Чаша Герострата

– Ты о чем вообще? – Я даже удивилась.

– Кончай придуриваться! – заорал он и двинулся ко мне.

И если раньше я боялась, что услышат соседи, то сейчас, пожалуй, обрадовалась бы, если бы кто-то позвонил в дверь.

– Ты его украла! – снова заорал он.

– Кого? – Я честно ничего не понимала.

И едва снова не села на пол от его пощечины. Я попятилась, а он наступал на меня и шипел вообще не своим голосом:

– Ты, такая-сякая, дрянь подзаборная, я сам дурак, расслабился, забыл, что нельзя верить таким, как ты…

«Каким, – подумала я машинально, – что он имеет в виду?» Но вопроса, разумеется, не задала, меня занимало другое: как бы обойти Вадима, пробраться к двери, распахнуть ее и если не заорать: «Караул, убивают!» – то хотя бы выскочить на лестницу. И пусть все соседи узнают, мне наплевать. А то этот псих ненормальный снова меня ударит.

Меня никто никогда не бил, даже в детстве ни один мальчишка не стукнул. Отец относился ко мне довольно равнодушно, но за все время, что мы жили втроем, пальцем не тронул. И голос редко повышал, он меня просто не замечал, а потом вообще ушел. И не пытался со мной увидеться, на день рождения там или на Новый год подарочек вручить. Алименты, правда, платил исправно до восемнадцати лет, как положено.

Поэтому я даже не разозлилась, а просто поняла, что все у нас с Вадимом кончено. Раз и навсегда. А если кончено, то и нечего отношения выяснять, быстро его выгнать – и все.

Но не тут-то было. Вадим вовсе не собирался уходить. Он вошел в раж и понес уже такое, что у меня просто уши завяли.

Какими только словами он меня не называл! Перечислить не могу, даже не все запомнила. Я не ханжа, но таких слов и не знала вовсе. И тем более не ожидала их от такого, в общем, приличного мужчины, как Вадим.

И куда все делось? И как я могла… с ним…

– Да какого черта? – не выдержала я. – Что тебе от меня надо? Хочешь на мне злость сорвать?

– Убил бы тебя! – выдохнул он. – Да толку теперь… Вот что бывает, когда пустишь в дом приблудную…

Дальше пошел сплошной мат, сквозь который я все же поняла суть. Оказывается, Вадим уверен, что проект украла именно я.

– Ты с ума сошел? – Я даже фыркнула, хотя мне было не до смеха, просто его слова звучали настолько дико, что я даже не нашлась, что ответить. – Да я понятия не имела, что там у тебя за проект! Вообще, зачем мне это?

– За деньги… – сказал он вроде бы спокойно, – за большие деньги. Тебе, нищете болотной, такие деньги и не снились. Только ты все равно их не потратишь, я этого не допущу…

– Ты псих! – сказала я устало. – Иди уже домой, успокойся. Водички холодной выпей.

– Ты думаешь, я просто так болтаю, на пустом месте? – Он меня не слышал. – Проект был отправлен конкурентам с твоего компьютера, думаешь, зря у меня Генка полдня просидел? Он все выяснил, он крутой специалист. Ты втерлась ко мне в дом, спала со мной, только притвориться не сумела толком, вобла сушеная, от тебя в постели тошнит! Вызнала между делом все пароли, я, дурак, дома расслабился, не ждал ничего от такой дуры…

Теперь я его не слышала, потому что в голове у меня будто просветлело. Я-то знаю, что не крала его проекта и уже тем более не отправляла его конкурентам со своего компьютера, зачем же делать такую глупость?

Так вот зачем возле него вертелась Александра! Теперь все понятно, это она все подстроила. А я-то гадала, не могла понять, что она в нем нашла…

– Послушай… – вклинилась было я, но Вадим не дал мне и слова сказать.

– Заткнись! – заорал он. – Заткнись, а то я не знаю, что сделаю.

– Отвали от меня! – Я тоже заорала, потеряв терпение, и схватила швабру. – Выметайся из моего дома, козел!

Он без труда вырвал швабру у меня из рук, и я оказалась слишком близко к нему. Его глаза жгли ненавистью, как серная кислота, он прошипел еще одно неприличное слово и ударил меня по второй щеке. Гораздо сильнее, так, что я снова отлетела к стене – прихожая-то маленькая. А он надвигался на меня, неотвратимо, как товарный состав, и поднял уже ногу, чтобы ударить меня под ребра. И я поняла, что он будет меня бить и бить, пока не искалечит окончательно.

