Полная версия
Ангел
Катерина Даймонд
Ангел
Посвящается Оливеру. Трудись усердно и постарайся не угодить в тюрьму. С любовью,
Мама.Роман от начала и до конца является вымыслом. Имена, характеры персонажей и события, описанные в книге, – плоды авторского воображения. Любые совпадения с портретами реальных людей, живых или умерших, с происшествиями, случившимися в действительности, как и с изображенными в тексте местами, существующими на самом деле, следует считать абсолютно случайными.
Пролог
1986 годСнег толстым слоем укрыл подъездную дорожку, как и почти весь городок. Он неутомимо валил с самого утра, хотя прогноз погоды в новостях накануне обещал всего лишь легкие осадки. Мартина выглянула на улицу. Все вокруг спряталось под глубоким девственно-чистым покрывалом, ставшим эдакой идиллической снежной тюрьмой. Рождественская елка соседа валялась у баков с мусором. Мусорщик отказывался увозить ее на свалку уже несколько недель подряд, но упрямый старикан Маррей продолжал оставлять ее там в знак протеста. Даже отбросы стали выглядеть симпатичнее, когда их присыпал снег.
Она прикинула, сколько еще проспит младенец. Он ведь проснется голодным, а у нее закончилась детская питательная смесь. Муж прочно застрял на работе, ей же никак нельзя остаться без еды к моменту пробуждения Джейми. О походе по магазинам не приходилось и мечтать. Без сомнений, большая часть их сегодня даже не открылась.
Мартина подбросила в камин еще одно полено. Пусть в доме и так тепло, ей нравилось ощущение безопасности, излучаемое ярким пламенем дров в очаге. Именно этот огонь составлял ей компанию, когда она была одна, а ребенок спал. Она уже сбилась со счета и не могла припомнить, сколько раз за последнее время мужу приходилось задерживаться на работе. С тех пор как у них появился малыш, Мартина приобрела почти твердую уверенность: супруг завел роман на стороне. Впрочем, она всегда знала, что поначалу играла роль «призовой» жены, чей внешний блеск основательно померк за последний год или чуть больше. Беременность запустила процесс деградации, а послеродовая депрессия довершила дело. Мартина даже представить себе не могла, насколько будет трудно, как одиноко. Она сняла трубку с красного бакелитового городского телефона, полученного в подарок на Рождество, и набрала номер соседей.
Чарли и Софи поселились через дом от них три года назад, и за это время семьи сдружились. Мартина и Софи забеременели одновременно и вместе прошли через этот сложный период.
На звонок ответил Чарли.
– Привет, Чарли.
– Мартина? У вас все в порядке? – Он говорил шепотом.
– Прости. Я вас не вовремя потревожила?
– Нет. Просто Софи подхватила грипп. Она спит, не хочу ее будить.
– О! А я звоню всего лишь узнать, нет ли у вас в запасе детской питательной смеси, которую можно одолжить. У меня закончилась, и, когда малыш проснется, нечем будет его покормить.
– Да, у нас найдется лишняя баночка… Я принесу тебе… Подожди у телефона.
Его голос слегка дрогнул.
– Что-то не так?
– Думаю, придется взять с собой нашего парнишку. Софи сейчас не в состоянии им заниматься.
– А сам-то ты ел? – спросила Мартина. – Предлагаю обмен. Еда для взрослых на детское питание.
– Звучит прекрасно. Ты уверена?
– Здесь только мы с младенцем. Ты окажешь мне огромную услугу, и это меньшее, что я могу сделать в ответ.
– Хорошо. Дай мне полчаса, чтобы приготовить суп для Софи и покормить сыночка, а потом я приду.
– Тогда до скорого.
* * *Мартина налила в воду пену и наблюдала, как она пузырится. Зачем она принимает ванну? Ее приятно взволновала перспектива, что гость придет один, но она ощущала из-за этого чувство вины. Возможно, она впервые подумала о Чарли как о мужчине. Обычно он всего лишь муж Софи, сосед, однако мысль о встрече наедине неожиданно заставила воспринять его иначе. Теперь он становился для нее просто Чарли.
