Карфаген 2020. Апгрейд

Жрец протягивает нож и чашу. Не моргнув глазом, Гамилькар вскрывает вену на левой руке, сжимает кулак, чтоб кровь не свернулась. Когда чаша наполняется на четверть, закрывает рану пальцем.

Приняв чашу, жрец воздевает ее над головой, несколько раз встряхивает, звеня колокольчиками. Одна за другой входят четыре жрицы-вестницы, принесшие в жертву свои глаза, чтобы видеть большее, становятся по углам комнаты и начинают петь. У каждой свои слова, их звонкие голоса сливаются, и пение а капелла[3] рождает дивную завораживающую мелодию. Гамилькар встряхивает головой, чтоб избавиться от наваждения.

Жрец затягивает песнь на древнепунийском, опрокидывает чашу на раскаленный лист алтаря – кровь шипит и пузырится, тошнотворно пахнет горелой плотью. Вестницы снимают лист и переворачивают, ставят перед жрецом, он вперивается в черный рисунок, глаза его закатываются и становятся черными.

Гамилькару неприятно это видеть, и он изучает блестящие носки своих ботинок. Вестницы смолкают и, придерживаясь друг за дружку, выходят. Жрец смотрит на Гамилькара взглядом снулой рыбины, ничего нельзя прочесть в его глазах.

– Ну? – не выдерживает Гамилькар.

Жрец проводит рукой напротив узоров из запекшейся крови и говорит:

– Видишь? Вот ты, вот она, вы встречались, если не сказать что были близки. Она была рядом, это точно. Вот ты, вот Величайший распростер руки за твоей спиной, – его лицо меняет выражение, он сглатывает.

– Что еще?

– Ты действительно избран, она – воплотилась, и ваши жизни связаны.

– Ты что-то скрываешь?

– …Вмешательство темных сил. Сумбур. Смерть. Кто-то еще… – он всматривается в рисунок. – Или что-то поднимается снизу. Небо падает на землю, – не замечая боли, жрец ведет пальцем по раскаленному листу. – Песочные часы, где песок течет снизу вверх …

– Чья смерть? Надеюсь, не моя?

– Нет, много смертей. Хаос…

– Я получу, что хочу?

Жрец одаривает его долгим взглядом, мысленно взвешивая каждое слово, ведь перед ним стоит человек, судьба которого – встать за штурвал корабля, несущегося на рифы. А получится ли у него предотвратить катастрофу, ритуал не показал.

– Ты получишь наивысшую власть, но не сразу, и будут трудности.

– Спасибо. Проводи меня.

* * *

Вместо того, чтобы лететь на совет директоров в Британию или выполнить обещание и повезти детей на летающий остров, Гамилькар отправляется в резиденцию, занимающую огромную территорию на первой ступени пятого уровня. Его там ждет Дияла. Ждет каждый день.

Едва он переступает порог, Дия бросается ему на шею. Целуя в губы, Гамилькар берет ее за руки, отстраняется, ласкает взглядом. Она – совершенство. Бронзовые волосы волной, изумрудные глаза, чувственные губы и снежно-белая кожа, а тело – творение воли божественного скульптора. Но главное, она – сама любовь.

Увидев ее анкету на сайте «В добрые руки», он оплатил лот без раздумий и долгих три месяца был счастлив.

– Чего ты хочешь, родная? – шепчет он, гладя ее щеку.

– Я хочу быть с тобой – всегда.

– Ты и так со мной. Желай. Исполню любой каприз: бриллианты, остров… Ты ж не видела мира и не купалась в океане. Летим!

Дия округляет глаза.

– Но я не собрана.

– Летим. Все недостающее купим по дороге.

Гамилькар мог бы пожертвовать контрольный пакет акций какой-нибудь своей компании, мог бы отдать один из островов или нефтяных вышек, но завтра он купит новую – это не жертва, а подачка, Ваал не примет ее. Даже если пожертвует корпорацией «Тау», это будет не то. Самое дорогое, что есть у Гамилькара – Дияла. Рабыня с самых низов, где тоже рождаются жемчужины.

У него есть сутки, завтра он отдаст Диялу Величайшему, чтобы воплощенная Танит обратила на него свой взор. И эти сутки Дияла должна купаться в счастье.

Глава 5. Условный рефлекс

Уже после встречи с Рэем я понимаю, почему он так скрывается: здесь повсюду камеры, нас пишут даже в туалете, потому мыться хожу, когда в душе выключают свет, и спать ложусь одетым.

