Она исчезла

Эту идею я оставил при себе.

Позвольте, уважаемые официальные следаки и дознаватели, я расследую это самостоятельно.

Когда дознаватели убыли, я сосредоточился на главном. А главным оставалась, конечно, Римка.

Она исчезла позавчера. Последний раз в Сети появлялась сорок часов назад. Я ее видел незадолго до этого: в шесть вечера в понедельник.

Потом тем же вечером последовало ее свидание с неизвестным «Ромео» в ресторане «Осетр и Окунь», а затем перестрелка поблизости. Связаны ли два эти события? И куда Римма делась потом?

Я позвонил ее любовнику, Пану. Телефон не отвечал.

Пользуясь своими многочисленными базами, я довольно быстро вычислил его личность. Фамилия его оказалась Панюшкин (отсюда, видимо, и кличка Пан). Звать Клим Васильич. Возраст – двадцать шесть лет: ого, натуральный юнец, младше Римки на десяточку! Совсем девушка вразнос пошла, за молодняком бегает.

Работает и впрямь (как чувствовал, а может Римка когда-то обмолвилась?) инструктором в спортивном клубе «Афродита». Проживает по адресу Садово-Черногрязская, шестнадцать, квартира ***: тоже почти в самом центре – как и Римка, на Садовом кольце, только в другой его части, не южной, а восточной.

Я позвонил в клуб «Афродита». Представился сухо, но с достоинством. Слегка приврал, конечно: майор такой-то (неразборчиво), мне надо срочно, очень срочно побеседовать с Панюшкиным. Речь идет о похищении человека, поэтому звоню непосредственно по рабочему телефону, и да, дорога каждая минута.

После сладких мелодий в трубке растерянная реципционистка сказала:

– А вы знаете, Панюшкина сегодня в клубе нет.

– А должен был быть?

– Да… – проблеяла девчонка.

– И он не отпросился? Не заболел? Отгул не взял?

– Кажется, нет.

Становилось ясно, что мне немедленно следует нестись в квартиру Панюшкина на Садово-Черногрязскую.

Хотя кто знает: может, его невыход на работу с Риммой никак не связан? Он в наше неспокойное время попросту решил исчезнуть? Скрыться в братской стране, типа Армении? А может, прихватить туда свою любовь в лице Риммы Анатольевны?

Слесаря, чтобы замки чинить, замначальника НИИ по административно-хозяйственной части обещал прислать только после обеда, ничего важного после кражи жестких дисков у меня в офисе не оставалось, поэтому я кинулся к своей машине. По пути набрал старого друга и однокашника Перепелкина, который дослужился до полковника на Петровке и оставался моей палочкой-выручалочкой.

– Привет, дорогой. Я по-быстрому, извини. Можешь поднять инфу по перестрелке, которая позавчера вечером на Ферсмана случилась? Очень надо.

Перепелкин – парень понимающий и лапидарный, потому отвечал без послесловий:

– Оке, жди.

А я стартанул из своего офиса – снова в сторону центра. Одна радость: двенадцать, утренние пробки схлынули.

Припарковался рядом с искомым домом на внутренней стороне Садового – он оказался обильным, парадного послевоенного стиля. Двор ограждал шлагбаум, подъезд – домофон. Но шлагбаум не был препятствием для пешеходов, а из парадного в таких огромных домах, стоит подождать пять минут, кто-нибудь да выйдет.

Я вознесся в лифте на восьмой этаж. На лестничной площадке оказалось множество квартир. Когда-то здесь, видать, была коммуналка, а потом, в процессе неуклонного роста благосостояния советского человека, ее переделали в квартиры – маленькие, но отдельные, с личными санузлами.

Нужная мне дверь оказалась открытой.

Когда я только начинал публиковать свои записки частного детектива, читатели иногда сетовали: почему у тебя так часто на место преступления сыщику удается проникнуть без отмычек и ключей? Вечно двери нараспашку, разве так в жизни бывает?

Отвечаю: еще как бывает! Если преступнику, конечно, надо, чтобы труп долго не нашли, он за собой все запоры закроет. А если убийство, напротив, вызов кому-то? Или предостережение? Или просто душегубцу все равно, найдут тело, не найдут, и когда? Или вдруг он пребывает в настолько сильном душевном волнении, что забывает за собой запереть? Отсутствие у правонарушителя ключей тоже играет свою роль – многие замки сейчас не английские, которые сами защелкиваются, а французские – такие, что снаружи запирать надо.