И что взывать к его здравому смыслу бесполезно.

Сама не понимаю, как у меня получилось, но за долю секунды до того, как его ботинок ударил меня в грудь, я сумела подставить пустое ведро, что валялось рядом.

Вадим с размаху вступил в ведро, нога у него застряла, а мне удалось его отпихнуть. Он поскользнулся на мокром полу и грохнулся со всего размаха.

– Пошел вон! – прошипела я, в свою очередь вставая.

Щека жутко болела, так что получилось невнятно.

Очевидно, он малость пришел в себя, опомнился и встал. А пока вытаскивал ногу из ведра, я глянула в зеркало и обомлела, не узнав собственное лицо.

Щека оплывала на глазах, и я буквально озверела, представив, как пойду в таком виде завтра на работу.

– Чтоб ты сдох! – заорала я Вадиму.

Он бросил ведро на пол и вышел, не взглянув на меня. И даже дверью не хлопнул. Я выждала некоторое время, подкралась к двери и заперла ее на все замки. Потом подошла к окну и увидела, как машина Вадима выезжает из двора.

И только потом, оглядев разоренную прихожую, а главное, снова увидев в зеркале свою физиономию, я заревела злыми слезами. Но долго реветь не было никакого смысла: никто не придет и не поможет, не утешит, не погладит по головке, не приложит мокрое полотенце и не принесет водички. И лицу от слез только хуже станет.

Так что я достала из морозилки упаковку замороженного горошка, завернула его в полотенце, приложила к щеке и присела на диван. А потом напилась валерьянки и поменяла разморозившийся горошек на пакет капусты брокколи.

До ночи я пыталась что-то сделать с лицом, но утром увидела, что опухоль спала, зато проявились синяки, на одной щеке – небольшой, а на другой – заметный. Помянув недобрым словом Вадима, я позвонила секретарше Марии Павловне и попросила записать мне сегодня отгул, болею, мол, никак не могу на работу выйти.

Она долго не отвечала, потом спросила каким-то странным, неживым голосом:

– Ты что, ничего не знаешь?

– А что? – Я поняла, что случилось что-то еще, кроме украденного проекта.

Она снова помолчала, а потом, видимо решившись, сказала, что вот только что звонили из полиции, что Вадим вчера вечером ехал на машине и, будучи, вероятно, в расстроенных чувствах, не справился с управлением и с размаху врезался в огромный грузовик.

Было такое чувство, что меня ударили под дых. Помню, я вспомнила вчерашний вечер, как Вадим занес ногу с намерением ударить меня по ребрам, и поняла, что ему все же удалось меня добить.

– Он в больнице? – прохрипела я, потому что Мария Петровна заволновалась.

– Насмерть! – послышался голос начальника, который, очевидно, слушал наш разговор по параллельному телефону.

Через какое-то время я очнулась от прострации и повесила пикающую трубку. И телефон тут же взорвался негодующими звонками. Секретарша сказала, что начальник велел мне явиться на работу в любом виде, но как можно скорее. И что лучше мне послушаться, а то как бы хуже не было. Куда уж хуже!

Как я ни старалась замазать синяки, они все равно проступали. И одна щека все еще пухла. Пришлось надеть темные очки – это в феврале-то месяце!

Как ни странно, мои синяки убедили начальника в моей виновности. То есть понятно, кто мне их наставил, и ясно, что за дело.

Мария Петровна встретила меня в приемной и сказала, чтобы я заходила в кабинет немедленно. При этом глаз не отводила, а смотрела сурово.

– Вот что, Королькова, – сказал начальник, – вот тебе ручка, пиши заявление по собственному желанию. Отработки не нужно, и чтобы я с завтрашнего дня тебя здесь не видел. И в твоих интересах не болтать об этой истории.

– Но я… – попыталась я что-то сказать.

– Молчать! – заорал он и стукнул кулаком по столу. – Молчать и не сметь разговаривать. Скажи еще спасибо, что я не даю хода этой истории! Так что пиши заявление и выметайся из моей фирмы! – Он даже вышел из кабинета, видно, и правда не мог на меня смотреть.

И я поняла, что, если расскажу ему сейчас про Александру, он ни за что не поверит, да и слушать не станет. А даже если и поверит, то кому это сейчас интересно? Вадим мертв, проект украли, как говорится, поезд ушел, одна я осталась на перроне как полная дура.