Она накрутила волосы на бигуди; голова вымыта только вчера, восстановить прическу труда не составит. Да, она прихорашивается для мужчины, который ей не муж. Но вина за это целиком лежит на супруге, заставившем жену чувствовать себя уродиной и во время беременности, и после рождения ребенка. Она знала, что вовсе не страшная, а потому радовалась возможности легкого флирта, способного укрепить ее уверенность в себе, побудить прикладывать усилия для возвращения прежней красоты. Мартина попрыскалась туалетной водой «Опиум» и остановила выбор на зеленом платье из шифона. Красное выглядело, пожалуй, чересчур смело, а это придавало ее карим глазам смягченный оттенок темного шоколада. Она осмотрела себя в зеркале и потянулась за помадой своего цвета. В журнале «Космополитен» она вычитала, что следует накладывать губную помаду в тон сосков, если нужно привлечь кого-то. Можно подумать, этот кто-то сумеет разглядеть, какого они цвета. Удивительно, что читательницы подтверждали эффективность метода.
В дверь позвонили, и Мартина пошла открывать, чувствуя учащенное сердцебиение. Снаружи по-прежнему было светло; солнце уже закатилось, но снег отражал сияние уличных фонарей. Мартина с удовлетворением заметила в глазах Чарли блеск, означавший признание ее эффектной женщиной. Давненько ей не доводилось ловить на себе подобные взгляды, и, конечно, меньше всего она ожидала их от собственного мужа. Сосед подал ей баночку с детским питанием. Мгновение она растерянно смотрела на эту жестянку, словно успела забыть, зачем пригласила Чарли. Затем с улыбкой развернулась и пошла в дом, оставив дверь открытой и не задавая вопросов. Поставила баночку у раковины в кухне и обернулась, заметив, что гость стоит и намного ближе, чем она ожидала. От нее не укрылось, как он тщательно старается удерживать взгляд на ее лице, не позволяя ему спускаться ниже.
– Выпьешь немного вина?
– Пожалуй. Звучит заманчиво. Можно куда-нибудь пристроить малыша? Он снова задремал.
– Разумеется. Уложи его в колыбель к Джейми.
Чарли поднялся на второй этаж, а Мартина оправила платье и расстегнула еще одну пуговицу. Она извлекла из духовки жареную курицу, приготовленную на вечер, поставила блюдо на стол, приготовила приборы на двоих и вынула из холодильника бутылку белого вина.
Чарли вернулся и сел за стол, немного нервно огладив руками брюки. Мартина положила на его тарелку салат и куриную ножку, пока он наливал им обоим вина. Она слегка откашлялась, чтобы прочистить горло. Происходящее напоминало свидание, которое вроде бы не входило в ее намерения. Или все-таки входило?
Она старалась думать о Софи, прикованной к постели, и о муже, которого задержал на работе глубокий снег. Маленькие городки, расположенные вокруг мегаполисов, не пользовались особым вниманием властей: никто не посыпал дороги солью, делая их пригодными для езды.
Они поели, беседуя о пустяках, пока младенцы спали. Мартина откупорила вторую бутылку вина, осознавая, что уже немного пьяна. В желудке ощущалось приятное тепло, какое она обычно чувствовала, только выпив достаточно много. Но она уже давно не позволяла себе расслабляться, и ей даже в голову не приходило, до какой степени напряжена она в последнее время. Беседа с другим мужчиной позволила ей понять, насколько скверно складывались ее разговоры с мужем. Он неизменно заставлял ее чувствовать себя глупой или затыкал ей рот, не давая вымолвить ни слова.
Его одержимость сыночком поглотила жизни обоих, единственным смыслом существования Мартины стало обеспечение младенца всем необходимым. Она, конечно, не могла злиться на Джейми, но ненавидела перемену, привнесенную им в поведение мужа, которого окружающий мир отныне интересовал только из-за влияния, какое тот оказывал на его ребенка. Складывалось впечатление, будто он впервые в жизни полюбил, и сила этого чувства доводила его до легкого умопомешательства. Она гадала, что же тогда он испытывал к ней. Не были ли его прошлые признания порождением похоти или просто того факта, что она пользовалась успехом у мужчин.
Нет, надо стряхнуть эти мысли и попросить гостя уйти. Время приближалось к восьми вечера, и странным образом встреча превратилась в нечто серьезное и даже опасное. Когда допили вторую бутылку, Мартина поймала на себе взгляд Чарли. За последние полчаса он успел рассмотреть ее колени, грудь, глаза, а сейчас вглядывался в губы. Чарли медленно наклонился, чтобы поцеловать ее. Она тоже потянулась к нему, и они соприкоснулись как раз посередине стола. Преодолев черту, они уже не могли остановиться и неуклюжим движением обнялись, почти врезавшись друг в друга; поднялись, возясь с пуговицами и молниями, приближая окончательный телесный контакт.