Как бы там ни было, дверь в квартиру Клима Панюшкина, любовника Римки, оказалась не заперта.

Я все равно честно позвонил – нет ответа. Постучал в деревянную притолоку. Из квартиры донесся сдавленный шум. Я вытащил из кобуры свой газовый и вошел внутрь. Первое, что увидел: голого человека, притороченного к стулу за ноги и за руки, заплетенные сзади. В рот был вбит кляп. На его действительно красивом торсе имелось несколько кровавых порезов.

Но главное – он был жив, и его голубые глаза с ужасом таращились на меня.

– Спокойно, – сказал я, – я тебя не трону. Наоборот, пришел спасти. Я Павел Синичкин, начальник Риммы.

Я вытащил кляп, парень отдышался и прохрипел:

– А я тебя знаю.

Клим Панюшкин, позавчера ночью. История, которую он рассказал мне, Павлу Синичкину, когда я его освободил и оказал первую помощь.

Они ко мне в ночь на вторник около часа приехали. Римка и еще какой-то мужик, которого я не знаю и никогда раньше не видел. Взбудораженные. Он раненый. Руку, говорит, порезал. Но я его перевязал – умею, нас в медучилище натаскивали, – и сразу понял: это огнестрел, пуля по касательной прошла.

В каких они с Римкой отношениях? Хороший вопрос. Я, знаешь, тоже его себе задавал. Непохоже, что любовники. Может, когда-то были. Что-то между ними иногда проскакивало. Какие-то искорки. Но я не уверен. Может, просто знакомые.

Как его звали? Она его Мишей называла. И еще Минькой.

Как он выглядел? Старше ее. Но ненамного. Лет сорок. Крепкий физически. Но не потому, как мне показалось, что следит за собой и в зал ходит качаться. Возможно, трудовой процесс у него с физикой связан. Такой, знаешь, загорелый и обветренный, будто работает на свежем воздухе. Типа строитель или комбайнер.

И мне показалось, что он из Питера. Почему? А он, например, мой подъезд «парадным» назвал. Нет, «поребрик» и «булка» не говорил – но все равно, кажется, питерский.

Короче, зачем они с Риммой ко мне пожаловали среди ночи? Спрятаться. Просили укрытия.

Если можно, пересидеть у меня в квартире. А лучше: есть ли у меня за городом какая-нибудь хибара, где можно пожить-отлежаться пару-тройку дней, а то и неделю?

Я сказал, что есть, но далеко, и там никаких удобств. А они говорят: отлично, это то, что надо.

Я дал им ключи, и они решили переночевать у меня, а с утра туда отправиться.

Я постелил мужику, этому Мише, на диване. Ты извини, но Римка опять, как всегда, со мной легла – только между нами в этот раз ничего не было. Я ее все пытался выспросить, что случилось да в чем дело. А она: «Тебе лучше не знать» – и уснула.

Часа в четыре утра они встали и, как сказали, пошли пешком – тем более три вокзала тут рядом.

Больше я их не видел.

Тебе тоже их нынешний адрес нужен? Как этим, что сегодня приходили? Координаты дачи моей?

Ну, записывай: Владимирская область, село Селищи. Улиц там нет, третий дом от околицы, как из города ехать. Бревенчатая изба. На электричке до Ильинского, а там пешком пять километров.

Кто ко мне сегодня приходил, спрашиваешь?

Утром – позвонили в дверь. Я дома был, зарядку делал, на работу собирался. Говорят из-за двери, голос мужской: мы из квартиры снизу, вы нас заливаете. А я соседку, что подо мной живет, знаю. Поэтому говорю: а где Алла Викторовна? А они: уехала, нам квартиру сдала. Ну, я и открыл.

Они тут же набросились, скрутили. Двое их было. Физически сильные. И такие, знаешь, с уголовными повадками. Лица абсолютно безжалостные. Лет тридцати-сорока.

Сразу раздели меня, кляп в рот, привязали к стулу.

Порезали грудь ножом – неглубоко, но больно. А потом говорят: сейчас ты нам скажешь, где подружка твоя Римма и дружок ее. Куда поехали.

Я попытался отвертеться, говорю, не знаю.

А они: сейчас мы тебе, кобель, яйца отрежем. Не только не сможешь своими бубенцами девчонок привораживать, но и вовсе кровью истечешь, насмерть. И я вижу: они это сделают, способны. Явно в них нет ничего человеческого.

