Бесёнок по имени Ларни

– Ты справилась, но я помешала тебе. Я считала, что все эти приказы исходят от короля. Я думала, что Лоргин полностью доверяет своему Генеральному прокурору и судье, который карает преступников и только потом узнала, что король фактически был у этого гада в плену. И та стрела ведь тоже была моя…

– Спасибо тебе.

– За что?

– За тот раз и за этот – за стрелу и за Руфуса. За всё спасибо!

Диана посмотрела Маранте в глаза, словно хотела убедиться в её здравомыслии. Руки воительницы лежали на плечах Руфуса, который мало что понимал из их разговора и вообще был занят своими мыслями. Сейчас он испытывал противоречивые чувства – радость от встречи с родителями смешивалась с грустью из-за разлуки с друзьями, с которыми он мог после этого больше никогда не встретиться. Правда, Мара сказала, когда они прощались: "Вот закончится наш контракт, и мы вернёмся в форт Альмери, а оттуда до вашего Междустенья ведь рукой подать! Тогда и увидимся".

Руфусу срок в пять лет казался огромным, но дело было не только в этом. Он понимал, что эти пять лет его друзья проведут в гладиаторских боях, а что это такое он успел увидеть воочию, на собственной шкуре узнать…

– Может, поедете с нами? – предложила Маранта, но Диана отрицательно покачала головой.

– Не поместимся, нас ведь трое.

– Трое? А кто же третий?

– Галль, покажи.

Сэр Галль подошёл к повозке, на которой они приехали, и за шкирку вытащил оттуда перепуганного парнишку лет восемнадцати в лохмотьях, которые когда-то были формой конного стражника Торгового города. Руки бедняги были связаны, он затравленно озирался вокруг, словно боялся увидеть что-то особенно страшное.

– Это кто ж такой? – спросил Михал, который до этого стоял молча.

– Это наша компенсация за расстрелянную машину, – ответил Галль, улыбнувшись. – Перед вами тот самый горе-стрелок, который сделал из неё решето! Его начальство решило на него всех собак повесить, в том числе и за собственное неумение давать своим служащим продуманные инструкции. Он и жив-то ещё только потому, что эти задастые купчики никак не могли решить – четвертовать его или сослать на вечную каторгу. Только вот у меня на него другие виды.

С этими словами Галль вытащил здоровенный, острый, как бритва нож от вида, которого у парня закатились глаза и подогнулись колени. Но мощная рука молодого рыцаря не дала ему упасть. Не обращая внимание на реакцию своего подопечного, Галль разрезал на нём верёвки, потом убрал нож, взял парня за плечи и хорошенько встряхнул.

– Отпустите? – спросила Маранта.

– Ни в коем случае. В Торговом городе ему больше не житьё, разве что воры приютят, да самого вором сделают. Мы его с собой возьмём: он ведь пулемётчик с талантом – машину нам грамотно продырявил. Ты чего вообще стрелять-то начал?

Последний вопрос был адресован к бывшему пулемётчику, который от страха ещё даже не понял, что верёвок у него на руках больше нет.

– И-и-спугался я-а! – залепетал парень, сильно заикаясь. – Ни-и-когда такого чу-у-да раньше не видел, во-от и и-испугался! Ой, во-от ещё одна!..

В это время послышался рокот мотора и в загородную рощицу, где происходил разговор, въехала машина, за рулём которой сидел священник.

– Пора прощаться, – сказала Диана. – Теперь, как я понимаю, дорога между нашими поселениями проложена, так что милости просим. В Форте Альмери все будут рады увидеть своими глазами живую легенду.

Она протянула Маранте руку, но та вдруг оставила Руфуса и обняла ту, что когда-то круто изменила её судьбу. Диана онемела от неожиданности, но тут её глаза сами собой наполнились слезами и она, не плакавшая с детства, вдруг разрыдалась на плече у старой врагини-подруги, не в силах справиться с нахлынувшими эмоциями.

Мужчины, увидев такое дело, деликатно отошли в сторону и стали наставлять на путь истинный бывшего стражника, страх которого вроде бы начал проходить, уступая место любопытству. Руфус отделился от их компании и подошёл к священнику.

– Падре, – сказал он, – Инци поведал мне, что Ларни и Стефан живы.

– Да, я слышал об этом. Он, то же самое говорил твоим родителям. Верь ему!

