то, что Финтан прекрасно понял, что именно спрашивал капитан.

«Я собираюсь заговорить с тобой об этом лишь один раз, лишь сейчас. Ни через день, ни через месяц, никогда больше мы не заговорим об этом. Давай поклянемся в этом друг другу в эти последние часы в бухте Сан-Хулиан, и будем честны. Обещаешь мне ответить честно сейчас?»

Как-то так звучал очевидный, хоть и невысказанный вопрос в головах обоих, и Финтан кивнул, соглашаясь почтить последнюю ночь каким-то искренним признанием.

– Что у тебя за дела с генеральскими детками? – спросил Эдвард.

Улыбка Финтана стала заметнее и шла как бы изнутри. Взгляд устремился к морю, к той далекой сакральной грани, зовущейся горизонтом. Всегда на виду, всегда недостижимая, эта грань неба и моря медленно светлела.

– Если рассказывать все, то нам не хватит времени, – ответил Финтан. – Говоря коротко, у меня есть причины, и весьма серьезные, оберегать их.

Эдвард понимающе кивнул и поджал губы. Он бы что-то еще сказал, но обрушился резкий порыв ветра. Пламя факела затрепетало, прижалось низко-низко. Огонь цеплялся из последних сил, но порой даже предельных усилий не хватало. Когда ветер стих, пламя не поднялось вновь.

Финтан шикнул от недовольства, ведь дотяни факел какой-нибудь час, не пришлось бы сейчас возиться. Поджав губы, Рыжий Лис исправно приступил к своему долгу дозорного и принялся снимать факел. Осторожно касаясь горячей и обжигающей деревяшки, он снял тряпье, чтобы снова пропитать. Эдвард стоял, скрестив руки на груди, наблюдая за тем, как Финтан высекал искру. Наконец пламя, прожорливое, но прихотливое, схватилось за растопку и хлынуло по факелу, возвращаясь в былое обиталище.

– Это месть? – спросил Эдвард, пока Финтан поднимал факел, возвращая в железные петли, вбитые в столб.

Рыжий Лис сосредоточенно хмурился и, вернув факел, стал разглядывать руки, замаранные сажей. Вглядывался не дольше нескольких секунд, после чего попытался оттереть их об одежду и лишь затем перевел взгляд на Эдварда. Финтан кивнул, прося еще раз повторить вопрос.

– Ты вызвался убить Томаса Даунти, – сказал Эдвард.

Финтан вскинул брови, отдавая должное смелости капитана Брайта. Давно он не слышал имени казненного советника.

– Это была месть за отравление Джонни? – спросил Эдвард.

– Да, – уверенно кивнул Финтан. – Это часть моей клятвы.

– Так это правда? – молвил капитан Брайт. – И зачем же защищать генеральских деток?..

Рыжий Лис сам не заметил своего прищура.

– …как не для того, чтобы задружиться с генералом? – протянул Эдвард, будто бы общался с морем и камнями, да хоть с факелом дозорным, но не с Финтаном.

– Ты меня раскусил, – пожав плечами, признался Рыжий Лис, вновь попытавшись оттереть руки от сажи.

Эдвард и Финтан улыбнулись, ведь беседа обернулась для каждого лучшим образом.

– Говорят, у генерала скверный нрав, – припомнил Брайт.

– Готов поклясться, – ответил Рыжий Лис, приложив кулак к груди, – он просто конченая мразь.

– Ходишь по грани, – предупредил Эдвард.

Финтан прыснул под нос, приняв эти слова за добрую похвалу.

Глава 2

Сердце

Утраченное всегда возвращается. Пусть и подвергнутое невообразимой метаморфозе, вывернутое, вытряхнутое, начиненное чем-то чуждым, сшитое, вспоротое и вновь собранное воедино, но все же оно возвращается. Чья вина, что порой утраченное невозможно узнать? Впрочем, винить кого-то в таком случае – удел людей ограниченных и брехливых.