Я им и сказал. А что было делать?

А они: надеемся, не врешь. Но мы проверим. А если врешь, вернемся и на лоскуты тебя порежем.

А потом собрались и ушли. Развязывать меня не стали. Сказали: если у тебя имеются по жизни дружбаны или другие, кроме Риммы, телки, придут, выручат. Или – парень ты сильный – рано или поздно, сам выпутаешься. Помни доброту: могли освежевать тебя, скотинку, но в живых оставили. Свечу Николаю Угоднику за нас поставь…

– Во сколько они ушли?

– Часов в десять утра.

Павел

У них было почти четыре часа форы. Почему-то я не сомневался: те двое, что навестили Клима Панюшкина, сейчас на пути в село Селищи Владимирской губернии.

– Что мне делать? – спросил на прощание любовник моей любимой девушки. – Идти в полицию?

– Мне все равно, определяйся сам.

А когда я выруливал на своей «бэхе» из переулков на Садовое, позвонил дружище мой, полковник Перепелкин.

Кратко и сухо, словно докладывал своему генералу о происшествии, рассказал:

– Перестрелка на улице Ферсмана произошла позавчера примерно в двадцать три часа. С одной стороны в ней участвовали двое мужчин на «Ауди А4», первый сидел за рулем, второй стрелял. С другой – двое прохожих, мужчина и женщина. Огонь открыл тот, что прибыл в транспортном средстве. Но, по словам свидетелей, пешеход сумел организовать отпор. Прикрыл собой девушку, вытащил ствол, стал бить в ответ. Тот, кто отстреливался, использовал не боевое оружие, а газовый пистолет. На месте происшествия обнаружена кровь, группа устанавливается, пробиваем по базе ДНК. Свидетели называли номер автомобиля довольно уверенно, но под таким номером никакого «А4» не обнаружено, числится старая «ВАЗ-2104». Поэтому одно из двух: либо номера подменили, либо свидетели ошиблись. Пока работаем с мобильными операторами: чьи телефоны вчера болтались в это время в указанном районе.

– Спасибо, Александр Олегович! Будешь и дальше держать в курсе?

– А у тебя, Синичкин, какой к этому делу интерес?

– Да помощница моя пропала, Римка, ты ее знаешь. Есть догадки, что это в нее палили на Ферсмана.

Он присвистнул:

– Эта рыжуля замечательная! Помню ее. Обязательно надо найти, живой и невредимой. Перешли мне, кстати, номер или номера мобильников, принадлежащих твоей красавице, пробьем и их. А сам звони, если что надо. Буду держать тебя в курсе.

– Окей, номера вышлю. И поставь их тогда в розыск. Я уверен, что Римка ничего плохого не совершила, просто оказалась в неправильное время в ненужном месте.

– Сделаем.

Какая прелесть все-таки, что есть в жизни настоящие друзья! Как пелось в детской советской песенке: «Друг в беде не бросит, лишнего не спросит – вот что значит настоящий верный друг!»[2] Вот и Санька безо всяких понуканий и посулов кинулся мне на помощь. Это дорогого стоит.

За разговором я выкатился за МКАД и полетел, насколько позволяли светофоры, по Щелковскому шоссе. На скоростные ограничения плевал – какая разница, сколько штрафов придет, лишь бы Римку спасти!

Римма.

Вчера утром

Миня что-то пытался рассказать ей в электричке, и вроде бы важное: почему он в Москве появился и отчего снова ее нашел, – но Римму неудержимо клонило в сон. Хорошо, если на два часа в квартире Клима она забылась. Там сквозь приоткрытое окно непрестанно шумело Садовое, Пан все шептал ей на ухо: то пытался выяснить, что случилось, то желал близости. Пришлось ему уступить, конечно, а то такое положение, что не знаешь: может, это последний любовный эпизод в твоей недолгой оставшейся жизни. Поэтому в пустом вагоне она клевала носом и ничего толком не слышала.

Зато пока ехали, немного выспалась, и сразу кофе захотелось. Адреналин в крови перегорел, и на смену дикому возбуждению, напряжению и страху пришла апатия.

Слава богу, на станции Ильинское оказался кофейный автомат. И хоть Мишка торопил, она взяла себе двойной.

– Мы не спросили Клима: есть в его деревне магазин? Что мы там у него есть-пить будем?

– А… – Миня пренебрежительно махнул рукой. – Магазин или автолавка сейчас всюду есть. Лучше не терять время и провизией запасаться, а поскорее свалить из города.