– Если бы я не верил, то не стоял бы сейчас здесь, а сидел бы дома, – ответил мальчик серьёзно.

– А ты до сих пор слышишь голоса?

– Иногда. А иногда вижу картинки. Странные картинки. С такими местами, которые мне совершенно незнакомы. Почему-то мне кажется, что я вижу их неспроста. Возможно, я должен там везде побывать, чтобы рассказать людям про Инци и донести до них его учение.

Священник взглянул на него со страхом.

– Но с другой стороны, – продолжал рассуждать Руфус, – я соскучился по дому и очень хочу увидеть Ларни и Стефана. А ещё дочку их хочу увидеть.

– Кого? Что ты сказал?

– Я говорю, что хочу увидеть их дочку. Ведь, когда они вернутся, то обязательно сделают меня дядей, а маму и папу бабушкой и дедушкой. Правда, смешно?

Глава 117. Имена чемпионов

– А теперь, ребята, давайте-ка придумаем вам имена.

– А наши, чем плохи? – искренне удивилась Мара.

– Ничем, только вот не годятся они для гладиаторов.

– Это почему ещё?

– Сами посудите – Мара и Верентий. Это хорошие имена для мирной жизни, а если скажем, ты назовёшься полным именем, то это будет воспринято, как подражание Маранте-воительнице, а в нашем деле прослыть подражателем это значит заведомо обречь себя на вторую роль. Гладиатор всегда должен стремиться быть первым, иначе ему нечего делать на арене.

– У меня есть ещё одно имя – Ниа. Собственно оно первое…

– Ниа? Ещё лучше! Отличное имя для девочки, но… Хотя подожди… Ниа… Маранта… Ниамаранта… Нет, не то, а может Марантаниа? Или лучше с "я" на конце и с ударением на третью "а" – Марантания!

– Бред какой-то.

– Бред конечно, но для арены в самый раз. Зрители падки на экзотику! Теперь давай тобой займёмся, – сказал Лозас, оглядывая Верентия с головы до ног, словно снимая мерку для его нового имени.

– Мне прибавлять к имени вроде как нечего, – смущённо пожал плечами Верентий. – А вообще-то пока мы в тюрьме были, мне сэр Галль очень понравился. Может, я Веренгалль буду?

– Да, парнишка он замечательный, хоть и связался с этой Дианой, которую я в своё время поклялся убить… Впрочем, это дело прошлое и не для ваших, уж простите, ушей. Так вот, он ведь личность известная, а я уже говорил насчёт подражания. Хотя бы одну букву, но надо изменить… Веренгай! С ударением на "а", так будет, пожалуй, лучше. Представьте – на афишах будет написано: "Сегодня на арене Марантания и Веренгай!" Вот вы и зазвучали, осталось только прославиться.

Старый Лозас сразу завоевал их доверие. Они ему тоже понравились. Ребята были не робкого десятка, сильны и полны молодой энергии. Правда у них было несколько тёмное прошлое, о котором они упорно молчали, но ему ли обращать внимание на темноту в прошлом своих протеже? Своей темноты с лихвой хватало.

Надо же, девочку звали Марантой! Он думал, что больше никогда не встретит человека с таким именем.

Золас, (вспомнилось-таки старое имя!), вздохнул и покачал головой. Что-то часто он в последнее время стал вспоминать Маранту. То в толпе зрителей пришедших в цирк ему вдруг померещилось её лицо, то он поймал себя на мысли, что на неё чем-то похож этот мальчик – Руфус, которого Мара называла своим братом. (Золас вообще-то понял, что это враньё, но какое ему, в конце концов, дело?)

Оставив парочку новоиспечённых гладиаторов привыкать к своим новым именам, старик Лозас, (или бывший атаман лихой разбойничьей шайки Золас), отправился к себе, где в тесной, но вполне достаточной для его холостяцкой жизни комнате стоял тяжёлый кованый сундук замки, для которого он изготовил сам, а потому более или менее мог быть спокоен за сохранность его содержимого.

Там, почти на самом дне, завёрнутый в кусок старой, но некогда роскошной ткани, лежал небольшой портрет красивой молодой женщины в доспехах, с золотой то ли брошью, то ли фибулой на груди. Золас достал его и долго вглядывался в такие знакомые черты, которые в последнее время будоражили его воображение.