К Джонни вернулось зрение, или, вернее сказать, видение мира, понимание, где предметы и люди находятся друг относительно друга. Глаза были по-прежнему слабы, если не стали хуже. Но на помощь, или даже, вернее, в утешение, пришла не присущая раньше осторожность и крепкая память. Джонни хоть и вынужденно, но все же внимательнее стал относиться к своим вещам, к размеру помещений, к поворотам, ширине коридоров, к запахам и звукам, к свойствам эха, вибрациям, которые шли по доскам.

Была ли эта замена честной? Разумеется, нет, ведь обмен никогда не бывает равным, ведь поистине равный обмен оставляет скверное ощущение и неудобный зудящий вопрос: «Ради чего все это было?» Если ни одна из сторон ничего не приобрела и не потеряла, тогда весь акт выглядит каким-то пустым и бесполезным, зря только время тратили. Нет, обмен не был ни честным, ни удовлетворительным. Он страдал. Страдал, как может страдать что-то жалкое и глупое, мнящее некогда себя великим потомком славной крови.

– Генеральский сынок… – цедил Джонни, скрипя зубами от бессильной удушливой злости.

Пальцы рук кровоточили, и хоть он не видел крови, но ощущал горячий поток и привкус меди на губах. Скверная привычка приобрела уже ужасающий вид. Рейчел не говорила ни слова, заставая брата с изгрызенными пальцами. Джонни не видел лица сестры и был рад этому. Рейчел опускала голову, промывала раны и перевязывала пальцы, не выдавая себя ничем. Лишь однажды раздался всхлип. Рейчел сослалась на простуду, а Джонни сделал вид, что поверил. Разумеется, они оба знали правду, и как иначе, раз они делили одну душу и одни глаза на двоих?

И все же Джонни день за днем все больше отдалялся. Пятна становились менее четкими, границы меж ними сжирала ненасытная тьма. Он был один в этой тьме.

– Ты стал куда собраннее, – раздался голос Рыжего Лиса.

Джонни кивнул, как привык кивать в знак того, что услышал собеседника, неважно, согласен с ним или нет. Финтан стоял, опершись спиной о стену, скрестив руки на груди.

– Должно же что-то прийти взамен утрате, – тяжело вздохнул Джонни, сжимая кулак.

В костяшках заныла страшная боль, но генеральский сынок призывал ее, упрямо стиснув зубы. Это мучительное напоминание о том, что Джонни все еще жив и способен чувствовать, служило тяжелым крестом, вот-вот впечатающим в землю, но одновременно с тем и спасительным якорем. Меж тем Финтан присвистнул и пожал плечами.

– Должно? Кому это? – удивился Финтан. – Кто же посмеет спросить у судьбы? Правила честного обмена никогда не были интересны ей.

– Вот поэтому иногда надо подменивать карты, – пробормотал Джонни себе под нос. – В игре с мошенником жульничество становится долгом, ведь в противном случае попросту вознаградишь его подлость и обман. И тот, кто наградит обман, – паскуда и тварь.

– А если за столом сидят и ворье, и честные люди? – спросил Финтан.

Запрокинув голову назад, он с прищуром подглядывал за генеральским сынком. На лбу Джонни пролегли задумчивые морщины.

– Ты либо играешь честно, либо нет, – продолжал Рыжий Лис. – Согласен – подыгрывать подлецам недопустимо, и каждый ответит по заслугам. Но не стоит говорить так, будто сам при этом ты не становишься таким же подлецом, если не хуже.

– Если какой-то блаженный полудурок сел ко мне за стол и в самом деле решил сыграть по-честному, – тряхнул плечами Джонни, – то тем только лучше. Пусть он проиграет мне, а не какому-то кровожадному зверью, который взыщет долги, с живого или с мертвого.

Финтан не шевельнулся, не проронил ни слова, но губы его бесконтрольно расплылись в улыбке.

– Я-то припугну, и всего-то, – отмахнулся Джонни. – Если повезет, отобью всякую охоту от картишек.

