Как избавиться от наследства

– Достаточно, я поняла, что тебе, личу Гринро, как юристу цены бы в суде не было!

– Да я в жизни, собственно, почти им и был, – с гордостью ответил дух. – Защищал права пожирателей душ в случаях, когда были спорные вопросы: съедена была душа уже мертвого мага или еще чуть-чуть живого…

– И как же тебя самого-то не сожрали твои благодарные клиенты?

– Не могу сказать, что они не пытались, – хмыкнул лич. – Но я после смерти предпочел служение роду Райос…

«Сомнительному удовольствию быть съеденным» хоть и не прозвучало, но это было легко домыслить. Я прошлась взглядом по этому полупрозрачному деликатесу для пожирателей душ и прищурилась.

– И ты без страха рассказываешь мне об этом. А вдруг я найду способ договориться с этими самыми пожирателями, чтобы они плотно пообедали тобой?

– Не выйдет, – самодовольно усмехнулся лич. – В замок им нет хода. А я не собираюсь покидать эти стены.

– И все же вдруг я найду способ?

– Да вы, лэрисса, даже развоплотить меня не сможете. В вас я не чувствую ни капли магии.

Я открыла рот, чтобы спросить о метах, но тут же захлопнула. Не хватало попасть впросак, как с этими клятвами. Поэтому решила сменить тему:

– Наверняка, Гринро, у тебя было немало врагов при жизни?

– Как вы догадались, лэрисса? – чуть удивившись, спросил лич.

– Уж больно ты общительный…

Призрак подозрительно на меня покосился. Я на него. Он на меня.

– Лэрисса, признаться, когда хозяин сказал, что ему в жены прочат набожную светлую, у которой кроткий нрав, я представил себе немного другую девушку…

– Увы, вынуждена разочаровать. Думалась такая, а сбылась я. Но могу тебя заверить, что все же я отчасти, но соответствую заявленным ожиданиям. Я истинно верующая.

Призрак, чуя подвох, тут же уточнил:

– И в кого же вы верите?

– В себя, разумеется. – А ведь это я не упомянула, что еще и пощусь регулярно: пару постов в «Фейсбуке» за месяц точно выкладываю…

Лич ответил полным сомнения взглядом и задумчиво произнес:

– Хм… Похоже, в Светлых землях за две сотни лет в воспитании благородных дев многое изменилось…

И тут в наш с личем милый и интересный разговор вклинился третий – мой желудок. Он заурчал, напоминая, что ему нужна пища не только духовная. Это ведь бесплотным призракам хорошо. А мой молодой и слегка растущий восемнадцатилетний организм хотел есть. Вот только просить Гринро проводить меня до кухни… Ну уж нет. Окажусь еще в каком-нибудь подвале. Запертая. В качестве шведского стола для голодных крыс.

Спровадив лича, я решительно направилась туда, где вчера оставила свои тапочки, – в ванную комнату. Там же умылась и привела себя в порядок. А затем, вооружившись каминной кочергой, отправилась на добычу провианта, а если удастся – и подходящей одежды. Не ходить же мне все время в халате темного и тапочках его любовницы.

Я шагала по коридору с кочергой наперевес, и настроение у меня было прямо-таки волшебным: хотелось сжечь кого-нибудь на фиг, сесть на метлу и улететь в туман. Но, увы, меня окружала суровая замковая реальность. Пока спускалась по лестнице, не встретила никого из зомби и умертвий, популяция привидений тоже, судя по всему, решила мигрировать от меня подальше. В очередной раз шагнув, я почувствовала, как ступенька уходит из-под ног.

Что же, отчасти мое желание сбылось: я таки полетела. Правда, не верхом на метле, а с кочергой под мышкой и вниз по лестнице. Но полетела же.

Уже внизу, чудом не свернув шею, с одной тапкой на ноге, я простонала:

– Господи, когда же моя задница потеряет маршрутный лист и прекратит искать приключения?