Сколько женщин было у него до неё, сколько ещё после, но такой, как Маранта, больше не было никогда! Эх, Маранта, Маранта! Эх, молодость, молодость! Эх, любовь…

Глава 118. Ветер свободы

Вот так! Пятнадцать лет службы коту под хвост. Зиг поднял закованные в кандалы руки и натянул толстенную цепь. Руки даже не развести в стороны. И какой в этом смысл, когда сидит он глубоко под землёй за таким количеством решёток, что с ними бы и сам Золас не справился. По крайней мере, пришлось бы ему повозиться.

Нда, лучше бы он послушал совет коменданта приграничного форта и ушёл по-тихому. Или просто сдался Зигмунду на милость победителя. Нет же, приплёлся назад, привёл остатки разбитого войска… И что теперь? Оказывается он – государственный преступник! А что, проиграть сражение, это преступление? Проиграть великому полководцу, который на протяжении многих лет, под знамёнами разных государств и сообществ не потерпел ни одного поражения?!

Б… вашу простоквашу… Он, Зиг, честно бился на поле брани, хоть ему это было вовсе не по душе. Сами бы попробовали выиграть бой у Зигмунда!

Значит он – преступник, раз проиграл, а тот, кто затеял эту бесполезную войну, не преступник?! Уррхх.........

Конфликт был исчерпан, и никакого кровопролития не должно было быть. Так зачем же эти уроды этот конфликт по новой спровоцировали?

Ответ прост – чтобы делать свои грязные торгашеские дела, которые в свою очередь служат их политическим афёрам, наполняющим бездонные кошельки золотом. Грязным и кровавым золотом!

Зиг пошевелился. На ногах тоже были кандалы. Это было сделано для унижения, а не для того, чтобы предотвратить попытку побега. Им сейчас нужен человек, на которого можно свалить всю вину, устроить показательный процесс и публично покарать, как они это сделали с Инци…

Кстати, с ним они основательно просчитались. После того случая на арене, когда безоружный мальчишка заставил двух чудовищ вернуться в их вольеры, народ заинтересовался учением казнённого философа и количество его последователей растёт, как на дрожжах.

Об этом говорят стражники и тюремщики, заключённые и их родственники, приносящие еду. Эти разговоры доходят даже в одиночку Зига. Он не удивится, если в один прекрасный       момент его осудят за грехи согласно учению Инци… А ведь он нанёс ему последний удар… И никто не пожелает знать, что это был акт милосердия, а не убийство!

Те, кто перевирает сейчас слова Инци, уже говорят, что он – Зиг, прежде всего, виновен в смерти любимого учителя! А то, что бедняга в страшных мучениях корчился на кресте, это оказывается правильно… Мразь!.. Это оказывается какое-то там искупление, хотя непонятно что при этом было искуплено?! Их непостижимое стяжательство, что ли? А вместо него повисеть на кресте не хотите!!!

Ведь они спокойно торговали, когда тот, кого они сейчас обожествляют, стонал и метался на кресте от боли у них над головами… Сейчас они сочиняют сказки, что он был окутан неземным светом и что старая деревяшка, из которой был сделан крест, расцвела розами… Сволочи!!! Не было этого! Была страшная боль и кровь. Было нестерпимое страдание. Была несправедливость и полное равнодушие со стороны тех, кто сейчас бьёт ему поклоны… …

Зиг вспомнил, как тогда на площади он сказал дошедшему до предела человеку на кресте:

– Прости меня, друг!

И надо же, тот поднял голову и ответил ему со светлой улыбкой:

– Бог простит, и я прощаю!

С этой улыбкой он и умер…

А теперь вот Зиг сидит здесь, вспоминает его и сам ждёт смерти. В том, что его казнят, он не сомневается. Трусливый и подлый судья вообще не умеет оправдывать, даже если тот самый закон, который он защищает, всеми своими статьями вопит о невиновности подсудимого!

"Не судите, да не судимы будете!" Не Инци ли это сказал? Кажется он…

Зиг вдруг остро захотел поговорить с этим человеком, пожаловаться ему на своих обидчиков, испросить умного совета, который тот обязательно дал бы…

– Вот это звено с трещиной.

Голос раздался так неожиданно, что Зиг замер в оцепенении, чего раньше с ним никогда не бывало. Обычно в таких случаях он реагировал мгновенно и горе тому злоумышленнику, который посмел бы очутиться у него за спиной! Теперь он только-то и смог, что медленно повернуться всем корпусом, так как шея у него вдруг стала деревянной и потеряла подвижность.

