Последний путь под венец. В костюме голой королевы

Основная и главная копилка имеет весьма впечатляющий вид небольшого, с коробку для обуви, банкомата. Это очень занятная и притом совсем не бестолковая электронная игрушка! К ней прилагается специальная пластиковая карточка, с помощью которой проводятся нужные операции: запрос остатка на счете, снятие суммы, пополнение вклада.

Мы с мужем подарили эту мечту начинающего банкира сынишке на пятилетие, и уже три года умная машинка исправно принимает и выдает денежные вклады в виде монет номиналом пять и десять рублей. Можно и мельче, но тогда емкость внутри банкомата заполняется слишком быстро, а меня не приводит в восторг необходимость слишком часто ходить в настоящий банк с мешком мелочи, чтобы поменять ее на купюры. Для них, кстати, в игрушечном банкомате есть свое отделение, запирающееся на ключик – тот самый, который заботливый сынишка оставил бедной больной мамочке «на черный день».

Масина копилка номер два – это жестяная коробка в виде домика, в крыше которого имеется прорезь. В нее проходят только рубли и «двушки», зато крыша держится на элементарной защелке, так что эту копилку сынишка использует фактически как стационарный кошелек – постоянный источник мелких денег на карманные расходы.

А медные монеты наш ребенок без всякого пиитета ссыпает в литровую банку с завинчивающейся крышкой – это его третья копилка. Признаюсь, я с легким ужасом ожидаю, когда она наполнится до краев. Что мы будем делать с неликвидной кучей медной мелочи, просто не представляю!

«Теоретически ее можно использовать в свадебных ритуалах, для традиционного осыпания деньгами жениха и невесты – на счастье», – сонно посоветовал внутренний голос.

– Только не вместе с банкой, – согласилась я.

И уснула.

– В какой палате стационара лежат пациентки пластического хирурга? – спросил Петруччо в регистратуре на первом этаже.

– В третьей, – ответили ему.

Список пациентов стационарного отделения висел на двери. В прямоугольник с цифрой 3 была вписана всего одна простая и легко запоминающаяся фамилия: Иванова.

Сквозь стеклянную дверь было видно, что за стойкой под табличкой «Пост дежурной медсестры» никого нет. Петруччо снял с шеи мамин подарок – цепочку с крестиком, вошел в отделение, терпеливо дождался возвращения дежурной, вежливо поздоровался и сказал:

– Я племянник Ивановой, которую положили в третью палату. Вы не подскажете, кто там лежал вчера-позавчера? Тетя нашла в кровати чью-то золотую цепочку и попросила меня вернуть ее владелице.

– Странно, белье же перестилали…

– А она под матрас завалилась, – Петруччо хитро улыбнулся. – Тетя потому и нашла, что сама туда же сережки прятала!

Он выразительно покосился на украшающую стойку дежурной табличку: «За ценные вещи и деньги, не сданные в камеру хранения, администрация клиники ответственности не несет!»

Дежурная проследила направление его взгляда, смущенно кашлянула и даже не предложила оставить «найденную» цепочку ей на безответственное хранение.

Бумажку с адресами и телефонами предшественниц пациентки Ивановой Петруччо бережно спрятал в бумажник вместе с маминой цепочкой.

В больничном парке в вечерний час было пусто и тихо. Петруччо сел на лавочку, вынул из кармана мобильник, набрал сначала один номер, потом другой. «Абонент заблокирован или временно недоступен» – дважды сообщил ему равнодушный голос компьютера.

Петруччо еще раз посмотрел на бумажку, мысленно привязывая записанные на ней адреса к карте города. Затем взглянул на часы: не поздно ли для визита? Подумав, решил, что поздно: в такой час мало кто станет доверительно беседовать с незнакомцем.

Умный юноша не намеревался умножать и отягощать маленький невинный обман, с помощью которого он узнал у дежурной медсестры адреса и телефоны пациенток. Первоначальный план его был простым и ничуть не противоречил Уголовному кодексу. Шарить по карманам и тайно проникать в чужие жилища Петруччо не собирался. Всегда ведь можно попытаться договориться по-хорошему! Утро, которое заведомо мудренее вечера, представлялось лучшим временем для проведения переговоров.

Петруччо вновь повесил на шею полезный мамулин подарок, поймал такси и поехал домой.

Бульон для борща и кое-что из необходимых продуктов запасливая Ирка привезла с собой. Хозяйственность любимой подруги она ценила невысоко – по пятибалльной шкале на три с большим минусом.