Ну что ж, я написала заявление и оставила его на столе, а потом пошла собрать вещи.

– Уже, – сказала Мария Петровна и протянула мне коробку, что стояла у нее в углу.

Я проверила только мамину фотографию, что лежала у меня в ящике стола, а она еще добавила, что сама обойдет всех с бегунком и вынесет мне завтра документы, чтобы я не поднималась.

Ленка Мелехова тогда была в отпуске – каталась на лыжах в Красной Поляне, остальные девчонки, запуганные начальником, даже не вышли со мной проститься.

И как вы думаете, кто встретился мне в коридоре? Она самая, Александра, женщина в красном.

И вот тогда я впервые почувствовала силу ненависти.

В дальнейшей моей жизни не было ничего хорошего. Примерно месяц, пока не кончились деньги, я находилась в ужасном состоянии. Хоть не было у меня о Вадиме хороших воспоминаний, все же это я пожелала ему в сердцах, чтоб он сдох. Так оно и вышло. В ушах стояли все те слова, которыми он обзывал меня перед уходом, а перед глазами – с каким презрением смотрел на меня начальник.

И еще Александра – красивая, уверенная в себе…

Подумывала я о самоубийстве, но останавливала мысль, что нужно это как-то организовать, что ли. А если не получится? Останешься инвалидом навсегда…

В общем, когда кончились деньги, я пошла устраиваться на работу. С потерей оклада, не на ту должность, в крошечную фирмочку все же взяли.

И вот, когда я не то чтобы пришла в себя, но как-то закостенела, законсервировалась в таком состоянии, нужно же было снова появиться в моей жизни Александре!..

Я задержалась в офисе, потому что забыла там зонтик. Перед самым концом рабочего дня небо заволокло тучами, которые явно собирались пролиться дождем.

Зонтик лежал в ящике стола, так что пришлось мне вернуться, хорошо, что начальник еще не ушел и на мои извинения что-то буркнул из кабинета.

И вот, торопясь по пустым коридорам, я услышала смех Александры. Этот смех я не забуду до конца жизни.

И да, она шла к лифтам в компании сотрудников фирмы. Кажется, там были сплошь мужчины.

Они вились вокруг нее, как мотыльки вокруг лампы. (Правильнее было бы сказать, как мухи над кучей кое-чего, но я не стану этого делать только потому, что вы подумаете, что я просто завидую.)

В самом деле, кто я и кто она? Достаточно бросить на нас двоих один только взгляд, и все станет ясно.

Красивая, эффектная блондинка с отличной фигурой, она, кроме того, еще умна и успешна, это сразу видно. А я – жалкая, никчемная, бесцветная неудачница, одинокая и неприкаянная, да к тому же еще и в глубокой депрессии.

И кто же поверит, что это именно она, Александра, является единственной причиной всех моих бед? Да она меня в упор не видит, я для нее просто не существую!

Так и оказалось. Вся эта компания меня просто не заметила. Нет меня, даже тени моей нет.

Они все со смехом втиснулись в лифт, даже не думая подождать. А я долго стояла, нажимая кнопки, пока не поняла, что лифт отключили. Почему-то это стало последней каплей, и когда я спускалась по полутемной лестнице, я совсем пала духом.

Неужели так будет всегда?

Я шла к метро, ничего не видя, потому что в глазах было буквально темно. Встречные прохожие то и дело натыкались на меня, кто-то вяло ругался, кто-то отскакивал в сторону, кто-то, кажется, спрашивал, не нужна ли мне помощь.

Я не отвечала ни тем, ни другим, из-за спазма я вообще не могла говорить.

Возле станции метро, где было светло и шумно, я осознала, что давно идет дождь, так вот отчего в глазах у меня было темно. И еще я была вся мокрая, поскольку не удосужилась достать из сумки зонтик. Кроссовки хлюпали, пиджак хоть выжимай.

В зеркальной двери отразилось что-то несусветное – волосы свисают как мокрая пакля. В метро из глаз ушла темная мутная зыбь, зато теперь перед глазами стояла она: с волосами, раскинувшимися по спине, в ярко-красном платье, обтягивающем фигуру.

Все знают, что блондинкам не идет красное, однако она никогда не обращала внимания на стереотипы. И крупный рот, накрашенный опять-таки ярко-красной помадой, и ее смех. Громкий, раскатистый смех уверенной в себе женщины.

