Серебро ночи. Тетриус. Книга 3

Медиатор кивнул графу на прощанье и приказал придворным его проводить. Делая это не из следования этикету, а из боязни, что граф вздумает заглянуть в покои племянников, убедиться, что их в самом деле нет.

Выпроводив графа и чуть слышно произнеся ему вслед несколько отнюдь не аристократических проклятий, Медиатор пришел в свои покои и принялся за поиски карты. В те далекие времена, вернувшись еле живым из трудного похода, он убрал ее в потайное отделение секретера в надежде никогда ее больше не доставать. Но ошибся. Никогда еще у наместников Терминуса не было времени труднее и безнадежнее.

Никто из рода Медиаторов не жил спокойно. Но то были стычки либо с аристократией, либо с имгардцами, неприятные, но все-таки не фатальные. Ошибаться было нежелательно, но роковых последствий для страны они не имели.

А вот ему ошибок больше совершать нельзя. Он и так сделал страшную ошибку, связавшись с Зинеллой. Хотя как этого можно было избежать, если на него было наложено заклятье с помощью камня, обладающего неизбывной силой?

Карта на потемневшем от времени пергаменте и три ее копии на плотной, слегка пожелтевшей бумаге, лежали там, куда он их с досадой бросил почти сорок лет назад – в самом углу потайного отделения. Медиатор осторожно расправил подлинник. Углы уже начали осыпаться, названия были видны еле-еле. Сюда бы Ферруна с его запредельно острым зрением. Вдруг на карте есть что-то, чего не заметил ни он, ни переписчики?

Узкая линия, ведущая от Купитуса к столице Северстана, Тринали, петляла по болотам, горам, какой-то неведомой долине, до которой он не дошел, упиралась в голубую реку с пунктирным мостом, которого наверняка давно уж нет, по густому лесу с нарисованными мордами неизвестных в Терминусе зверей, по непонятной изломанной линии, неизвестно что обозначавшей, и, наконец, кончалась возле Северстана и его столицы.

Одолеет ли его сильный мужественный сын этот ненадежный и такой непредсказуемый путь? Чем кончится этот поход? Если бы с ним был Феррун, он бы так не волновался. Но Сильвер прав – ждать Ферруна бесполезно.

Он взял две копии карты, сделанные еще в те далекие годы. Краски яркие, ничего им не сделалось от лежания в темноте все эти годы. Не то, что ему. Он поднял голову и взглянул на портрет жены, его дорогой Оливии. Запечатленная художником незадолго до смерти, она осталась молодой и невероятно красивой. И улыбалась ему также светло и ласково, как улыбалась в те далекие счастливые годы.

Как рано он ее утратил! Сколько слез он тайно пролил, не в силах превозмочь охватившее его черное отчаяние! Ведь только отдаленное сходство Зинеллы с покойной женой заставило его обратить на нее внимание. А уж потом постарался Контрарио.

Медиатор с трудом оторвался от портрета. Ему собственными руками нужно снарядить в путь младшего сына, из которого тот может и не вернуться. Возможно, этот поход продлится не один год. Вполне возможно, Сильвер возвратится на пепелище, если Терминус к тому времени падет.

Но что делать? Нет в жизни легких путей. Неизвестно, будет ли легче ему с Беллатором здесь. Скорее, еще труднее. Имгардцы наступают, их теснит еще более страшный враг. Смертей не избежать. И никто не ведает, сколько их еще будет.

Завернул копии карты каждую по отдельности в тонко выделанную кожу, смазанную специальным составом, делающей ее непромокаемой. Потом спустился в хозяйственные пристройки дворца, где должны были собраться Сильвер с товарищами.

Они в самом деле были там и громко хохотали над воином, обрядившимся в плащ и шапку. Завидев Медиатора, смех прекратился. Все почтительно ему поклонились.

– В горах вам будет не до смеха, – сухо пообещал им наместник, – вы будете рады, что сможете надеть на себя эти вещи. Еще и пожалеете, что на вас всего лишь по одному плащу. Я вам это говорю как очевидец.

Воины переглянулись. Один из них, ясноглазый и насмешливый, задумчиво предложил:

– Может быть, тогда нам стоит взять с собой несколько плащей каждому?

Он предложил это как забавную шутку, но Беллатор распорядился:

– Правильно! Возьмите каждый по два плаща. В них можно будет и спать на голой земле с небольшими, но удобствами. Плащи легкие, ваши кони их вполне увезут.