Вообще-то, не было сомнений, что какая-нибудь замшелая баночка с остатками томата в Ленкином холодильнике непременно найдется, но готовить из такой дряни добрая хозяйка Ирина Максимова считала ниже своего достоинства. Поэтому она принесла роскошные помидоры, любовно выращенные в собственной теплице.

Бульон закипел. Повариха бросила в него картошку, капусту, свеклу, убавила огонь под кастрюлькой и переключила внимание на сковородку, где уже шкворчал в масле мелко нарезанный лук. На разделочной доске дожидались своей очереди горка шинкованной морковки и два сочных лоснящихся помидора.

Ирка взяла один из них, взвесила в руке, понюхала и самодовольно улыбнулась. Великолепный синьор помидор радовал все органы чувств одновременно. В этот момент послышался негромкий стук: кто-то деликатно побарабанил в дверь.

Опасаясь, что эти звуки разбудят спящую подругу, Ирка стыдливо прикрыла подбитый глаз темными очками, прошла в прихожую и открыла дверь, даже не спросив, кто там.

– Здравствуйте, Елена Ивановна! – вежливо сказал молодой человек, похожий на Петрушку из кукольного театра – носатый и рыжий, но симпатичный и веселый.

Ирина Иннокентьевна, которую за сорок лет жизни еще никто ни разу не называл Еленой Ивановной, удивленно открыла глаза и приподняла брови, хотя выразительный миманс, к несчастью, полностью скрыли огромные темные очки.

– Извините за беспокойство, но у меня к вам важное дело, которое не терпит отлагательства, – сказал молодой человек.

Комплекция у него была субтильная, а голос совсем наоборот – густой, сильный альт.

– Гательства, гательства, – затейливо выругалось разбуженное сочным голосом подъездное эхо.

– Закройте дверь! – с отчетливым неудовольствием потребовало скрипучее сопрано из соседней квартиры.

Ирка покосилась на дерматиновую дверь, глазок которой поблескивал непримиримо и грозно, как оптический прицел, и спросила, дополнительно понизив голос:

– Какое дело?

– Дверь! – взвизгнула невидимая старушка соседка.

Ирка крепко взяла юношу за хрупкое (в сравнении с ее собственным) плечико, переставила гостя с лестничной площадки в прихожую и закрыла дверь.

Молодой человек быстро огляделся и чутко пошевелил длинным носом.

В квартире густо пахло вареным мясом, капустой и пригорающим луком.

– За мной! – вполголоса скомандовала Ирка и порысила в кухню, торопясь спасать зажарку для борща.

Пенсионерка Тамара Макаровна Хлопова юркой ящеркой выскользнула на лестничную площадку, и дверь квартиры прикрылась за ней моментально, словно дерматиновые волны обивки были приклеены к крыловидным лопаткам бабушки. Мелко подрагивая склоненной к плечу головой, старушка скосила глаза и чутко прислушалась.

Снизу донесся переливчатый девичий смех. Во дворе бодро зарычала машина.

– Опять шалава Юлька подъездную дверь нараспашку бросила! – плаксиво пожаловалась Тамара Макаровна копощащемуся в углу паучку и набрала в грудь побольше воздуха.

Паучок замер.

– Юлька, убью заразу, закрой дверь! – визгливо проорала старушка.

– Верь, верь, верь! – подтвердило страшную угрозу впечатлительное подъездное эхо.

– Вот дура старая, психопатка! – прозвучало снизу.

Фигуристая девчонка, уже спустившаяся с крыльца во двор к кавалеру, досадливо передернула плечами, повернулась, снова взбежала по ступенькам и с недевичьей силой толкнула подъездную дверь.

Нестандартно большая – по размеру парадного подъезда «сталинского» дома – бронированная плита с размаху ударилась в укрепленный металлический косяк, и стены здания содрогнулись, как от близкого бомбового удара.

В квартире на третьем этаже певуче зазвенела посуда.

– Это что? Землетрясение? – завертел головой рыжий гость.

– Вряд ли, – безразлично пробормотала Ирка, энергично перемешивая содержимое сковородки.

– При землетрясении надо встать в дверном проеме, – авторитетно сообщил молодой человек, безотлагательно занимая соответствующую выгодную позицию на входе в кухню. – Это наиболее безопасное ме…

И тут большое фарфоровое блюдо, сорвавшись с трехметровой высоты, накрыло рыжую голову знатока подобием плоской шляпы.