Договорились с таксистом, дежурившим на площади, чтоб довез до деревни. Тот заломил с ранних любовников (как он сам для себя определил статус парочки) дикую цену. А когда Римма попробовала поторговаться, высказал:

– Да ты знаешь, какие там ямы? Смерть подвеске!

И впрямь: дорога когда-то по пути из Ильинского в Селищи имелась, даже асфальт вроде некогда лежал, только на проезжей части оказались хаотически разбросаны огромные дыры. Ехать приходилось, пыля, со скоростью двадцать километров в час по более-менее ровной обочине. Но временами она обрывалась и авто ухало в ямы. Странным казалось, что всего в ста километрах отсюда Москва, где каждый год по новой перекладывают асфальт, бордюры и плитку.

Домишко, сосватанный Паном, оказался под стать шоссе: покосившийся плетень, заросший бурьяном участок, осевшая на бок изба. В доме кислый запах, мутные стекла, дохлые мухи. Дощатый туалет в конце участка. Колодец на улице через три дома.

– Не «Хилтон», конечно, – потянулся всем телом Миша. – Но все-таки типа дом. И, как говорят, нищие не выбирают.

Сама деревня оказалась по части благосостояния разной: большинство изб кривые, темные, полузаброшенные. Но имелись и добротные каменные особнячки за высокими заборами. И что интересно: несмотря на лето, разгар, казалось бы, полевых работ, – ни единого человека ни в огородах, ни на улице.

Зато нашелся магазин, Римме с Мишей удалось закупить там хлеб, колбасу и «Доширак». Вдобавок кофе, йод, бинт и репелленты.

– А вы чьи будете? – подозрительно спросила объемистая продавщица.

– А вы из контрразведки? – парировал Миня.

Когда они вышли, Римма спросила:

– Ты мне теперь скажи, почему нас преследуют? За что стреляли? И чего ты в итоге добиваешься? Что мы дальше будем делать?

Однако на эти самые насущные вопросы Мишка не отвечал, лишь хмыкал многозначительно, гмыкал, да болтал ерунду:

– Подождем, отсидимся, забьемся под камень, как щука в реке. А он, может, сам к нам придет, своими ножками. И тогда мы его: цап!

– Да кого «цап»? И что ты затеял?

Но Минька только отшучивался и переводил разговор на другое:

– Скажи, у тебя с тем красавчиком накачанным, Климом с Садово-Черногрязской, все серьезно?

Или:

– А с твоим начальником, Пашей, ты сейчас в каких отношениях? Помню, до того как мы с тобой в двенадцатом году в Питере встретились, ты ведь с ним жила?

Или:

– Бог троицу любит! Первый раз, в пятом году, у нас совсем не задалось, потом, в двенадцатом, – случился приступ жаркой любви, но без продолжения. Теперь, наверное, все наконец сладится.

На последнее она в сердцах ответила:

– Ты говоришь, был приступ любви. Почему ж тогда меня отпустил?! Дал вернуться в Москву? И не позвонил потом ни разу?!

– Извини, красавица, то была моя самая большая в жизни ошибка. Сам себе простить не могу.

Короче: балагурил и подсмеивался. А она не могла сопротивляться, потому что тогда, в двенадцатом году, заимел он над ее сердцем власть – не такую, как некогда Синичкин, но ощутимую. Никакому Пану и не снилось.

И только одно по делу Миня сказал – не считая того странного лепета, под который она в электричке засыпала:

– Может, Павла твоего Синичкина в долю взять? Или, как думаешь, сами справимся? – И единственное добавил полезное: – Надо ведь для начала установить, кого конкретно и на сколько он тогда кинул. Можно, конечно, Георгия Степановича позвать в наш бизнес, но тот хитрющий мужик, может попросту оттереть и из дела выкинуть, ни копья не получим.

– Кто такой Георгий Степанович? – вопросила Римма.

– А это типа твоего Синичкина: главарь детективного агентства, только питерский. Я у него подрабатываю.

– Мы, значит, с тобой коллеги? Вот не знала.

– Вот именно, Римма Анатольевна. Но хватит нам с тобой на посылках бегать. Пора самим куш отхватить. Ты не менжуйся, Римка, дело у нас будет миллионодолларовое.

– Рассказывай, о чем речь.

– Да погоди ты! Дай в себя прийти, подумать да сообразить: как нам дальше действовать, чтобы свой интерес сберечь.