– А потом что с ними делать? Тащить на себе? – Сильвер не мог понять столь странной заботы брата.

– Они будут на твоих плечах, а не за плечами, поэтому их веса ты не почувствуешь. А если будет и впрямь так холодно, что пар будет превращаться в иней и падать вниз, то ты будешь рад двойной защите от него.

– Ладно, – уныло согласился Сильвер и исподтишка показал кулак насмешнику.

Тот отвернулся, пряча веселую ухмылку.

– Вы все приготовили? – Медиатор осматривал походные мешки сына и его спутников. – Ты предупредил их об опасностях?

– Конечно. Но это все закаленные воины, опасности им не страшны.

Медиатор сокрушенно покачал головой.

– Вы всегда воевали против явного врага, а не против тайного. Опасность может подстерегать за каждым углом, и от этой опасности мечами будет не отбиться. Прошу каждого придирчиво оценить свои силы. Дорога дальняя и трудная, по сути, в никуда. Обратно вернутся не все, а, возможно, вернуться не сможет никто. Если у вас есть хоть малейшее подозрение, что вы не справитесь, оставайтесь. Лучше воевать здесь с явным врагом, чем быть обузой Сильверу в опасном походе.

Воины переглянулись. Несколько человек заколебались, и Медиатор сразу сказал им:

– Вам лучше остаться. Война только начинается. Вполне возможно, что ваш боевой опыт будет гораздо нужнее здесь, чем там.

Колеблющиеся вышли из строя. Беллатор пересчитал оставшихся.

– Без тебя пятеро, Сильвер. Как ты и хотел. Вам стоит перекусить и пораньше лечь спать. Завтра у вас начнется долгий путь в неизвестность. До северной границы Терминуса вам скакать еще дней семь-восемь. Но это будет спокойная дорога. Что будет потом, никто не знает.

Медиатор подал Сильверу две узкие трубки.

– Это копии древней карты. Хорошенько ее изучите. Все названия с древнего языка переведены, трудностей у тебя быть не должно.

Сильвер осторожно убрал одну карту в свой мешок, другую протянул ясноглазому насмешнику.

– Бери, Эдмунд, это тебе! Если со мной что-то случится, оставшиеся с ней дойдут до Северстана.

Эдмунд закрутил пышный ус.

– С таким настроением не стоит и начинать!

– Это простая предусмотрительность. Вернемся, ты мне ее отдашь. А теперь спать! – и Сильвер подал пример, уйдя первым.

Беллатор с Медиатором скорбно наблюдали, как воины завязывали мешки с поклажей, относили их поближе к входу, чтоб забрать на рассвете, и расходились по своим спальням.

Отец со старшим сыном остались одни. Медиатор с глубокой печалью проговорил скорее для себя, чем для сына:

– Кто из них вернется? И вернется ли?

Беллатор угнетенно промолчал. На этот вопрос ответа никто не знал.

Они прошли в покои Медиатора. Он приказал подать вина и легких закусок. Выпив бокал, Беллатор спросил:

– Для чего приходил Контрарио?

– Узнавал, что случилось с Зинеллой. – Наместник брезгливо поморщился, произнеся это имя.

– Поздновато он о ней вспомнил.

– Понятно, это только предлог. Он проводил рекогносцировку. Теперь, когда в столице практически не осталось охраны, он непременно пожелает захватить власть. И повод у него есть – он якобы мстит за сестру.

– Невозможно отомстить за того, кто тебе безразличен.

– Зинеллу он не любил, но она была ему очень полезна. К тому же его приспешников это не интересует. И у него есть еще один очень немаловажный интерес. Возможно, самый главный в его жизни.

– Фелиция? – встревожено уточнил Беллатор.

– Вот именно. Убежден, что она до сих пор привлекает его сильнее, чем власть и деньги.

– Тетушка – монахиня, она не может выйти замуж ни за него, ни за кого другого, – убежденно заявил Беллатор. – Контрарио не на что надеяться.

Медиатор болезненно сглотнул, дернув кадыком.

– Думаешь, его волнуют подобные мелочи? Значит, станет любовницей графа. Сейчас, когда в монастыре осталось всего-то десяток стражников, препятствия для него, по сути, нет.

– И Роуэн в одиночку мало что может сделать против сотни вооруженных наемников графа, – Беллатор встал и в волнении принялся ходить по комнате.

– Роуэн? – наместник задумался. – Даже если он и не желает претендовать на титул герцога, но уж звания «Короля-из-подворотни» у него никто не отнимет.