– …сто-о-о-о, – простонал, договаривая, несчастный юноша и сложным винтообразным па, идеальным для фигурного катания, перешел из вертикального состояния в горизонтальное.

– Серьезно?

Ирка обернулась, ахнула и рискованно притиснула к груди спелый помидор.

Она соединила взглядом тело на полу и пустое место в ряду декоративных тарелок, украшающих стену над дверным проемом, и все поняла:

– Красота – это страшная сила!

– Вот зараза! – с нездоровым удовольствием обругала дерзкую девчонку пенсионерка Хлопова, не спеша возвращаться в свою квартиру.

Опыт подсказывал ей, что какая-нибудь другая зараза из числа безответственных жильцов непременно распахнет злосчастную дверь буквально через секунды.

Тамара Макаровна за восемьдесят лет неплохо изучила человеческую природу. Людям надо несколько раз подряд наступить на грабли, иначе до них не доходит.

Снизу действительно донесся металлический скрежет, наводящий на тоскливые мысли о темницах и склепах, но почти сразу за этим предательским звуком последовал умиротворяющий лязг, означающий благополучную смычку двери с косяком.

Бабушка Хлопова удовлетворенно кивнула и прошмыгнула в свои покои со скоростью, не оставившей никакого шанса насекомым агрессорам.

В соседней квартире Ирина Максимова, окаменевшая наподобие Буриданова осла (только на двух ногах), решала непростую морально-этическую задачу: кого ей спасать первым – свой фирменный борщ или незнакомого молодого человека?

Юноша лежал тихо, а вот содержимое сковородки и кастрюльки, напротив, активно привлекало к себе внимание нездоровым клокотанием и бульканием.

Ирка вышла из оцепенения, дерганым движением робота потянулась выключить конфорки и шагнула к телу на полу, по-прежнему прижимая к взволнованно вздымающейся груди забытый помидор.

Настойчивый стук в дверь вынудил ее продолжить движение дальше, нежели того требовала гуманная миссия сестры милосердия. Осторожно перешагнув через павшего гостя, Ирка прошла в прихожую и распахнула дверь, от полноты чувств забыв умерить свою богатырскую силушку. Распахнувшаяся дверь зацепила металлическую лестницу на стене, и та загудела, как церковный орган. Звук и без того негромкого выстрела это скрыло полностью! Однако бдительная бабушка Хлопова в своей квартире исправно отреагировала на своеобычный раздражитель.

– Дверь! – с радостной готовностью воскликнула она, торопясь вернуться на командно-сторожевой пост на лестничной площадке. – Ну, так я и знала!

Дверь соседней квартиры действительно была открыта всем ветрам, мухам и взглядам!

И ведь было на что посмотреть!

В символической раме дверного проема, являя собой передний план чертовски интригующей картины, замер некто в черном, включая шапку-маску, с пистолетом в руке. Чуть дальше, в прихожей, крупногабаритным ядром композиции лежало чье-то могучее тело («Ногами вперед!» – машинально отметила Тамара Макаровна). За ним, как речушка за горной грядой, извилистой линией протянулось еще одно тело, потоньше.

Шокированная пенсионерка громко ахнула. Некто в черном выпрыгнул из условной рамы эффектной картины и толкнул бедную старушку так, что та упала, заклинив собственным телом дверь своей квартиры.

Темная сторона силы определенно побеждала светлую!

Тамара Макаровна беспомощно лежала на спине, глотая воздух.

Граждане, лежащие по другую сторону лестничной площадки, тоже молчали как убитые.

Некто в черном беспрепятственно удирал, проворно пересчитывая ногами ступени.

И не было бы счастья, да несчастье помогло:

– Ж-ж-ж-ж!

Над запрокинутым лицом бабушки Хлоповой на тщательно охраняемую ею территорию цинично и нагло, на бреющем полете прошла огромная черная муха.

И вот тогда старушка Тамара Макаровна собрала последние силы и затянула:

– По-мо-ги-те!!!

Сон был тяжелый, вязкий – от такого скорее устанешь, чем отдохнешь, но и очнуться от него оказалось нелегко.

Я проснулась от слегка приглушенных криков «Спасите-помогите!» и хмуро подумала, что бабульке соседке в ее возрасте не следовало бы так сильно увлекаться детективами и триллерами. Что это она смотрит – прямой репортаж «Криминального вестника» из темной подворотни?!

