bannerbanner
Фёдор и Алексей Басмановы. Пять веков без права голоса. Настоящая история боярского рода Басмановых-Плещеевых
Фёдор и Алексей Басмановы. Пять веков без права голоса. Настоящая история боярского рода Басмановых-Плещеевых

Полная версия

Фёдор и Алексей Басмановы. Пять веков без права голоса. Настоящая история боярского рода Басмановых-Плещеевых

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
11 из 16

Фёдор Басманов, находившийся в Старице с февраля, мог собирать необходимую для будущего расследования информацию. Удивительное совпадение, но тут же и желающие обличить Старицких отыскались. Например, старицкий дьяк Савлук, посаженный князем за некие провинности в тюрьму, умудрился передать царю «память», в которой сообщал, будто Старицкие «княгини Ефросиния и сын ее князь Володимер и многие неправды ко царю и великому князю чинять и того для держать его окована в тюрме»[123].

Иван велел немедленно освободить Савлука из темницы и доставить в слободу. По итогу дьяк указал на Старицких как на недоброжелателей государя и назвал некие «неисправления и неправды».

Над князем Владимиром учинили суд. Судьбу царской родни должно было решать высшее духовенство без официального участия в этом деле Боярской думы. Иоанн не хотел столкнуться с противодействием приверженцев Старицких. Митрополит Макарий, архиепископы и прочие члены священного собора собрались в Кремле, где власти ознакомили их с итогами расследования. На соборе, в присутствии князя Владимира, царственный брат огласил пункты обвинения:

«И перед отцем своим и богомолцом Макарием митрополитом и перед владыками и перед освещенным собором царь и великий князь княгине Ефросиние и ко князю Володимеру неисправление их и неправды им известил и для своего Макария Митрополита и архиепископов и епископов гнев свой им отдал»[124].

Священнослужители признали обвинения обоснованными, но приложили усилия к тому, чтобы прекратить раздор в царской семье. В этот раз обошлось без жертв, насилия и пыток. Семейный конфликт удалось уладить «семейными» способами. Царь проявил снисхождение к брату (неизвестно, насколько искреннее) и даже вернул конфискованное старицкое княжество. Владимир отделался обширной меной земель. Царь окружил бунтовщика людьми, в верности которых не сомневался и на этом история закончилась. По крайней мере, гроза прошла стороной.

Сложнее пришлось Ефросинье Старицкой. Вряд ли Иоанн воспринимал пассивного двоюродного брата как достойного противника и опасного бунтавщика. Другое дело – неугомонная княгиня! Это она являлась «душой» множества заговоров и постоянно втягивала своих родичей в неприятности. Под именем Евдокии Старицкую постригли в северном Горицком Воскресенском монастыре, недалеко от знаменитой Кирилло-Белозерской обители. Именно там она пробудет до конца своих дней. Безусловно, это лояльная мера по сравнению с тем, что падёт на головы удельных князей в 1570 году, и тем, что могло обрушиться сейчас. Сравнивать заточение Ефросиньи с «мирской смертью» тоже нельзя. Новый дом царской тётки мало походил на темницу. Старицкой позволили сохранить штат прислужниц, которых тоже снабдили всем необходимым для хорошей жизни. Последовавшие за Старицкой слуги получили несколько тысяч земельных четвертей в окрестностях монастыря. Ефросинья собрала под монастырской крышей целый штат мастериц и продолжала одаривать монастыри искусными вышивками, которые и сейчас хранятся в музеях. Кроме того, Старицкой оставили право свободно передвигаться по территориям, близким к месту её заточения. Государь даже вкладывался в монастырь финансово[125], а тётке посылал продукты и прочие знаки милости.

Неплохо для ссылки и опалы! Остаётся лишь гадать, стало ли такое положение вещей для деятельной Ефросиньи наказанием или же печальный случай помог найти честолюбивой, но в то же время измученной душе долгожданный покой. С. Б. Веселовский выдвигает предположение, что Ефросинья сама изъявила желание постричься в монахини и удалиться от жизни мирской в монастырь. Никаких доказательств этого нет, но предположить, что пострижение выбрано как «меньшее из зол» вполне можно. После 1563 года очевидных вмешательств Старицкой в политику не заметно. Вероятно успокоилась, а может плела свои интриги через десятые руки. Вельможные братья, наладили меж собой «худой мир» и уже в октябре обозначенного года ездили вместе на охоту.