Инци стоял у стены и смотрел на него с той же светлой улыбкой, которая так запомнилась Зигу.

– А у ножных кандалов заклёпки слабые, из плохого железа, – сказал он. – Твоими ручищами, малыш, их легко сломать безо всяких инструментов. М-м, дверь в твою камеру висит на одной петле, на верхней. Нижняя сломалась уже много лет тому назад, но об этом никто не знает, а дверь, между тем, держится на честном слове. Если хорошо нажать в этот угол, то образуется щель, в которую ты сможешь пролезть. Дальше будет пять решёток. Три из них не заперты, а стража крепко спит, так-как знает, что все узники закованы в цепи и закрыты в камерах. Две оставшиеся на замках, а замки эти крепкие. Ты не Золас – не пытайся их взломать подручными средствами. Ключи от них найдёшь на поясе дежурного офицера. Он в стельку пьян, лежит в открытой камере по соседству с тобой. Можешь переодеться в его одежду, тогда ты свободно пройдёшь через двор. На воротах часовые, которые ещё не знают, что тебя арестовали. Я прошу тебя никого не убивать – час этих людей ещё не настал и они нужны мне… Вообще-то вы мне все нужны, но, увы – жизнь ваша такова, что вам пока не обойтись без убийства друг друга… Так ты уважь, пожалуйста, хотя бы мою просьбу сейчас насчёт этих. Уходи отсюда и постарайся простить своих врагов. Наказание за свои злодеяния и глупость они получат в своё время от того перед кем нет смысла оправдываться и кому бесполезно лгать. Помни – на твою долю достанется ещё много испытаний и бед, но придёт время, и ты встретишь друзей, найдёшь свою любовь и обретёшь счастье!

Зиг сморгнул. У стены никого не было. Только в воздухе чувствовалось что-то лёгкое, неясное… То ли тонкий аромат, то ли звук, необыкновенной чистоты, ласкающий слух… Зиг не стал размышлять над всем, что видел и слышал, справедливо опасаясь за свой разум… Нет, просто он доверился тому, кого назвал недавно другом!..

Он нащупал звено на цепи своих кандалов, о котором говорил Инци, выкрутил цепь, так, что она встала на излом и нажал. Раздался хруст, как будто переломился деревянный сучёк и на ладони бывшего капитана тайной стражи оказались две половинки сломанного стального звена…

Через полчаса за городской заставой в непроглядную ночь умчался всадник. Стражникам он показал пропуск, подписанный такими чинами, от одного упоминания которых хотелось встать по стойке "смирно" и вытянуться в струнку! Они не подозревали, что этот пропуск, извлечённый из кабинета начальника тюрьмы, за который любой контрабандист Торгового города отдал бы десять лет жизни, через пару миль скомканный полетит в лужу!

Зиг не собирался возвращаться. Он захлопнул дверь у себя за спиной и выбросил ключ. Его больше не волновали пятнадцать лет, пропавшие даром, сломанная карьера, оборванные связи и знакомства. Он даже не вспомнил о значительной сумме денег, собранной за все эти годы и лежащей в Главном банке торговых гильдий. Сейчас он летел во тьме на отличном скакуне, "одолженном" там же, во дворе тюрьмы. Полной грудью Зиг с наслаждением вдыхал прохладный, слегка влажный, ночной воздух и про себя удивлялся, как он мог променять это… ветер… простор… свободу на жизнь в пыльном, душном, сумасшедшем людском муравейнике?

Глава 119. Истинное бессмертие

Несмотря на то, что Верентий лично обил стены их жилища толстенным войлоком и ещё сверху гобеленовой тканью, рёв Большого цирка был слышен здесь так же, как если бы они стояли на арене. Или ему так казалось? Ему-то было наплевать на эти взрывы людских эмоций. Он мог под этот грохот хорошо выспаться, но Мара! Она в последнее время жаловалась, что все эти вопли звучат, как будто не снаружи, а внутри её головы. Он знал, что она в последнее время не высыпается, но на арену всё равно выходит.

"Так я злее!"

Вот и сегодня ликованию публики не было предела, когда глашатай объявил, что сегодня на арене выступят любимцы граждан Торгового города – Марантания и Веренгай!