Потом до меня дошло, что для телевизионной трансляции звук все же слишком громкий. У бабушки Хлоповой, это известно всем жильцам нашего дома, слабый разум, а не слух! Путаясь в пледе, я встала с дивана, вывалилась в прихожую и не поверила своим многострадальным глазам.

Моя лучшая подруга неподвижно, с закрытыми глазами, лежала на спине, бессильно раскинув руки и сжимая в одной из них испачканную красным поварешку… А на груди у нее широко растеклось кошмарное алое месиво!

– Ирусик!

Горестно вскрикнув, я бросилась к подружке.

– Что стряслось?!

«Снова кто-то неудачно упал на вилку?» – неуверенно предположил мой внутренний голос, смущенный присутствием столового прибора.

Я потрясла головой, прогоняя дурноту и попытку неугомонного воображения хоть как-то объяснить ситуацию.

Так и не решившись прикоснуться к Ирке, я побежала к телефону и вызвала сначала «Скорую», а потом милицию в лице Сереги Лазарчука.

Я бы еще, пожалуй, пожарных вызвала (в доме ощутимо пахло гарью) и заодно МЧС, но услышала за дверью чей-то плач, выглянула на звук и увидела бабулю Хлопову. Она сидела на пороге своей квартиры, держалась за ногу и всхлипывала, как обиженный ребенок. Мы обменялись безумными взглядами и невнятными репликами.

– Вы тут чего? – тупо спросила я.

– Чтобы вот, – плаксиво ответила Тамара Макаровна.

Я помогла ей подняться на здоровую ногу, а она погладила меня неповрежденной рукой по плечу и скупо похвалила:

– Молодец, живая!

И тут же снова встревожилась:

– А эти-то как?

– Эти?

Я оглянулась и почувствовала, как защемило сердце.

Ирка, конечно, дама крупногабаритная, ее массы на троих хватило бы, но говорить о моей подруге во множественном числе могла только чокнутая старушка. Я-то знала, что Иришка – единственная в своем роде! Единственная и неповторимая!

«Да уж, другой такой подруги у тебя никогда не будет», – щедро насыпал соли на свежую душевную рану мой внутренний голос.

Хлюпая носом, я отвела бабушку Хлопову в ее квартиру, усадила в кресло, пообещала, что скоро к ней заглянет доктор, и вернулась к себе – горевать над неподвижным телом подруги и дожидаться прибытия ментов и «Скорой». Дверь своей квартиры я оставила открытой (и на этот раз бабушка Хлопова не сказала ни слова против), а сама устроилась на полу у самого порога, чтобы видеть лестницу.

Службы быстрого реагирования, как обычно, не спешили, зато вызванного в частном порядке товарища майора долго ждать не пришлось. Очевидно, мой звонок помешал ему обедать – перепрыгивая через две ступеньки, Лазарчук на ходу дожевывал пирожок.

– Ну, фто опять? – недовольно прошамкал он.

Я молча подвинулась, открывая вид на прихожую.

– Ой, ма…

Майор с видимым усилием проглотил остаток пирожка и явно невкусное ругательство.

Я горестно всхлипнула.

– И чего же вы не поделили, девочки? – спросил Лазарчук, присаживаясь на корточки.

– Ты что?! Ты думаешь, это я ее?! – задохнулась от возмущения я.

Серега потянулся и осторожно приподнял Иркины темные очки. Увидев под ними свежий фингал, он присвистнул и укоризненно посмотрел на меня.

– Это она сама себя ударила, – быстро сказала я. – Гимнастическим обручем!

– Как ударила, в сложной позе хатха-йоги? Ты бы еще…

Свободной рукой майор коснулся Иркиной шеи и замер, не договорив.

– Что? – я подползла поближе.

– Да она же живая! – не тая удивления, сказал Лазарчук.

– Жеживая, п-правда?! – заикаясь от волнения, повторила я.

И снова взглянула на кровавые ошметки, запятнавшие мой любимый кухонный фартук так, что, наверное, спасует даже разрекламированный «Тайд». Зрелище было жуткое, я не выдержала и отвела глаза. И вовремя – как раз увидела на пороге двух мужчин в салатно-зеленой форме экипажа «неотложки».

– Кто тут живой, кто мертвый? – без особого интереса спросил один из них.

– Кто «Скорую» вызывал? – добавил второй.