С каждым днем все больше убеждаюсь, что мой план обречен на провал: вокруг меня примитивные зверобогие, самым продвинутым был Титус, но до него хрен доберешься. Но все-таки я тут не зря: многое узнал и лучше изучил врага, Рэя встретил.

Вечером вторника, стоя в очереди за похлебкой, я так погружен в себя, что не сразу узнаю повариху, насыпающую еду в тарелку. Если бы она ко мне не обратилась, так и не вспомнил бы Арбеллу, девушку, которой я невольно помог в метро.

– Привет! – восклицает она. – Вот уж не думала, что встречу тебя здесь!

– Да уж. Мир тесен, – бормочу в ответ, в отличие от нее, встреча меня не радует, а напоминает о том, что я себе не принадлежу.

Она склоняется над стойкой, демонстрируя декольте, и бормочет, воровато оглядываясь:

– Приходи ко мне после девяти, комната четыреста двенадцать, сделаю тебе вызов. Просто приложи браслет к сенсору лифта, охранники пропустят. Есть что сказать. Это серьезно.

Увидев кого-то, она возвращает лицу беззаботное выражение, посылает мне воздушный поцелуй и отворачивается. Сейчас не до женщин, но решаю идти – вдруг у нее интересная информация.

В моей комнате мужики все так же смотрят реалити-шоу, но в воздухе будто бы звенит напряжение, так и кажется, что молнией долбанет. Блин и Кривоногий поглядывают краем глаза, но они все время на меня так косят, а сегодня их враждебность ощущается особенно остро. Может, послать все к хренам и свалить? Так и сделаю, завтра перетру с бригадиром, чтоб меня отсюда выпустили, сегодня уже поздно, но прежде поговорю с девчонкой – вдруг что важное скажет.

На этаже, где обитают женщины, все так же, как у нас, только комнат меньше, коридор короче и заканчивается стеной, а не запретной дверью. Выхожу из лифта, охранник проверяет, сделали ли мне вызов, желает хорошо провести ночь и указывает, где находится нужная комната.

Встретившиеся в коридоре женщины, все молодые и привлекательные, смотрят с интересом, я прикладываю браслет к нужной двери и прохожу внутрь.

Арбелла уже ждет, свежая, надушенная и накрашенная. На ней шорты до середины бедра и майка в обтяжку, выгодно подчеркивающая формы, но мне не интересны зверобогие, как бы привлекательно они не выглядели. Любой зверобогий – потенциальный враг.

– Привет! – Она обезоруживающе улыбается.

– Что ты хотела сказать?

– Вот так сразу? Даже не присядешь, – она хлопает по заправленной постели рядом с собой, но остаюсь стоять. – Ты очень выделяешься. Говорят, из какой-то лаборатории сбежала толпа гемодов, их теперь все ищут. Твои соседи по комнате уверены, что ты один из них, и собираются тебя сдать ловцам. Бригадир вмазан.

Хмыкаю.

– Их ждет разочарование. А ты тоже думаешь, что я – гемод?

Она пожимает плечами.

– Мне все равно. Ты перевернул мой мир. Никто ничего не делает просто так, а ты… В тот момент мне не хотелось жить, я ехала и думала о том, что не могу так больше. А тут еще и воры… – Она говорит сбивчиво, покусывая губы, теребит край покрывала. – Но появился ты. Я не думала, что можно рисковать ради незнакомого человека и потом не лезть в постель, не просить вознаграждение. Сделать добро, развернуться и уйти. Это – чудо. И если есть такие, как ты, значит, мир не так уж и плох. И в нем можно жить.

Поначалу мне хотелось оборвать ее и сказать, что мотив у меня был, да еще какой, и да, никто ничего просто так не делает. Но в какой-то момент ее ощущения снова передаются мне, и я смотрю на себя ее глазами: у меня разве что белые крылья за спиной не трепещут и нимб не сияет. Она смотрит на меня как на ожившее божество, изливает благодарность, как может. И я знаю, что если мне будет угрожать опасность, она с готовностью отдаст жизнь. Даже не за меня – за веру в лучшее.

Впервые в жизни вижу перед собой не зверобогую, а человека – уставшего, забитого, покореженного. С такими же чувствами и надеждами. Если признаюсь, что я трикстер, и позову с собой, она пойдет, и плевать ей на Ваала.

