Авиатор: назад в СССР 3

– Ладно тебе, Максим. Темыч, ты сам как? Смотрю, свеженький и только слегка поцарапанный, – спросил Нестеров.

– Выписали через несколько дней. Вроде никаких осложнений нет, но заставляют обследование пройти. А ещё на досках обязали спать. Чё за бред? – выругался Тёма чуть громче, чем это было нужно.

– Гудок прикрой, Тёмыч, – шикнул на него Макс. – Верещишь так, что Ирину Сергеевну разбудишь.

– Да ладно вам. Не собачьтесь, – успокоил Нестеров. – Компрессионный перелом у меня первой степени. Сейчас не помню, каких именно позвонков, но ходить буду. Криво, конечно, но на своих двоих, а не на четырёх.

– Значит, как заживет, вернетесь к нам? В следующем году мы МиГ-21… – снова вставил свой вопрос Артём.

Что за бездумное создание, наш товарищ? Головой, что ли, шандарахнулся на приземлении? Нашёл, что спрашивать у Николаевича. Я даже не представляю, каково ему сейчас. Хорошо, если совсем не спишут по здоровью. Как ему без неба?

– Тёмыч, тебе не надо в туалет? Ты ж сильно хотел всю дорогу до палаты? – намекнул я ему, что стоит либо заткнуться, либо выйти за дверь, раз не может язык за зубами держать.

Николаевич начал смеяться и тут же скривился от боли. Резко ему двигаться нельзя.

– Пусть. Я уже в первые дни отпсиховался. Вон, дырки видите на дверях? – кивнул он в сторону встроенного в стену шкафа, двери которого выкрашены в цвета стен палаты. – Тренировался в метании гранаты, только вместо неё стаканы использовал.

На дверцах и, правда, были небольшие вмятины от посторонних предметов. Представляю, как переживала Ирина, когда видела эти эмоции.

– Что пошло не так, Пётр Николаевич? Почему не сразу прыгнули? – спросил я.

Из рассказа Николаевича стало понятно, что он уводил самолёт от деревень и должен был прыгнуть сразу за Артёмом. Однако в месте падения он в тот момент разглядел небольшой хутор.

– От больших деревень ушли сразу. Потом, пока фонарь скидывал, увидел эти три дома. Дал ещё ручку вправо, привёл в действие катапульту, но задел не до конца открывшийся фонарь. Удар был сильный. Думал, спина у меня разлетится. От кресла, когда отделился, до земли лететь было совсем немного. Плохо помню, как приземлился и на что.

Мы разговаривали ещё долго. От души посмеялись над вечером у Светы и Наташи, когда Тёмыч делал предложение своей девушке. Николаевич рассказал, как он вступал на путь создания семьи. И, как всегда, разговоры про авиацию. А потом проснулась Ирина.

– Как вы прошли? – удивилась она, разнося всем чай, который она вскипятила в небольшом самоваре.

– Просто вежливо попросили, – сказал я. – Ну, и тортом «Ленинградским» придавили.

– Тут вы угадали. Наша Галя очень любит этот продукт кондитеров, – сказала Ирина.

– Она, похоже, не только тортики любит, – посмеялся Тёма, намекая на крупное телосложение постовой медсестры.

– А вам только стройненьких подавай! – воскликнула девушка. – Это хорошо, что вы Валентиныча не привели ещё.

Я чуть не обжёгся от неожиданности. Мне уже не хотелось слышать, почему ставка на обаяние Новикова была ошибочной.

– А что не так с Валентинычем? – спросил Костя, чуть не выронив кружку из рук.

– У них с Галей странные отношения. Он иногда приходит, чай они пьют, могут и вина. А потом вдруг вспоминается, что Новиков женат и супруга у него тоже работает в больнице. А вы чего замолчали?

– Да всё хорошо, Ирина Сергеевна, – сказал я, переглядываясь с парнями. – А почему нам не говорили о состоянии Николаевича?

– Это я сказал, чтоб никто не знал, – проговорил Нестеров. – Ты ж видел следы психов моих. Да и пугать не хотелось. На глазах же у всех курсантов произошло. Я за Тёмыча переживал больше. А он оказался крепче. Да, Рыжов?