Сверху кашлянули, и раздался звук, словно кто-то отщелкнул костяшки на счетах.

Я подняла глаза и увидела белку. Плешивая была занята ответственным делом, ради которого повернулась ко мне хвостом. Она отвешивала смерти щелбаны.

– А я тебе говорила, что она не умрет! – Щелк. – А ты не верила! – Щелк. – Куда! Еще два осталось! – возмутилась белка.

Но смерть только недовольно перехватила косовище.

– Чтобы я с тобой еще раз поспорила… Дудки. Давай теперь без меня ее с ума своди!

Смерть обиженно оседлала косу и взвилась под потолок, а оттуда – через стрельчатое окно, что находилось на стене почти в самом конце лестницы.

Белка осталась сидеть на перилах.

Во время их милой беседы я успела поправить одежду, крепче ухватила кочергу и вообще приняла стоячее положение, в котором гораздо легче и убегать, и сражаться. Хотя, не спорю, поза на четвереньках устойчивее, но все же…

Белка улыбнулась мне столь доброй улыбкой, что я поняла: однозначно к такой спиной поворачиваться нельзя.

– Ну что, Ада, или лучше Кэролайн? Готова сойти с ума?

– Лучше Кэролайн. – Я решила, что незачем пропадать столь благодатному риторическому вопросу. Пусть он послужит началом беседы. Даже если оная – с моей шизофренией. – А ты, случайно, не знаешь, где здесь кухня?

– Вот еще. Делать мне больше нечего, как экскурсоводом работать, – уничижительно фыркнула белка. – Моя задача – чтобы у тебя крыша поехала, а не вот это все… – Она выразительно развела лапами в стороны.

– С ума сходить надо на сытый желудок. А на голодный мозги, наоборот, лучше работают. Если не скажешь, где кухня, я скорее с голоду сдохну, чем с ума сойду.

Белка недовольно пошевелила усами и поскребла лапой меж ушей.

– Не-э-э, мертвая ты мне ни к чему. А Хель план и так выполнила. Ладно, пойдем, покажу, где тут можно раздобыть еды.

Она шустро заскакала по перилам, а потом спрыгнула на каменный пол.

– Ну, чего встала, пошли. – Белка махнула лапой, зовя меня за собой.

Пока мы добирались туда, где, со слов рыжей, «много и вкусно», я успела ее спросить о том, какой такой план у смерти, который та выполнила. Узнала о случайниках, плановиках и повестках. А ведь у меня тоже за месяц до злополучной аварии случилась такая «весточка», только я ей значения не придала. Я тогда чуть не упала на рельсы в метро прямо перед идущим поездом. В последний момент удержалась. Значения не придала, а оказалось, что это было предупреждение.

Потом речь зашла и о самой белке: неужели и она работает по плановой системе?

– Нет, – обиделась рыжая. – Еще чего! Я вольный охотник за разумом. Как это будет на языке твоего мира… – Она на миг задумалась и, что-то вспомнив, воздела лапу с оттопыренным коготком вверх. – Я… фри-лан-сер! Во!

Я глянула на этого рыжего «фри-лан-се-ра», который был размером чуть больше моей ладони, но наглости имел на трех менеджеров по продажам. Причем не просто менеджеров, а топ-менеджеров, круглогодично носящих звание «лучший продавец отдела».

– Пришли! – счастливо объявила белка. – Вот, – она развела лапы в стороны, будто хвастаясь богатствами, – выбирай.

И тут я поняла, что понятия «много и вкусно» у нас с белкой разнятся. В отличие от меня она мыслила масштабно. Очень масштабно. А лучшей едой считала вино. Ибо иных причин, почему мы оказались в винном погребе, я не видела.

У одной стены в ряд стояли закупоренные бочки, у другой – лежали покрытые пылью, запечатанные сургучом бутыли. Я втянула носом воздух и… То ли я действительно начала сходить с ума, то ли у меня случилась обонятельная галлюцинация, но я уловила запах копченого.