– Спасибо, что предупредила, Арбелла.

– Я успела сказать свое имя? – удивляется она. – Не помню когда. А ты…

Вот я и проговорился, теперь надо выкручиваться и быть осторожнее впредь.

– Ты еще в метро представилась. Я – Леон.

– Они подождут, когда ты выйдешь, попытаются парализовать и сдать ловцам. Здесь не нападают, потому что охранники отожмут вознаграждение, которое полагается за голову беглеца. Только не спрашивай, как я узнала. И да, у них есть парализаторы.

С одной стороны, опасаться мне нечего, я ведь не гемод. Но с другой – это прямая угроза жизни: если у них все получится, и они начнут меня осматривать, увидят, что у меня нет татуировки… Надо увольняться, и побыстрее.

Протяжно воет гудок, сигнализирующий отбой.

– Может, останешься? – Она кокетливо склоняет голову набок. – Я не испугаюсь, даже если у тебя перепонки и чешуя.

Усмехаюсь. Девушка до сих пор считает меня гемодом. Неужели и правда так выделяюсь? Надеюсь, Рэй поможет вернуть мою жизнь, и я пойду к своим.

– Ты ошибаешься, я обычный человек, – улыбаюсь я и зачем-то глажу ее по волосам. – Будь счастлива.

– Вот уж не обычный… – бросает она в спину.

* * *

Прошлой ночью мне снилась Гитель, ее пушистые волосы, наша берлога, дети… Я проснулся с ощущением щемящей тоски.

Сегодня я видел красочный незнакомый мир: дома-свечки размером с наш зиккурат, парки прямо на земле, сотни… тысячи счастливых людей. Гигантские голограммы, диковинные флаеры и множество антенн в форме полумесяцев. Сперва, лишенный тела, я смотрел на город сверху, а потом меня потянуло вниз. Мгновение – и я ток, бегущий по проводам, поток частиц, текущий из одного мира в другой.

Перед глазами вспыхивает текст на незнакомом языке: «Carthaginem esse delendam», но я понимаю смысл: Карфаген должен быть разрушен.

И вот я в привычном мире. Вроде станция метро, а вроде и нет. Навстречу течет поток людей в серых робах, и я вижу удаляющуюся хрупкую девушку с черными волосами. Мне нужно… просто жизненно необходимо к ней! Она нужна мне как вода, как воздух, она – смысл всего.

Девушка теряется за спинами, исчезает, и из груди будто бы вырывают сердце, я бегу к ней, расшвыривая людей, кричу, зову ее…

И просыпаюсь по гудку с тоской еще более острой, чем вчера. Ощущение, что я – раненая птица, взглядом провожающая стаю. Вместе со сном уходит что-то важное, из памяти стирается имя, лицо… Кто она? Меня до сих пор к ней так тянет, что если бы знал, где ее искать, бросился бы сломя голову. Чтобы удержать волшебный образ, безумно хочется нарисовать ее лицо, но я не помню его!

Вместо столовой топаю к лифтам, ведущим вниз, туда, где приемная, отстегиваю браслет и сдаю охраннику.

– Че, уже сваливаешь? – интересуется он, сканируя меня, убеждается, что я ничего не украл, отходит в сторону.

– Тоска тут у вас, – жалуюсь я и нажимаю на кнопку.

Створки лифта смыкаются, а я испытываю облегчение, которое трудно описать словами. А ведь некоторые черноротые так всю жизнь батрачат.

Оказываюсь не в знакомом коридоре, где приемная, а еще ниже. Меня снова сканируют и выпускают. Приходится делать крюк и возвращаться к своим схронам с оружием, слава богу, все на месте, даже три тысячи шекелей, украденные у Варана. Кладу пистолеты в карманы, нож – за голенище берца. Как с ними спокойно! А то будто голый в людном месте. Оглядываюсь в поисках слежки, но ожидаемо никого нет, а тревога есть.

Иду по полутемному коридору, выруливаю в обитаемый сектор, топаю к метро, чтоб доехать до места, где жила родная стая, и просто отоспаться в безопасности, и вижу привычную сцену: трое оборванцев избивают четвертого… И не успеваю отвернуться.

Зафиксировано противоправное деяние!

Разозленный, достаю пистолет, готовый положить троих налетчиков, чтоб не тратить время, целюсь в ближайшего:

Чори, 17 лет.

Уровень 1, ступень 4, авторемонтник.