– Ну, тебе что-то не отбили, – пожал плечами Финтан.

Норрейс прыснул под нос и провел рукой по лицу. Долгое время пустой взгляд был уставлен вниз, в одну точку.

– Это как… – Джонни медленно поднял протянутую руку вперед, точно пытался до чего-то дотянуться.

Финтан замер в ожидании и разглядывал уродливые ногти с корочками черной запекшейся крови.

– Как тонущий корабль, – сказал Джонни, сжав кулак. – Он идет ко дну и тянет за собой всех, кто рядом.

– Тогда стоит научиться плавать, – ответил Финтан.

Только покинув каюту и выйдя на палубу, Рыжему Лису пришло на ум, что учиться уже поздно. Еще накануне вечером небо горело красной преисподней. Это пылкое зарево горячило кровь, готовя к буйству, которым собиралось разразиться море. Финтан с самой ночи готовился к буре, но она все временила.

«Конечно, нанеси удар, когда подберешь наилучший шанс. Я же свой жду какой год подряд? Когда на кону так много, спешка ни к чему», – думал Макдонелл, любуясь красным закатом, от которого теперь не осталось и следа.

Открытое ярое солнце палило, и порывы воздуха походили на добрых спутников вроде мифических дельфинов, нежели на неукротимую стихию. Паруса расправились, растянулись, как ловчие сети, куда охотно попадался морской ветер. Скрип тросов перемешался с перекрикиванием людей, снующих из стороны в сторону. Их спины, сгорбленные и прямые, загоревшие руки и кисти, длинные бороды на исхудавших лицах со впалыми щеками и блестящими глазами навыкате – все это стало единым образом. Этот несуразный человек рисовался чем-то, что наполняет корабль, подобно тому, как горячая кровь наполняет жилы. Взгляд скользил по матросам, один неотличимый от другого, большие и сильные пятна с тугими мышцами, тянущие канаты, или щуплый червь, драющий палубу, все они были одним смолистым комом. И наконец Финтан устремил свой взор на капитанский мостик и увидел того, чья воля направляет и тело корабля, и эту горячую бранливую кровь в виде матросов с обгорелыми лицами.

Капитан стоял прямо, заложив руки за спину. С прищуром он глядел куда-то за горизонт, а по правую руку стоял угрюмый и мрачный Диего. Френсис задумчиво кивнул, видимо, только-только заслушав донесение, произнесенное низким шепотом. Капитан чуть шевельнул головой. По спине Финтана пробежал не холодок, нет – он вовсе не испугался. Скорее, что-то досадливое, саднящее чувство упущенного преимущества. Теперь шансы были уравнены – Рыжий Лис больше не был незаметным наблюдателем, а эта роль была по нраву. Сейчас они оба видели друг друга. Финтан коротко кивнул, капитан коротким жестом подозвал к себе. Суетливо взгляд метнулся сперва на Диего, угрюмую молчаливую тень за плечом Дрейка. Раскосые глаза предостерегали от чего-то неведомого. В глазницах колыхались черные волны ночного моря при бледном свете. Финтан принял во внимание предостережение, но сейчас, как уже много раз до этого, решился действовать. Он взошел на мостик и остановился в нескольких шагах от капитана.

– Как Джонни? – спросил Дрейк.

Рыжий Лис сразу приободрился или, во всяком случае, сделал вид, как будто на этот вопрос ему и впрямь есть что ответить доброго и радостного.

– Для его положения – на удивление славно, – ответил Финтан, сжав кулак и прижав к сердцу. – Он старается изо всех сил.

Нарочно ли Рыжий Лис подобрал именно эти слова, неизвестно. Пытался ли ими обнадежить и по-настоящему похвалить генеральского сынка – ничего не вышло. Напротив, речь омрачила настрой Френсиса, он тяжело вздохнул и недовольно поджал губы.

– Старается, говоришь? – переспросил Дрейк, резко кивнув.

Финтан перестал изображать неуместную после слов капитана воодушевленность.

