Афродита размера XXL. Брак со стихийным бедствием

– Собираетесь перекусить на рабочем месте, всухомятку?

– Предпочел бы горячий домашний обед, да нет времени на переезды! – Торопов принужденно улыбнулся и заторопился дальше. – Простите, ради бога, спешу!

– Конечно-конечно, я вас не задерживаю, всего доброго!

Я проводила Дмитрия задумчивым взглядом и потерла подбородок. Рассказать Анке о том, что ее любимый муж устраивает в офисе подозрительные обеды с выпивкой или пусть приятельница сама заботится о крепости семейных устоев?

«Мужики! – сокрушенно сказал мой внутренний голос. – Даже лучшие из них не свободны от позывов погусарить!»

Это была неприятная мысль, которая заняла меня надолго. Я заела ее шоколадкой, которую купила в благополучно найденном магазине, но слаще мне от этого не стало. Нет, вы посмотрите, что в мире творится! Анкин Димочка поит-кормит кого-то в офисе, причем за покупками бегает сам, лично, хотя мог бы послать секретаршу или шофера. Стало быть, не хочет свое офисное застолье афишировать. А Иркин Моржик тайком от супруги норовит поиграть на воле в эротичного зверька. Эх!

Вспомнив свое обещание помочь лучшей подруге в тихой охоте на игривых зайчиков и ласточек, я позвонила Ирке и спросила:

– Ты как? Не раздумала еще неверного мужа уличать?

– Только об этом и думаю, – заверила меня она. – Уже набросала список городских фонтанов, их шесть штук, не считая тех, что сооружены при разных кафешках и ресторанчиках. Эти, я думаю, можно исключить, там всюду столики стоят, люди сидят, хорошую эротичную игру развернуть негде.

Хорошая эротичная игра в Иркином понимании – это брачный танец касаток или любовная битва мастодонтов. Наша Ирен дама могучая, ей, чтобы развернуться во всей красе, нужен оперативный простор. Не случайно супружеское ложе в доме Максимовых сделано на заказ и по размеру вполне сопоставимо с вертолетной площадкой.

– Теперь думаю, у какого из шести фонтанов сделать засаду, – сказала Ирка.

– Ты же хотела проследить за Моржиком?

– Он меня перехитрил, – сердито ответила подружка. – Ускользнул из дома рано утром, якобы на рыбалку, и мобильный выключил. Типа, чтобы не спугнуть рыбку звонком!

– И теперь ты гадаешь, где Моржика с его рыбкой ловить? – сочувственно спросила я. – Предлагаю зайти с другой стороны. Ты знаешь вкусы своего мужа лучше всех. Если у него есть выбор из шести фонтанов, который из них он облюбует?

– Очень точное слово ты нашла, – пробурчала Ирка. – «Облюбует»! Впрочем, спасибо за идею. Я думаю, Моржик предпочтет какое-нибудь уединенное место, красивое и романтичное. Точно не площадь напротив администрации края! И не холл торгового центра «Москва». На мой взгляд, самые подходящие для этого дела фонтаны – на Затоне и в Ноябрьском парке. Давай заранее посмотрим оба.

– Начнем с Ноябрьской рощи, если ты не возражаешь, – предложила я.

Замшелая ограда, которую я созерцала с лавочки во дворе Ванькиного дома, окружала эту самую рощу, так что мне не нужно было никуда ехать. Четверть часа, пока Ирка из своего Пионерского микрорайона катила ко мне, в старый центр, я безмятежно загорала на лавочке, хрустя печеньем и булькая газировкой.

Впоследствии я вспоминала эти пятнадцать спокойных минут как период короткого затишья перед бурей.