Забегая вперед и немного нарушая хронологию, стоит сказать, что примерно в 1568 году Федор получает назначение первым наместником Старицы. К сожалению, этот факт не подтверждается документами. Об этом говорит Генрих Штаден в том самом эпизоде, который я цитировала. Штаден любил в своих сочинениях привирать о том, что касалось человеческих портретов, но мелочи быта отражал весьма точно, что неоднократно признавали специалисты, подвергающие скепсису другие аспекты его произведения.

     Думаю, не стоит говорить о том, что данная должность, подразумевала не только престиж и различные должностные блага. Получив в свои руки город/уезд, и прибыв на место, воевода должен был принять из рук предшественника острог, городовые и острожные ключи, казну, указные грамоты, приходные и расходные книги, сметные списки, списки дворян, детей боярских, и прочих служилых и тд. Составить описи полученного имущества, и обменяться документацией с тех, кто сдавал объект. Безусловно, наместник, прежде всего, должен был делать всё, чтобы упредить катастрофические ситуации, связанные с вражескими набегами. При первых же слухах о приближении татар, собрать людей, способных воевать, организовать работу с «языками», разведку и оборону города. Последняя основывалась на том, что наместник полностью отвечал за состояние оборонительных объектов. Кроме всего перечисленного, необходимо было выслать сеунчей на подмогу, ну и (само собой) достойно встретить неприятеля «сев в осаду». В спокойное время требовалось держать порядок в самом городе, в том числе, контролировать возникновение пожаров. Всё это лежало на плечах наместника.

Героическая оборона Рязани 1564 года


Видимость мира с неприятелем в 1564 году появилась, когда послы Грозного А. Нагой и Е.Ржевский, прибыв в Крым, смогли договориться с Девлет-Гиреем. После этого, ханом была принесена шерть..В целом, при ханском дворе после этих переговоров усилились позиции промосковской партии, а хан отказался поддерживать турецкий замысел похода на Астрахань. Всё это в совокупности создавало впечатление стабильно положительной ситуации. Сложно сказать, обратили ли наши внимание на то, что хан явно уклонялся брать на себя обязательства выступить против литовского князя (т.е. противника Ивана), но вторжения, ещё и столь вероломного, естественно, никто не ожидал. Противники же соглашения с Москвой, естественно не дремали, а трудились, чтобы окончательный договор между русским государем и Девлет-Гиреем сорвать. В результате их воздействия, настроение хана  поменялось довольно быстро. Русским было выдвинуто требование отказаться от владения Казанью и Астраханью. Кроме этого, Сигизмунд II выслал хану двойные поминки. Те самые русские послы, с которыми дело двигалось так успешно, оказались едва ли не пленниками. Гонцы, которых выслал Нагой, понимая, что запахло войной, до Москвы, к сожалению не добрались. Уже 17 августа 1564 года Девлет-Гирей выдвинулся в новый поход против русских.

Я специально пропустила эпизод про оборону Рязани (Переяславля – Рязанского) в главе, посвященной А. Д. Басманову. На долю отца и так выпало столько удивительных подвигов! Рассказу об этой красивой героической битве, место здесь! Как лучшему подтверждению, что яблочко от яблоньки падает недалеко…

Рязань…Благодатный край, которыми восхищались иностранцы, побывавшие в Россию. Вот как описывает рязанскую землю Генрих фон Штаден:

«Область эта – ворота Русской земли и Москвы. Рязанская земля такая прекрасная страна, что подобной ей я и не видывал… Если крестьянин высевает 3–4 четверика, то ему еле-еле хватает сил, чтобы убрать урожай…В этой стране много лип, а в них пчел и меду. Одним словом: это прекрасная страна. Большая часть дворов и острогов стоят пустыми, остальные сожжены»[126].

Восторженно писал о рязанской земле и барон Герберштейн:

«Эта область плодоноснее всех прочих областей московских; в ней, как] говорятъ, одно зерно пшеницы приносит иногда по два колоса и больше: их стебли растутъ такъ густо, что лошади не могутъ свободно переходить через поле… меду, рыбы, птицъ и дикихъ зверей тамъ множество, а древесные плоды гораздо нежнее московских; народъ – самый смелый и воинственный…Изъ Московии к этой крепости и далее, на пространстве почти 24 гермнских миль, течетъ Танаис по местности, называемой Донко (Donco)»[127].

