Матрица жизни, или Тарас и его женщины

Думал Тарас, думал, и наконец придумал – его отношения с женщинами можно назвать множественным гостевым браком, где один мужчина поочерёдно гостит у нескольких женщин. Это открытие вызвало в нём интеллектуальный восторг, как бывало в бытность работы в научном институте, когда у него получалось решить сложную задачу. МГБ – сложил он тут же аббревиатуру и подумал, что в будущем она обязательно будет фигурировать в разделе социологии, изучающей брачные отношения. Ему тут же захотелось написать по этой теме научный труд. «МГБ как тенденция в современном обществе», – представил он обложку монографии. – Автор Тарас Загоруйко», – и сердце его стало стучать сильнее…

От приятных размышлений его оторвала Юля.

– Тараскин, в следующем месяце я уеду к сыну. Ты бы мог поухаживать за Голиафом?

Надо сказать, что дети были у всех. У Светы – сын, который давно уже жил отдельно. У Любы дочь, у которой была своя семья. У Тараса тоже дочь взрослая и семейная. А у Юли сын студент. Он учился в другом городе.

– Когда ты вернёшься?

– Перед самым Новым годом – тридцать первого декабря.

– Мне каждый день приходить его кормить и выгуливать?

– Что ты! Один он будет скучать. Возьми его с собой.

– Хорошо, – сказал Тарас, но то, что Света на это согласится (следующий месяц был её), вызывало у него большое сомнение.

– Всё же какой ты у меня молодец! Такой мне сегодня сделал подарок!

Вот так они и жили в мире и согласии, делая друг другу приятные сюрпризы. Юля же ещё раз как-то слепила из глины тарелку, которая получилась кривой и кособокой, и на этом искусство ваяния забросила. Станок был упакован в коробку и перенесён на балкон.

Тарас, вдохновлённый своим открытием, начал развивать теорию множественного гостевого брака. Этот брак, как он считал, должен быть вторичным после того, как первичный выполнит предназначение в продолжении рода и подготовке детей к самостоятельной жизни. Мужчина во множественном гостевом браке обязательно должен быть приходящим, так как если женщины станут посменно приходить к нему, то на уровне физиологического чутья начнут ощущать присутствие друг друга, что вызовет в них ревность и нервозность, а значит, помешает их спасению. Вариант гостевого брака, когда к одной женщине поочерёдно приходят несколько мужчин, он не рассматривал, так как это со стороны будет выглядеть аморально и вызовет пересуды соседей. Особую роль он отвёл и мужчине, так как не всякий может находиться во множественном гостевом браке. Для этого нужно призвание свыше, как если врач от Бога. Только Тарас до этого дошёл в своих размышлениях, так мысли закончились. «Фу ты! Опять призвание и миссия! – думал он. – Ничего, потом само всё собой разовьётся».

Когда осталось несколько дней до его ухода к Свете, Юля, как всегда, начала проявлять к нему повышенную страсть, словно хотела насытиться им на два месяца вперёд или даже выпить из него все соки, чтобы на других не осталось.

– Тараскин, ты мой зверь! Р-р-р-р-р! – утыкалась она ему лицом в грудь после каждой любовной схватки. – Следующий год будет годом тигра, и ты знаешь, что я тебе подарю?

– Кусок мяса?

– Нет.

– Львицу?

– Я тебе сейчас покажу львицу! – шутливо грозила она ему кулаком. – Я подарю тебе клетку! А ключик от неё будет храниться здесь, – положила она его руку себе между ног. Там было тепло, влажно и что-то пульсировало, отчего Тарас ощутил прилив сил, и их тела опять слились в страстных объятиях…

В день ухода перед самым расставанием Юля напутствовала его.

– Веди себя хорошо, думай обо мне и не забудь о Голиафе. Я уезжаю вечером пятнадцатого декабря. В обед забери собаку. Тараскин! Я буду скучать без тебя!

III

Выйдя от Юли, Тарас сразу не пошёл к Свете. Он приходил к ней вечером, так как днём она была на работе. На улице заметно похолодало, и Тарасу было прохладно в осенней куртке. Благо, у куртки был капюшон. «Сегодня надо забрать зимние вещи от Любы», – вспомнил он, что договаривался с ней об этом. У неё был склад его пожитков, которые он принёс с собой из дома. За нарушение установленных правил не ходить к женщинам не по графику это не считалось. Ведь приход был по делу. Чем заняться, ему было – день был расписан заказами. Часов до пяти вечера Тарас крутился между вызовами и походами в сантехнические магазины за недостающими деталями для ремонта. К шести часам вечера добрался до Любы. Та встретила его внешне сдержанно и даже холодно.