У Анжелы был очень-очень плохой день. Конечно, он был бы еще хуже, если бы Роза и Люция не закрыли ее юбками, пока Марийка отвлекала милиционера. Если бы милиционер не был молодым парнем, а Марийка – красавицей с пышной грудью, Анжеле пришлось бы совсем худо. Так что день был не совершенно дрянной, но все-таки очень-очень плохой, потому что Анжелу опять поймали. Глупая толстая тетка схватила ее за руку, не позволив убежать. Если бы тетка не была толстой и большой, как корова, Анжела смогла бы вывернуться. Она не такая неловкая, как думает мама Захра. Она ведь успела передать Розе деньги, и не ее вина, что толстая тетка в последний момент спохватилась, сцапала Анжелу за руку и подняла крик на весь рынок. «Ах ты, воровка! – орала она, плюясь слюной. – Помогите! Милиция! Цыгане честных людей грабят!» Молодой милиционер услышал крики и прибежал, и бесполезно было объяснять ему, что никто эту честную корову не грабил. Она сама захотела, чтобы Анжела сказала ей всю судьбу, сама дала ей за гадание монетку и сама же потом завернула пятак в бумажные деньги. Анжела быстро, как учила мама Захра, передала деньги Розе, но тут тетка опомнилась и схватила ее за руку. И Розе пришлось вернуть тетке деньги, чтобы она отпустила Анжелу. А Марийке пришлось быстро оборвать пуговицу на кофте, чтобы вовремя показать молодому милиционеру свою пышную грудь. Только поэтому Анжела смогла убежать. Но на руке у нее остались следы цепких толстых пальцев крикливой тетки, и рука уже болела. И ухо тоже болело, потому что мама Захра очень больно по нему ударила. Она сказала, что от Анжелы не будет никакого толку, а Роза с Люцией обидно смеялись. Им было весело, потому что их мама Захра не ругала. Роза сегодня тоже гадала, и у нее все получилось. А Люция ничего не делала, но ей это можно, потому что она маме Захре родная дочь. А Анжела не родная, так что мама Захра не пожалеет отдать ее за старого Георгия. Она так и сказала: «Все, пойдешь за старого Георгия».

Анжела всхлипнула и вытерла лицо рукавом шерстяной кофты. Длинные ворсинки прилипли к мокрой коже, и стало совсем противно. Выходить за старого Георгия ужасно не хотелось, потому что он взаправду старый, без зубов и с лысой головой. «У него уже было две жены, и обе они умерли, – смеясь, сказала Люция, которую мама Захра никогда не отдаст за старика. – Ты будешь третьей!» И Роза с Марийкой тоже смеялись, не жалея Анжелу, а она даже не могла на них обидеться. Она знала, что ее никто не будет жалеть. С какой стати? Если она не умеет воровать и гадать, то должна радоваться, что выйдет хотя бы за старого Георгия. Молодой парень ее не возьмет, потому что у нее нет ни Марийкиной красоты, ни Люцииного приданого. И она совсем не умеет добывать деньги.

Анжела снова всхлипнула и с тоской вспомнила прежние времена. Раньше все было по-другому. Когда ей было десять, одиннадцать и даже двенадцать лет, она была тоненькой, большеглазой, как олененок, и каждый день приносила маме Захре много денег. Попрошайничать было спокойнее, чем воровать, и легче, чем гадать. Глупые, но добрые люди часто давали Анжеле деньги, но только до тех пор, пока она не выросла. Не очень красивая тринадцатилетняя девушка может надеяться на подаяние, только если у нее на руках будет маленький чумазый ребенок. Своего ребенка у Анжелы не было, а все чужие младенцы были заняты. Анжела была бы рада заиметь младенца, но на старого Георгия в этом смысле надежды никакой.

