Ребенок его любовницы

Анастасия Тьюдор

Ребенок его любовницы

1

– Чего тебе, Ветров? – принимаю, наверное, десятый вызов от бывшего мужа. Ну, почти бывшего, развод у нас через восемнадцать дней.

– Ксюш, – хрипит Руслан в трубку. Я хмурюсь. Странный у него голос, безжизненный какой-то. – Ксюш, прости, что позвонил, но…

– Если ты по поводу машины, то не переживай, покупатель найден, послезавтра сделка. Я же писала тебе об этом.

– Нет… Нет, Ксюш… Лида умерла.

Я машинально ставлю кружку с утренним кофе на стол. Лида – беременная любовница Руслана, к которой он, собственно, от меня и ушел месяц назад. После того как эта самая Лида прислала мне с десяток «горячих» фотографий с участием моего мужа. А в качестве вишенки на торте эта девушка приложила еще одно свое фото, свидетельствующее о том, что мой Руслан через несколько месяцев станет счастливым папой.

– Что случилось? – севшим голосом спрашиваю я.

– Роды… преждевременные. Открылось кровотечение, и врачи ничего не смогли сделать, – каждое слово дается Руслану с трудом, я слышу его тяжелое дыхание.

– А ребенок?

– Я потому и звоню тебе. Ксюш, помоги мне. Я умоляю, помоги…

Трясу головой, ловлю в зеркале свое отражение. Кажется, круги под глазами стали еще темнее. Кусаю губы, не зная, что ответить.

А в груди словно все судорогой сводит.

Этот месяц дался мне тяжело. В один миг моя счастливая, почти идеальная жизнь рухнула без права восстановления. Предательство любимого человека. Крах всех планов и надежд. Мерзкое, гадкое чувство использованности. Бессонные ночи и существование на автомате: встать с постели, приехать на работу, дождаться окончания дня, вернуться домой и вновь забраться под одеяло. В перерывах – редкие приемы пищи и еще более редкие телефонные разговоры с родителями и подругами.

А сейчас…

Руслан просит о помощи, а я молчу, не в силах выдавить из себя даже маленькое словечко.

– Ксюш… – еле произносит вновь, но затем его голос хоть и дрожит, но становится громче: – Пожалуйста, приезжай. Мне больше некого просить о помощи.

И я сдаюсь.

– Где ты?

2

Пятый роддом с виду оказывается совершенно не примечательным зданием. Серая пятиэтажная коробка с однотипными окнами, большая часть из которых сейчас распахнута из-за тридцатиградусной жары. Перед входом раскинулся небольшой сквер с деревянными лавочками и почти высохшими клумбами, то и дело по дорожкам сквера снуют люди: врачи, медсестры, беременные, их родственники.

Я выхожу из такси и сразу вижу Руслана. Он стоит чуть вдали от главных дверей роддома. Прислонился к колонне и курит, уставившись перед собой пустым взглядом.

Протягиваю таксисту деньги за поездку и нервно одергиваю подол своего сарафана. Наверное, белое платье с алыми розами – не самый удачный выбор в сложившейся ситуации, но об этом я догадываюсь только сейчас.

Похолодевшими пальцами цепляюсь за ремешок сумки и иду к Руслану. Он меня не видит, его лицо обращено в другую сторону, и я пользуюсь этой возможностью, чтобы разглядеть его.

За тот месяц, что мы не виделись, Ветров ни капли не изменился. Высокий парень с правильными чертами лица и в превосходной физической форме. Темные волосы коротко подстрижены, одет в светлые джинсы и просторную футболку. Может сойти за спортсмена, если бы не сигарета в руке.

Руслан оборачивается на стук моих каблуков и облегченно выдыхает. Я вижу, как по его лицу пробегает тень вины, но он быстро берет себя в руки. Кивает на мое тихое приветствие и тянется, чтобы взять меня за руку, но я прячу ее за спину и делаю шаг назад.