– Проходи. Замёрз?

– Не успел.

– Вот вещи, – вынесла она из комнаты большую сумку. – Всё почистила в химчистке.

– Люба! Ну зачем! – полез Тарас в карман за бумажником.

– Перестань, мы же не чужие люди. Ты лучше скажи, с Юлей говорил насчёт встречи?

– Говорил.

– И что она?

– Вроде не против.

– Значит, и Света согласится. Я думаю, у неё и соберёмся.

У Тараса появилось какое-то нехорошее чувство.

– Когда?

– Я ещё не решила. Ты пока подготовь её. Всё, ступай с Богом.

«Что с ней происходит? – по дороге к Свете думал Тарас. – Это, наверное, всё из-за славянского клуба. Как она начала в него ходить, так стала важная, будто царских кровей. И потом эти словечки, как «ступай», «с Богом»…

А в это время Люба сидела за столом, вязала спицами что-то длинное жёлтого цвета и при этом тихонько напевала:

Ой реченька, реченька, что же ты неполная.

Люли, люли, что же ты неполная,

Что же ты неполная, с бережком неровная,

Люли, люли, с бережком неровная.

Перед Светиным домом Тарас зашёл в цветочный магазин и купил букет её любимых ирисов.

Света встретила его без слов – одной улыбкой. В длинном платье, со спускающимися ниже плеч золотистыми волосами она была точно морская богиня, вышедшая на берег полюбоваться солнечным закатом. Она не бросилась обнимать его, как делала это Юля, а стояла и смотрела на него лучистыми глазами. Тарас так же молча отдал ей цветы, прошёл в ванную комнату, снял с себя одежду и заложил её в стиральную машину. Затем принял душ и надел мужской халат, который был куплен Светой специально для него. (Халат служил ей ещё и подтверждением, что она не одинокий волк.)

Первый вечер всегда проходил в созерцании или, как называла Света, в состоянии дзен. В полутёмной комнате, наполненной фигурками слонов, жирафов, а также расписных кувшинов, освещаемой зажжёнными свечками, стоял аромат благовоний. Тихо звучала умиротворяющая музыка. Света и Тарас садились на диван и молча сидели. Это длилось часа полтора, а то и два. Затем шли на кухню, где ужинали разноцветными шариками из риса с вкраплениями трав и овощей и пили зелёный чай, обязательно из пиал. Потом снова немного сидели в молчании и ложились спать на разных кроватях.

В первую ночь ни о какой физической близости между ними не могло быть и речи. Свете нужно было, чтобы Тарас очистился от Юли физически и духовно. Для этого он и стирал свою одежду, принимал душ и сидел в созерцании окружающей его новой реальности. Тарас привык к этому ритуалу, и когда нужно было созерцать, думал о том, кому и что сегодня починил, какие будут завтра заказы и что к ним нужно будет купить. «Хочешь расположить к себе женщину, относись с уважением к её увлечениям», – думал он. И потом это не составляло для него труда. А главное – делало Свету счастливой, а значит и его. Хотя какое счастье женщине знать, что её мужчина только что пришёл от другой… В идеале спасаемая женщина должна быть одна. Но как можно спасать одну, когда знаешь, что в стране миллионы других живут в мучениях? Разве кто-то будет заниматься облегчением их страданий? Когда Тарас думал об этом, то ему даже порой слышались их немые стоны… С другой стороны, увеличение количества спасаемых снижало качество спасения, вывел как-то он закон. И как мог старался минимизировать потерю качества – потакал слабостям спасаемых женщин, делал им подарки, разделял интересы и участвовал в их жизни. При этом порой перешагивал через себя, а значит, жертвовал собой, и было в этом что-то высокое и даже религиозное.

– Доброе утро! – услышал в полусне Тарас голос.

Когда открыл глаза, рядом никого не было. Из ванной комнаты слушался звук льющейся воды. Света вставала рано. Ей нужно было привести себя в порядок и быть готовой к приезду водителя, который отвозил её на работу. Вскоре шум воды прекратился, и перед ним появилась хозяйка квартиры. С распущенными мокрыми волосами она была похожа на русалку.