Да, она нигде не пропадет, у нее все будет прекрасно.

Господи, как же я ее ненавижу!

Странное дело, вот сейчас, когда я видела ее несколько раз, моя ненависть обрела невиданную силу. Тогда, полгода назад я была опустошена и раздавлена, мне казалось, что на меня с размаху опустилась каменная плита. Так что было никак не вздохнуть. Потом это прошло, я поменяла работу, чтобы ничто не напоминало о том, что произошло. И вот теперь я снова встретила ее, Александру.

И ненависть сжигает меня изнутри, как будто там, где-то в районе желудка, горит огромный костер и его ничем не погасить. И мне кажется, что я так и сгорю на этом костре и останется только оболочка, а потом и она рассыплется в мелкую пыль.

Я не заметила, как доехала до своей остановки, вышла на автопилоте и пошла к дому. Дождь кончился, я шлепала по лужам не разбирая дороги – все равно ноги мокрые.

Впереди был длинный пустой вечер, и единственное хорошее, что ждало меня, – это горячая ванна.

А потом закутаться в мамин еще халат и сесть на диван перед телевизором. И тупо пялиться в экран, посматривая на часы, чтобы узнать, когда можно ложиться. И молить бога, чтобы он дал мне заснуть и проспать хотя бы несколько часов…

А может быть… Я даже остановилась, подняв одну ногу, как цапля на болоте.

Вот зачем мне такая жизнь? К чему я хочу прийти? Сколько я могу еще так существовать, если ненависть сжигает меня изнутри и я ничего не могу с этим сделать…

Пыталась забыть все, сменила работу, перестала даже общаться со старыми знакомыми – так вот вам, оказалось, что эта стерва Александра работает теперь со мной в одном здании!

Нет, я просто не вынесу еще одной встречи!

Так, может, перестать уже цепляться за мое жалкое существование? Может, послать все подальше, выйти на проспект и броситься под первый попавшийся грузовик?

Хотя нет, для чего устраивать незнакомому человеку такую жуткую подлянку…

От обдумывания такого серьезного вопроса меня отвлек микроавтобус, который с ветерком промчался мимо и окатил меня из лужи холодной грязной водой.

Я потрясла головой и ощутила, что мокрые не только кроссовки, но и джинсы. Холодная вода меня несколько отрезвила, я решила, что подумаю о самоубийстве в более спокойной обстановке.

Вот и мой дом. Хорошо, что в такую погоду все сидят по квартирам, я просто не выдержу, если нужно будет сказать кому-то обычное: «Добрый вечер!»

Дрожащей рукой я нажала кнопку лифта и, пока ждала, обратила внимание, что мой почтовый ящик переполнен. Вроде бы совсем недавно доставала из него кучу бесполезного бумажного хлама… а может, это было давно?

Так или иначе, я вытащила какие-то рекламные листовки, квитанцию за электричество, грозное напоминание от управдома, чтобы выбрасывали бумажный мусор в специальную урну, что стоит возле почтовых ящиков, а не бросали на пол.

Что интересно, этой специальной урны как раз не было, так что я послушно собралась нести весь этот ворох домой.

И, разумеется, рассыпала все перед дверью собственной квартиры. Хорошо, хоть не в лифте!

Я сгребла все в кучу и ввалилась в прихожую, после чего уселась прямо на пол, с трудом закрыв дверь, поскольку внезапно меня оставили последние силы.

Я посидела немного, закрыв глаза. Однако сидеть в мокром на холодных плитках пола было противно, так что я решила все же подняться и принять ванну. Но перед этим разобрала кучу бумажек, чтобы найти квитанцию за электричество.

Среди всей этой макулатуры попался листок с коротким текстом. Я уже собралась выбросить его, когда случайно прочла набранную крупным шрифтом фразу:

«Вам по утрам не хочется просыпаться?

Вы ничего не ждете от жизни?»

Да это про меня, подумала я с горькой усмешкой и невольно стала читать дальше:

«Вы ненавидите кого-то так сильно, что эта ненависть буквально сжигает вас изнутри?

Вы не можете есть, спать, работать и нормально общаться?

Иногда вам кажется, что вы не можете даже дышать?

Вы не можете справиться с негативными эмоциями и уже думаете о том, чтобы оборвать жизнь прежде времени?