– Что ты хочешь этим сказать? – Беллатор остановился перед ним, чуть склонив голову набок.

– Нужно дать ему денег, и пусть он наймет самых отчаянных головорезов из босяков. В монастырь их пускать ни к чему, пусть располагаются вокруг. Так, чтоб мышь не проскочила. И охраняют.

– Ты уверен, что они не разбегутся, стоит лишь показаться штандартам графа?

– Пусть выбирает таких, кто не побежит. В этом он разбирается лучше нас.

Беллатор кивнул, наливая вина себе и наместнику.

– Ты прав, отец. Завтра же после отъезда Сильвера отвезу деньги Роуэну. И скажу, что одна надежда на него. По крайней мере, о безопасности Фелиции у нас голова болеть не будет.

– Может быть, на обратном пути ты заглянешь к маркизе Пульшир? – вкрадчиво предложил Медиатор.

При этом имени рука у Беллатора дрогнула, расплескав вино из бокала.

– Зачем? – он приложил платок к запачканному камзолу и чертыхнулся.

Медиатор заметил непривычное беспокойство сына. Медленно поднеся бокал с вином к губам, отпил и только потом произнес:

– Мне кажется, Фелиция права, и маркиза что-то скрывает. Поговори с ней. Женщины всегда относились к тебе с доверием. Возможно, твоя располагающая внешность поможет и тут.

– Ладно. Я заеду к ней. Но за результат не ручаюсь. Она необычная женщина, – при этих словах Беллатор невольно вздохнул.

Отец проницательно взглянул на сына.

– Она тебе нравится?

– Что из того, нравится, не нравится? – с горечью заметил Беллатор. – Я почти ровесник ее сына, и этим все сказано.

– Она не считает тебя мужчиной? Ты для нее кто-то вроде сопливого мальчугана? – Медиатор приподнялся, намереваясь подняться, но передумал и снова тяжело опустился в кресло.

– Она меня считает сыном наместника и никем более. Но не будем об этом. – Беллатор немного помолчал, мрачно нахмурив брови. – Меня мучают тяжелые предчувствия. Мне страшно за брата. У тебя нет такого отвратительного чувства, отец?

Медиатор прерывисто вздохнул, кивая.

– Тяжкие предчувствия меня мучат очень давно. Даже во время опаивания меня Зинеллой мерзкими снадобьями и нахождения под чарами Тетриуса, от которых я впадал в скудоумие, меня угнетали дурные сны. Днем я почти ничего не понимал, но вот ночью, в снах, куда не было доступа чародейскому камню, я соображал очень ясно. К сожалению, при пробуждении сны очень быстро забывались.

– Этой Зинелле мало одного беспамятства, ее нужно было заключить в подземелье на всю жизнь, – зло воскликнул Беллатор.

– Она тоже была под воздействием камня, – справедливо заметил Медиатор.

– Ты так и графа оправдаешь, отец, – Беллатор недовольно поморщился.

– Нет. Контрарио был таким еще до того, как в его руки попал чародейский камень. Своевольным и эгоистичным. Камень только усилил его отрицательные качества. Но у нас с тобой другие сейчас заботы. И главная из них – проводить Сильвера в дальний путь. Хорошо, что Алонсо не знает о походе. Мне жаль его, но поделать я ничего не могу.

– Мне тоже его жаль. Возможно, если б мы вовремя показали его Ферруну, все было бы по-другому. Но что толку мечтать? Вряд ли целебная сажа может лечить душевные немочи.

– Целебная сажа… – наместник посмотрел на свое запястье, о чем-то вспомнив. – Сажа вряд ли, а браслет? Ты помнишь браслет, посланный Зинелле? Там еще надпись такая, про яд…

– «Носи меня, и яд тебе не страшен», как перевела тетушка? Ты его имеешь в виду?

– Да. Что будет, если надеть браслет на Алонсо?

– Но браслет женский… – возразил Беллатор.

– И что из того? Оттого, что окажется на мужской руке, своих свойств он ведь не потеряет. Не думаю, чтоб амулеты делились по гендерному признаку.

Беллатор медленно кивнул.

– Возможно. Хуже не будет в любом случае. Но Алонсо в загородном поместье лэрда. Как ему передать браслет? Сильвер рассказал нам странную историю. К Алонсо никого не пускают.