День, начавшийся так скверно, перевалил на вторую половину. Анжела устала бродить по рынку, украдкой посматривая, нельзя ли что-нибудь стащить, и притворяясь, будто не замечает подозрительных и недоброжелательных взглядов честных толстых теток. Возвратиться к маме Захре без денег было невозможно. О том, чтобы попробовать заработать гаданием, не стоило и думать. Вздыхая, Анжела прошла на набережную, но там уже промышляли мальчишки. Они цеплялись к влюбленным парочкам и кружили вокруг них, смеясь и выкрикивая гадости до тех пор, пока измученный кавалер не откупался от назойливых цыганчат хотя бы десяткой. Оставалось попробовать добыть денег в парке, где ближе к вечеру после пары пива мог прикорнуть на лавочке какой-нибудь разомлевший дядька с кошельком в заднем кармане. Анжела по опыту знала, что подобные персонажи никому, кроме таких, как она, не нужны. Милиционеры, раз в два-три часа объезжающие парк по кольцу центральной аллеи, живо интересуются только бедолагами, забежавшими в кустики по малой нужде.

Анжела прошла в парк и прогулялась по дорожкам, цепко приглядываясь к лавочкам, затененным все еще густой листвой дубов и кленов. Шорох шин милицейской машины, совершающей очередной бессмысленный объезд территории по соседней аллее, заставил ее пригнуться и спрятаться за щелястой спинкой скамейки. Только поэтому она заметила в рыжих листьях сбоку от лавочки неожиданное голубое пятно.

Он ворочался в куче сухой листвы и недовольно вякал. Маленький ребенок в голубом, как небо, стеганом комбинезончике и вязаном чепчике с потешным помпоном. Прежде чем милицейская машина поравнялась со скамейкой, Анжела подхватила малыша и укрыла его полой своей кофты.

Как такой маленький ребенок попал в кучу листьев, она догадалась легко: упал с лавочки. Но как он оказался на скамье – один, в укромном уголке безлюдного в будний день парка, – представить было невозможно. Анжела и не пыталась.

Завернутый в лохматую цыганскую кофту, ребенок быстро согрелся и тут же закрыл глазки. Во сне он загадочно улыбался и был таким хорошеньким, что Анжела, просидев на тротуаре у «Детского мира» каких-то два часа, получила от добрых глупых людей вдвое больше денег, которых ее лишила толстая корова с рынка.

– Отлично! Я довольна, – после долгой паузы объявила Ирка грустным голосом, который разительно контрастировал со сказанным.

Она не меньше пятнадцати минут бродила вокруг декоративного пруда, в середине которого слабым гейзером бил фонтан. Утки, привычно ожидающие от посетителей парка хлебобулочной подачки, с намеком крякали моей суровой подруге, голуби опасно суетились у нее под ногами, но Ирка птичью суету игнорировала. Она нарезала круги вокруг пруда не ради моциона, а с целью оценить степень пригодности окрестностей к подвижным играм сексуального характера.

– Там! – уверенно сказала Ирка, указав на группу плакучих ивушек.

Их гибкие ветви спускались почти до земли, образуя живой зеленый занавес.

– Под этими ивами запросто может уединиться для брачных игр целое стадо порочных зайцев! – с горечью добавила она. – Не говоря уж о стае сексуально озабоченных ласточек. Всем места хватит!

– И при этом в трех шагах от брачующихся никто ничего не увидит! – добавила я.

– Вот именно! – совсем уж мрачно буркнула Ирка. – Надо думать, где будем прятаться мы сами.

И она снова порысила к фонтану.

В погожий сентябрьский денечек моя подружка оделась под стать осенней природе – в рыжий свитер и буро-зеленые брючки. Этот наряд вполне можно было считать маскировочным: свернувшись клубочком под деревом, моя подружка запросто могла прикинуться кучей сухой листвы. Однако, суматошно бегая вокруг пруда, буро-рыжая Ирка неприятно походила на огромного чокнутого грызуна – гигантскую белку-мутанта, озабоченную поисками пропитания. На бегу она обшаривала безумным взглядом траву и листья у подножия деревьев и с риском споткнуться о корягу подолгу засматривалась на поредевшие кроны. Мне эта нездоровая суета очень не нравилась. Сама я мирно грелась на солнышке, устроившись на славном трухлявом пенечке в компании таких же бледных и анемичных поганочек, а неугомонная Ирка то и дело перечеркивала открывающийся передо мной умиротворяющий вид фосфоресцирующим оранжевым зигзагом. И при этом еще раздражающе громко хрустела сухими листьями, навевая неприятные мысли о крупных пресмыкающихся.