Не спешите сделать непоправимое!

Опытный коуч поможет вам преодолеть отчаяние! Он вернет вам вкус к жизни, как уже вернул его десяткам других людей!»

Дальше был напечатан адрес и номер телефона.

И имя: «Леонид».

Первая мысль была, что это очередной жулик, который ловит идиотов и пытается выманить у них деньги. Но тут я прочла внизу листовки предложение, напечатанное мелким шрифтом: «Первый ознакомительный сеанс бесплатный».

Ага, завлекает…

Я еще раз перечитала текст. Ну до чего же все про меня! Значит, я не одна такая, есть люди, похожие на меня, раз этот коуч предлагает свои услуги…

Тут до меня дошло, что если я не хочу схватить простуду, то следует срочно нырнуть в ванну с горячей водой.

И весь вечер злополучная листовка не шла у меня из головы. Может быть, все же обратиться к этому коучу? Что я теряю? Написано же, что первый сеанс бесплатный.

Может, и врут, конечно, но как пойду туда, денег много с собой не брать. Да у меня много и нету…

С этой мыслью я заснула. И после долгого перерыва мне приснился сон. Как будто я нахожусь в огромном помещении с колоннами. Храм, что ли, какой… И я там совсем одна, и я брожу в гулкой тишине и не могу найти выход, до того храм большой.

Понемногу на меня накатывает паника, и вот я уже бегу изо всех сил, и мои шаги отзываются эхом.

А потом я слышу очень знакомый звон и понимаю, что это звонит будильник.

Надо же, удивилась я, окончательно проснувшись: впервые за долгое время я проснулась только от звонка будильника. Раньше открывала глаза задолго до звонка и лежала, пялясь в потолок.

Я посчитала это хорошим знаком и на всякий случай прихватила листовку с собой.

Кстати, квитанцию за электричество я нашла подсунутой под дверь. Очевидно, вчера я оставила ее валяться на площадке и ее нашел кто-то из соседей.

И снова я увидела на стоянке Александру. И снова я скакнула за ту же газетную тумбу. Но зря старалась, поскольку Александра меня точно бы не заметила. Она шла не одна, а с интересным таким мужчиной в дорогом костюме.

Мужчина был хорош: виски благородно седые, глаза серые… я уже его видела не раз, какой-то крупный начальник, а может, и владелец собственной фирмы.

Но Александра… сегодня не было на ней ничего ярко-красного и волосы не растекались по спине светлой волной. Они были заколоты туго. И на ней был ну очень деловой костюм цвета спелой вишни. И вместо сумки небольшой такой аккуратный портфельчик.

Вся такая деловая-деловая женщина. И разговаривала она со своим спутником не повышая голоса, и не смеялась громко, и даже улыбалась не белозубой улыбкой, а так, одним уголком рта.

Мужчина вежливо придержал для нее дверь, на руке его при этом сверкнули дорогущие часы.

Александра прошла вперед и не удержалась от торжествующей улыбки. Мужчина ее не видел, зато видела я.

Все ясно, эта стерва снова окучивает кого-то по заданию его конкурентов. Было уже такое, помню…

Я испугалась, что скрип моих зубов будет слышен проходящим мимо сотрудникам бизнес-центра. Нет, надо срочно что-то делать, долго я так не выдержу.

Я еле дотерпела до обеденного перерыва и, когда Лизавета Павловна отправилась мыть чашку, набрала номер коуча.

Ответили сразу, мужской голос был дежурно-приветлив. Я помялась немного, и тогда он сам спросил:

– Вы хотели бы попасть на прием?

Я сказала, что хочу попасть к нему как можно скорее, но могу только после шести, потому что до этого работаю. Он сказал, что работает до шести, но согласен в виде исключения задержаться, раз уж такой случай. Только чтобы я не опаздывала.

– Буду, – пообещала я и тут заметила, что Лизавета Павловна стоит посреди офиса и внимательно слушает.

– Что, свидание у тебя? – оживленно спросила она.

Вот беспардонная тетка, ничуть не стесняется подслушивать!

– Да нет, это по делу, – отмахнулась я, говорила уже, что нашей Лизавете не отвечать нельзя, не тот она человек.

– По делу? – усмехнулась она. – Да ладно, какие у вас, молодых, могут быть дела? У тебя должно быть одно дело: найти приличного мужчину, так чтобы создать с ним семью!