– Я не удивлюсь, если его опаивают какой-то дрянью. Лэрд давно желает передать титул второму сыну, минуя наследника. И все из-за дружбы Алонсо с Сильвером. И для этого не чурается самых грязных способов. Так что браслет нужно Алонсо не передать, браслет нужно надеть на его руку. Именно – надеть!

– Хорошо, отец. Я займусь этим тотчас после отъезда брата.

Беллатор ушел к себе, а Медиатор еще долго не спал, разбирая обширные донесения со всех уголков страны и беседуя с секретарем. Потом он подошел к покоям Сильвера, постоял возле них, тяжко вздохнул и, не решаясь разбудить сына, вернулся к себе.

Но Сильвер не спал. Более того, его во дворце не было. Все предыдущие ночи он проводил у Домины, поехал к ней и сегодня. Она уже ждала его в своем уютном домике в новом нарядном платье, с улыбкой на сладких розовых устах. Но зоркий взор Сильвера различил и припухшие глаза, и тени под ними, и ее вымученную радость.

Неужто она до сих пор любила нескио? Эта мысль была ему отвратительна. Он не считал себя хуже главы аристократии. Наоборот, он был моложе и красивее. Так почему она так долго убивается по бывшему покровителю?

Накануне он предложил Домине перебраться в королевский дворец, но она отказалась. Когда он принялся допытываться почему, ведь ей не нравится жить в этом маленьком домишке, она привыкла к роскоши и простору, она тихо ответила:

– Я никогда не буду там хозяйкой. – И зловеще нахмурилась, о чем-то задумавшись.

Сильвер догадался, о чем. О той, что займет или уже заняла ее место подле нескио.

– Забудь! – приказал он ей и постарался пылкими ласками выгнать из ее сознания мысли о мести.

И вот сегодня она старательно ему улыбалась, делая вид, что рада. Но он ей не верил. Хотя ее притворство не особо его волновало. Ему нравилось ее роскошное тело, ее царственная красота, но ни на что более серьезное она его не соблазняла. Жениться на ней он не собирался, а вот как любовница она была очень даже хороша.

Домина это понимала и на большее не рассчитывала. Сильверу она уступила из-за его напористости, просто не смогла отказать, да и не умела отваживать столь настойчивых и богатых кавалеров. Сестра сердито пеняла ей на это, но как было сказать «нет» настойчивому сыну наместника? Домина этого не знала.

Под утро Сильвер встал, быстро оделся и, целуя ее, обнаженную и раскрасневшуюся после ночи любви, шепнул:

– Я уезжаю на север. Не знаю, вернусь или нет. Если сможешь, жди меня, не сможешь, я винить тебя не стану.

И, оставив на ее туалетном столике кошель золота, ушел.

Повернувшись к стене, Домина уткнулась носом в подушку и расплакалась от жалости к себе, всеми покинутой и нелюбимой.

– Отчего плачет такая знойная красотка? – раздавшийся над ухом вкрадчивый голос был ей незнаком. – Ее некому утешить?

Домина испуганно села на кровати, прикрываясь одеялом. Высокий мужчина в черном камзоле с серебряными позументами раскованно присел на постель рядом с ней и медленно потянул на себя одеяло.

Темно-серые глаза, каштановые волосы, собранные в небрежный хвост, насмешливый твердый взгляд. Вот только желтизны не было ни в белках глаз, ни на коже, но Домина все равно узнала его и задрожала от ужаса.

Граф Контрарио!

У нее перехватило дыхание от ужаса. Он тихо засмеялся.

– Похоже, ты узнала меня, моя красавица. Но не надо так дрожать. Я вовсе не так страшен, каким рисует меня народная молва. Не бойся, – мягко проговорил он, коснувшись рукой ее ладони.

Выпустив из рук одеяло, Домина отодвинулась от него на самый краешек кровати и сжалась в маленький жалкий комочек. Что ему от нее нужно?

Он понял ее вопрос без слов.

– Нескио тебя смертельно обидел, не так ли? Оставил практически без средств? Поэтому ты вынуждена принимать у себя простолюдинов, как обычная шлюха? – голос Контрарио звучал так сочувственно, так сострадающе, что Домине до слез стало себя жаль.

Хотя нескио дал ей приличную сумму, вполне достаточную, чтоб жить безбедно всю оставшуюся жизнь, но слова графа упали на подготовленную почву. Домина так любила нескио, так его боготворила, а он обошелся с ней просто безобразно, изгнав из своего дома, как ненужную собачонку. И ее поруганная любовь требовала отмщения. Она гневно сверкнула глазами, поощряя графа продолжать.