– Ну, я здесь, – говорю очевидное, глядя в когда-то любимые карие глаза.

Хотя, что уж душой кривить. До сих пор любимые. Сердцу не прикажешь, за несколько дней человека не вычеркнешь. Особенно когда любил этого человека пять долгих лет.

– Спасибо, – тихо произносит он. Отводит взгляд в сторону, достает из пачки новую сигарету и прикуривает. – Я боялся, что ты передумаешь.

– Я пообещала. А я всегда держу свое слово, – напоминаю гораздо резче, чем хотела бы. – Чем я могу тебе помочь?

– Нужно встретиться с врачом Сашки… – он запинается, делает еще одну затяжку и на выдохе добавляет: – Я так сына назвал.

Сын. У Руслана теперь есть сын. В груди – словно черная дыра, покрытая ледяной коркой.

Делаю усилие и киваю, а затем сразу же хмурюсь:

– А я здесь причем? Я думала, тебе с документами нужно помочь или с организацией похорон…

– Это я сделаю сам, – торопится пояснить Руслан. Прищуриваюсь, видя, как он нервничает. Его губы дрожат, от волнения он начинает проглатывать окончания слов и дальнейшее сказанное им я понимаю далеко не сразу: – Ксюш, у меня неделя отпуска осталась, а потом на работу нужно выходить. Я узнал, меня могут перевести на дистанционку, но для этого нужно завалы кое-какие разгрести, а это месяц-два.

Я моргаю и мысленно считаю до трех. До меня начинает доходить, зачем Ветров меня позвал, но разум все еще отказывается обрабатывать эту информацию.

Видимо, на моем лице отразились все переживаемые мной эмоции, потому что Руслан тушуется и замолкает. И я впервые за семь лет нашего знакомства и пять лет брака вижу, как в его глазах блестят слезы.

Но меня это не останавливает. Внутри поднимается волна гнева, и она вот-вот снесет все на своем пути.

– Ты собираешься повесить на меня своего ребенка? – шиплю я сквозь зубы, а руки сами собой сжимаются в кулаки.

3

– Ксюша…

– Нет. Заткнись, Ветров! – кричу, вмиг потеряв контроль. На нас оборачиваются люди, но мне плевать. – Ты совсем охренел? Ты… Ты… Господи, я ушам своим не верю! Как тебе в голову пришло позвонить мне с просьбой нянькаться с твоим ребенком от другой женщины?!

– Потому что я в отчаянии! – рявкает он. Стыд, вину, нерешительность смывает с его лица в одно мгновение. – Я не знаю, что мне делать!

– Матери позвони! Все бабушки обожают внуков!

Руслан мрачнеет. Поджимает губы и неохотно отвечает:

– Она отказалась.

– А я значит должна согласиться? – Выставляю руки перед собой и начинаю пятиться назад, мотая головой. – Нет, Ветров. Я была готова помочь с некоторыми организационными моментами, черт, да даже просто поддержать, но это…

– О, ну конечно! Рассказывай! Ты пришла поплясать на могиле соперницы, а не меня поддержать! – выплевывает он.

За секунду я преодолеваю расстояние, разделяющее нас, и отвешиваю пощечину. Звон от нее, мне кажется, разносится по всему скверу. За моей спиной кто-то охает, справа в воздух взмывает небольшая стая голубей. А Руслан прижимает ладонь к алой щеке и растерянно смотрит на меня, словно не веря в то, что я его ударила.

Мои руки дрожат. Как и губы, и колени, и все тело. Меня колотит озноб, а на глаза наворачиваются злые слезы.

Как он смеет? Как он может думать, что я приехала… Радоваться?

Как бы больно его Лида мне не сделала, я не такой человек, чтобы радоваться ее смерти. И черт возьми, я не могла полностью и безоговорочно винить в развале семьи только ее! Руслан – не теленок, которого можно на веревочке со двора увести. Прекрасно понимал, что делает и какие последствия будут.

– Прости, – шепчет Ветров, глядя мне в глаза. – Прости, я не должен был такое говорить. Нервы ни к черту, я… Вспылил.

– Я поехала, – цежу сквозь зубы и разворачиваюсь на каблуках, но запястье сначала обжигает огнем, а затем сковывает металлическим обручем.

Смотрю на свою правую руку и сглатываю. Руслан держит меня за руку. Крепко. Сильно. Мне кажется, что мои кости вот-вот начнут крошиться под его пальцами.

Это слишком тяжело. Происходи подобное на страницах любовного романа, героиня затрепетала бы, вспомнив ночи любви и дни радости со своим мужем. Но все это – болезненная реальность. И я действительно испытываю не только физическую боль от этой хватки, но и душевную.

Грудную клетку словно перемалывает огромный блендер. Сердце превращается в кашу, перестает биться. Кровь стынет, тело деревенеет. Но сознание по какой-то причине остается ясным, каждая мысль в моей голове – отчетливая, пусть и запачканная шквалом эмоций.

– Отпусти меня, Ветров, – с угрозой произношу я, не поднимая головы. Почему-то мне становится страшно встречаться с ним взглядом.

– Ты можешь ненавидеть меня. Лиду. Но это ребенок, Ксень. Крошечный малыш, который остался без матери.

– У ребенка есть отец. Ты у него есть, Ветров. А меня оставь в покое.

– Ксюша… – в голосе Руслана столько отчаяния, что мое сердце замедляет свой бег. Словно прислушивается и пытается понять, как ему реагировать на боль когда-то очень близкого человека. – Хочешь, я на колени встану? Я готов, Ксень. Я все что угодно сделаю сейчас. Вот, смотри.

И он действительно падает на колени, так и не выпустив мою руку из своей хватки. Я чувствую, как к щекам приливает кровь, как на нас снова устремлены взгляды окружающих. Даже чертовы голуби облетели роддом и вновь расселись на земле, развернув к нам свои головы.

– Я мерзавец, Ксень. Я тебя предал и растоптал. Обманул твое доверие и поступил как настоящий трус. И судьба жестоко мне за тебя отомстила, ты же видишь… Как угодно можешь наказать меня, но…

– Но сначала помоги? – хрипло смеюсь я. Происходящее все больше кажется мне каким-то странным фильмом. Сопливой мелодрамой, от которых меня обычно тошнит.

Вот и сейчас к горлу подкатывает приступ тошноты. В животе закручивается узел, мне больно дышать, я судорожно тяну воздух носом.

– Месяц. Максимум два, – продолжает уговаривать Руслан.

– Ветров, найми няню! – я уже кричу во весь голос и дергаю руку, но бесполезно. Руслан выпускает мое запястье, но вместо этого обнимает за талию и прячет лицо, залитое слезами, у меня на животе.

Боже, какой стыд.

Все смотрят на нас. Непроизвольно краснею, появляется неловкость. Нет никакого морального удовлетворения от того, что Руслан стоит передо мной на коленях.

Он сломан. Для кого-то – жалок. А для меня… Для меня это все невыносимо.

Дура.

Зачем приехала?

Добренькая такая? Поддержать вздумала? Помочь?

Пожинай теперь плоды своей сердобольности, Ксюша.

Я наивно полагала, что разведусь с человеком, разбившим мое сердце, и пойду дальше, своею дорогой. Нам нечего делить, детей нарожать не успели, от общих друзей я могла с легкостью отказаться, чтобы не ставить их в неловкое положение и не заставлять выбирать, чью сторону в этом конфликте они займут.

Но жизнь – жестокосердечная сука.

– Ксень, – шепчет Ветров. Еле слышно, но я способна различить каждый звук. – Я больше никогда не попрошу тебя ни о чем. Я клянусь, исчезну из твоей жизни навсегда! Только помоги. Умоляю, Ксень.

Закрываю глаза. Сглатываю вязкую слюну и будто со стороны слышу свой лишенный эмоций голос:

– Хорошо.

4

– Ну и дура же ты, Ксюха! – качает головой Аня, разливая белое вино по бокалам.

– Спасибо за поддержку. – Нож противно скрипит по доске, соскользнув с куска сыра, который я нарезаю. – Это именно то, что мне нужно сейчас услышать.

– А что мне нужно было сказать? Руслан тебя много месяцев за нос водил, любовницу обрюхатил, а ты и рада ему помочь, – возмущается подруга, со стуком поставив бутылку на стол.

– А как бы ты поступила, Ань? – оборачиваюсь и смотрю подруге в глаза. Она лишь качает головой:

– Послала бы на три веселых буквы. Он бросил тебя. Ушел, понимаешь? Его проблемы больше не твои.

– Я не могу назвать случившееся проблемой.

– А как все это называть?

– Не знаю, – пожимаю плечами и возвращаюсь к нарезке сыра. – Трагедией?

– Ты слишком добрая, Ксюш. И Руслан, зная это, воспользовался.

Я молча выкладываю кубики сыра на тарелку, пересыпаю из пакета горсть орехов и ставлю рядом пиалу с медом. Нехитрая закуска занимает свое место рядом с бокалами, а я устало опускаюсь на стул и откидываюсь на спинку.

– Он был в отчаянии. Плакал, Ань.

– Ой, все они плачут, когда жареным пахнет. Сколько историй о возвращении блудных мужей, ползающих на коленях перед обманутыми женами?

– Ветров не просил меня вернуться.

– Это пока.

Я беру бокал и делаю маленький глоток. Вино терпкое, с легкой кислинкой. И сразу бьет в голову.

– Что ты имеешь в виду?

– Лишь то, что Руслан сейчас посмотрит на Ксюшу-маму и начнет вымаливать прощение, – сурово сдвигает брови Аня.

– Я просто помогу ему. Присмотрю за ребенком, пока он будет улаживать проблемы на работе.

– Пусть в декретный отпуск идет. Отцам его тоже дают.

– Ему невыгодно. Зарплата в конверте.

– Слушай, а у этой… Лиды… Родственники же у нее какие-то есть?

– Какие-то есть, – пожимаю плечами, вновь отпивая вино. – Руслан их не знает. А родители ее погибли четыре года назад в пожаре.

– Ну прям со всех сторон обложили, – с досадой цедит Аня. – А Ольга Михайловна что?

– Только услышала просьбу и бросила трубку. Я ей тоже звонила, когда домой ехала, она не отвечала.

– Странно это. Неужели родного сына в беде бросит?

Я молча уставилась в окно. Ольга Михайловна, моя пока еще свекровь, узнав об обмане Руслана, заняла мою сторону и всячески поддерживала. Правда, сначала пыталась убедить, что Ветров просто оступился и ему нужно дать время на одуматься, но я и слышать ничего не хотела. Речь ведь шла не о разовой измене, которую, возможно, я и смогла бы простить. Не знаю. Никогда не думала об этом.

Он обманывал меня десять месяцев. Врал о командировках и загруженности на работе. Классика.

И когда я, давясь слезами, проорала свекрови в лицо, что для меня ее сын умер… Она вздохнула, крепко обняла меня и заплакала. А после заявила, что я всегда могу на нее положиться и, несмотря ни на что, все равно останусь для нее дочерью.

– Хорошо, ну няню же всегда можно нанять, Ксюш! – машет рукой подруга и тут же сдавленно ругается, потому что несколько капель вина проливаются на ее платье.

Я устало вздыхаю. Понимаю, что подруга пытается меня образумить, переживает и волнуется, но этот разговор все больше скатывается в сторону допроса. Но все же беру себя в руки и спокойно отвечаю:

– Сейчас все деньги придется потратить на организацию похорон. Ань, я предлагала няню. И Руслан пообещал, что если не уладит все за месяц, то воспользуется услугами агентства и подберет хорошую девушку. Но это дело не пяти минут.

– Ты к нему переедешь? – осторожно интересуется Аня. Я смотрю на подругу и ловлю ее обеспокоенный взгляд.

– Нет. Я не смогу жить в квартире, где он… Где он… – замолкаю, не в силах продолжать, но Аня все понимает. Кивает и облегченно выдыхает:

– Слава богу, что ты хотя бы на своей территории будешь. В любой момент сможешь ему на дверь указать.

– Ань, это всего на несколько недель, – зачем-то успокаиваю я подругу, хотя у самой внутри все натягивается от напряжения, как струны на гитаре.

– Я боюсь, что ты привяжешься к ребенку, Ксюш, – качает головой она.

– Не привяжусь, – категорично заявляю, искренне веря в то, что говорю правду.

Это ее ребенок. Их. Я никогда не буду относится к нему с теплотой.

***

Что чувствует женщина, когда узнает, что муж ей изменяет?

Я не знаю. Не могу говорить за всех женщин. Но знаю, что чувствовала я.

В тот самый момент, когда перед глазами доказательства. В тот миг, когда правда – перед тобой, и от нее никуда не деться.

Сначала внутри холодеет. Становится сложно вдохнуть. Невозможно выдохнуть.

И боль, как и воздух, не выходит. Она нарастает, разбухает, увеличивается и затапливает все тело.

Руки начинают дрожать. Перед глазами все расплывается.

А потом на тебя падает небо.

Наверное, это похоже на погружение под воду, на глубину, без маски и кислородных баллонов. Хлопаешь глазами, моргаешь, но ничего не видишь. В ушах шумит, исчезают все звуки, кроме невыносимого гула.

А потом ты совершаешь ошибку – вновь пытаешься сделать вдох, – и захлебываешься слезами.

Что чувствует женщина, когда узнает, что муж ей изменяет?

Сначала она попадает в ад. Проходит даже не девять, а девяносто девять кругов, не зная, что ее ждет в конце пути. А потом приходит пустота.

И самое страшное… Я не знаю, как ее заполнить.

5

Спустя четыре дня Руслан переступает порог нашей… моей квартиры с сыном на руках. Ребенок завернут в легкую пеленку, на голове тоненькая шапочка. Я забираю его у Ветрова, дав возможность бывшему разуться и занести в зал пакет с вещами.

Вчера были похороны Лиды. Я, естественно, на них не поехала. Во-первых, ждала курьера с кроваткой и разными мелочами для ребенка. Во-вторых… Меня там никто и не ждал.

– Думаю, здесь вам будет удобно, – говорю я Руслану, пропуская его в зал. – Кроватку я застелила, все вещи постираны и разложены. Подгузники в верхнем ящике комода, смесь здесь. Врач сказала, что это лучший вариант для недоношенных детей.

– Спасибо, – глухо отвечает он. Ставит пакет возле дивана, на котором лежит стопка постельного белья и подушка.

– Ночью ребенок на тебе, – добавляю я, хотя мы уже обговаривали этот момент. – Документы ты все сделал? Завтра медсестра из поликлиники придет.

– Да, вот, в этой папке.

Он достает папку из пакета и протягивает мне. Возникает неловкая пауза, ребенок все еще у меня на руках. Руслан кладет документы на комод и забирает сына. Неловко переминается с ноги на ногу, словно не зная, что ему делать.

Вздыхаю.

– Положи его пока в кроватку, не будить же. Еда в холодильнике, а я пошла работать.

– Спасибо, Ксень, – летит мне в спину.

Замираю, сжав в пальцах ручку двери.

– Ксюша, – сухо поправляю, смотря пустым взглядом в коридор. – Я для тебя Ксюша.

Он не отвечает, а я не настаиваю. Молча ухожу в спальню, где оборудовано рабочее место: перетащила из зала стол и компьютер, вызвала электрика, чтобы он разместил на стене бра с разными режимами освещения.

Я работаю дизайнером интерьеров в одной крупной компании уже четыре года. Должность мне нравится, проектов много, да и заработок хороший. И проблем с уходом на дистанционку не возникло, правда, я не стала в офисе распространяться о причинах столь необходимой перемены.

Сажусь за компьютер и открываю рабочую программу. А через несколько минут понимаю, что прислушиваюсь к звукам за пределами спальни.

Вот скрипит дверца шкафа, видимо, Руслан раскладывает вещи. Вот открывается дверь ванной и шумит вода.

Щелкает чайник на кухне. Микроволновка издает писк, но тут же умолкает.

Закрываю глаза, стараясь настроиться на рабочий лад, но тревога, поселившаяся внутри, не позволяет расслабиться и собраться.

Некоторое время тупо переключаюсь между папками, сортирую образцы мебели, перетаскиваю из угла в угол диван на модели комнаты заказчика.

А потом тишину нарушает тихий плач ребенка, который с каждой секундой становится все громче.

Сцепив зубы, продолжаю заниматься своими делами. Сейчас моя помощь не нужна. Руслан дома. Руслан справится сам.

Но ребенок плачет все громче. Ветров что-то ему говорит, кажется, даже колыбельную напевать начинает. Не помогает.

Спустя двадцать минут я сдаюсь. Сворачиваю вкладку и иду в зал, входя без стука.

Ветров расхаживает по комнате с сыном на руках. Оборачивается на звук открываемой двери и смотрит на меня с каким-то загнанным отчаянием.

– Что ему нужно? – спрашивает он. – Подгузник поменял, переодел.

– А покормил?

– Разве пора? Врач говорила, что по времени нужно кормить…

Закатываю глаза и подхожу к машинке для детского питания. Вода уже подогрета, мне остается лишь отмерить нужное количество смеси и взболтать бутылочку.

Пробую температуру смеси на запястье и, убедившись, что все в порядке, протягиваю бутылочку Ветрову:

– Покорми ребенка и спаси наши с тобой уши и нервы.

Ребенок присасывается к бутылке с таким жадным всхлипом, что я не могу сдержать улыбку. Но вовремя спохватываюсь и выхожу из зала, возвращаясь в свою комнату. Задумчиво смотрю на наушники и подключаю их к компьютеру, погрузившись в музыку.

Так проходит еще несколько часов. Судя по тому, что меня никто не отвлекал, Руслан смог совладать с голодным ребенком и все было спокойно.

Когда я заканчиваю с проектом, за окном уже начинает темнеть. Августовская жара спала, в приоткрытое окно то и дело врывается прохладный ветерок.

Выхожу из спальни и заворачиваю на кухню. Руслан сидит за столом с ноутбуком, в ухе телефонная гарнитура, он тихо разговаривает с собеседником, переключаясь между схемами и графиками.

Я достаю из холодильника кастрюлю с пловом и ставлю разогреваться. Быстро, стараясь не шуметь, нарезаю салат, делаю чай.

И уже поставив тарелки на стол, понимаю, что по привычке накрыла ужин на двоих.

В груди царапает досада. Но я стараюсь не показывать свое замешательство и сажусь напротив Руслана. Игнорирую его удивленный взгляд и начинаю есть, уткнувшись в смартфон.

Ветров прощается с собеседником, опускает крышку ноутбука и берет вилку. Молча начинает есть, но я чувствую его внимательный взгляд. От этого мне становится неуютно и я пытаюсь отвлечь его разговором:

– Тебе когда на работу?

– Завтра. Должен был в четверг, но Евгений Семенович попросил…

– Ясно. Мама так и отказывается разговаривать?

Он лишь кивает. Мы опять ужинаем в абсолютном молчании. Доев, я встаю, но еще до того, как разворачиваюсь в сторону раковины, Руслан роняет до боли привычную фразу:

– Оставь, я помою.

Киваю, ставлю посуду в мойку и иду в ванную, по пути заглянув в зал. Балконная дверь приоткрыта, в комнате довольно прохладно, я бы даже сказала, что зябко. Мысленно ругаю Руслана, закрываю балкон и заглядываю в кроватку.

Ребенок спит, одетый лишь в бодик. Укрываю его тонким одеялом и зажигаю ночник. А потом замираю, рассматривая новорожденного. Он совсем крошечный, с темным пушком волос на голове и длинными ресницами. Можно ли сказать, что он красивый? Не знаю. Для меня ничего красивого в нем нет.

Иду к выходу и в дверях сталкиваюсь с Ветровым. Он смотрит на меня обеспокоенно, даже немного испуганно.

– Здесь было холодно, я… его укрыла, – поясняю и протискиваюсь мимо бывшего. Оглянувшись, вижу, что Руслан бросился к кроватке и замер, вцепившись руками в бортики.

Хмурюсь.

Он что, думал, я причиню ребенку вред?

6

Всю ночь я ворочаюсь в постели и прислушиваюсь к тому, что происходит за стеной. Внутри все дрожит от напряжения, мне душно, неуютно, дискомфортно. Сна – ни в одном глазу. Одеяло раздражает, шум дороги с редкими проезжающими по ней машинами нервирует. Но окно закрывать не хочется, потому что лишь свежие порывы ветра приносят небольшое облегчение.

Руслан справляется. Трижды встает к ребенку, ласково разговаривает с ним, тихонько напевает колыбельную.

А меня душат злые слезы. Ветров – хороший отец. Вот только не для нашего малыша. Не я подарила ему наследника, не я выносила ему сына.

Лежу на спине, хмуро разглядываю тени на потолке и пытаюсь понять, когда наша с Русланом семья перестала существовать. Потому что даже сейчас не могу вспомнить ничего, что могло бы натолкнуть меня на мысль о неверности мужа. Наоборот, в последние месяцы все было таким… гладким… идеальным.

Все выходные Ветров проводил со мной. Мы гуляли по городу, заглядывали в бары и уютные кофейни. Ходили в кино и целовались на последнем ряду, словно наши отношения только-только начинались. Муж каждую неделю дарил цветы, в мае повез меня отдыхать в такой желанный Рим.

Постоянные поцелуи. Постоянные обнимашки. Милые подарки.

Неужели он просто пытался таким образом откупиться? Загладить вину? Успокоить свою совесть?

Когда, черт возьми, он успевал крутить роман со своей Лидой?

Что вообще подтолкнуло его к измене?

Мы ведь так и не поговорили. Когда я узнала… когда увидела те фото…

В тот вечер Руслана на пороге ждал чемодан с его вещами.

Он зашел в квартиру и сразу все понял. Я не спрашивала. Он ничего не сказал. Молча забрал чемодан и ушел, тихонько прикрыв за собой дверь.

Не звонил.

Не писал.

Не пытался ничего объяснить, не оправдывался.

Через два дня я написала ему, что подала на развод, и получила в ответ сухое «Ок». Проревела несколько часов, не в силах осознать, что умерла надежда на то, что муж – любимый, драгоценный, такой родной муж, – мне не изменял.

Изменял. И уехал к ней. К той, кто подарит ему ребенка.

Но даже сейчас, вспомнив все это, я не могу найти в своей душе ни капли злорадства. Ненавидела ли я разлучницу? Винила ли ее? Да, господи, конечно да! Но я не желала ей смерти. Даже захлебываясь рыданиями, даже искусав губы в кровь, даже задыхаясь от непрекращающегося потока слез.