– ?

– Да! – продолжала она. – И нечего так на меня смотреть! Потому что я-то знаю, что это – самое важное в жизни женщины. Семья и дети! А вы, вертихвостки, до тридцати лет об этом и не думаете, а потом начинаете приглядываться, и глянь – оказалось, что все приличные мужчины уже разобраны. А те, кто остался, те либо уже побывали в неудачном браке и теперь их туда никаким калачом не заманишь, либо уж такое никудышное барахло, что детей от такого рожать нечего и думать. Вот тебе, Полина, сколько лет?

– А то вы не знаете? – обиделась я. – Ну скоро тридцать…

– Вот и я о том же говорю, пора бы уже заняться поисками приличного человека!

– Да где ж его найдешь-то? – вздохнула я. – Сами сказали, что все приличные давно уже разобраны…

Я сменила тему:

– А скажите… вот в нашем бизнес-центре есть… интересный такой мужчина, виски седые, одет прилично… часы опять же…

– Эк тебя занесло! – Лизавета Павловна махнула рукой. – Это Катаев, фирма у него своя. Ну, тут тебе ничего не светит, не того полета ты птица, уж не обижайся. И вообще, он женат.

– Да я ничего… так просто спросила.

Тут, на мое счастье, явились остальные сотрудники и Лизавета отвязалась.

Начальник уехал на какое-то важное совещание, и под эту марку я отпросилась у Лизаветы пораньше, так что была по указанному в листовке адресу ровно в шесть.

Я подошла к двери, позвонила.

И вздрогнула – потому что прямо у меня над головой раздался мужской голос:

– Заходите, открыто.

Я подняла голову и увидела прямо над дверью миниатюрную камеру и динамик. Ну да, конечно, уважающий себя коуч должен быть не чужд технического прогресса…

Я взялась за дверную ручку. Дверь действительно была не заперта, и я вошла в квартиру. Или, может быть, студию – как там эти коучи называют свое логово…

Я оказалась в коротком светлом коридоре, по стенам которого были развешаны картинки в узких металлических рамках.

Картинки были странные: на каждой были нарисованы запутанные мотки ниток. Нитки были разные – белые и черные, синие и зеленые, – но все были ужасно запутаны.

– Прямо по коридору! – снова у меня над головой прозвучал мужской голос.

Ага, намекает, что нечего торчать в коридоре и разглядывать картинки… Для чего тогда их повесил?

Я прошла по коридору до полуоткрытой двери, толкнула ее и оказалась в кабинете.

Кабинет был большой, и все в нем было какое-то африканское.

На полу была расстелена шкура зебры (надеюсь, не настоящая), на стенах висели резные африканские маски, несколько копий с очень широкими лезвиями, и даже голова обезьяны с вытаращенными глазами (наверняка стеклянными).

Посреди кабинета, напротив входа, стоял массивный стол из черного дерева. На этом столе стоял обычный компьютер, рядом с ним – стаканчик с разноцветными карандашами и большой нож с широким лезвием и рукоятью из резной кости.

Вряд ли этим ножом удобно точить карандаши…

Вся эта экзотика так била в глаза, что я не сразу заметила хозяина кабинета. Тем более что он был какой-то неприметный: бледный, худой, с редкими прилизанными волосами неопределенного цвета.

Только глаза были яркие и пронзительные.

– Здравствуйте! – проговорил он. – Присаживайтесь!

В отличие от внешности, голос у него был замечательный – красивый, выразительный баритон.

Я села в глубокое кресло, обитое красной кожей.

Он внимательно посмотрел на меня:

– Ну, что же вас ко мне привело?

– Я… – попыталась я начать. – У меня… Мне…

– И кого же вы так ненавидите?

– Что? – Я испуганно взглянула на коуча. – Кто вам сказал? Откуда вы знаете?

– А вы посмотрите на карандаш…

– Что? Какой карандаш?

Я проследила за его взглядом.

Смотрел он на мои руки. И только теперь я осознала, что невольно взяла из стаканчика на столе карандаш (красный) и сломала его пополам, а потом еще раз пополам. Кстати, это не так уж просто сделать, если вы не в курсе.

Я вспыхнула и пробормотала:

– Ну, карандаш… при чем тут карандаш?

– Это неосознанные движения. Они выдают ваши скрытые эмоции. В данном случае – вашу ненависть. Скорее всего – к какой-то женщине… я прав?