– Что ты носишься кругами, как цирковой мотоциклист! – не выдержала я. – Сядь, посиди спокойно!

– Какой покой, о чем ты? – огрызнулась подружка, в десятый раз пробегая мимо. – Посмотрела бы я, как бы ты сохраняла спокойствие, зная, что твой муж ходит налево!

– Так ты теперь бегаешь направо с целью скомпенсировать «левые» походы Моржика? – съязвила я.

– Нет! – Иркин голос донесся с другой стороны пруда. – Я ищу самое лучшее место для засады!

Я подождала, пока она вернется, и сказала:

– Самое лучшее место для засады – в воде.

Ирка резко остановилась.

– Ты думаешь? – она подошла к пруду, присела на корточки и уставилась в воду.

– Вообще-то, я пошутила, – предупредила я, сообразив, что подружка моя сейчас не вполне адекватна.

Глядишь, действительно залезет в пруд и будет выглядывать оттуда, как Лох-Несское чудовище!

Я представила, что почувствует Моржик, плотно занятый подвижной сексуальной игрой в зайчика-ласточку, если в разгар событий перед ним гибридом русалки и бобра вынырнет мокрая рыжеволосая супруга с кувшинкой на голове, и подавилась нервным смехом. Бедолага Моржик получит сильнейшую моральную травму!

– Будь здорова, – не оборачиваясь, пожелала Ирка, приняв мои задушенные смешки за кашель. – Дай-ка мне палку покрепче и подлиннее!

Я подняла брови. Если Ирка выплывет к Моржику и его подруге не просто так, а с крепкой палкой в руке, одной моральной травмой дело не ограничится!

– Может, обойдешься без палки? – Я встала с пенька и подошла поближе к подруге.

Ирка, наклонив голову, смотрела в пруд. Меня это немного удивило, потому что вода была непроглядно бурой и грязной – совсем не чудесное зеркало, в которое можно глядеться. Администрация парка никогда не радовала водоем повышенным вниманием и регулярной заботой – на моей памяти пруд чистили всего один раз. При этом на дне в толстом слое жирной грязи, помнится, обнаружилось несколько археологических слоев с большим количеством артефактов в диапазоне от пустых бутылок до холодильника. Последний я видела на илистом дне своими глазами и очень удивилась. Было затруднительно представить себе человека, под покровом ночи следующего к пруду в обнимку с пятипудовым «Саратовом», имея целью тайное погружение последнего в бездну вод. До сих пор меня занимает эта неразгаданная тайна – зачем кому-то понадобилось бросать в пруд холодильник? Чтобы поиграть в затопление субмарины?

А Ирке, похоже, приспичило поиграть в Ассоль, ожидающую прибытия капитана Грея не под алыми парусами, а на подводной лодке. Впрочем, моя подружка выглядела скорее смешно, нежели роматично. Она сидела у воды, как близкородственные сказочные персонажи – сестрица Аленушка и ее братец Иванушка, причем «два в одном»: у сестрицы Ирка позаимствовала дислокацию на самом берегу пруда, а у ее братца козленочка – позу с опорой на четыре конечности. Впрочем, пока я шла, количество опорных точек уменьшилось: Ирка вытянула руку и погрузила ее в воду.

– Моешь руки перед бедой? – сострила я, продолжая думать о печальном будущем Моржика.

– Посмотри сюда, – не оценила каламбур подружка. – Что это такое?