Как пес, взявший след, я пошла вперед. Нюх не подвел: винный погреб оказался смежным с кладовой, где вызревали головки сыра, а с потолка свисали, ожидая своего звездного часа, копченые колбасы и окорока.

Белка, резво прыгавшая рядом, обиженно проворчала:

– Вот так всегда! Стараешься для них, все самое лучшее предлагаешь, а они…

– Ладно, не переживай, – подмигнула я насупившейся рыжей. – Возьмем мы эту жидкость для обработки ран…

– Каких ран? – Белка с сомнением оглядела целую и почти невредимую меня.

– Душевных, слава небу, исключительно душевных…

– А-а-а… – протянула рыжая.

А потом мы с ней полчаса спорили, какое вино лучше брать к сыру – красное или белое. И если белое, то сухое или полусухое. У меня, как у свадебного фотографа, кое-какой вкус относительно благородного напитка имелся. Но на стороне белки был многолетний опыт.

Наконец, экспроприировав из кладовой сыр, кольцо колбасы и бутылку вина, мы пошли обратно. Вывела белка меня на кухню. Абсолютно пустую кухню, из которой, по ощущениям, сбежали все. Даже огонь из очага… удирал? Я пригляделась, сморгнула и помотала головой… но нет, пламя медленно ползло в угол и сжималось.

– Это… – Я ткнула в сторону языков пламени.

– А, не обращай внимания, – махнула лапой белка. – Огненная саламандра, как и прочие обитатели замка, меня и Хель отчего-то побаиваются. Смерть – в основном живые, конечно. А вот меня все. – Она важно задрала нос.

– А тебя-то почему? – озадачилась я.

– Как это почему? – Белка аж поперхнулась. – Я же могу с ума свести. А если мертвый перестанет отличать реальность от бреда, то его развоплотят. Развеют в тот же миг, как поймут, что призрак или умертвие того… ку-ку. Потому как сумасшедший становится опасен даже для некромантов. Так что все обитатели замка опасаются за свое посмертие.

– И мозги, – добавила я, имея в виду разум.

– Не, у многих тут мозгов давно нет. Те же скелеты, что занимаются уборкой. У них там… – Белка выразительно постучала по пустой кружке, стоявшей на столе. Звук вышел гулким и впечатляющим. – Пусто.

– И только я такая… смелая.

В последний момент я заменила нелестный эпитет «дура» на более благозвучный.

– Ну зато ты сытая, – возразила белка и потянулась за ножом, который был размером больше нее.

– Пока еще не сытая. Но планирую. – Я отобрала у рыжей нож.

Пока я нарезала сыр и колбасу, белка умудрилась каким-то невероятным образом открыть бутылку и даже нашла где-то засохшую краюшку хлеба.

Увы, вчерашний гевейк почил смертью храбрых, оставив после себя лишь обглоданные кости. Жаль. Пернатый киллер-неудачник, решивший атаковать чернокнижника, был вкусным.

Впрочем, спустя час и две трети бутылки я забыла о гевейке. Плотно позавтракала, продегустировала вино, отметив его тонкий вкус, и ныне слушала исповедь белки:

– Вы, люди, вообще такие… Без меня, белочки, ни подвиг совершить, ни свет повидать… Ик! – Рыжая, осоловев от еды едва ли не больше, чем от вина, пьяно подперла впалую щеку лапой.

– А свет-то повидать тот или этот? – поинтересовалась я, дожевывая кусочек сыра.

Скосила глаза в сторону. Там уже полчаса на нас тайно глазели несколько зомби и пара призраков. К тому же нет-нет да и мелькала полупрозрачная макушка Гринро. Саламандра свернулась в самом углу и тлела углями, изредка высовывая мордочку и с любопытством поглядывая на нас.

– А большая ли разница? – парировала накушавшаяся рыжая.