Изначально Рязань была важным военным объектом и засечной чертой, поэтому часто подвергалась нападениям татар: «Татарские моря охватывали Россию с юга и востока, великая дуга приграничья постоянно полыхала огнем»[128]. Для врагов рязанская земля являлась желанной и богатой добычей. Восточная граница Рязанского княжества разделяла Русь непосредственно с Ордой. Граница эта образовывалась течением р. Мокши. Линия, идущая несколько севернее Моршанск – Пенза, образовывала границу Рязани с Ордой в междуречье Цны и Суры. Граница по Суре (по ее левому берегу) и вплоть до Волги стала составлять русско – ордынскую пограничную линию в конце XV – начале XVI в. В ранние времена на правом берегу Оки от Калуги до Переяславля – Рязанского, ежегодно разворачивались конные русские полки в ожидании татарских нападений.

В начале XVI века на крымских рубежах сохранялось относительное спокойствие, изредка нарушаемое локальными набегами небольших татарских отрядов. По подсчётам историка В. В.Пенского, только за время правления Грозного, хан Девлет – Гирей лично возглавил семь походов на Русь: 1552, 1555, 1562, 1564, 1565, 1571 и 1572[129]. И это без учёта нескольких несостоявшихся и возглавляемых сыном хана и «царевичами». Самым известным является поход 1571 года. За всю историю русско-крымских войн он оказался наиболее разрушительным. Войско Девлет-Гирея нанесло удар и разгромило русскую армию под стенами столицы. Город едва ли не целиком сгорел в пожаре, окрестности подверглись страшному опустошению. За этот поход русские поквитались с татарами в 1572 году при Молодях.

Но при всём при этом к моменту описываемых событий Рязань непростительно ослабила хватку. Расслабилось и местное управление, в чьи обязанности входила организация укреплений, контроль их состояния, боеспособность тех или иных объектов. Татарским войскам был свойственен наступательный характер действий, они предпочитали вести войну на вражеской территории. Основу же русской стратегии составляла оборона своей земли. Именно поэтому наши предки особое внимание уделяли фортификации. Не только основных городов, но и засечных «крепостей», где в случае набега укрывалось местное население.

По мнению Д. М. Володихина, Рязань, часто разоряемая татарами в былые времена, мало интересовала Грозного, как и некоторые другие города. К таковым он причислил Псков, Смоленск, Рославль, Стародуб, Чернигов, области южнее Одоева и Белева и др. Рязанский край с юга и востока был защищен широкой полосой лесов и больших рек, а притоки Дона защищали его от нападений с юго-западного направления. Крымцы могли пройти к Рязанской земле только мимо Тулы. Считается, что из двенадцати новых городов, поставленных в правление Ивана Грозного на южной границе, некоторые предназначались для защиты именно Рязанского уезда: крепости Михайлов (1551), Дедилов (1554), Плова, Солова, Крапивна (1561), Епифань (1566), Данков (1568). Города образовывали практически непрерывную линию, перекрывающую водораздел Дона и Оки и ту самую дорогу, по которой с давних времён в Рязанский уезд приходили крымские татары. Планировалось строительство ещё одной крепости на этом рубеже, на Урляпове городище. Однако к 1564 году пресловутая Рязань оказалась в совершенно неудовлетворительном состоянии и вряд ли могла стать достойным форпостом в случае набега вражеского отряда. Не было здесь и частей царской армии, способных в случае нападения дать достойный отпор. Увы, во времена правления Иоанна Грозного не существовало постоянно действующих воинских частей и соединений «батальонов, бригад, дивизий, корпусов»[130], которые бы могли выдвинуться на помощь сразу же после получения вести с гонцами. Учёных удивляет лишь халатность сторожевой службы, которая собирала сведения «в поле». Иногда при тщательной и предусмотрительной работе подобные набеги удавалось разглядеть и подавить в зародыше. Отмечая, что набег Девлет-Гирея застал наше правительство врасплох, А. А. Зимин сообщает, что на южных окраинах были оставлены лишь немногочисленные заслоны. Воевод распустили по домам. По мнению учёного, Грозный не ждал столь подлого вторжения, потому что незадолго до этого крымским ханом была принесена шерть[131]. Про отвлечённость Грозного, не ожидавшего удара и занятого летом 1564 года полемикой с Курбским, говорит и П. А. Садиков.