– Как спалось?

– Хорошо.

– Идём завтракать, – произнесла она так, будто и не было двух месяцев расставания, и Тарас всё время жил с ней.

Тарас поднялся с кровати, сходил в ванную комнату и через несколько минут был на кухне. Там стояли тарелки с яичницей и бутерброды с сыром и ветчиной. На следующий день после прихода Тараса налёт восточного мистицизма исчезал. Свечи больше не зажигались, комнаты не окуривались, еда была обычная, чай пился из обычных чашек. В отличие от Юли Света сама готовила еду.

– Сегодня вечером идём на открытие фотовыставки.

– Куда?

– В Дом учёных.

«Фотовыставка так фотовыставка», – думал Тарас. Куда его только Света не водила – на кинофестивали, на концерты симфонической музыки, на встречи с художниками и даже на конференцию «Женский бизнес». И виной тому был устоявшийся в обществе стереотип – женщина не должна быть одной. Именно из-за него Света когда-то вышла замуж. Не потому, что была любовь или потребность в семье, а потому, что так надо. Однако если нет чувств, потребности в семье или других факторов, как совместный бизнес или богатство, чего у них с мужем не было, одного «так надо» было мало. И вскоре они разошлись. Она даже не помнила, из-за чего. Просто разошлись и всё. После этого у неё изменился круг общения. Стали появляться новые знакомые женщины, и все одинокие. Она ходила с ними в кафе и сауну, где, по какому бы поводу они не собирались, у них всё сводилось к обсуждению мужчин и, как правило, в негативном ключе. В один момент Света вдруг поняла, что эти женщины несчастны и этими разговорами пытаются подбодрить себя, как если у них всё хорошо. «А ведь и я такая же!» – неприятно осенило её. Она престала с ними общаться и увлеклась йогой и индийской культурой. Это успокаивало и отвлекало от мыслей о том, что у неё нет пары. Но стереотип замужества оказался сильнее восточных практик, и когда Свету назвали «одиноким волком», он потребовал своё. Именно благодаря ему она приняла решение, в результате которого у неё в доме появился мужчина. И пусть он был приходящим и полностью ей не принадлежавшим, стереотип отступил, как если она принесла жертву злобному духу. Не беспокоил он её не только во время проживания Тараса, но и в первый месяц его отсутствия. На второй месяц злобный дух опять начинал тревожить, и на помощь приходила йога. В принципе Свету это устраивало. Смущало только одно. Она не знала, как представить Тараса своему окружению. Вроде все знали, что у неё кто-то есть, но кто? На все вопросы о своём мужчине она отмалчивалась как могла, и упорно скрывала его от всех. Ведь не могла же она сказать, что он простой сантехник! При этом понимала, что долго так продолжаться не может, и ломала голову, под каким соусом преподнести его своему кругу. «Думай, Света, думай! – говорила она себе. – Ты же человек творческий».

Вечером они встретились в Доме учёных. Тарас в нём раньше часто бывал, когда имел отношение к науке. Научные конференции, заседания и награждения почти всегда проходили в этом месте. Всё здесь осталось, как в бытность его молодости – мебель, интерьер и даже работники были те же самые. В фойе расхаживали люди, рассматривая висящие на стенах фото городских пейзажей, больше похожие на картины, в углу стоял рояль, за которым играл что-то лёгкое и ненавязчивое уже известный Тарасу Сурков. Музыка и интерьер создавали аристократическую атмосферу. Света постоянно с кем-то здоровалась, не вступая в беседы. И только раз перекинулась парой слов с подошедшей к ним ведущей из «Золотого соловья», у которой в этот раз волосы были выкрашены в синий цвет. При этом синеволосая женщина улыбнулась Тарасу, как старому знакомому.

– Ты знаком с Эдит? – удивлённо спросила Света.

– Виделись как-то раз.

– Где?

Тарас рассказал, что был на выступлении Суркова, где та вела концерт.

– Ты один ходил?

– C Юлей.

У Светы что-то сжалось в животе, она слегка дёрнулась и нехорошее чувство захватило её. «Неужели ревную?» – подумала она. Ей было крайне неприятно признаться себе в этом, и поэтому она решила, что это всё из-за того, что Юля – психолог, к которым у неё была неприязнь из-за эпизода с Брэдом Питтом. Свете вновь вспомнилось, как ей сказали, что она запрещает себе получать удовольствие от секса. Настроение совсем испортилось. «Дура ненормальная!» – подумала она.