Платье Мартины упало на пол, и она почувствовала на своей груди влажные губы Чарли – незнакомые губы, не принадлежащие мужу. Они не были ни лучше, ни хуже – просто другие. Она не могла больше притворяться верной женой, зная, что и супруг не безупречен. Вероятно, он сейчас лежит перед другим камином, с другой женщиной. А потому ей нечего стыдиться. Это он не давал ей почувствовать нежность и потому сам виноват. По крайней мере, именно так она говорила себе.
Чарли двигался вместе с ней, прижимался все крепче. Это был ее первый секс после рождения ребенка. Прошло несколько месяцев, она прекрасно себя чувствовала. Она все еще привлекательна – эту мантру Мартина не уставала повторять каждый раз, когда муж злился на нее за новое платье, прическу или нижнее белье. Для него она перестала существовать. Он знал только малыша и кого-то еще, с кем встречался тайно. Хотя он все равно никогда не узнает о случившемся. Теперь у нее тоже появится маленький секрет.
Она никогда больше так не поступит, дала зарок Мартина. Ей придется сразу же вдолбить это в голову Чарли. Если муж ненароком проведает об их близости, у нее будут крупные неприятности, а соседа он, пожалуй, даже способен убить. Некоторые его поступки шокировали и вызывали отвращение, а заверения, что это спонтанные и в целом не свойственные ему вспышки, звучали с каждым разом все менее убедительно. Отбросив мысли о муже, Мартина повлекла Чарли к дивану и села, позволив ему действовать. Его руки жадно обхватили ее тело, он заставил ее откинуться назад и раздвинул ей ноги, чтобы пристроиться между ними, – все это он делал совершенно иначе, чем муж.
Чарли уже заходился в экстазе, ее ногти вонзились в его спину, а он впился губами в ее шею и двигался все быстрее. Никогда прежде она не делала этого с другим мужчиной и удивилась, насколько это приятно. Они наслаждались до тех пор, пока он наконец не издал блаженный стон. Почти одновременно раздался детский плач. Чарли распластался на ней, они оба рассмеялись. Ее смех получился нервным, прозвучал признанием, что вот вернулась обычная жизнь, а случившееся только что совершенно непростительно. Спустя минуту Чарли встал и аккуратно надел брюки, взглядом ища на полу рубашку. Мартина поняла, что и он глубоко шокирован. Он пришел в гости, и в мыслях не держа ничего подобного. Теперь же путь назад отрезан.
– Это твой, – сказала Мартина.
– Прости, что? – переспросил Чарли с все еще раскрасневшимся лицом, выдававшим тяжелое чувство вины, терзающее его.
– Плачет не Джейми.
– А… Ясно.
Она поняла, что его обрадовала возможность отвлечься, гость поспешно обулся и бросился наверх. Мартина тоже воспользовалась возможностью найти одежду и быстро застегнула пуговицы на платье.
– Мартина! О боже мой, Мартина! – Голос Чарли зазвенел, перекрывая звук плача его сынишки.
– Что такое?
Она буквально взлетела на второй этаж и ворвалась в детскую. Чарли держал на руках своего младенца, в ужасе не отрывая взгляда от колыбели. По выражению его лица она все поняла. Даже не заглянув в кроватку, она почувствовала, как у нее перехватило дыхание. Джейми, ее маленький сынок, которого они с мужем так отчаянно стремились зачать, посинел. Сердце Мартины остановилось.
– Что же делать?
Чарли передал ей своего сына, достал Джейми из колыбели и бросился с ним в ванную.
– Вызови скорую! – крикнул он.
Она побежала за телефоном и вернулась как раз вовремя, чтобы увидеть, как Чарли наполняет ванну теплой водой. Он положил в нее Джейми и поливал, пока ребенок не согрелся, затем снова поднял крошечное тельце и завернул в полотенце, непрерывно массируя его грудь. Мгновение спустя Джейми заплакал, но не привычным громким плачем, а чуть слышно и сдавленно. Мартина чувствовала себя совершенно беспомощной.
Через несколько минут они услышали завывание сирены. Ничто не могло заставить машину скорой помощи двигаться быстрее, чем несчастье с младенцем, даже снег не задержал ее – на колеса надели специальные цепи. Чарли насквозь промок, а Мартина могла лишь неподвижно стоять, наблюдая, как санитары заворачивают ее дитя в одеяла и поспешно уносят в машину.