– Но пока мы с тобой только чуть по пуле не словили. И в грязной избе сидим.

А Мишка только хохотал:

– Все гигантские состояния начинались с самого низкого старта и минимума возможностей!

Павел.

На следующий день

По дороге я успокаивал себя: может, бандиты не сразу бросятся в погоню за Римкой и ее спутником?

Нападение на парочку носило все приметы заказного убийства. Значит, у него имеется заказчик? А исполнитель не сам интересант убийства? Тогда, стало быть, бандитам для начала потребуется доложить «наверх» обстановку и получить санкцию на дальнейшие действия? Но, с другой стороны, нынче «доложить» и «получить санкцию» – дело одного звонка, совершаемого на ходу.

Другой разговор, что подельник Римкин, кем бы он ни был – человек, судя по перестрелке на Ферсмана, совсем не простой и далеко не лох. Да и Римма моя Анатольевна не промах. Задешево их не возьмешь, в голые руки они не дадутся.

И если бандитам свойственна минимальная осторожность, то для начала они проведут рекогносцировку: развернут свои силы близ деревни Селищи, понаблюдают за парочкой.

Вдобавок я уповал на счастливый случай. Мало ли что бывает! Остановят гангстеров, к примеру, на трассе менты: не все же им с честных водителей тысячи сшибать. Обыщут, к примеру, бандитскую машину. Оружие найдут…

Мечты, мечты, где ваша сладость!

На счастливую (для меня) случайность и на то, что я успею в деревню до возможного начала боевых действий, только и оставалась надежда.

Можно, конечно, позвонить другу моему Перепелкину и сказать: имеются у меня сведения, что по такому-то адресу (называется деревня Селищи Ильинского района Владимирской области) готовится преступление. И пусть он позвонит в область, а они подошлют ОМОН.

Но! Опять-таки я не знал, что происходит с Риммой и в каком она статусе: заложница или, может, подельница? И тот хмырь, с которым она прогуливалась позавчера по Ферсмана, ей кто и почему оказался рядом? Я хоть не жалую – точнее, ненавижу Римкиных хахалей, – но все равно подставлять под статью ее приятеля не хочу.

Поэтому оставалось мчаться – я и мчался.

Я пролетел поворот на Щелково и город Чкаловский. Потом пронесся под новым ЦКАД, миновал Черноголовку, затем Киржач.

Шоссе делалось все хуже. Наконец я добрался до райцентра Ильинское и свернул на изрытую (как предупреждал меня навигатор) трассу до Селищей.

А когда доехал наконец до деревни, то сразу понял, что опоздал.

Римма.

Двумя часами ранее

Никаких поползновений Мишка вечером не проявил. Постельное белье в избе оказалось ветхое, влажное, поэтому стелить его Римма побрезговала. Легли одетыми: девушка на никелированную кровать с шарами, прямиком из сороковых годов прошлого века, а Миня на продавленный диван.

Перед сном на всякий случай он ее вооружил. Нашел в избе старый нож, долго его оттирал от ржавчины, потом точил. У него хорошо получалось все делать руками, можно залюбоваться. Миня снял рубашку, и тело у него проявилось не такое накачанное-оформленное, как у Пана, но жилистое и загорелое. Повязка, которую они поменяли в квартире у Клима, больше не кровоточила. Он и себе наточил тесак с лезвием сантиметров двадцать. А еще – топор.

Рано утром (она спала) встал, сходил на разведку. Пришел через пару часов, когда Римма кофе пила, доложил:

– Въезд в деревню один, по той трассе. По другим дорогам проехать можно только на танке. Если они вдруг появятся, то только как мы. Поэтому ты сиди здесь, а я пойду подежурю.

– Я с тобой.

– Перестань. Это опасно.

– А тебе не опасно?

– Зато ты, если что, успеешь убежать.

– Не надо мне этого, Миня. Идем вместе. А по дороге ты расскажешь, в чем дело. Хотя бы знать, за что погибаем.

– Типун тебе на язык.

Все-таки она его уболтала, и они пошли на опушку вдвоем.

Сознание опасности будоражило кровь – как тогда, почти двадцать лет назад. И тот же Миня был рядом.

В тот раз им обоим удалось выйти сухими из воды – причем почти в буквальном смысле.

Но вот теперь, кажется, прошлое их догнало.

Но, может, обойдется?

Они остановились за кустами, в стороне от дороги. Присели на поваленную и бесхозно брошенную березу.