– Мы, – ответила я, не вдаваясь в уточнения.

Говорят, Ньютон открыл закон всемирного тяготения, увидев падающее с ветки яблоко. Не знаю, каким был бы результат, если бы увесистые плоды с яблоневого дерева посыпались градом, да не мимо, а непосредственно на гениальную голову ученого?

То есть, я не знаю, каким был бы результат у Ньютона. В моем случае удивительные открытия, последовавшие одно за другим слишком быстро, перегрузили мозг информацией и привели к временной недееспособности органа мышления.

Спустя примерно час после пробуждения я вновь сидела на своем диване, глядя на темный прямоугольник выключенного телеэкрана, как поклонник соцреализма на «Черный квадрат» Малевича – взглядом долгим, как жизнь после смерти, и столь же бессмысленным.

Угадывающееся в темном стекле отражение отвечало мне неотрывным взором, которому придавали ложную загадочность солнцезащитные очки. Их я надела вскоре после прибытий «Скорой», чтобы не сбивать с толку медиков, которые и меня с моими чудо-глазками запросто могли зачислить в пострадавшие.

Удивительное открытие номер один сделали именно медики, обнаружившие, что Ирка не просто жива, а даже цела и практически невредима! Поразительно убедительную имитацию страшной кровавой раны на груди моей подруги образовал всего лишь лопнувший помидор!

Зная непревзойденную крепость подружкиных нервов, я усомнилась в том, что ее могла повергнуть в глубокий обморок скоропостижная кончина томата. Иришка, конечно, трепетно относится к живой природе, но не настолько!

Я оказалась права. Вторую сенсацию преподнесли оперативники: помидор разнесло выстрелом!

Третье открытие – что в бескомпромиссной борьбе за стройность Ирка под одеждами заковала свои телеса в специальный корсет со стальными пластинами – меня лично не очень удивило. Зато Лазарчук и его коллеги были изрядно впечатлены, как они выразились, «фасончиком бронебелья». На эту тему прозвучало немало шуточек, за которые Ирка, будь она в сознании, запросто размазала бы в томатную пасту самих оперов.

Более гуманные медики лишь порадовались тому, что приняли на руки далеко не безнадежную пациентку – не с простреленной грудью, а всего лишь с динамическим ударом.

Я с запозданием сообразила, что тоже выгляжу, как жертва мордобоя, остро нуждающаяся в медицинской помощи. Никаких лечебных процедур (кроме разве что приема полусотни миллилитров коньяка перорально) мне не хотелось, поэтому я надела черные очки и этим спровоцировала открытие номер четыре.

– Ага! – веско произнес Лазарчук, соединив проницательным взглядом мои темные окуляры с Иркиными.

Подружка уже уплывала из моего немирного дома на носилках.

– Похоже, пуля предназначалась вовсе не Максимовой! – возвестил майор.

– Не помидору, – машинально поправила я, с прискорбием оглядывая безобразно замызганный и затоптанный пол.

Он слишком буквально иллюстрировал роман Стендаля «Красное и черное».

– А тебе! – торжествующе закончил Серега.

– Что – мне? – тупо повторила я.

И тут до меня дошло:

– Ты хочешь сказать, что убить хотели меня?!

– А кого же? Невинный томат?

Это прозвучало так, словно майор ничуть не сомневался: меня, в отличие от полезного плода семейства пасленовых, всегда найдется, за что убить.

Я нахмурилась.

Лазарчук пожал плечами, посмотрел на часы и зачастил:

– Слушай, мне сейчас позарез надо бежать, я к тебе попозже заскочу, и мы все обсудим, ладно? Ты дверь запри и никому, кроме меня, не открывай. Я скоро вернусь!

– Ладно.

И я осталась одна, если не считать внутреннего голоса. Он что-то невнятно бубнил, но у меня даже не было сил прислушаться.

Вздохнув, я закрыла дверь на засов, с безнадежной тоской посмотрела на грязный пол, махнула рукой, сделала себе кофе с коньяком и угнездилась на диване с видом курицы-несушки, сознающей неотвратимость и важность предстоящей ей миссии. Мне надо было успокоиться и подумать.

Первое получилось, а второе – не очень. Снести золотое яичко гениальной идеи не удалось. А так хотелось понять, у кого же это вырос на меня такой зуб? Не простой, не золотой, а смертельно ядовитый!