– В принципе, нет. – Я пожала плечами, а потом посетовала: – Вот только какой бы ни был мир, но попадать в нем в приключения лучше на сытый желудок. И нормально одетым!

Я запахнула поплотнее халат. Белка окинула меня чуть затуманенным взглядом, икнув, подняла кружку с вином и провозгласила:

– Ну, давай еще по одной и пойдем делать из тебя приличного, в смысле одетого человека. Мать твоего нынешнего супружника была непростительно красивой черной ведьмой. Наверняка от нее остались наряды. А вы с ней… ик!.. вроде одной комплектации…

– Может, комплекции?..

– Нет, комплектации! – Белка даже стукнула кулачком по столу. – Стандартной ведьминской базовой комплектации, где вредность заявлена как одна из основных ходовых характеристик.

– И в чем же я вредная?

– Ты с ума сходить не хочешь. Я тут с тобой уже второй удар колокола беседу веду, а у тебя сумасшествия ни на волос.

– Может, мне просто не с чего сходить? – хихикнула я.

– Хм… – Белка призадумалась, а потом возразила: – Да не, разум у тебя есть.

Потом она глянула на опустевшую бутылку вина и, воинственно встопорщив усы, объявила:

– Все, пошли за платьем!

Оценив решительный настрой белки, я бодро пошлепала следом за резво скачущим рыжим мячом.

Сначала в крыле лэриссы Райос мы искали гардеробную. Это оказалось непросто – найти ее среди более чем трех дюжин комнат. И это я еще не упомянула о проходных галереях. По сравнению с убранством спальни Дэймона женские комнаты имели поистине королевский интерьер. Одно то, что вместо ванной тут была целая купальня с бассейном, уже говорило о многом. Это я еще не упомянула о специальной комнате для одевания, капелле, гроте, он же зимний сад, кабинете для рукоделия.

Между женским и мужским крылом, словно нейтральная территория, располагалась библиотека. Белка заверила, что в подвале еще есть алхимическая лаборатория, да и много другого интересного. Я предпочла поверить ей на слово.

Наконец мы добрались и до гардеробной. Платья пышные… Платья с турнюрами… Платья, облегающие как вторая кожа, короткие и в пол, красные, черные, насыщенно-синие, лиловые – все оттенки и цвета ночи. Целая шеренга. Что ж, матушке чернокнижника во вкусе не откажешь. Да, смелом, но не вульгарном. А еще я поняла, что выбор для женщины – это зло. А большой выбор – просто армагеддец головного мозга.

Белка с деловым видом перебегала от вешалки к вешалке, цыкая зубами.

– Где они?.. – Ее усы непрерывно шевелились. – Ну где же они?.. А, вот! Нашла. Иди сюда.

Я двинулась на зов. Белка стояла в самом углу. Там висело с десяток симпатичных платьев светлых оттенков. Одни – белые, летние, с открытыми плечами – вызывали у меня стойкую ассоциацию со свадебными, но фаты не было ни у одного. Посему решила, что это наряды для прогулок, сохранившиеся с тех времен, когда их хозяйка переживала пору тургеневской барышни. Вторые – нежных пастельных оттенков, полностью закрытые, с ровным рядом маленьких пуговичек, начинавшихся едва ли не от талии и доходящих до горла, – напоминали о Викторианской эпохе.

Мне приглянулся наряд из тонкой шерстяной ткани нежного мятного оттенка. В таком я точно не замерзну: в замке воздух был хоть и не морозно-стылым, но вполне пригодным для хранения быстро портящихся продуктов. Помимо платьев в гардеробной имелись и другие необходимые в дамском туалете вещи, как то: теплые чулки, башмачки, нижние рубашки и панталоны… В общем, я оделась и почувствовала себя счастливой.

За разговорами, поисками еды и одежды я не заметила, как начало вечереть.