– С ним все в порядке? С моим малышом все хорошо? – в отчаянии спрашивала она.
– Необходимо тщательное обследование. Многое зависит от того, как долго он был лишен кислорода. Есть вероятность необратимого повреждения мозга, но сейчас никто не может этого знать. – Один санитар смотрел Мартине прямо в глаза, второй упорно избегал ее взгляда.
Чарли сгреб сына в охапку и последовал за Мартиной, застегнувшей оставшиеся пуговицы на платье и снявшей с вешалки пальто. Она заметила автомобиль мужа, остановившийся на подъездной дорожке, когда санитары уже усаживались в микроавтобус. Один протянул руку, чтобы помочь и ей залезть внутрь. Она видела, как муж вышел из машины и направился к ним. Он оглядел платье жены полным недоумения взглядом. Она осмотрелась и обнаружила, что вдела пуговицы не в те петли. Затем он покосился на Чарли, чьи брюки еле держались на бедрах, а подол рубашки в одном месте торчал наружу. Было совершенно ясно, что именно здесь недавно произошло.
– Мартина? Какого черта здесь творится?
– Прости. Это Джейми. Он перестал дышать.
– Вы едете с нами, мэм? Нужно торопиться. Он не имел доступа к кислороду по меньшей мере две минуты, стоит поскорее показать его доктору. – В голосе санитара звучала неподдельная тревога.
Мартина отчетливо видела, как лицо мужа исказил панический страх.
– Нет, с вами поеду я, – заявил он, встав перед Мартиной так, словно ее вообще не существовало.
– Прости! Я бы никогда этого не допустила! – выкрикнула она.
Слезы хлынули из глаз. Она уже знала: он прекрасно понял, чем она занималась.
– Послушай, друг… – произнес Чарли, уперев взгляд в носы ботинок.
– С вами обоими я разберусь позже!
Он забрался в машину и захлопнул за собой дверь.
Мартина наблюдала, как микроавтобус отъезжает от их дома. В ту же секунду сын Чарли разразился ревом, нормальным плачем, свойственным здоровым младенцам, оказавшимся на пронизывающем холоде. Она не нашла в себе сил даже взглянуть на него. Вбежала в дом и с грохотом захлопнула дверь. Она не могла снова впустить Чарли. Только не сейчас!
* * *Зазвонил телефон, Мартина сняла трубку. Это был муж.
– С ним все в порядке?
– Я хочу, чтобы ты убралась из дома к нашему возвращению. Не желаю больше никогда тебя видеть.
– Но… Это же несчастный случай!
– Я знаю, как все произошло. Знаю, что ты сделала. Любой бы догадался, только взглянув на вас обоих.
– Я чувствовала себя такой одинокой. Понимаю, мне нет оправданий, но, когда появился Джейми, ты постоянно внушал, что я никчемна. Мне просто захотелось снова ощутить себя женщиной, хотя бы на один вечер. Я не знала, что такое может случиться. Ты прекрасно понимаешь, что я не виновата!
– И поэтому все в порядке.
– Нет. Разумеется, нет.
– Он сейчас в реанимации. Хочу предупредить: если малыш не выкарабкается, то и тебе станет незачем жить.
– Пожалуйста…
– Вы оба пожалеете, что еще не умерли.
Он бросил трубку.
Мартина знала: муж не из тех, кто разбрасывается пустыми угрозами. На ее глазах он совершал поступки, заставившие бы других женщин бежать от него без оглядки как можно дальше. Она знакома с темной стороной его личности, которую не замечали другие люди. Поначалу это даже возбуждало. То, как смотрели на него в некоторых пабах или ночных клубах, когда он входил, как люди расступались перед ним, явно опасаясь. Окончательно она поняла, что ей нужен именно этот мужчина, после одного случая: однажды на улице он сунул зазубренное горлышко разбитой бутылки в лицо грубияну, нахамившему Мартине. Никто прежде не заступался за нее подобным образом. Вот и сейчас он не дает спуску, только уже ей.