Контрарио искушающе проговорил:

– Если бы на твоем месте был я, я бы этого так не оставил. Я бы наказал того, кто мною пренебрег. Пусть не сразу, но непременно наказал. Месть сладка, очень сладка.

Домина молчала, в ее голове проносились смутные мысли:

«Она бы наказала нескио за пренебрежение, это верно. Но как это сделать? В поместье нескио и в другие его имения ей теперь ходу нет. Да и рука у нее не поднимется его убить. Нет, уж пусть лучше остается все так, как есть».

Контрарио вяло следил за ее меняющимся настроением. Она вся была для него как открытая книга. Он чуть не зевнул во весь рот от враз накатившей скуки. До чего же женщины предсказуемы! Впрочем так же, как и мужчины. он давно убедился, что для него в людях тайн нет.

Постарался сказать как можно унылее, так, как должны говорить разочарованные любовники:

– Нескио влюбился в мою любовницу, Агнесс. Думаю, скоро он приведет ее в свой дом. Представляешь – она будет жить в твоих покоях, пользоваться твоими вещами. И это ее будет любить нескио. Твой нескио! Ее, а не тебя! Ты этого хочешь?

Представившая эту картину Домина досадливо всхлипнула. Придвинувшийся плотную к ней граф обнял ее за обнаженные плечи, погладил белоснежную шелковистую кожу и посетовал:

– А ведь я доверял Агнесс! Она прожила у меня десять счастливых лет! И что я получил в благодарность? Предательство! Подлое предательство! Она помогла сбежать нескио и сбежала сама, прихватив с собой самое ценное, что у меня было! И вот теперь она разбивает и твою жизнь. Ты должна отомстить!

Домина чувствовала себя странно. Она не спала, но сознание плыло, дробилось и уплывало. Она не понимала, что с ней, но ей очень хотелось поверить графу и сделать все так, как он велит. И в охватившем ее трансе она послушно повторила:

– Я должна отомстить!

– Правильно! – одобрил ее Контрарио. – А чтобы тебе легче было это сделать, возьми этот кинжал. Он остро наточен и легко вонзится в тело Агнесс. Ты же знаешь все пути к поместью нескио, не так ли?

Она повторила, как вышколенный попугай:

– Я знаю все пути к поместью нескио.

– И ты убьешь Агнесс, когда она там появится! Но сначала узнаешь, куда она дела мое кольцо, что сорвала с моего пальца!

– Я убью Агнесс, когда она там появится, – мысли Домины разбежались, осталось одно желание – делать так, как велит граф. Других устремлений не было. – Но сначала узнаю, где ваше кольцо.

Граф зашептал ей на ушко, продолжая нежно гладить ее плечи жестковатыми пальцами:

– И когда у тебя в следующий раз появится Сильвер, ты тут же мне об этом сообщишь. Неподалеку, в таверне «Глашатай», у меня есть верный человек. Тебе нужно будет только послать свою служанку в таверну и сказать хозяину, его зовут Партам, что птичка в клетке. Запомнила?

– Да. Но Сильвер уехал на север и неизвестно когда вернется. – При мысли о Сильвере Домина на несколько мгновений вынырнула из липкой паутины гипнотического морока и испуганно взглянула на графа.

Но тот не допустил ускользания из-под своей власти новой неофитки. Он пристально посмотрел ей в глаза и приказал:

– Ты сделаешь все, что я тебе велел. И забудешь о том, что я здесь был. Забудешь все, кроме моего приказа.

Он поцеловал ее в губы и с гнусной усмешкой заметил:

– Ты сладкая девочка, Домина, но мне не нужны чужие ошметки. Поэтому живи и дальше так, как живешь. Вот если бы я увидел тебя первым, вполне мог бы забрать к себе в замок. Но теперь ты мне не нужна. Спи!

Домина упала в постель и уснула беспокойным сном.

Контрарио с насмешкой посмотрел на нее. Пусть он лишился Тетриуса, но умение обольщать и властвовать у него осталось. И пусть ему поддаются только слабые души, но этих слабых душ не так уж и мало. Он спустился вниз, звонко щелкнул пальцами перед лицом уснувшей у порога служанки.

Та соскочила и в изумлении уставилась на него. Приказав ей открыть двери, он вышел из дома, вскочил на Берта и отправился к себе.

Служанка долго недоуменно смотрела ему вслед, не в состоянии постичь, как он пробрался мимо нее в дом.