– Где? – Я присела на корточки и посмотрела в указанном направлении. – Хм… Очень похоже на деревянную тарелочку из кукольного посудного набора.

– Точно? – Ирка обрадовалась и потянулась еще дальше. – Вот и мне показалось, что это не просто кусок древесной коры, но, ты же знаешь, у меня зрение не на все сто.

Я тихо ухмыльнулась. На все сто у моей любимой подруги вес – ровно центнер. И в данный момент этот центнер опасно балансировал на краю пруда, рискуя бомбой рухнуть в непроглядную серо-бурую воду, поэтому я на всякий случай придержала эквилибристку за брючный ремень.

– Ап! – торжествующе сказала Ирка, ухватив покачивающийся на волнах резной кружок размером с кофейное блюдце. – Тянем-потянем!

Моя добычливая подружка потянула трофей к себе, но деревянная тарелочка оказала ей сопротивление, и Ирка осталась с пустыми руками.

– Эта штука за что-то там зацепилась, – с сожалением сказала она. – Так-так-так… Вот говорила я тебе, дай палку!

Не дождавшись от меня активной помощи, подружка сбегала под ближайшее дерево, нашла там впечатляющего вида дубинку и вернулась с ней к пруду. Вожделенная резная деревяшка продолжала дразняще подпрыгивать на волнах. Ирка прицелилась, ткнула палкой в воду, ловко подцепила «блюдце» и потянула его вверх. Штуковинка неохотно вынырнула из воды, а следом за ней потянулись два ряда деревянных бусин.

Уже в этот момент мне страстно захотелось, чтобы Ирка бросила палку и отпустила свою находку на волю волн, но выразить свое желание в словах я не успела, только взволнованно ахнула. Подружка, сопя, тянула к себе трофей с ловкостью рыбака и упорством бурлака и выронила орудие рыбацко-бурлацкого труда, только когда на поверхности воды черными водорослями заколыхались спутанные пряди.

– Ай!

Вся конструкция булькнула в воду, а Ирка отскочила от пруда с такой прытью, что версия о пригодности данной местности для игры в резвых зайчиков могла считаться подтвержденной.

– Что это было? – шепотом спросила она, сделав глаза плошками.

– По-моему, это был нагрудный медальон на деревянных бусах, – поежившись, сказала я.

– Хочешь сказать… он как раз был… на груди? – опасливо прошептала Ирка.

– А бусы – на шее, – уныло добавила я.

Мы взглянули друг на друга, синхронно вздохнули и одновременно спросили:

– Кто звонит Сереге, я или ты?

– Вот б… блинство! – ругался капитан Лазарчук, в последний момент неуклюже корректируя очень грубые слова в пользу относительной пристойности. – Что за хе…херомантия! На кой х…

то есть зачем вы вообще поперлись к этому пруду, идиотки несчастные?

– Грубый ты, Лазарчук, и нечуткий! – обиженно сказала Ирка. – Замшелый питекантроп, а не цивилизованный страж порядка!

– Зато вы современные девушки, нет слов! – огрызнулся Серега. – Это у вас флэш-моб какой-то, что ли? Собираться парами и жмуриков искать?

– Как он нас обозвал? – шепотом спросила у меня Ирка. – Фляш… Флюш…

– Флэш-моб. Это такое модное развлечение для «продвинутых» граждан, – проявила эрудицию я. – Они договариваются в Интернете, а потом толпой собираются в одном месте и учиняют какую-нибудь глупость. Например, в гробовом молчании возлагают цветы к ногам резинового клоуна у «Макдоналдса». Шокируют народ и получают от этого удовольствие.

Ирка попыталась уверить Лазарчука, что мы с ней не получили никакого удовольствия от того, что в очередной раз шокировали его и весь милицейский народ, но капитан не дал ей разговориться. Ему самому было что сказать.