Верентий думал, что зрители с трибун повыскакивают, когда Мара появилась, приветственно подняв одну руку, а другой, придерживая свой большой живот. Конечно, он был против того, что бы она выступала в таком состоянии, но хозяин Цирка пообещал тройную оплату, и Мара сумела его убедить, что всё будет хорошо и что она справится.

Сборы от их выступлений и в самом деле были колоссальные. Особенно сейчас, вот только Верентий подозревал, что кое-кто из зрителей жаждет увидеть, как когти, какого-нибудь чудовища вопьются в тело его жены… Но он поклялся, что не позволит им получить это удовольствие и сражался!

Казалось, что меч летает в его руке, порхает, как бабочка. Казалось, монстры замирают не в силах пошевелиться, когда он разделяет их на части лёгкими движениями клинка. Конечно, Мара уничтожала обычно треть врагов из своего лука. Работать мечом ей было сейчас затруднительно, да он бы ей и не позволил.

Сегодня они начали бой, как обычно, но Верентий сразу заподозрил, что что-то не так! Мара стреляла как-то вяло и даже один раз промазала, попав рептилоиду в бок вместо шеи. Тем не менее, их поединок продолжался, всё шло своим путём, когда Верентий услышал, что Мара сзади вскрикнула, и вслед за этим послышался скрип песка, который сказал ему, что она уже не стоит на ногах, а медленно садится не в силах выстоять…

Как бы опытен он не был, но всё же не смог удержаться и обернулся. И… чуть не поплатился за это – ящерокрыс едва не откусил ему голову!

Мара стояла на коленях и опиралась на лук, не давая себе упасть.

– Началось! – сообщила она, когда он по-быстрому заколол монстра и подбежал к ней. – Ну почему сейчас?!

Инци его знает почему, но ребёнок гладиаторов решил появиться на свет на арене во время боя! Нет, конечно, никто не собирался допускать, чтобы Мара рожала на пропитанном кровью песке, на глазах у тысяч зрителей. Даже Верентий не знал, что на этот случай за запасными воротами, которые всегда были закрыты, дежурит целая команда во главе с предусмотрительным злодеем Лозасом!

Не успел он аккуратно уложить жену на землю и поднять голову, чтобы позвать на помощь, как на арену выбежала куча народа, во главе с хорошо знакомым ему доктором. Они в мановение ока расставили вокруг Мары, стиснувшей зубы от боли, высокие ширмы, а его вытолкали за их пределы буквально взашей.

То, что сегодня вместо вывихнутых конечностей и выпущенных кишок придётся принимать роды, доктора не смутило совершенно. По его приказанию женщину переложили на раскладную походную койку, а через небольшой, внахлёст оставленный проём постоянно бегали люди, то с тазом горячей воды, то с горой белоснежных простыней, то ещё с чем-то, чего Верентий разглядеть не смог.

Теперь он мерил песок шагами и вполуха слушал насмешливо-успокоительные речи Лозаса. Точнее он их совсем не слушал, а прислушивался к тихим, жалобным стонам Мары, доносившимся сквозь гул Большого цирка, зрители которого отказывались расходиться. Они тоже ждали развязки!

Вдруг воздух распорол пронзительный женский крик, и сердце гладиатора упало! Всё кончено, она умерла при родах, и жизнь потеряла смысл… Но крик немедленно повторился, а потом ещё и ещё! Тут уж не на шутку встревожился даже насмешливо-успокоительный Лозас. Верентий метнулся к ширмам, но старик схватил его поперёк туловища неожиданно сильно и цепко, даже на какой-то миг оторвал от земли.

– Не надо, парень! Доктор разберётся, он всё знает, всё умеет!.. – приговаривал Лозас, не ослабляя хватку железных рук.

Но Верентий не слушал. Он попытался вырваться, но у него не вышло, тогда он рванулся изо всех сил и в результате они оба рухнули в песок! И в тот момент, когда он вывернулся-таки из-под жилистого Лозаса и уже собирался "вырубить" его ударом соединённых рук в переносицу, все звуки перекрыл мощный, требовательный, басовитый детский крик!

Этот крик повторялся и повторялся, заявляя о рождении новой жизни, о желании утвердиться под солнцем, о том, что бессмертие это никакая не сказка!