Она достала из шкафчика в ванной пузырек с валиумом, а потом принесла из кухни бутылку джина. Мартина и в самом деле не смогла бы жить без своего сына. Жить с грузом на совести из-за того, что ее не было рядом, когда малыш больше всего нуждался в помощи. Жить, вспоминая, как он лежал без сознания в комнате на втором этаже, пока она бессмысленно развлекалась с мужчиной, которого даже не находила особенно привлекательным. Муж ясно дал понять: она больше не будет частью жизни Джейми, значит, ей осталось только принять эти таблетки одну за другой, запивая каждую глотком джина. Она еще не успела полностью протрезветь после вина, выпитого за ужином, и решение далось легко. Она уходила на своих условиях, желая дать мужу почувствовать такую же боль потери, какую испытывала сама. Пусть он пожалеет о том, как разговаривал с ней, поймет, что ему стоило вовремя вернуться домой, чтобы спасти жену. Ей хотелось заставить его осознать, что в случившемся есть немалая доля его вины. На сей раз последнее слово останется за ней.
Глава 1
2017 годГэбриел Уэбб стал убийцей. Он еще сам не знал об этом, но до конца дня ему предстояло изведать чувство, которое испытывают, отняв чью-то жизнь. А пока он включил громче музыку в спальне, чтобы заглушить голоса родителей, ссорящихся из-за него.
Их реплики то и дело сводились к тому, что он «окончательно отбился от рук» и его необходимо «жестче контролировать». Мать предлагала отправить его пожить у тетки в Челтнэме. Отца обуревала идея отдать сына в армию, где тот поймет, «как хорошо было дома». А все потому, что Гэбриел отпустил волосы до плеч и иногда подводил глаза косметическим карандашом.
Он натянул панковские брюки в красную клеточку и обулся в тяжелые башмаки «Нью рокс», продев шнурки через хромированные люверсы в их передней части. Перебрал верхнюю одежду, выбирая, что наденет сегодня. Какой наряд наилучшим образом подойдет к запланированному. Мобильный телефон подал сигнал, и Гэбриел взглянул на дисплей. На нем отобразилось множество эмодзи, каждый из которых означал возбуждение его подружки Эммы, фигурировавшей в списке контактов как Прозерпина, Римская Богиня и Королева Преисподней. Он же в ее телефоне значился под псевдонимом Плутон, Бог Смерти. Мрачная и темная символика – вот чем по большей части привлекали их готы[1]. Сегодня вечером они собирались на концерт нью-металл группы «Апокалиптика»[2] в местом клубе – редкий случай в нынешнем Эксетере, где по всему городу расплодились сплошные джин-бары для артизан-хипстеров[3].
Гэбриел влез в черную, всегда как будто мокрую на вид велосипедную куртку. Она подчеркивала его стройную мускулистую фигуру, и ему нравилось, как Эмма смотрела на него, когда он был в этой куртке. Он ловил взгляд подруги на своей груди, а она тяжело сглатывала, подавляя желания, вызванные видом его тела, до той поры, пока они не оставались наедине.
Затем он вынул из шкафа черный кожаный корсет на ремешках с застежками и надел его, хотя в голове вертелись насмешки родителей: «Мужчина в корсете? Вот умора!» Он не утягивал талию. Он отдавал дань моде, а вовсе не стремился подчеркнуть сексуальность. Впрочем, его не особенно беспокоило мнение родителей. Одежда – это способ самовыражения. Он совершенно не собирался шокировать кого-то или демонстрировать дух воинственного протеста. Но всегда удобнее быть «в своей шкуре», а в этом наряде Гэбриел ощущал себя особенно хорошо. Он обернул запястья и предплечья черной изолентой, потом черным карандашом для подводки глаз нарисовал звезду на левой щеке. Все. Он готов.
Когда Гэбриел вышел на кухню, мать глубоко вздохнула и полностью сосредоточилась на содержимом раковины. Она явно не хотела участвовать в разговоре, который неизбежно должен был начаться.
– Какого дьявола? Во что это ты вырядился?
Лицо Майкла Уэбба, отца Гэбриела, приобрело грозное выражение, в чем не было ничего необычного. В последнее время он всегда так приветствовал сына.
– В одежду.
Гэбриел взял яблоко и надкусил его. Он на голову перерос отца, но все равно чувствовал дискомфорт. Он не скажет того, что хочет. Никогда не говорил и сейчас не будет. Он послушает ворчание отца и все равно уйдет. Так лучше.
– Ты же не девка, черт бы тебя побрал! Когда начнешь вести себя как настоящий мужчина? – подпустил шпильку отец. – Кто возьмет на работу человека, который так выглядит? Бога ради, тебе уже девятнадцать. Не пора ли повзрослеть?
– На такую работу, как твоя? Это ты имеешь в виду? – парировал Гэбриел. – Значит, я тоже должен превратиться в дрона?