Я слушала неласковые ментовские речи и виновато молчала. Ирка, высокомерно задрав подбородок, рассматривала облачка в небе и в паузах между Серегиными фразами независимо шмыгала носом, а я просто смотрела в сторону. При этом из имеющегося в моем распоряжении неограниченного выбора сторон я предпочла ту, где плотной стеной стояли густые зеленые елочки. Просто елочки. Просто стояли. Как и положено вечнозеленым деревьям, елочки никак не менялись, и рядом с ними ничего не происходило. Это постоянство успокаивало, потому что за моей спиной, там, куда я так усиленно старалась не смотреть, что затылок затвердел до цементной плотности, коллеги капитана Лазарчука вытаскивали из воды деревянный медальон и все, к нему прилагающееся. А прилагалось к нему, как мы с Иркой и боялись, мертвое женское тело. Это было ясно по репликам, которыми под плеск волн, журчанье и хлюпанье обменивались циничные оперативники:

– Ну так и есть – русалка!

– Свеженькая еще, рыбонька, совсем недолго плавала!

Мне очень хотелось заткнуть уши, но это было бы невежливо по отношению к распекающему нас с Иркой Сереге. Лазарчук имел моральное право устроить нам нагоняй: мы с подружкой уже не в первый раз подбросили ему неприятную работенку.

Сознавая это, я слушала капитана кротко, а самолюбивая Ирка опять не выдержала.

– Поперлись! – возмущенно повторила она. – А для чего сюда прутся все остальные граждане? Это, между прочим, если кто не знает, Парк культуры и отдыха! Здесь культурно отдыхают, гуляют, дышат свежим воздухом!

– И топятся, – не удержавшись, подсказала я.

Ирка осеклась, а Лазарчук фыркнул как лошадь и крайне язвительно сообщил:

– Топятся – это когда по собственной инициативе! А когда камнем в висок и замертво в пруд – это уже совсем другое мокрое дело!

– О господи! – Я ужаснулась и обернулась, чтобы увидеть несчастную жертву преступления.

Лучше бы я этого не делала!

Деревянный медальон, так приглянувшийся Ирке, с лески сорвался, и бусины рассыпались, однако и без того видно было, что убитая одета со вкусом – в шикарные замшевые брюки и кашемировый джемпер песочного цвета. Конечно, пребывание в грязной воде сильно подпортило вещи жертвы и превратило в сущее безобразие ее прическу и макияж. Собственно, только поэтому я ее и узнала.

Бледное лицо в разводах грязи и спутанные черные волосы – именно такой я видела Марию Петропавловскую, когда она была еще живой.

– Анка, я нашла твою подругу, Машу, – печально сказала я в трубку, плотно зажатую между двумя щеками – моей и Иркиной.

Подружка, взволнованно сопя и старательно маскируя неистребимое любопытство под глубокое сочувствие, старалась не упустить из моего разговора с Анютой ни единого словечка. На слова, впрочем, я на сей раз была не щедра. Язык не поворачивался объявить Анке страшную новость.

– Я знаю, Ленчик, спасибо тебе огромное! – грустно ответила приятельница.

– Да не за что, – растерялась я.

– Она мне позвонила сразу после вашего с ней разговора.

– Ань, ты знаешь, а ведь Маша…

– Да знаю я, знаю! – недослушала приятельница. – Она и мне сказала все прямым текстом: не желаю, мол, поддерживать отношения, что было, того не воротишь, мы с тобой вращаемся на разных орбитах, прости, прощай и не поминай лихом!

– Анка…

– Да не успокаивай ты меня, я не очень-то расстроена! Я прекрасно знаю свою подругу, все ее обиды ненадолго. Машка вспыльчивая, но отходчивая.

Тут моя собственная вспыльчивая подруга выразительно кашлянула и подтолкнула меня локтем, прозрачно намекая, что пора бы сообщить Анюте – отходчивая Маша отошла насовсем.

– Аня! Маша сейчас тут! – дерзнула я.