Осенью это особое время суток, когда вроде бы еще светло, но чувствуешь: еще немного – и обнаженные ветви деревьев начнут погружаться в сумрак, на холодное ясное небо выкатится дебелая луна, и все вокруг до рассвета закутается, как в шаль, в звенящую тишину.

Я взглянула в окно. В гардеробной оно было узким, стрельчатым, с мутным стеклом. А вот пейзаж за ним манил своей красотой. Захотелось рассмотреть получше, куда же я попала.

Мы с белкой решили поискать окно или балкон и вышли из гардеробной. Проходные галереи оказались широкими, длинными и располагали к прогулке и неспешной беседе.

Белка, которую я пробовала расспросить о том, кто такой чернокнижник Дэймон Райос и зачем я ему нужна, лишь хмыкнула, что она-де в политику не лезет, поскольку у нее от этой самой политики начинается несварение желудка и головная боль. А у той, кто отвечает за сумасшествие, голова должна всегда хорошо соображать. Но поскольку это говорилось чуть заплетающимся языком, в правдивости слов рыжей я слегка усомнилась. И все же кое-что о темном я узнала.

– Еще недавно список личных врагов Дэймона можно было охарактеризовать одним словом: кладбище, – пробормотала белка, язык которой мне таки удалось развязать.

– А что случилось после? – полюбопытствовала я.

– А дальше случилось то, что Райос, вольный темный маг, вынужден был вступить в права наследования. Хотя он и отчаянно упирался.

– Кроме него не нашлось наследников? – удивилась я.

– Еще как нашлись… И дядя, и сводный брат, и тетка с племянницей… Да всех и не перечислишь. Но вот беда: никто из них не годился на ту роль, которую уготовил темный властелин для своего стража, хозяина надела приграничных земель. Немалого надела, который занимает едва ли не одну пятую от всех Темных земель.

– Подожди, я запуталась. – Я помотала головой. – Разве эти земли не принадлежат этому… Темному плас… властелину, ну, здешнему императору?

– Нет, – огорошила меня белка. – В Темных землях есть темный властелин. Он закон и верховный правитель, а еще хранитель Врат Бездны. А есть стражи. Это не должность, а скорее титул. – Рыжая на миг задумалась и, почесав затылок, пояснила: – В твоем мире ближе всего к этому титулу князь. Стражам принадлежат независимые земли – они вроде бы и подчиняются монарху, но не совсем…

– И сколько таких вот стражей? – полюбопытствовала я.

– Родов-то? – уточнила рыжая и тут же ответила: – Сейчас уже четыре. Хотя раньше больше было. Но у Найрисов и Мероссов владения чуть больше носового платка: только и осталось, что воспоминание о былом стражеском величии. А про род Блеквуд-Бьерк – тут и вовсе особый разговор. Эти белые чернокнижники уже вторую сотню лет мозолят очи обеим владыческим династиям: и светлой, и темной.

Почему-то в последних фразах у белки прозвучала даже ностальгия… Словно о верных то ли друзьях, то ли врагах (хотя порою это одно и то же) рассказывала.

Я еще собиралась спросить, отчего Дэймон не хотел становиться наследником, что случилось с предыдущим главой рода и… Но тут рыжая, громко чихнув, возвестила:

– Пришли. – И ткнула лапой в одну из дверей.

Похоже, она просто виртуозно ушла от ответа на еще не прозвучавший вопрос. Но я не стала настаивать на продолжении столь познавательной для меня беседы. Увы, припереть белку к стене, чтобы она выложила все, что меня интересовало, не имелось никакой возможности: она попросту могла исчезнуть в любой момент. Да и портить отношения со своей шизофренией… Но это не значит, что при следующем удобном случае я не задам ей очередной вопрос.

Я послушно взялась за ручку и толкнула дверь. Как выяснилось, та вела в кабинет. Просторный, но выполненный в строгих темных тонах. В таком кабинете рабочий настрой появится сам собой.