По мнению М. Н. Тихомирова[132], свою роль сыграло то, что город находился в стороне от большой дороги, по которой последнее время ходили крымские татары. Кроме этого, нарастал конфликт с польско-литовским государством, которое не смирилось, потеряв Полоцк. Осенью 1564 года литовское войско (в котором, кстати, уже находился предатель интервент А. М. Курбский), перешло в контрнаступление на западе. Как считает Р. Г. Скрынников, большая часть русской армии была стянута к северо-западной границе и находилась в районе Великих Лук, после получения известия о том, что у границы с Литвой появилось войско неприятеля. Данная проблема являлась более актуальной, её необходимо было срочно решать. На южной границе оставались лишь небольшие гарнизоны, способные дать достойный отпор лишь отдельным отрядам неприятеля.

  Если говорить в целом, то на государственном уровне русским еще повезло (за это везение заплатила Рязань). По определению В.В.Пенского, Девлет-Гирей не слишком торопился «подыгрывать» союзнику Сигизмунду. Всё же, в переговоры было вложено много усилий и трудов и со стороны крымцев, и рушить всё разом, очевидно желания не было. Хан не торопился и главное, не пошёл традиционным «коломенским» маршрутом сразу к русской столице, а решил ограничиться опустошением рязанской земли.

     Крымцы продвигались максимально успешно, сжигая сёла, убивая местных жителей и набирая полон. Согласно летописным источникам, 1 октября 1564 года войско Девлет-Гирея остановилось где-то недалеко от Рязани. Ситуация изменилась в последний момент, когда войско Девлет-Гирея уже переправлялось через Оку, планируя идти далее к северу.

«В то же время на Рязани были во государьском жалованье в поместье боярин Олексей Данилович Басманов Плещеев да сын его Феодор, и слыша многие крымские люди приход на Рязанскую украину, они же со своими людьми да с тутошними не со многими людьми шедшее под люди крымских людей побили и языки поимали не дошед города. Те языки сказали, что пришел царь Девлет-Кирей, а с ним дети его калга Магмет-Кирей царевич да Алды-Гирей со своими крымскими людьми: то первая весть про царя, безвестно убо бяше пришел. Тех же языков прислал Алексей Данилович Басманов да сын его Феодор ко государю царю и великому князю Ивану Васильевичю, а сам Олексей и сын его Феодор сели в городе на Рязани со владыкою Филофеем и ту сущих во граде людей обнадежили, не сущу бо тогда служилым людем никому, кроме городских людей ту живущих и селян, которые успели во град прибежати. Не бо тогда на граде никаких градских крепостей, занеже градъ ветхъ велми бяше, но иные стены палися, и прихожение царево безвъстно ино таково не бяше. У града же тогда крепости нужные с нужею едва поделаша и града покрепиша и бои по стенам изставиша и из града выезжжая с Татары бишася, из града стрельбою по царевым полком из наряду стреляти. Татари же ночным временем с приметом и с огнем многажды прихождаху и хотяху взятии град, божиим же заступлением и пречистые богородицы и великих чюдотворец Руских молением граду ничто успеша и от града отступиша в своя страны…»[133].

«Того же году октября во 2 день писал к государю царю и великому князю с Резани боярин Олексей Данилович Басманов да сын ево Федор Олексеевич, что пришли на резанские места крымские многие люди; и они под людьми были и языки поимали. И языки сказали, что идет царь, а с ним царевич Магмет Кирей да Олды Гирей, а с ним шестьдесят тысечь, а приступать царю к городу к Резани. И царь к городу пришол, и был он у города Переславля, а стоял три дни. А боярин Олексей Басманов и с сыном Федором в городе были и государевым делом промышляли; и пошол крымской царь от города прочь…»[134].

Что делали Басмановы под Рязанью, сказать сложно. Некоторые историки считают, что Фёдор и Алексей оказались на рязанской земле случайно. По мнению других (Б. Н. Флоря, П. А. Садиков), они находились рядом, в своём рязанском поместье. В. В. Пенской считает, что отец и сын возвращались со службы, вероятно с «береговой». Сложно сказать, как оно было на самом деле. Но в списке басмановских вотчин и имений нет земель в рязанских краях. А в Разрядной книге не сохранилось сведений о назначениях Басмановых в этот период времени, хотя это могло бы прояснить, откуда и куда они двигались.