– Моя работа дроном помогает оплачивать покупку ужасных штанов, которые ты носишь! Что за дурацкие полосы и цепи с тебя свисают? Какое послание они доносят до окружающих?
Отец с силой потянул за веревку, на которой держались брюки, словно хотел порвать ее. Потом посмотрел на сына с презрительной усмешкой.
Гэбриел улыбнулся в ответ, не разжимая губ. Он раздумывал, не врезать ли папаше в челюсть, как сделал однажды.
– У тебя ко мне что-нибудь еще?
Он наклонился к отцу, скрестив с ним взгляды и упорно стараясь не отвести глаза первым.
Злоба в отцовском взгляде на мгновение померкла от неожиданности.
– Не провоцируй меня на разговор о твоем лице. Мужчины не пользуются косметикой. И что это еще за звезда? С ней ты похож на коммуниста хренова!
– Майкл! Следи за языком! – вмешалась все-таки Пенни, мать Гэбриела.
– Встречаюсь с друзьями, возможно, ночевать не приду.
Гэбриел вышел, покачивая головой, и летящие вдогонку оскорбления отца звучали все глуше по мере того, как он удалялся от входной двери. Он повел себя как никогда неуважительно, но именно сегодня не мог долго выносить всю эту чушь. Было бы жалко позволить отцу испортить его превосходное настроение. Он шел на свидание с Эммой. Он заранее отправил сообщение, подруга, наверное, уже ждет. Она живет всего в трех кварталах.
Впервые Гэбриел обратил на нее внимание, когда она работала в ближайшем супермаркете, порой трудясь и по выходным. Причем всегда приосанивалась, если он проходил мимо, и потому понятно было, что тоже положила на него глаз. Однажды он пригласил Эмму на свидание. Она мгновенно согласилась, и дальнейшее стало частью их совместной истории.
Она стояла перед своим домом в компании новой подружки Лианн. Гэбриел заметил, что при виде него глаза Эммы загорелись, и она с шумом втянула воздух, что неизменно возбуждало его. Он знал, о чем она успела подумать, быстро окинув взглядом его тело. Он чувствовал то же самое. Между ними всегда возникало что-то вроде электрического поля; рядом с ней у него невольно сбивалось дыхание и восстанавливалось, только когда они снова оказывались в объятиях друг друга. Он всегда предвкушал следующий поцелуй.
– Ты снова сменила прическу.
Он указал на ее волосы: корни она выкрасила в неоново-красный, а остальные пряди черным спутанным покрывалом ниспадали на спину. Эмма прикусила вдетую в губу сережку и улыбнулась Гэбриелу. Лианн явно понятия не имела, до какой степени мешается, повиснув на руке подруги. Глаза Эммы сказали: «Позже», и Гэбриела странным образом взволновала вынужденная необходимость подождать с ласками.
– Мы встретимся с приятелями Лианн. Они тоже пойдут с нами.
Гэбриел не слишком хорошо знал Лианн, которая в последнее время крепко привязалась к Эмме. Обе работали в супермаркете «Теско» по субботам. Втроем они пошли через Хеавитри и автобусную станцию. Потом двинули на окраину. Миновали тюрьму, достигли ограды, которая отделяла железную дорогу от улицы, чтобы местная малышня или кошки не соскользнули на рельсы и не угодили под поезд.
Начало моросить. У ограды Гэбриел заметил двух парней лет под двадцать, которые ждали их под дождем, натянув капюшоны. Лианн перепрыгнула через проволочную сетку и скрылась по другую сторону. Гэбриел и Эмма последовали за ней.
Заброшенная сигнальная будка возле главного вокзала Эксетера стала местом встреч сомнительных типов, с которыми Лианн водила дружбу. Пока они спускались, сначала раздался странный шум, потом донесся звук разбивающегося стекла. Гэбриела приятно волновала эта суровая атмосфера. Он всегда считал, что хуже скуки только родительские дрязги или перепих. Но сегодняшний вечер не будет пресным. Он позаботится об этом.
Гэбриел уже встречал в городе парней, стоявших сейчас у железнодорожных путей. Их прозвали Переулочниками. Большинство горожан считали их отбросами общества. Переулок Погорельцев вообще пользовался репутацией пристанища бандитов. Его обитатели действительно были способны на все – от мелких правонарушений до ограблений. Детей там бросали, чтобы те сами, как умели, заботились о себе, а взрослые делали все, что хотели. И никто, за исключением подростков, не испытывал там ничего похожего на чувство единения.