– Давай, рассказывай, – напомнила Римма Мишке.

– Я по порядку, – сказал он. – Итак, все случилось с неделю назад. Мы с Веткой поехали купаться на залив, в Лебяжье…

– Ветка – это кто?

– Какая разница! Не перебивай! Вот мы в Лебяжьем сидим с ней на берегу на песочке, и вдруг я вижу…

По трассе, ведущей из райцентра, прибывало по машине в час. Кое-кто из деревенских тоже редко-редко отправлялся в обратный путь, в город.

Но вот на дороге, прерывая Мишкин рассказ, появилась «Ауди А4». Черная, явно та же, что позавчера охотилась за ними на Ферсмана.

Машина съехала на обочину и остановилась в лесу, не доезжая изб. Метрах в двадцати от Риммы с Минькой.

Открылись дверцы, из авто вышли двое. И еще один оставался за рулем. Полку бандитов прибавилось – теперь их оказалось трое.

Римме представилось, что один из них – тот, кто стрелял в них ночью после ресторана.

Мишка заставил ее пригнуться, спрятаться за упавшим деревом.

Двое бандосов стояли и разговаривали. Посматривали на деревню, показывали руками.

И вдруг – Римма не могла поверить – Мишка прошептал ей: «Лежи тихо, что бы ни случилось». А сам – глупец, безумец! – бросился к пришлецам. В руке у него сверкнул тесак.

Бежал он бесшумно, и ему удалось схватить сзади ближнего к себе бандита. Он взял его руку на болевой и прижал острый тесак к шее. А потом стал вместе с ним медленно отступать к кустам.

Второй из стоявших выхватил пистолет. Шофер выскочил из салона и тоже направил на Миню оружие. Но стрелять они боялись. Ведь парень прикрывался их подельником и медленно отступал в чащу.

А потом, когда их загородила от бандитов разлапистая елка – Римма с другого угла все видела, – Миша вдруг беспощадно резанул тесаком горло бандита, и тот стал медленно опускаться на землю.

Хлынул фонтан крови, а Мишка тем временем вытащил из кобуры у бандоса пистолет и кинулся в глубь леса, в противоположную от Риммы сторону. Он словно уводил убийц от нее и от деревни.

Вслед ему раздались выстрелы. Двое оставшихся оправились от неожиданности, и им больше не надобно было защищать своего.

Мишка запрыгнул за поваленное бревно и открыл ответный огонь.

Первая же пуля попала второму бандиту в голову. Третий тоже упал наземь. Однако он был жив и стал отстреливаться, прикрываясь лежавшим на земле телом своего подельника.

Миня зачем-то вскочил: то ли поменять дислокацию, а может, в азарте боя добить противника. Римма вдруг с ужасом увидела, как пуля, выпущенная оставшимся третьим шофером, попала ему прямо в середину груди.

Мишка упал. Его тело дернулось и больше не шевелилось.

Девушка кинулась бежать к нему, но остановила саму себя.

Третий бандит не пострадал. Он осторожно встал. Потом прошелся по лесу, поглядел на своих убитых товарищей. Они не подавали признаков жизни. Тогда он подошел к Миньке и, стоя над ним, выстрелил в него сверху вниз.

Контрольный выстрел. Наверное, со своим старинным другом Римма теперь может попрощаться навсегда.

После этого бандит-водитель забрал пистолеты из рук своего товарища (и Михаила), а потом, никак не заботясь о своих павших, вернулся к машине, прыгнул в нее, развернулся и дал ходу: прочь, прочь из опасного места!

Римма кинулась к убитым.

Подбежала. Три тела. Все в крови.

Сперва она смотрела только на недвижимых бандитов, словно давая шанс Михаилу очнуться, прийти в себя, подняться и сказать, что все это происходит невзаправду. Однако чуда не случилось. Когда она повернулась и подошла к нему, Миша оставался неотвратимо мертв.

Она бросилась на землю рядом с ним, припала к нему на грудь и навзрыд заплакала:

– Миня, Миня! Зачем же ты так? Зачем это все?!

Ей стало безумно жаль своего былого возлюбленного, которого, казалось, она могла вновь обрести.

Павел

У опушки леса я увидел следы настоящей бойни.

Один, в черном, со смертельной раной в голове.

Второй, тоже бандитского вида, – с перерезанным горлом.

И третий, как бы противостоящий им, на расстоянии метров пятнадцати, – с двумя пулевыми ранениями в грудь и в голову.