Пока Света разбиралась со своими чувствами, Тарас увидел Юлиного клиента, который был в грузинском кафе. «А город-то у нас маленький», – подумал он. Мужчина стоял с какой-то женщиной, облокотившись на рояль, но уже не с той, что была с ним в кафе. Глядя на неё, он стучал костяшками пальцев по роялю. Стучал в каком-то своём определенном ритме, что явно не нравилось Суркову. Он даже прекратил играть и направился к тому, но его взяла под руку какая-то женщина и вывела на середину зала.

– Дорогие друзья! – торжественно произнесла она. – Разрешите представить вам Александра Суркова! Мы давно знаем его как замечательного музыканта, но, оказывается, он ещё талантливый фотограф! – Сурков наклонился и шепнул ей что-то на ухо. – И писатель! – добавила она, после чего Сурков вытянулся во весь рост и на лице его заиграла самодовольная улыбка. Женщина наговорила много хороших слов в его адрес, и потом к ним подходили известные в городе люди с хвалебными речами. Один местный именитый скульптор говорил о том, что Сурков как фокусник вытаскивает из шкатулки одни за одним свои таланты. – Музыкант, писатель, фотограф! Я уверен, что у него есть что-то ещё и скоро мы об этом узнаем! – Сурков пошутил, что хотел бы попробовать писать картины маслом, но супруга не разрешает, так как боится, что он всё испачкает краской, что развеселило гостей. «А я бы разрешила», – подумала Света, и настроение у неё улучшилось. Она знала, как представить Тараса в обществе.

В этот вечер они неистово занимались сексом. Света сбилась со счёта, сколько раз доходила до вершин блаженства. И каждый раз, когда её тело содрогалось в сладких судорогах, она мысленно кому-то кричала: «Вот тебе, запрещаю удовольствие! Вот тебе!».

На следующий день, когда Тарас пришёл с работы, ему в нос ударил специфический запах, как если он оказался в художественной мастерской. Войдя в комнату, он увидел на полу листы ватмана с человеческий рост, тюбики с красками, палитру и кисти для рисования. Света была тут же, и вся светилась от радости.

– Вот, – указала она рукой на эти предметы.

– Что это?

– Хочу, чтобы ты меня нарисовал.

Тарас недоуменно смотрел то на неё, то на листы ватмана.

– Ты это серьёзно?

– Вполне.

– Но я не умею рисовать.

– Умение не главное.

– А что главное?

– Идея.

– Какая?

– Оригинальная.

«Что это всех на рукоделие тянет? – думал Тарас. – Одной из глины надо лепить, другой – чтобы её нарисовали…»

– А может, пусть тебя настоящий художник нарисует?

– Нет. Ты и только ты! – радостно сообщила Света и скинула с себя халат, под которым ничего не было.

Тарас хоть и не раз видел её нагой, но равнодушным остаться не мог. Его естество начало наливаться силой. А тем временем Света легла спиной на ватман и раскинула руки и ноги в разные стороны.

– Рисуй! – дала она команду.

– Как? – туго соображал Тарас, у которого на брюках в районе паха вырос бугор.

– По контуру.

Тарас выдавил из нескольких тюбиков краску на палитру, смешал их до получения какого-то неестественного мутного цвета и начал обрисовывать тело Светы. Начал он с низа живота. Спустился вниз по внутренней стороне ноги, затем обогнул её и начал подниматься вверх. Светлана лежала с закрытыми глазами. Когда Тарас касался кистью её, она слегка вздрагивала, отчего он возбуждался всё сильнее и когда пришёл туда, откуда начал, сил сдерживаться у него уже не было…

– Для первого раза неплохо, – рассматривала Света то, что получилось. Контур тела был смазан, так как страсть у них произошла прямо на ватмане. – Давай повторим.

Вторая проба закончилась, как и первая. На третьей любовный пыл начал утихать, и изображение получилось более-менее ровным. А на четвёртой так вообще идеальным.

– Теперь давай на чистовую, – расстелила Света на полу холщовое полотно.

Тарас смешал краски. В этот раз получился ядовито-зелёный цвет.

– Пойдёт, – одобрила Света. – Главное – идея.

Тарас обрисовал её ещё раз. Получилось хорошо, и он даже испытал чувство гордости за себя.

– И какая здесь идея?