А затем я взглянула в окно. Оно, высокое и широкое, с низким подоконником, который был на уровне колен, не скрывало красоты пейзажа. Замок стоял на вершине отвесного уступа. Дальше находилось ущелье с долиной. Извилистая река-змея еще не замерзла и казалась почти черной лентой на припорошенной первым снегом земле. Чуть дальше шли горы – не острые пики, а гигантские покатые валуны. Они напоминали мне согнутые спины громадных медведей, навсегда застывших. Вот только шкура таких гигантов – не серый мех, а сосны и ели.

Еще дальше – высокие острые пики, увенчанные сахарно-белыми шапками вечных ледников. Вдали они сливались с низкими пузатыми снежными облаками.

Холодная, величественная и беспощадная красота, которой хорошо любоваться вот так, из окна, стоя рядом с камином в теплом кабинете.

Ветер бился в стекло, нет-нет да и донося заунывный волчий вой. Я поежилась. И тут особо сильный порыв распахнул створки. Те ударились и зазвенели, но не осыпались крошкой стекла. Тяжелые парчовые занавески вздулись парусом. Я враз замерзла и поспешила к окну, чтобы его закрыть.

Взявшись за створки, я залезла на невысокий подоконник: мой рост не позволял мне просто так дотянуться до шпингалета. И только я хотела закрыть окно, как раздавшийся за спиной крик заставил меня замереть.

– Не смей!

Тихо, как в замедленной съемке, я повернула голову. В дверном проеме стоял Дэймон. Чернокнижник тяжело дышал. Непокрытая голова, распахнутая черная кожаная куртка, еще не успевшие растаять снежинки на плечах и волосах – темный был сейчас олицетворением стылого осеннего ветра. Яростного и злого. В одной его ладони танцевал сгусток тьмы, вторую он протянул словно для призыва.

– Не сметь чего? – на всякий случай очень вкрадчиво, словно разговаривая с душевнобольным, уточнила я.

– Прыгать не смей. – Темный впился в меня взглядом.

– Да вроде как и не собиралась… – Я покрепче ухватилась за раму. – Только окно хотела закрыть.

Темный меж тем сделал несколько плавных, текучих шагов ко мне.

– Только закрыть? – спросил чернокнижник, и по его тону я поняла: мне отчаянно заговаривают зубы.

– Да. Точнее некуда, – фыркнула я. И не успела даже ничего сообразить, как меня сграбастали и стянули с подоконника. Бесцеремонно, грубо. Наверняка после этого останутся синяки.

Но только после того, как я оказалась стоящей на полу, темный позволил себе выдохнуть. А потом совершил пасс рукой, и окно захлопнулось само.

– Только закрыть, говоришь? – прошипел явно взбешенный маг. – Эти створки сами собой не распахиваются. На них, после того как моя бабка в седьмой раз пригрозила деду самоубийством, было наложено запирающее заклятие.

– Но они…

– К тому же ты стояла на самом краю, в ритуальном платье для погребений. По-моему, картина однозначная.

– Платье для погребений? – ахнула я и машинально перевела взгляд на белку, которая сидела в кресле как ни в чем не бывало.

– Что тут такого? – Она пожала плечами. – Подумаешь, саван. Зато он теплый, и ты сама его выбрала. Кто я такая, чтобы тебе возражать?

– Зачем?

Желание задушить эту рыжую стремительно перерастало в жизненно важную необходимость.

– Ну я решила: раз уж ты с ума не сходишь, может, его, – белка кивнула в сторону чернокнижника, – свести удастся. Он же на тебя столько всего угрохал. Десять лет жизни отдал зараз и прорву сил! Надо думать. Ведь еще седмицу назад он был вполне себе магом двадцати девяти лет, а сегодня – почти сорокалетний! Вдруг, увидев тебя в саване, готовой выпрыгнуть из окна, он бы тронулся рассудком? Ну хотя бы слегка…

Задушить белку я не успела. Прежде в нее полетел огненный шар. Увы, рыжая исчезла раньше, чем Дэймон подпалил ей шкуру. Зато кресло занялось основательно, задымив весь кабинет.