Так или иначе, «ввязались» в эту историю Фёдор и Алексей сами, по доброй воле. Басмановых никто никуда не гнал и не заставлял. Крымцы надвигались, шли между Рязанью и Пронском, опустошали земли по реке Воже, далее через Оку до села Кузьминское. Естественно, в Рязани о надвигающейся беде уже знали. Не сложно представить себе настроение в городе.  На что можно было надеяться в такой ситуации?! Только на чудо. Как пишет, глубоко проникнувшись моментом историк В.В.Пенский: «…рязанский епископ Филофей и «сущие люди во граде» пришли в уныние: казалось, от татар уже нет спасения и оставалось только молиться и надеяться на милость Божию. И тут появился Басманов".

Столкнувшись с первыми признаками надвигающейся беды, отец и сын напали на крымские «загоны» и захватили «языков», в числе которых попались калга Магмет-Гирей и царевич Алды-Гирей. Знатные крымские пленники поведали о надвигающемся войске. Отправив к царю гонцов, Басмановы поспешили в город. Царь в это время находился на богомолье в Покровском монастыре Суздаля. По мнению А. А.Зимина, Грозный планировал отпраздновать там Покров Богородицы. На подкрепление надежды не было. Басмановы, скорее всего, об этом если не знали наверняка, то догадывались. Обратившись к духовной помощи владыки Филофея, они организовали работу по укреплению крепости и города, который обнаружили в неподобающе ветхом состоянии. Кроме этого, требовалось собрать, мобилизовать, организовать на борьбу те малые силы, что оказались в распоряжении. Стоит ли говорить о том, что это были за силы? Отважные русские люди, но мирные жители: крестьяне, помещики, горожане. Среди этих немногочисленных помощников не было равных по силе, опыту и статусу Алексею Даниловичу. Как долго при таких условиях может продержаться даже очень талантливый воевода? Снова вспомним поговорку «один в поле не воин». Чтобы организовать оборону объекта и успешно держаться несколько дней в осаждаемом городе, мало собственного таланта. При себе нужно иметь людей, способных быть твоей правой (и левой рукой) и прикрыть спину. Даже если роль Фёдора в обороне Рязани была не столь велика (лично я – сомневаюсь), скорее всего, это была нужная, важная, ответственная, необходимая роль. Чётко и разумно выбранная, отведенная и определенная для него отцом, умеющим просчитать всё до мелочей. То, что Алексей Данилович Басманов понимал в военном деле больше всех историков вместе взятых (пытающихся обесценить сделанное Фёдором), можно не сомневаться. Сын – вот кто был его глазами и ушами. Самый лучший, верный и беспрекословный помощник.По большому счёту, вместе отец и сын проделали всю работу за рязанских наместников (об обязанностях которых я писала чуть ранее).

Когда Девлет-Гирей подступил к стенам города  русские защитники ждали во всеоружии. Представьте на секуду, какой груз сумели вытащить на себе Басмановы, чтобы подготовить к обороне город, находящийся в столь плачевной ситуации?! Единственный раз за всю книгу коснусь цифр. Согласно летописи, татарское войско противника насчитывало 60 тысяч воинов. По мнению В. В. Пенского, примерно такое же число против семи тысяч наших воинов было выставлено в битве при Судбищах, с той разницей, что число защитников Рязани вряд ли достигало отметки семи тысяч. Складывается впечатление, что 60 тысяч – это любимая цифра официальных летописцев, она часто попадается в летописях. Хорошо, просто мысленно уполовиньте. Не многовато ли на не укрепленный город с горсткой защитников? Татары, затеявшие военный поход, в отличие от наших были подготовлены и вооружены до зубов. Однако, несмотря на это превосходство, все попытки противника взять город штурмом провалились. Напрямую источники не называют битву кровопролитной, но если выуживать из текста мелочи, картина представляется весьма драматичная. Согласно разным источникам, Басмановы держали оборону от четырех до шести дней. В таких условиях и пары дней хватит. Попробуй «день простоять и ночь продержаться»! Татары, не владеющие осадной артиллерией, предпочитали не штурмовать укрепленные города и остроги и делали ставку на численный перевес, а не на «правильную осаду»[135]. Попытка психологического давления также активно использовалась. Тем более в данном случае это было не сложно. Представьте себе состояние защитников города, которые оказались в осадном положении, практически на краю света. Насколько должен был быть силён дух Алексея Даниловича, Фёдора и владыки Филофея, чтобы поддерживать боевой настрой других, не давая проваливаться в уныние или впадать в панику. Тем более, эти «другие» не были профессиональными «вояками». Холопы, крестьяне, горожане, соседи, землевладельцы…