Двум другим тоже по семнадцать. Понятно, что будущего у черноротых молокососов нет, не я, так кто-нибудь другой их пристрелит не раньше, так позже, но что что-то внутри протестует, просит не убивать их.

– А ну отошли! Перестреляю нах! – ору я.

Чори видит пушку и командует:

– Пацаны, ну его. Сваливаем.

Подождав, пока они разбегутся, а пострадавший поднимется, шагаю прочь.

Ты предотвратил преступление!

Осталось предотвратить 497 правонарушений.

Дурное настроение улетучивается, я испытываю удовлетворение и получаю странное уведомление:

Активирован дополнительный ресурс: сострадание +1.

Только успеваю подумать, что бы это значило, как программа подсовывает объяснение:

10 Единиц сострадания конвертируются в 1 свободное очко характеристик. Управление ресурсом будет доступно при получении первой Сферы познания.

Ага. Когда совершу пятьдесят добрых дел, получу какую-то плюшку. Сжимаю кулаки. Долбанная программа воспитывает меня! Как у собаки, вырабатывает условный рефлекс на добрые дела. Сделал хорошее дело – получи леденец, накосячил – шокером тебе в зад.

С одной стороны, бесит, что я начинаю меняться и с какого-то хера – сопереживать черноротым, а с другой пробуждается любопытство, что за «сфера познания» и чем меня наградит программа. С ней даже сейчас безо всяких достижений у меня преимущество перед остальными людьми. А что, если совершить эти пятьдесят добрых дел? Вдруг научусь видеть цифры кодов на замках. Или мысли смогу читать. И ведь если сфера – первая, есть еще вторая, третья и так далее, я буду все круче и круче.

В принципе, до завтра я все равно свободен, почему бы не сделать то, чего от меня хочет программа? Тем более, даже ходить далеко не надо, достижения сами на голову сыплются. Только нужно постараться не встрянуть в серьезную вооруженную разборку, ведь мне желательно дожить до встречи с Рэем.

Легко не получается. Преступники словно чуют, что я их ищу, и прячутся. Ни карманников в метро, ни налетчиков и насильников, ни мелкого хулиганья. Единственный раз вырубил быкующего алкоголика, отбил пожилую женщину. Я бы не посчитал такую хрень предотвращением преступления, но программа со мной не согласилась.

Кружу по району, как бешеный волк, наталкиваюсь на бородачей в коже, распивающих пиво вокруг двух трициклов, и вспоминаю, что этот район «держит» группировка Черные Призраки, тут порядок, и ловить нечего. Никто не грабит, домушников нет, как только появляются залетные беспредельщики, их отстреливают, зато нужно отстегивать братве тридцать шекелей ежемесячно, а это четверть средней зарплаты черноротого. Но делать нечего, платят, кто в состоянии, а если нет – отрабатывают.

При входе в метро выстрелом в воздух разгоняю драку «три на четыре» и по подземным ходам спускаюсь на первую ступень, где собрались самые сливки отмороженного общества. Все против всех, зато ничего никому платить не надо. Выбирай любую конуру и живи, если можешь ее защитить. У каждого ствол, можно получить пулю в голову просто за подозрительную рожу.

Потому ловлю преступников на живца: шатаюсь, иду зигзагом, притворяясь пьяным. А поскольку одет я прилично и относительно дорого, меня пять раз сочли легкой добычей и в итоге поплатились. Итого к двенадцати ночи мне осталось предотвратить четыреста девяносто преступлений. Если так пойдет и дальше, то до пятисот добью за два месяца – вполне посильная задача.

Спать ложусь в опустевшем логове, и мне снова снится незнакомка. Уже проснувшись, ощущаю… Зов, что ли. Она будто бы зовет меня, но я опять не помню ее лица. Чтобы дать эмоциям выход, нахожу коробку пастели и рисую на серой стене диковинный пейзаж, а на горизонте – ее глаза, огромные, миндалевидные… Даже цвета не помню! Пусть будут синими.

* * *

План на первую половину дня я не выполнил, не добил до десяточки количество подвигов. А улов у меня сегодня такой: три гопника, позарившиеся на «пьяного» меня, драка и проститутка, отбитая у любителей халявы. Но ничего, ночь длинна. Поговорю с Рэем и продолжу.