Артём лишь молча кивнул. Не крепче он оказался, а просто не думал о последствиях.

– Он нам сказал, что всё на автомате делал. Глаза даже закрыл, – сказал Макс.

– Значит, хорошо запоминал на тренаже по вынужденному покиданию. Так, нам пора товарищи, – объявил я. – Ещё в училище идти.

– Серый, погоди, а как же В… сопровождающий наш? – спросил Артём.

Ну вот что за олень! Проговорился насчёт Валентиновича. Когда мозгов нет, от таких стрессовых ситуаций, как катапультирование, проще отходить наверное.

– Вы издеваетесь? Немедленно уводите его отсюда. Его супруга сегодня в столовой на смене, а сейчас…

В коридоре раздался женский крик, и звук разбивающегося стекла. Неуверенный голос Валентиновича перемешался со звуками падающей железной посуды.

– Сволота! Алкаш! Бабник! – кричала на красавца Новикова женщина схожей комплекции с Галиной, когда мы выглянули из палаты.

– Зинуля, холодное оружие убери! – защищался от ударов половником Валентинович, накидывая на себя пиджак и выбегая из ординаторской.

На его пути возникло препятствие в виде тележки с ужином для пациентов. Преодолеть удалось, только перевернув её со всеми кашами и запеканками.

– Зина, это не то, что ты подумала, – пыталась оправдаться Галя, которую повариха дергала за волосы.

– Я вам покажу, голубки!

В понедельник на построении Новиков был молчалив и слегка помят. Видимых увечий на лице не присутствовало, но за спину и плечо наш командир звена постоянно держался.

Как потом выяснилось, казус Валентиновича был в неправильном расчёте графика его супруги. Ожидалось, что в тот день она будет на даче, но кто-то из сотрудниц заболел, и Зинаиде Новиковой пришлось прям с грядок бежать, спасать от голодной смерти весь госпиталь.

– Главное, что живой. Тётя Зина, судя по всему, его не сильно отругала дома, – предположил Артём, когда мы пешим ходом отрабатывали экзаменационный полёт на спортгородке.

– Половник – страшнейшее оружие в руках женщины. Ну, а Валентиныч, оказывается, тот ещё кобель! – сказал я.

Отстранённо держался Костян, сидевший на скамье. Так он и не отошёл от увиденного.

– Может, ему с Майоровой поговорить? – предложил Артём. – Она же психолог.

– Лена уже предлагала, – сказал Макс. – Я ей рассказал про состояние Кости и его эмоции, но он отказывается идти к ней. Боится, что от полётов отстранят, а потом и спишут.

– Он в таком состоянии может нормально и не слетать. Да и к Майоровой ему все равно придется идти перед полётом, раз она знает о его проблеме, то не допустит. И не потому что она вредная, а для его же безопасности, – предположил я. – Разговаривали с ним?

– Костян уходит от разговора на эту тему. Начинает сразу про свою Зою говорить, и как ему с ней хорошо.

Почему-то, я думал, что встреча с Николаевичем и получение объективной информации о его здоровье позволит Бардину успокоиться. Этот поход только усугубил его состояние и страх перед вылетом. Не раз я замечал, что он не спит ночью, в столовой не может ровно держать приборы и совершенно отстраняется от нас. Нужен был кто-то, кто сможет привести его в порядок. С этим вопросом я решил отправиться вместе с Максом к нашей Леночке Петровне.

В своём кабинете, который находился в санчасти училища, она как раз проводила приём по личным обращениям курсантов. Мы предварительно заглянули к ней, чтобы удостовериться в наличии там посетителя. И я заметил, насколько это возмутило Макса.

– Ты чего? Это её работа. Не увольняться же ей теперь? – спросил я, когда Макс ходил взад-вперёд передо мной в ожидании вызова в кабинет.

– Ты видел его? Это же Королёв. Отличник с четвёртого курса. Пловец, ударник и всё такое. Он специально ходит к ней. Я уже заметил, что он частенько здесь. Подкатывает к моей Леночке…

– Ух ты! А вы собственник, я смотрю, Максим. У вас проблемы личного характера. Хотите об этом поговорить? – сделал я умный вид, будто веду приём как врач.