По сообщению летописи, татары возобновляли бои даже ночью, хотя в ночное время все стороны боевые действия обычно прекращали.  Неоднократно Алексей Данилович со своими людьми выезжал из крепости, чтобы биться напрямую. Но наши и не думали сдаваться.

 Самое время процитировать слова В.В.Пенского из его работы «Иван Грозный и Девлет-Гирей». Учитывая трагическую ситуацию тотального неуважения по отношению к Басмановым среди наших историков, это редкое мнение сложно оставить в стороне, пройдя мимо:

«Лирическое отступление – читая лаконичные строки летописей и разрядных книг, рассказывающих об этих осенних днях, осознаешь, что перед нами разворачивается картина, ничуть не уступающая по драматизму и динамике любому историческому боевику, да хотя бы тому же «Царству небесному»! И в самом деле, снова перед нами город, оставшийся без защиты, куда сбежались в поисках укрытия жители окрестных деревень и городков, павший духом епископ и немногочисленные воины гарнизона неготовой к обороне крепости, благородный герой (уж в чем, в чем, а в «дородстве» Басманову не откажешь!), пробивающийся сквозь несчетные сонмища супостатов в, казалось бы, обреченный город и берущий на себя его оборону, многодневная осада города беспощадными врагами, жаждущими крови, женщин и добычи, – и, без иронии так и все и было, счастливый конец!»

Низкий поклон историку В.В. Пенскому, и вернемся в Рязань…

Во время осады Девлет-Гирей вступил в переговоры с воеводой А. Д. Басмановым и передал грамоту для Ивана. В этом послании хан обвинял московского государя в том, что переговоры о «замирении» были сорваны по вине самого Ивана, отказавшегося платить «Магмет-Кирееву дань» и насильно задержавшего в Москве крымское посольство[136]. Несколько раз защитники Рязани выезжали из города и принимали бой «в поле». Само собой, доходило до рукопашных схваток.


Перепробовав все возможные средства, татары вынуждены были отойти. Отступая, они нанесли урон деревням, сожгли поселения, но продолжить схватку с жителями самой Рязани уже не решились. Согласно Псковской летописи, после ухода Девлет-Гирея сопротивление не закончилось[137]. Один из татарских отрядов под руководством ширинского князя Мамая численностью около 4000 человек вернулся назад. Что именно заставило князя пойти на этот рисковый шаг, сказать сложно. Мужское и воинское честолюбие, желание отличиться и испытать судьбу в одиночку, жажда добычи… Но отряд был встречен и героически разбит Басмановыми и михайловским воеводой Ф. И. Татевым – первым человеком, кто прибыл на подмогу. Мамая и его людей взяли в плен.

За рязанскую победу государь наградил Алексея Даниловича и Фёдора Алексеевича золотыми монетами[138], которые были вручены им специальным посланником П. И.Хворостининым. Такие награды считались самой большой почестью из всех возможных и заменяли собой ордена и медали, которых ещё не существовало. Носили монеты на рукавах или шапке.

«…Тому, кто отличится перед другими или окажет какую-либо особенную услугу, царь посылает золотой с изображением св. Георгия на коне, который носят на рукавах или шапке, и это почитается самой большой почестью, какую только можно получить»[139].

В конце 1553 – начале 1554 года «денгой золотой» был награжден И. Черемисинов за успешный поход против бунтовщиков «луговой стороны и арьских мест»[140] в Казани. По «золотому корабленому» получили князь С. И. Микулинской-Пунков и первый воевода передового полка И. В. Большой Шереметев. Остальные воеводы получили по «золотому угорскому», награду меньшего достоинства[141]. Дважды награждал золотым государь и Тимофея Тетерина, когда тот еще не был предателем[142] . В том числе когда Тетерин талантливо руководил стрельцами во время осады Нойхаузена – это был большой вклад в победу русских войск.

На страницу:
11 из 16