В четыре на станции метро относительно пустынно. Я пришел на встречу с Рэем раньше и, пока жду его, «знакомлюсь» с окружающими меня людьми. В основном это разнорабочие, но встречаются кухонные работники, владельцы кафе, криминальные и деклассированные элементы. Прислоняюсь к колонне, перевожу взгляд на зачуханного мужика в выцветшем плаще, дремлющем на лавке:

Раман, 36 лет

Уровень 2, ступень 4, охотник за головами.

А вон подальше еще один, то есть одна – страшенная носатая баба с котомками.

Шушан, 28 лет

Уровень 2, ступень 8, охотник за головами

Баба живет на верхней ступени, значит, она – командир группы. Чувствую их внимание, и плечи сводит от напряжения, хотя понимаю, что не представляю для них ценности: ловцы ищут беглых преступников с верхних уровней и гемодов, которые прячутся внизу, у них разветвленная шпионская сеть. Только к трикстерам им путь заказан. Женщина достает огромное пухлое зеркало и делает вид, что смотрится в него, а на самом деле сканирует подозрительного меня.

Наручные часы показывают пятнадцать пятьдесят пять. Скоро должен прийти Рэй. Я не знаю, кто он на самом деле и опасны ли для него ловцы. Перехватить его на входе не получится: тут их три. Остается пасти ловцов и перестрелять их, если вдруг начнется шухер.

Пока думаю, женщина незаметно говорит в переговорное устройство, закрепленное на воротнике рубахи, ее дремлющий напарник вздрагивает, таращится на меня, и лицо перекашивается от злости. Как они узнали, что я буду здесь в условленное время?

Ловец поднимается. У него в руках – на вид самая обычная сумка, но он начинает поворачиваться вместе с ней – сканировать пассажиров. Значит, просто облава, и я случайно сюда попал в такой момент. Сделав круг, Раман поворачивается ко мне, застывает, открывает сумку…

– Привет, – доносится из-за спины, и я вздрагиваю, оборачиваюсь и вижу за спиной улыбающегося Рэя все в том же худи с волком.

– В зале ловцы, – говорю я. – Мужик с сумкой у колонны сразу за лестницей, баба…

Лицо Рэя бледнеет, вытягивается, и меня с головы до ног окатывает его тревогой.

– Валим отсюда, – он направляется к выходу.

Боковым зрением слежу за ловцами: мужик засекает его сканером и возбужденно бормочет в переговорное устройство. Значит, дело не во мне, а в Рэе.

– Ты за мной, – говорю я, выходя вперед. – На улице наверняка засада, а я их вижу. Делай вид, что ничего не случилось, главное – добраться до люка, ведущего под землю, там они нас не достанут. Идем медленно, чтоб я успел найти люки.

Было бы проще, если бы на станции кишела толпа, сейчас же тут относительно мало народу, чтобы затеряться, и очень людно для того, чтобы сосредоточиваться на каждом, считывая информацию.

– Пушка с собой? – спрашиваю, не оборачиваясь.

– Да. Я на стреме.

В тоннеле, ведущем от метро на поверхность, нас никто не атакует. Значит, засада на улице.

– Не выходи. Стой тут.

Выскальзываю за разбитую дверь, окидываю взглядом народ, и программа подсвечивает красным силуэт справа в десяти метрах от меня, и слева. Оба не спеша направляются к нам. Кто там дальше, нет времени смотреть.

Мне ни в коем случае нельзя стрелять первым. Сую руку за пазуху, чтобы их спровоцировать. Тот, что справа, выхватывает пистолет, и программа фиксирует противоправное действие. Есть! Прижимаюсь к стене, стреляю. Одному попадаю в грудь, он складывается, но не падает, второму – в плечо, и рука с пистолетом виснет.

В коридоре поднимается ор, потому что Рэй открывает стрельбу по ловцам, бегущим из метро.

– Валим! – командую я. – За мной.

Петляя и пригибаясь, бегу к домам напротив метро. Люди с ужасом шарахаются от нас. Рэй прикрывает отход, палит по столпившимся у входа ловцам. Замечаю еще двоих на улице, они стреляют наугад, одна из пуль попадает в пробегающую девчонку. Огнем обжигает плечо.

Мы ныряем в подворотню, пересекаем проезжую часть.

– Они вызовут флаеры.

– Плевать! – Я склоняюсь над канализационным люком, пытаюсь его сковырнуть. – Прикрывай.

Ни хрена не получается. Приходится тесак использовать как рычаг. Только б он выдержал!