– А чего вы хотите от него? – развел руками Макдонелл. – Для слепого парня от него довольно много толку.

– Я рад, что вы поладили, – прервал его капитан, – но, драть вас в кровь, какой от него толк? И зрячий был тем еще мореходом, а теперь-то?

– Я просто сказал, что он старается, – ответил Финтан, отводя взгляд. – На его долю выпало тяжелое испытание, и Джонни несет свое бремя более чем достойно.

Дрейк глубоко вздохнул и, положа руку на перила, постучал пальцами.

– Я не говорю, что он плох, – оправдывался Финтан, крепче прижимая кулак к груди. – Он делает все, что в его силах. Но, говоря между нами…

Рыжий Лис снова смолк на полуслове. Его не перебивали, скорее, он сам успел поймать себя, замереть на самом краю ненадежной кромки льда, которая бывает ранней весной или поздней осенью. Осторожный взгляд метнулся на безмолвного черноокого Диего. Как будто Рыжий Лис только сейчас вспомнил о присутствии здесь третьего. Таким образом, «между нами» означало «между нами тремя». Переборов внутреннее смятение, Финтан согласился на эту оговорку.

– …Между нами тремя, – добавил Финтан. – Он делает все, что в его силах. Но ведь этого недостаточно.

Френсис не реагировал никак, как будто бы вовсе не слышал этих слов. Но на самом деле все он слышал, даже слишком хорошо, еще задолго до того, как Рыжий Лис пришел со своим докладом.

– Я думал, ты пришел его прикрывать, – усмехнулся Дрейк.

– Как вы думаете, кэп? – спросил Финтан. – Давайте перенесемся далеко-далеко вперед, минуя дни и волны. Представим, что наше доблестное дело подошло к концу. Мы не сорвались с края земли, не иссохли от жажды под палящим безветрием, голод и безумие не обратили команду дикарями, и мы не перегрызлись одичалыми псами, морская бездна и ледовитые глыбы нас исторгли невредимыми, как кит исторг Иону.

– Далеко же ты глядишь, – усмехнулся Френсис. – Поживем – увидим.

– Вы представляете, как это страшно слышать от капитана? – спросил Финтан, приподняв брови.

Дрейк усмехнулся еще шире и жестом велел продолжать.

– Генерал Норрейс встретит нас в Плимуте, – говорил Финтан.

Как же много стараний было вложено в то, чтобы голос не дрогнул, не прошипел, не скрипнул, не сорвался, когда с уст слетало это чертово имя. Френсис кивнул, примерно угадывая, куда ведет Лис. И все же Дрейк давал ему обличить то невысказанное, что мучило и капитана, в слова.

– Генерал признает нашего Джонни? – спросил Финтан, прищурив глаза, вероятно, из-за солнца.

– А сам-то как думаешь? – спросил Френсис с невеселой усмешкой.

Финтан поджал губы и кивнул.

– Знаете, что тут мне видится самым грустным? – спросил он, сокрушенно мотая головой.

– Удиви-ка? – с глубоким вздохом молвил Дрейк.

– Для нас это очевидно все… – пожав плечами, протянул Финтан. – Но не для Джонни.

Капитан прищурился, как будто спросонья сторонился ясного дневного света.

– Джонни все еще верит, – закончил Макдонелл.

– Умеешь нагнать тоски, – сказал Френсис.

Неуместно повеселевший голос никак не вязался со словами. Впрочем, Финтан согласно кивнул, давая понять, что больше ему нечего сказать. Раз так, решил было капитан, на том разговор и окончился.

После полудня время стало невыносимо тягучим. Не сразу, но постепенно, по мере того как солнце катилось к горизонту, что-то вязкое и тяжелое наполняло все пространство, и небо, и воду – две самые великие стихии, во власти которых находился флот Дрейка. Наступал штиль. Оттого время и расстояние преодолевалось труднее. Финтан вместе с прочими поднимал паруса, пытаясь выскрести хоть что-то из малейшего движения воздуха.