Чернокнижник, ругаясь сквозь зубы, усмирил пламя.

Глава 4

Мы с темным остались вдвоем. Мне пришлось чуть задрать голову, чтобы взглянуть ему в глаза: ростом Кэролайн была ровно по плечо брюнету. Хотела что-то сказать, но промолчала.

Дэймон тоже не говорил ни слова. Лишь внимательно смотрел на меня, словно увидел в первый раз.

Дэймон. Страж. Темный. Чернокнижник. С жесткой линией губ, тяжелым взглядом – одним словом, воин. И неважно, где он ведет сражение – на поле брани или в кабинетах. Такой привык побеждать и не отступит. Упрямый. Гордый. Опасный. И сейчас он стоял в каком-то шаге от меня.

Я чувствовала его дыхание, кожей ощущала его взгляд, и от этого у меня внутри словно закручивалась тугая пружина.

– Прости, я не знала… – Слова вырвались сами собой.

– Кэролайн… – начал он сухо, но помедлил и, с усилием усмирив гнев, продолжил: – Кэр, никогда, слышишь, никогда не поддавайся на уговоры этой бестии. Она действительно сводит с ума.

Дэймон во время своего монолога, кажется, сам не заметил, как взял меня за плечи и притянул к себе, будто доходчивее пытаясь донести до одной мелкой блондинки сказанное. Хорошо хоть, не встряхнул, как нашкодившего котенка. А когда и он, и я осознали, что стоим так близко, почти прижимаясь, оба замерли, не шевелясь, глядя в глаза друг другу. В горле враз стало сухо. Я сглотнула, поймав себя на том, что сейчас все мое тело превратилось в одни сплошные ощущения.

Сильные руки, что все еще держали мои плечи. В них чувствовалось напряжение до дрожи. Я ловила дыхание темного, вдохи и выдохи, от которых было щекотно и тепло. Странно. Ново. Хотелось отодвинуться и одновременно оказаться еще ближе.

А еще я ощутила ароматы ели и мороза, что исходили от Дэймона. Они смешались с чуть пряным запахом его дыхания и кислинкой пота от ворота рубахи, щедро разбавились дымом от полусгоревшего кресла… И все же…

Темный хрипло выдохнул. Заметила, как дернулся его кадык. Дэймон чуть наклонился ко мне.

На миг смежила веки. А затем, открыв глаза, выдохнула:

– Извини, я и правда не хотела напугать тебя. Окно действительно распахнулось само.

– Я уже понял. – Чернокнижник опустил руки и нахмурился, будто сам на себя раздосадованный за что-то. – Это рыжая сняла запирающее заклятие. Могу поспорить, что и твоя одежда – ее идея.

Я опустила взгляд, усиленно рассматривая подол.

– Не совсем. Утром я осталась в одном халате и… Но я действительно не знала, что это саван. Я бы никогда… – И, перебив сама себя, предложила: – Может, есть другая одежда? Я с радостью переоденусь.

– Зачем? – Темный изогнул бровь.

– Как зачем? Это же саван. Причем твоей матери… Он наверняка напоминает тебе о ее смерти.

– А с чего ты решила, что моя мать умерла? Она вполне себе здравствует и на той седмице сменила очередного любовника, – сухо отчеканил чернокнижник. – Что же до савана, это у нее было в свое время такое хобби. Кто-то собирает гробы со своих неудавшихся похорон. А вот она – коллекцию саванов. Оные ей шили каждый раз, когда думали, что все, наконец-то лэрисса Райос отправится к праотцам. Но мать назло всем доброжелателям в последний момент оказывалась живой и почти невредимой. Все в лучших традициях истинных черных ведьм.