Раздаются выстрелы, Рэй отвечает. Наконец мне удается сдвинуть люк, и мы лезем под землю по крутой лестнице, а потом бежим по гулкому коридору со стенами, расписанными яркими граффити, вдоль канала с нечистотами. Достаю тусклый наладонник, чтоб и Рэй мог хоть немного ориентироваться в кромешной темноте.

– Ты знаешь куда? – на ходу спрашивает Рэй. – Че-то горелым воняет.

– Тут не пропадем, – отвечаю пространно, хотя на самом деле этот участок подземелий мне незнаком.

– Здесь же долбанный лабиринт!

– Не ссы.

Левое плечо печет огнем. Рукав пропитывается кровью. Петляем, как зайцы, затем на четвереньках ползем по продолбленным трикстерами тоннелям в бетоне. Запах горелого усиливается, и я замечаю, что ближе к выходу стены черные от гари.

Вылезаем в душном зале, где так воняет жженой резиной и шерстью, что тянет блевать. Под ногами – металлические штыри, какие-то обломки, расплавленное стекло. Это что нужно сделать, чтоб так горело? Кто-то, видимо, уничтожал улики.

Неудачно наступаю на что-то хрусткое, смотрю под ноги и холодею: обугленные ребра. И дальше – кости, и еще дальше. Этих людей сожгли заживо.

– Зачистка? – осторожно интересуется Рэй, а я молчу в память о погибших, думаю, что раньше зверобогие так не делали, старались захватить детей, чтоб принести их в жертву.

Уважая мои чувства, Рэй молчит, сверкает сияющими глазами.

– Значит, ты не из наших, – шепчет он спустя пару минут.

– Да, я не гемод.

– Трикстер, – констатирует он. – Долбанутый, надо сказать…

– Тссс.

Еще с полчаса молчим и петляем, мне и самому кажется, что мы заблудились, но наконец выходим к огромной водопроводной трубе и движемся вдоль нее. Теперь точно не пропадем: схема подземных коммуникаций повторяется на разных участках цоколя. Дальше должен быть желоб с нечистотами, узкий коридор и выход наверх.

Кровь пропитала рукав и капает, помечая дорогу. Решив, что мы оторвались от погони, я останавливаюсь, отрезаю рукав, осматриваю рану. Пуля прошла навылет, кость не зацепила, зато мышцы – в хлам, и рука не сгибается в локте. Перетягиваю плечо, чтоб остановить кровотечение. Сажусь, приваливаясь к стене.

– Поговорим?

– Типа, спасибо, что помог. Типа, я тебе должен, – Рэй смолкает и смотрит глазами, светящимися в темноте так ярко, что невольно щурюсь. – Но раз ты не из наших, какого хрена тебе от меня нужно?

– Ты – инженер-программист. Я видел, что тебе как-то удается обесточивать систему зверобо… Корпорации. Мне нужно проникнуть наверх к одному человеку.

– Как высоко наверх? – Рэй прищуривается.

– К бэтам, на четвертый уровень. Поговорить с одним человеком.

Рэй усмехается и присвистывает, качает головой.

– Э, нет. Я пока таких успехов не добился и боюсь, никто тебе не поможет.

– А за деньги? За большие деньги?

– Честно – нет. Даже если как-то просочишься, что сомнительно, тебя сразу же возьмут.

Воцаряется молчание. Я буквально слышу, как в душе клокочет поднимающаяся злость. Тишину нарушает Рэй:

– Слушай, а как ты вычислил ловцов? Да и меня? На мне ж не написано, что я программист. Или по ориентировке, потому что сам беглый ловец?

Говорить ему или нет? Не люблю откровенничать с посторонними, но зачем-то открываюсь:

– Ты слышал что-нибудь о программе «Крысоед»?

Он молчит – видимо, тоже прикидывает, говорить или нет.

– Слышал, что это уникальнейший эксперимент – внедрение нейросети в сознание человека. Сперва проводили опыты на добровольцах, но что-то пошло не так, и теперь программу вживляют маргиналам, чтобы те, перед тем как подохнуть, замочили как можно больше себе подобных.

Известие о скорой смерти не вызывает особых эмоций, ведь мои надежды поговорить с профессором и так потерпели крах.

– То есть я подохну? И от чего?

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Трикстер – (trickster – обманщик, ловкач) в мифологии и фольклоре человек, дух, бог, не подчиняющийся общим правилам поведения.

2

Северная и Южная Карталония – название Америк.

3

А капелла – Пение без звукового сопровождения