Логику майора я поняла: вероятно, киллер принял женщину, которая открыла ему дверь, за хозяйку дома. Почему? Да потому, что она была в темных очках! То есть мерзавец знал, что у меня нынче большая косметическая проблема с глазами и я постесняюсь показаться кому-то без окуляров. А еще он думал, что дома я одна как перст и, стало быть, двери открывать потащусь самолично…

Правильно, я тоже думала, что целую неделю просижу в квартире в гордом и упоительном одиночестве. Кто же мог предположить, что Ирка, у которой своих дел и забот полон рот, пожелает стать мне родной матерью? Никто. А кто мог пожелать мне, бедной, не здоровья и долгих лет жизни, а совсем наоборот?!

Битый час я честно вспоминала, кому и чем успела насолить в этой жизни, и в результате пришла к выводу, что убивать меня не за что. Нобелевскую премию за доброту и гуманизм мне вряд ли когда-нибудь выдадут, однако я все-таки не из тех мерзких личностей, которые поутру просыпаются с бодрящей мыслью «Что бы такого сделать плохого?», а вечером отходят ко сну, с удовольствием перебирая в уме смертные грехи, совершенные за день.

Обычно я очень даже милая особа, как правило, вызывающая у людей интерес и симпатию. Особенно если эти люди мужского пола…

Я не поленилась сходить в прихожую к большому зеркалу и еще раз убедилась: да, очень даже симпатичная! Фигурка – загляденье, а если еще праведные труды доктора Синельникова увенчаются ожидаемым результатом, то я буду и вовсе девочка-ромашечка!

И тут вдруг до меня дошло: ошибся Лазарчук! Ошибся! Не могли нас с Иркой перепутать, никак не могли! Подруга ведь на полголовы ниже и на сорок пять кило тяжелее! А в ее новые спортивные брюки олимпийской модели запросто поместятся две таких, как я, – по одной в каждую штанину!

«Точно!» – охотно согласился со мной внутренний голос.

Ему тоже очень сильно не нравилась гипотеза Лазарчука.

«Не мог же киллер не выяснить заранее, как выглядит его будущая жертва?»

Я немного подумала – мог или не мог? Убийцы – они ведь тоже разные бывают. Одно дело – педантичный и скрупулезный серийный маньяк, который загодя выбирает место преступления, ползая по разложенной на полу топографической карте местности с линейкой и циркулем, а для уточнения характеристики жертвы еженощно вдумчиво копается в ее мусорных пакетах. Другое дело – пьяный дядька с топором, способный снести башку ближнему своему спонтанно, из-за чепуховой обиды, которая бесследно развеется вместе с алкогольным угаром.

– Положим, это крайности, – сказала я внимательно слушающему меня отражению в зеркале. – Но мой-то киллер…

«Типун тебе на язык!» – быстро сказал внутренний голос.

Я живенько перекрестилась и учла поправку:

– Но Иркин-то киллер…

«Тоже типун!» – строго сказал внутренний голос.

– Но помидорный киллер! – нашла я подходящее определение. – Он ведь явно собирался на мокрое дело! Оделся в черное, маску натянул, пистолет, опять же, с глушителем припас!

«Да, на спонтанный поступок не тянет», – согласился внутренний голос, явно одобряя мою логику.

– И что, такой продуманный тип не знал, кого он станет убивать?! Не верю! – заявила я. – Надо сказать Лазарчуку, пусть приставит охрану к нашей общей подруге. Не ровен час, этот вольный стрелок по томатам повторит попытку покушения на Иришку!

Судьба подруги меня беспокоила. Я сделала попытку дозвониться Иркиному супругу в Голландию, где он уже вторую неделю проходил стажировку в партнерской компании, но услышала не самого Моржика, а женский голос, скучно вещающий на неведомом языке.

«Телефон вызываемого абонента выключен или находится вне зоны сети», – не затруднился с переводом мой внутренний голос.

Будь Моржик на связи, я бы постаралась непринужденно выведать у него, в каком состоянии находится нынче их с Иркой семейный бизнес. Не получали ли совладельцы агрофирмы «Наше Семя» каких-либо грозных ультиматумов, типа: «Или вы прекращаете распродажу рассады томатов сорта «Серце Данко» по демпинговым ценам, или мы вас всех, включая ваши томаты, безжалостно расстреляем!»? Полностью исключать такую вероятность было нельзя. В нашей стране даже самый мирный бизнес может быть чреват серьезными проблемами для жизни и здоровья.