Проснувшись, Домина ничего не помнила, но ее снедало какое-то странное томление. Она чувствовала, что должна что-то непременно сделать, но вот что? И когда?

Ранним утром в королевском дворце все были на ногах. Сильвер со своим небольшим отрядом в полной готовности уже ожидал Медиаторов у главного портика. Шесть вьючных лошадей стояло неподалеку, их держали под уздцы серьезные грумы. Шесть крепких верховых лошадей гарцевали рядом со всадниками, оглаживающими их бока.

Вышедший из дворца Беллатор отозвал брата в сторонку и сказал:

– Я пошлю доверенного человека к Алонсо, он наденет на него браслет Зинеллы. Тот, на котором надпись: «носи меня, и яд тебе не страшен». Думаю, это пойдет ему на пользу.

Сильвер побледнел.

– Как я мог забыть об этом браслете! Я мог бы сам надеть его на руку друга!

– Мы все о нем забыли, братишка. Может быть, потому, что браслет предназначался женщине, а не мужчине. Но отец считает, что он не потеряет своих свойств и на мужской руке. Ты не волнуйся, я сделаю для Алонсо все, что смогу.

Сильвер посмотрел на терпеливо дожидающихся его спутников и торопливо попрощался с братом:

– Спасибо! У меня будто камень с души упал. Я надеюсь, мы еще с Алонсо много раз будем стоять в битве плечом к плечу. Ну, прощай!

Они обнялись и Сильвер встал в строй.

Медиатор вышел вперед и кратко напутствовал уезжающих:

– Спешите, и да поможет вам Бог! И помните: если дорога окажется слишком трудной, возвращайтесь! Не нужно напрасно рисковать! Мы вас ждем!

После этих слов всадники вскочили на коней, грумы приторочили поводья вьючных лошадей к седлам, и небольшая кавалькада двинулась к выходу из дворца.

Медиатор с Беллатором долго с печалью смотрели им вслед. Потом Беллатор пошел в королевскую казну, приказал отсчитать тысячу золотых, прикрепил внушительный кошель с золотом к своему поясу.

Затем пошел в оружейную, велел оружейнику сэру Ортесу отсчитать две сотни мечей и луков. Тот долго препирался, не желая их выдавать неизвестно кому, но после угрозы Беллатора рассказать о его неповиновении наместнику сдался.

Оружия было много, в одиночку Беллатору такая тяжесть была не по силам. Пришлось звать стражников и грузить оружие на телегу. После этого он вместе с ними отправился к Роуэну, вернее, к монастырю Фелиции.

Глава вторая

Беллатор поехал к монастырю Дейамор окружной дорогой, не желая привлекать к себе внимание разных сомнительных личностей, коих в столице развелось видимо-невидимо. И чья в том вина? Графа Контрарио или войны? Но страна войной пока что не разорена, значит, это происки графа. Нужно быть начеку.

Через полчаса из-за поворота показался монастырь во всей своей горделивой красе. Белоснежные каменные стены и золотые кресты торжественно светились в лучах неяркого осеннего солнца. Беллатор спешился у ворот и назвал свое имя. Приехавшие с ним стражники последовали его примеру.

Отворившая ворота сестра в привычной черной рясе, смиренно склонив голову, предложила проводить его к настоятельнице, но Беллатор отказался.

– Я приехал к Роуэну. Он здесь?

Монахиня беспомощно оглянулась.

– Я не знаю. Он уходит и приходит, когда ему вздумается. Он даже на службы не ходит. – В ее глазах это было истинным святотатством. – Но я могу проводить вас к его жилищу.

Беллатор кивнул в ответ.

– Спасибо, сестра. Буду признателен. – И приказал стражникам сгрузить оружие в сторожке, потом вернуться во дворец.

Кротко сложив руки на животе, монахиня быстро пошла впереди мужчины по мощеному монастырскому двору и остановилась возле небольшого домика с резными ставнями на окнах. Несмотря на веселенький вид домика, от него веяло чем-то тяжелым, даже угрюмым. Поклонившись, монахиня поспешно удалилась, и Беллатор решительно постучал в двери.

Через некоторое время она открылась, и Роуэн в черной рубахе на голое тело, без камзола и кафтана, черных суконных штанах кривовато усмехнулся, увидев важного посетителя.

– А я-то думаю, кто так стучит повелительно? Монашки всегда стучат тихо, деликатно. Чем обязан? Если вы хотите послать меня с каким-то поручением, то напрасно теряете время. Я никуда не поеду. Это слишком опасно.