Дерущиеся мужчины замерли с занесёнными кулаками, забыв о своих намерениях, и уставились на ширмы, словно те могли им что-то сказать. И они сказали! Из проёма внахлёст, сделанного так, чтобы ничего не было видно, высунулась голова старушки-нянечки, помощницы доктора. Большой цирк замер на вдохе!..

– Папаша! – сказала эта голова, словно дело происходило не на арене, а в обычном доме, где безобидные обыватели решили обзавестись потомством. – Поздравляю, мальчик у тебя! Ой, а чой-то?..

Последние слова были вызваны зрелищем, которое сейчас представляли двое мужчин, сцепившихся в отчаянной схватке. Но до них никому не было дела – слова старой няньки услышал весь Цирк и по трибунам прошёл сначала восторженный ропот и смех, а потом штормовая волна всеобщего ликования затрясла и закачала это место, где обычно царили боль и кровопролитие! На песок арены посыпались золотые и серебряные монеты, которые некоторые обезумевшие богачи швыряли целыми горстями!

Лозас опомнился первым. Он встал, ухватил Верентия за плечи и поднял его на ноги, после чего отряхнул и сказал, стараясь перекрыть грохот человеческих воплей:

– Вот что, папаша! Ступай-ка ты к жене, пока я займу публику. Кстати, придумали, как назовёте-то?

– Н-нет ещё… Хотели у тебя спросить, ты ведь мастер давать имена.

– В таком случае пусть его зовут – Рарок!

– Рарок? А что это?

– Это – огненный сокол, птица – победитель! Самое подходящее имя для будущего гладиатора!

Глава 120. Быть может они за воротами

– Ну вот, теперь ты никакой не младший, теперь ты старший! – говорил Михал, положив руку на плечо Руфуса и глядя, как Маранта склоняется над колыбелью их крошечного новорожденного сына.

Но Руфус отрицательно покачал головой.

– Старший Стефан, – возразил он.

Михал устало вздохнул.

– Да, но где он? Где Ларни?

– Возможно, что не где, а когда? – ответил Руфус со смущённой улыбкой. – Там куда они попали, время течёт по-другому.

– Ты веришь, что они вернутся?

– Я знаю это. Инци сказал, что они вернутся, значит, они вернутся. Инци никогда не обманывает!

– Хорошо, но сколько ждать-то?

– Возможно, что всю жизнь, а может они уже подходят к воротам.

Михал невольно взглянул в сторону ворот. В окно было видно, как оттуда бежит один из мальчишек, которые несли сегодня стражу по давно установленной традиции.

– Что случилось? – крикнул через окно Михал и тут же зажал себе рот рукой, вспомнив, что нельзя кричать в доме, где есть младенец.

– Там много людей! – проорал в ответ парень, которому до младенца не было дела. – Они подошли к воротам и не дали их закрыть!

– Они напали на вас?

– Нет, но с ними мертвяки!

– Какие ещё мертвяки?!

– Живые мертвяки! С ними… Ларни и Стефан!

Глава 121. Скучать не придётся

Они были невероятно похожи друг на друга – дядя и племянница. Так похожи, что люди, которые не слышали их историю, принимали этих детей за близнецов. Разве что у дяди были волосы немного светлее и глаза не голубые, а серые. В остальном они были на одно лицо, одного роста, хотя мальчик был на четыре месяца старше девочки. Сейчас им было по пять лет, и они занимались своим любимым делом – играли в охоту на монстров. Это значило, что весь дом был вверх дном, а всё живое в доме, включая родителей, пряталось по углам.

Первой не выдержала бабушка одного, она же мама другого.

– Так, охотники! – воскликнула Маранта, хватая их обоих во время очередного прыжка через мебель. – Вижу, желание поохотиться у вас есть, а вот умения никакого. Значит, будем учить!

С этими словами она достала из шкафа два меча, простоявшие там пять лет.

– Не возражаешь? – спросила она у Ларни, чинно вязавшей в кресле крохотные носочки и варежки. По её круглому, гордо выступающему животику было ясно, что всё это в скором времени понадобится. Опять понадобится!

– Не возражаю, – отозвалась та, проявляя удивительную покладистость. – Чем раньше начнут, тем больше узнают, только прошу тебя об одном…

– Быть поосторожнее?

– И это тоже, но я хотела сказать про пистолеты. Я, конечно, понимаю, их завещал ей сам Лоргин…

– Ясно. Конечно, это всё потом, когда руки окрепнут. А сейчас мы сделаем два деревянных меча!