– Правда?! – Приятельница неподдельно обрадовалась. – Она рядом с тобой? Ленчик, ты умница! Настоящий миротворец! Ну-ка, передай Машке трубу!

– Анька! – вырвав у меня мобильник, гаркнула потерявшая терпение Ирка. – Единственная труба, которая еще пригодится твоей подружке, стоит на крыше крематория!

– О боже! – закатил глаза Лазарчук, присутствовавший при этой сцене. – И эти люди обвиняют меня в грубости и нечуткости?!

Ирка сердито зыркнула на него и скомандовала в трубку:

– Сиди дома, мы сейчас приедем!

Она вернула мне телефон, обессиленно упала на пенек, устало вытянула ноги и с укором сказала Сереге:

– Не о том вы думаете, господин капитан! Вы бы лучше к товарищам своим присоединились, следочки какие-нибудь поискали на месте преступления, пальчики, орудие убийства! Ваше дело – душегуба ловить, а не разговоры разговаривать!

– Орудие преступления искать не надо, булыжник этот у жертвы за пазухой лежал – для пущей тяжести, надо понимать, – невозмутимо ответил Лазарчук, тщательно протирая полой теплой вельветовой рубашки старомодные солнцезащитные очки. – Пальчиков никаких там не будет, не стоит и надеяться, тело не меньше часа в воде пролежало, и камень вместе с ним. А вот следочки… Петь, а что у нас со следочками? Есть?

– Следочков у нас валом, но все они с одной пары ножек, – охотно отозвался лейтенант Петя Белов. – То ли кроссовки, то ли спортивные туфли на ребристой подошве, размер сорок первый, растоптанный. Похоже, тут совсем недавно какой-то чокнутый физкультурник вокруг водоема кросс бегал. Оставил отпечатки в десять слоев, один на другом, и ничего другого из-под них уже не добудешь.

Я опустила взгляд и посмотрела на Иркины вытянутые ноги. Она мгновенно подобрала их, свистнув по траве ребристыми подметками своих спортивных туфель, встала и громко сказала:

– Ну нам пора!

Подружка потащила меня прочь от водоема, вместо «до свиданья» торжественно возвестив:

– Всем спасибо, мы свободны!

– Чему лично я не перестаю удивляться! – добавил свой ехидный комментарий капитан Лазарчук.

– Ох, привлекут меня за сокрытие следов преступления! – опасливо пробормотала Ирка, внедряясь в хвойные заросли.

Дородная подружка пролезла сама и протащила меня между двумя растопырчатыми елочками, как между щетками, а потом опустилась на корточки и из-под зеленой лапы поглядела в сторону пруда. Там Петенька Белов аккуратно насыпал в пластмассовую плошку белый порошок.

– Это что за порошочек у них такой, беленький? – встревожилась Ирка.

– Это гипсик, – объяснила я. – Следочки твои отливать.

– Чудненько! – буркнула подружка.

Она резво поднялась на ноги и потрусила прочь, без труда пробурив своим телом зеленую стену самшита. Я осторожно выбралась в образовавшийся пролом и заторопилась вдогонку за убегающей Иркой. Она остановилась только на дальней окраине парка, где терпеливо дожидалась хозяйку верная «шестерка». Подружка немного повременила с отбытием, позволив мне занять место в машине, но затем стартовала а-ля Шумахер-старший. Я молча взяла ремень и пристегнулась.

– Ну? – агрессивно молвила гонщица, лихо влетев в крутой поворот. – И что теперь?

– Теперь хорошо бы остановиться на светофоре, как раз красный зажегся, – тактично подсказала я.

– Я не об этом! – проскрежетала Ирка и тормозами, и голосом.

«Шестерка» остановилась, самую малость недотянувшись до заднего бампера новенькой «Мицубиси». Я использовала паузу для того, чтобы мелко перекреститься, а Ирка – для продолжения эмоциональной речи: