Черный герой

– Для чего? Я правда не понимаю, зачем это всё? – Христофор тоже слез с коня.

– Ты можешь скакать по своим делам, – обратился я к Ахерону, поглаживая его по большой шее. – Неужели ты ещё и тупой! – глупость и несообразительность Христофора меня порой пугали. Сам же Христофор опустил взгляд. – Коня отпусти. Мы тут надолго.

Я направился к мостику, а Христофор стал возиться с конем. Сняв с плеч сумку, сбросив сапоги и закатав высоко штанины, я сел на самый край и опустил ноги в ледяную воду. Какие приятные ощущения! Ледяная вода пробуждала сознание и будоражила каждую клеточку моей души. Резко упав на спину, я закинул руки за голову и стал наблюдать за проплывающими мимо кудрявыми облаками. Как замечала Мира, с моим прибытием в этот мир и с призывами гроз облаков становилось все больше и больше. Они впитывали в себя всю земную влагу и разносили по всей Империи. Трель далекой птицы и ржание коней эхом разносились по полю. Утреннее солнце показалось из-за облаков и стало ласково пригревать землю. Какое всё-таки чудесное утро!

– Что теперь? – тень Христофора упала на меня и огородила меня от нежных солнечных лучей. Не дождавшись ответа, Христофор тоже снял с себя сапоги и устроился рядом. – Какая же холодная! – прошипел он. – Как ты её терпишь?

– Я её не терплю, а наслаждаюсь. Вот тебе первый важный урок. Учись любить любое свойство природы и применять его себе во благо, – не открывая глаз, проговорил я.

– Так от такой воды можно простудиться! – не мог всё угомониться Христофор.

– Будешь ныть – я тебя туда скину, – пригрозил я.

– Так ты вытащил меня таким варварским путем из кровати затем, чтобы просто наслаждаться природой?

– Тебе не нужно ей наслаждаться, тебе нужно научиться её понимать. У тебя, щенок, природный дар, один из самых мощных и опасных. Без понимания этой силы, ты не сможешь использовать его на полную мощность, – тихо говорил я.

– А как её понять? – всё не мог угомониться Христофор.

Глубоко вздохнув и со стоном выдохнув, я встал и молча пошёл на лужайку. Христофор хвостом поволочился за мной. Отойдя на несколько метров от берега, я ему сказал:

– Давай, покажи, что ты знаешь, что умеешь, чему тебя учили в знатных школах, – голос мой был равнодушный, со стороны казалось, будто я не заинтересован.

Христофор встал в боевую стойку и начал выполнять различные движения и высвобождать огонь то взмахом кулака, то ноги, бывало и вовсе дыханием. Движения его были резкие, грубые и порой неуклюжие. Всё время он тяжело дышал, и ноги его стояли неустойчиво, он двигался словно деревянная игрушка. А его огонь был похож на небольшой костер: не особо обжигал и не таил в себе угрозы.

– Всё, хватит! – рявкнул я. – Я думал, что ты хоть на что-то годен, а ты бездарный.

– Но это не самые сильные… – не успел договорить Христофор.

– Мне не интересны твои оправдания. Просто признай, что ты бездарный хранитель дара, – настаивал я, желая его сломать. – Ты позор своей семьи!

Христофор поник, спина и плечи его опустились, выглядел он жалко.

– Пошли, я покажу как надо, – я пошёл обратно на мостик, Христофор следом за мной. – Ты начинаешь не с того. Всё что делаешь, всё это ерунда. Кто тебя этому научил?

– Я обучался в ордене при императорском дворе, – тихо ответил юноша.

Обычно, в моем мире, родители учили своих детей, что унаследовали их силу. Были еще и частные учителя, и таже академия в столице. Но по Христофору было видно, что его не учили, или все внимание отошло наследнику. Орден не давала ему тех навыков и знаний, которые могли бы дать ему частные учителя и родители с тем же даром.

– Смешно, – фыркнул я.

Я встал почти на край мостика, развернувшись к Христофору в пол-оборота, подозвал его к себе. Тот робко подошёл ко мне и встал напротив.

– Повернись спиной, – попросил я, и он тут же подчинился. – Смотри, ты всегда стоишь неустойчиво, любой удар, любое дуновение ветра, и ты упадешь.

Я резко прижал его к себе и вставив правую ногу между его ног, раздвинул их на ширину плеч. Христофор, поражённый такой близостью со мной, лишь удивленно ойкнул.

– Слегка согни колени, спину держи прямо и высоко подними голову.

Каждое своё слово я сопровождал дерзкими движениями, мои руки бродили по телу Христофора, ставя его в нужное боевое положение и неловкое моральное ощущение. Я чувствовал, как он нервно напрягался под моим руками.

– Что… что ты… делаешь? – едва прошептал Христофор.

– Ты просил научить тебя. Я учу, – тихо сказал я ему на ухо.

Христофор был ниже меня, и мои губы были на уровне его ушей. Учитывая близость наших тел, и как крепко я держал его своими руками, мои губы едва касались его уха, а дыхание обжигало, возможно, из-за вчерашних напитков.

– Ты всё время неправильно дышишь. Вот ты учился в ордене, тогда скажи: кто главный друг огня? – говорил я спокойно и медленно.

– Дар ветра? – неуверенно говорил Христофор.

– Почти. Воздух, – я говорил с ним как с ребёнком или с юной барышней. – Если в тебе недостаточно воздуха, то и твой огонь будет тусклым и унылым. Если же воздуха будет достаточно, то ни один дракон не сравнится с тобой мощью, – я стал говорить тише, почти шепотом, – ни один феникс не сравнится с твоей красотой.

Я видел, как Христофор прикрыл глаза, представляю себе это. Мои руки скользнули с его плеч, по ребрам к низу живота.

– Следи за моей рукой. Я буду опускать её – ты вбираешь в себя как можно глубже воздуха, поднимаю – выдаешь. Понятно тебе?

– Да, – неуверенно выдохнул юноша.

Я поднял руку к горлу Христофора и медленно опускал к низу живота, Христофор действовал согласно нашей договоренности. Моя рука скользила по его телу в наглую, и я ощущал, как он напрягался, как дрожал от моих прикосновений.

– Ты чувствуешь жар? Ты чувствуешь, как огонь разжигается в внутри тебя? Какой в тебе пожар? – шептал я ему на ухо, плавно водя рукой.

– Я чувствую. Это что-то совсем иное, нежели мой огонь, – прикрыв глаза, говорил Христофор. – Я чувствую что-то извне пропитывает меня силой.

– Поздравляю, ты поймал магический вихрь. Теперь смотри. От бедра двигай его плавно, как в воде, к кончику пальцев.

Я двигал его руки в плавном движении, повторяя ход магического вихря. Снизу к выси. Проходил через тело справа налево, от начала до кончиков пальцев левой руки. Повторив движение с ним несколько раз, я отошёл.

– Теперь делай всё сам. Когда дам сигнал – используй дар.

Он повторял действия и глубоко дышал как я научил его, я же наблюдал за ним, отойдя к началу мостика. Когда я увидел искру в потоке его рук, я громко крикнул:

– Христофор, жги!

И он использовал дар. Над водной гладью разревелся огромный столб огня. Он был большой и жгучий, как лесной пожар. Внушал страх, показывал силу и мощь своего владельца. Всё-таки Христофор не был пустышкой, я поступил верно, взяв его на обучение. Он станет прекрасным фениксом.

Сам Христофор, который не смог долго удерживать огненный столб, свалился в холодную воду с мостика. Я же громко рассмеялся над ним. Подошел к краю моста, туда, где в воде бултыхался Христофор с удивленным лицом, он до сих пор не мог поверить в случившееся. Я нагнулся, уперевшись руками в колени.

– Поздравляю, щенок, ты достиг уровня двенадцатилетнего ребёнка моего времени, – расплылся я в улыбке, наблюдая, как Христофор переводил взгляд то на меня, то на то место, где только что был огненный столб. – Что? Понравилось? Будешь правильно дышать – сможешь ловить вихри. Сможешь почувствовать природу – поймаешь поток. Сможешь ловить поток – сможешь управлять силой солнца, как я управляю грозами и молниями, в том числе самой необузданной – шаровой. Освоишь солнечную силу – обретешь самое ценное, что даровано человеку, – выпрямившись, я смотрел на него сверху вниз. Христофор внимал каждому моему слову, стоя в воде.

– Самое ценное? – переспросил с удивлением Христофор.

– Ну, если в повестях написали про моего коня Грома, то про мои мощные крылья и подавно.

– Ты хочешь сказать, что я смогу летать? – удивился юноша.

– Может быть, и у тебя есть крылья. Усердно трудись и работай над собой. Ты совершенно не владеешь своим телом и не знаешь его, – констатировал я.

Христофор вылез из воды на мостик и встал передо мной весь мокрый, но с абсолютно счастливой улыбкой. Моя речь его вдохновила.

– А как мне узнать своё тело? Какими тренировками?

– Трахай чаще девок, – засмеялся я. Его лицо вытянулось. – Они-то заставят тебя чувствовать каждую крупинку твоего тела и всей твоей души, – видя, как он смутился и покраснел, я догадался, где собака зарыта. – Ты девственник, верно?

– Просто… просто я… – начал он мямлить, опустив голову вниз, его глаза забегали.

– Довольно, – махнул я рукой. – Я есть хочу. Пойдём пожрём, нам там с собой запаковали.

Остаток дня мы провели на озере, Христофор тренировался, постоянно что-то спрашивал. Я же указывал на его ошибки и объяснял, что да как. Вечером мы вернулись в город, я отправился в гостиную, а Христофора направил в ту таверну, где он попросил меня о помощи. Думаю, та официантка научит его многому.

Ночь пролетела быстро. Я спал крепко, и мне ничего не снилось. Я не видел ни кошмаров, которые меня преследовали, ни сладких снов, в которых порой так сильно нуждался. Утром меня разбудила та же горничная, что и вчера. Переодевшись, я отправился за завтраком, где по обыкновению встретил веселую Миру и ещё более веселого Христофора, по его лицу всё было видно. Конечно, поднимать такие темы, как поход Христофора к проститутке, при принцессе мы не стали. Мы все дружно позавтракали и посудачили о новостях города, после собрались и выехали на центральную площадь.

Сцена, которая когда-то была театральной, стала плахой, над ней возвышался столб с ремнями. Его предназначение я тут же узнал: он был для обречённых на удары плетью. Память о нём, как яркая вспышка, загорелась у меня где-то в глубинах сознания. Я невольно поморщился. Рядом была виселица с удавками и табуретками под ними. Также стоял низкий стол, а в него врезался топор для отсечения конечностей. Рядом с ним находился стол побольше с разными щипцами и ножами. Также на столе стояла тяжелая чаша с горячим углем и несколькими клеймами, разогретыми докрасна. Зрелище обещало быть красочным. Недалеко от сцены стоял небольшой помост с длинным столом и тремя креслами, обращенными к сцене.

Мира спешилась с коня, и Христофор последовал за ней. Они пошли на помост и заняли подобающие им места, Мира – в кресле, Христофор – за правым её плечом. Ещё два кресла по правую и левую сторону от Миры предназначались для главы города и меня. Как бы я не хотел остаться верхом на Ахероне, мне всё-таки пришлось спешиться и присоединиться к моей компании.

К сцене собирался народ, толпа гудела, к нашей же компании присоединился глава города – невысокий мужчина с залысиной и редкими седыми волосами. Лицо его было покрыто старшинскими морщинами. Он отдал принцессе почетный реверанс и поздоровался со мной, а затем с Христофором. На сцене объявились судья и несколько палачей. По всей площади дежурили вооружённые гвардейцы, кто-то верхом на конях, кто-то же пешим строем. На сцену вскочил мальчишка-барабанщик, на вид ему было лет пятнадцать. Он выглядел счастливо в новенькой форме и начищенных ботинках, видать, это был его первый дебют.

Толпа начинала гудеть всё громче и громче, все судачили и сплетничали об обречённых на суд. Из отдельных громких разговоров крестьян я понял, что больше половины подсудимых были рабами, совершавшими разные преступления против своих хозяев.

И вот начался суд под дробь барабана. В центр сцены важно вышел судья, он был одет в дорогой костюм, а его тёмные волосы были аккуратно зачесаны назад.

– Подданные Империи Солярис! – громко он обратился к народу. – Мы собрались с вами здесь для важного суда. Грозного суда! – добавил он с гордостью и силой. – Наш суд справедливый, и справедливостью здесь выступает принцесса Соляриса – Мира!

Люди зааплодировали и засвистели. Важная персона посетила их. Принцесса встала и помахала всем рукой, ласково улыбаясь своему народу.

– Любой суд Империи Солярис должен быть справедливым! – громко возгласила она, – и я, как представитель имперской семьи, обещаю, что сегодня справедливость нас не покинет!

После слов важной персоны в лице принцессы толпа просто взревела. Всем хотелось кровавого зрелища.

Судья объявил первого подсудимого и все его грехи, после приговора. Бедолагу-раба высекли за неповиновение и клевету на хозяина. Кому-то рубили руки, кого-то и вовсе вздернули. Суд шёл, приговоры были справедливые, принцесса тихо общалась с главой города и хмурилась, когда кого-то наказывали. Вид крови ей не понравился, а от звуков хлыста и визга обвиняемых принцесса морщилась.

Вот уже больше двадцати людей получили свои наказания. Повесили не многих. Человека четыре, за очень тяжелые преступления, в основном за убийства и одного за то, что надругался над ребёнком. Весьма справедливо, жизнь за жизнь. Остальных же секли, чаще всего клеймили позором и реже – отрубали конечности.

Толпа жадных до крови людей ликовала и грозно осуждала судимых. Время близилось к обеду, когда на плаху вывели маленького ребёнка, худого до костей, в рваных штанах и с голым торсом. По ребёнку было видно, что его долго морили голодом. Волосы были у него грязные, неаккуратно стриженные, словно овечьими ножницами, и торчали во все стороны. Большие глаза испуганно смотрели на толпу. Бедный ребёнок был весь покрыт синяками, кровоподтеками и ссадинами. В кандалах и цепях, он неуверенно шёл, шатаясь, под взором осуждающей и свистящей толпы.

Принцесса удивленно переводила взгляд на судью, а с него на главу города. Словно вопрошая, в чём же тут дело, в чём его вина.

– Этот раб обвиняется в преступлении против своего хозяина. Раб посмел обокрасть, а после бежать от хозяина. Также обвиняемый раб нагло оклеветал свою дорогую госпожу в тяжком преступлении истязания и имел смелость просить о помощи у храма, – громко и монотонно обвинял судья ребёнка. – И за это он принимает наказание в виде сорока ударов плетью!

Судья посмотрел строгим взглядом на тихо плачущего ребёнка, после на принцессу в ожидании подтверждения приговора. Мира на минуту задумалась, а после лишь с тяжёлым вздохом кивнула. Судья дал знак гвардейцем и те, сильно толкнув дитя, да так, что он чуть не упал, повели его к уже изрядно кровавому столбу.

– Постойте! – вскочил я. – Сорок ударов убьют ребёнка. Это не справедливо!

– Это раб, и он совершил преступление… – начал было судья.

– Тогда я куплю его! – что-то в этом ребёнке не давало мне покоя.

На плаху вскочила толстая, я бы сказал жирная, женщина. Она было дорого одета, волосы её были уложены по последней моде. Сразу стало понятно: хозяйка раба.

– За сколько вы хотите купить этого несносного ребёнка? – важно спросила она меня.

– За ту цену, на которую он сейчас потянет, – встал я из-за стола. – Учитывая, что раб преступник, что он находится сейчас не в самой лучшей физичкой форме, то много стоить он не будет. Так ведь, моя принцесса, мы ведь на справедливом суде? – обратился я в конце к Мире.

– Да, думаю, раб, совершивший преступление, против хозяина стоить дорого не будет, – задумчиво сказала принцесса, а после назвала подходящую стоимость.

Я видел, как недовольно на все смотрела хозяйка, я знал, что она за гроши раба не отдаст.

– Я удвою стоимость и заберу дитя сейчас, – предложил я хозяйке раба.

Та кивнула, и мы тут же при принцессе, главе города и толпе оформили сделку. Жирная женщина отдала мне документы на раба. У него даже не было имени. Просто раб, просто вещь. Я уже подошёл было к плахе и хотел увести бедное испуганное дитя. Мой взор задержался на глазах. Вот что меня тревожило. Глаза ребёнка были васильковыми! Это не просто ребёнок, я почувствовал это сразу.

– Постойте, мой господин, – остановил меня судья, – может, вы и купили раба, но вы не можете купить его грех. Наш суд справедлив, он не доступен звону денег!

Я лишь посмотрел на принцессу, она растеряно смотрела на меня. Помощи от неё мне не ждать. Что ж… Да будет так!

– Я хозяин этого раба, и как хозяин я понесу за него наказание. Ведь во всех грехах своих земель и населявшего их народа виноват хозяин. Не так ли? – громко вопросил я.

Толпа тут же загудела. Для людей, никогда не видавших порку хозяев, несших ответственность за грехи рабов, а уж тем более наказание, это было чем-то новым. Я снял с себя рубашку и одел на испуганного ребёнка, благо руки ему от кандалов уже освободили.

– Как тебя зовут? – Поинтересовался я у ребенка, но тот лишь покачал головой, рабам порой не давали имена. – Я дарю тебе имя, – ласково сказал я. – Теперь тебя зовут Весперия – вечерняя звезда, – я глядел на бедную девочку самым добрым и чистым своим взглядом.

На Весперии моя рубашка смотрелась нелепо, она ей была как платье, и рукава собрались гармошкой в локтях. Она нервно трепала края рукавов.

– Ты сейчас отвернёшься, крепко зажмёшь свои ушки и закроешь глаза. Хорошо? – сказал я, гладив её по голове. Мне не хотелось, чтобы она смотрела на страшное наказание.

Ребёнок кивнул и, тут же отвернувшись, сильно зажмурилась и закрыла уши. Я же встал и подошёл к столбу. На столбе висели кожаные ремни. Я обмотал ими кулаки. Ко мне тут же подбежал гвардеец с маленьким деревянным брусочком, чтобы зажать его в зубах и завязать мне ремни на руках.

– Не надо. Я тебе не раб, – усмехнулся я над ним, и гвардеец отошел в сторону. – Ну, долго ли мне тебя ждать? – громко крикнул я уже готовому палачу.

Долго ждать не пришлось. Раздался звонкий свист, затем я почувствовал, как огнем обожгло плечи, и струйки горячей крови потекли по спине. Я лишь тихо зашипел, громко и глубоко дыша, как конь, загнанный диким ездоком. Посыпались удары, удар за ударом. Нет, они не услышат мои крики! Я терпел, лишь утешая себя мыслью, что Веспера в порядке. «Не впервой же…» – пронеслось у меня в голове. Судья монотонно считал удары. Толпа прекратила гудеть. Все замерли в немом ожидании, когда же я закричу. Я поднял голову и посмотрел на принцессу Миру. Она закрыла лицо руками и опустила голову, Христофор же просто отвернулся. Его лицо исказила печаль. Свист, удар. Я чувствовал, как кнут рассекал мою кожу и вырывал куски мяса. Я терпел, участь раба была мне знакома. Не в первый раз кнут ласкал мою спину. Спина, плечи и поясница горели диким огнем, я чувствовал во рту металлический привкус. Наверное, прикусил губу изнутри. Я крепко прижимался головой к столбу, стараясь не шевелить руками и спиной. Любое движение причиняло дикую боль. Солнце, как назло, сильно припекало и обжигало открытые раны, от этого становилось ещё хуже.

– И последний. Сорок! – воскликнул восхищенно судья.

Послышался свист и последний удар. Наконец-то все закончилось. Я устало отпустил ремни. Челюсть болела от того, как я стискивал зубы от боли. Пошатнувшись, я отошёл от столба и огляделся вокруг. Всё стихло. Изумлённая толпа смотрела на меня во все глаза. Слышался лишь тихий плач Миры и Весперии.

– Всего-то, – наигранно хмыкнул я. – Я думал, твоя рука будет тяжелее, а ты так, всего лишь приласкал, – рассмеявшись обратился я к палачу.

Смеяться, говорить и двигаться было крайне больно. Я врал всем, я врал себе. Боль от спины разносилась по всему телу, хотелось просто упасть. Голова кружилась. Я чувствовал, как струйки крови затекали даже в штаны. Я весь был обмыт собственной кровью. Подойдя к Весперии, я наклонился к ней и взял её на руки. На это я приложил огромное количество сил. Ещё раз пошатнувшись назад, я устоял. Весперия обняла меня за шею и уткнулась куда-то в плечо тихо плакала.

Спустившись с плахи и гордо подняв голову, я пошёл сквозь толпу, расступавшуюся в тихом гудении. Все смотрели на мою обезображенную спину, на то, как с неё стекала кровь, и как клочки кожи и мяса свисали с неё. «Это герой!», «Гляньте, герой веков!», «Настоящий мужчина!» – слышалось в толпе. В конце толпы возвышался Ахерон. Я и представить себе не мог, как мне на него взобраться! Но Ахерон лишь склонил свою морду ко мне, а после повернувшись боком сложив свои огромные ноги лёг. И хоть с трудом, но всё же я взобрался на него, но сначала посадил Весперию. Как только я сел, Ахерон резко вскочил, и адская боль разнеслась по телу, я зашипел и сморщился. О, как же больно!

– Надеюсь, это будет вам уроком, – лишь громко сказал я. – Сегодня вы утратили свою единственную звезду!

Развернувшись, мы отправились обратно в гостиницу. Я лишь мечтал о прохладе и кровати.

Глава 12

В тебе я вижу её

Я смутно помню, как добрался до гостиницы, как помогли мне спешиться с коня и как добрёл до номера. Оказавшись на кровати, я почти отключился. Помню, как в тумане, лицо хозяина гостиницы, когда я ему что-то говорил. Сколько я проспал, я не знаю. Очнулся с дикой болью в спине. Боль огненной волной проходила по всему телу, отзываясь в самых далеких уголках моей порочной души. Я даже не сразу заметил, что не один в спальне. С трудом поднявшись и осмотрев пространство вокруг, я увидел Весперию, сидевшую на кушетке у окна. Она была одета в аккуратное платьице, её обрезанные короткие волосы были собраны и закреплены симпатичными заколками. В руках она крутила куклу, будто не понимая, что с ней делать.

С дикой болью и стоном сел на край кровати. В глазах потемнело. Как же давно я не чувствовал истязаний своего тела. Но смотря на эту удивительную маленькую и такую хрупкую девочку, я понимал, что оно того стоило. Увидев, что я встал, она тут же отбросила куклу и подбежала ко мне. В её удивительных глазах читалась тревога и страх. Слабо улыбнувшись ей, я встал и пошатнулся, чуть не упав. Всё-таки я изнежился за последнее время. Раньше после такой ерунды мне давали время немного отлежаться, но вскоре приходилось вставать за работу, гремя цепями в знойную жару.

Отогнав от себя неприятные воспоминания, я с трудом оделся и вышел в коридор, за мной словно хвост шла Весперия. Нужно было найти Христофора и узнать последние новости, но гостиница словно вымерла, на этаже никого не было: ни вечно снующих туда-сюда горничных, ни управляющих, не было даже гостей. Зато со стороны балкона шёл дикий шум, словно от беснующейся толпы. Подойдя ближе к балкону, я увидел, что так оно и оказалось.

У гостиной, казалось, собрался весь город. Люди бунтовали и что-то требовали. Забыв про боль и, что хвостом за мной ходит девочка, я вышел на балкон. Окинув улицу взглядом, на лестнице около гостиной я обнаружил расстроенную Миру. Перед ней собралась вся сопровождавшая её стража, около стоял Христофор с мечем наготове. Перед ними едва державшая себя в руках разъярённая толпа людей. Слышались крики и обвинения. Голос откуда-то из глубины террасы призывал к спокойствию и мирному решению конфликтов, в нём я узнал голос судьи. Слышались и ещё голоса, скорее всего, это были голоса чиновников, которые как трусы прятались за спиной принцессы. Мира хоть и казалась растерянной, но храбрости ей не занимать: так близко стоять к толпе, которая готова в раз разорвать её и всю стражу, для этого нужно иметь много смелости.

«А вот и веселье», – подумал я. Кто я такой, если я не встану между толпой и принцессой? Я не буду являться собой, великим героем. Напрочь забыв про боль и своё состояние, я спрыгнул с балкона на ступеньки в аккурат между принцессой и мечниками. Не смотря на сильную раздирающую боль, я всё-таки выпрямился и гордо встал в пол оборота перед толпой. Сзади была принцесса с Христофором и все чины города.

От моего внезапного появления принцесса громко ахнула, а толпа на доли минуты замолкла.

– Я посмотрю, тут все так счастливы моему скорому выздоровлению, что не сдержались и пришли поздравить меня с этим? – мой громогласный голос эхом разнесся над притихшей толпой.

– Люцифер, тут бунт по принятию имперской семьей нового закона, – кратко пояснил Христофор.

Кивнув ему в знак благодарности за пояснение ситуации, я снова хотел было обратиться к толпе, но за меня это сделала принцесса Мира. Она хоть и была бледна, и руки её сжались в кулаки так, что побелели костяшки, но всем своим видом показывала стойкость и уверенность, в отличии от тех чиновников, которые трусливо прятались за её хрупкой спинкой.

– Прошу вас, подданные империи, успокойтесь и выслушайте меня, – голос её был ровен и строг. Лицо, казалось, кроме спокойствия ничего уже не выражало. – Я понимаю, что для вас этот закон сейчас кажется неуместным и абсурдным, но он направлен на благополучие империи Солярис и…

Мира не успела договорить, как кто-то из толпы резко и гневно перебил её.

– Да, как-же, на благополучие! На благополучие лишь имперской свиты! – нервно кто-то брюзжал. – А мы, простой люд, должны платить за это со своего кармана, который и так дырявый! – вслед за ним послышалось множество других недовольных голосов.