– Не смешно, Родя! – рыкнул Макс. – Я каждый раз, когда его вижу, сломать хочу пополам…

После такой угрозы из кабинета появился тот самый Королёв. Высокий, статный, плечистый, без единого прыщика на лице, белозубая улыбка, как у Тома Круза. У меня было ощущение, что передо мной прототип Мэверика из «Топ Гана».

– Да, сударыня. Вы сегодня замечательно выглядите. Рад, что наша беседа прошла в хорошем ключе, – сказал Королёв, закрывая дверь.

– Свободно? – спросил я.

– Да. О, а ты Родин? – поинтересовался Королёв. – Тебе говорили на кафедре физо, что скоро соревнования по плаванию?

– Да, но сначала училищные. Вроде как отбор будет в сборную.

– Не-а, это так для вида. Сборников привлекать не будут. Мы только рядом стоять будем. С кем там соревноваться? Вон с ним, что ли? – кивнул он в сторону Макса. – А ты чего пришёл? На красивую девушку поглядеть? Не заглядывайся, чернявый. У меня планы на неё. Давай, Родин. В бассейне встретимся, – сказал Королёв, хлопнув меня по плечу.

Как только мачо скрылся за углом коридора, Макс разжал кулаки и выдохнул.

– Утопи его там незаметно, Серый. Бесит он меня, – сказал Макс.

Цветовая гамма стен кабинета психолога являлась сочетанием бледно-бежевых тонов. Помещение просторное, для того, чтобы посетителям было комфортно и их ничего не стесняло при общении с Майоровой. Большой мягкий диван, небольшая «чайная» зона в виде столика с необходимым набором для чаепития. Никаких плакатов, дипломов, фотографий и прочих отвлекающих элементов.

Леночка Петровна, как и всегда, органично смотрелась за своим рабочим столом. При мне уже можно было не скрывать своих чувств, и Макс подошёл к ней и чмокнул в щёчку.

– Давно ты ко мне не приходил сюда. У вас какие-то вопросы ко мне? – спросила она.

– Елена Петровна… – начал говорить я.

– Просто Лена. В нашей с вами компании, при отсутствии посторонних, это позволительно, Сергей. Я слушаю.

– Хорошо. Лена, у нас проблема с Костей.

– Можешь ничего не говорить. Всё мне известно.

Майорова рассказала, что ещё на поступлении она была против его зачисления, но тогда начальник училища принял решение не обращать внимания на некоторые тесты в отношении Кости.

– У него есть проблемы с эмоциональной составляющей, но я не стала настаивать на отказе в поступлении, – сказала Лена, и встала из-за стола. – С его психотипом тяжело определиться. Пока в нём борется астеник и циклоид.

Сегодня, впрочем, как и всегда, наш психолог радует своим внешним видом. Бежевая блузка, коричневая юбка, уровень которой позволяет оценить стройность и красоту её ног, и туфли на невысоком каблуке. На секунду даже я засмотрелся, но вовремя вспомнил, что Макс излишне ревнив и можно от него отхватить дружеского леща.

Дальше наша уважаемая и прекрасная Леночка Петровна принялась расписывать во всех красках, к чему склонен Костя, а к чему нет. Отметила она и влияние отца – командира авиационного полка. Вспомнились и проблемы с девушками, в том числе и с Галей Капустиной.

– А вы откуда знаете? – спросил я.

– Мы не раз уже беседовали с Костей. Он приходил ко мне на беседы, и впоследствии я заметила улучшение. Он стал взрослее, проблемы с влиянием отца начали уходить на второй план, но вот авария и его впечатления от неё со стороны теперь не дают ему спокойно спать. Он потерял уверенность в себе.

– Мы думали, что это от неизвестности по состоянию Николаича. Не так? – спросил я.

– Этим вы только всё усугубили, – спокойно произнесла Лена, мягко положа свою руку с бежевым маникюром на плечо Макса. – С другой стороны, постоянно скрывать – это тоже не дело.

– И что нам делать, Лен? – спросил Макс. – Он может не сдать экзамен. Мы видим, как у него руки дрожат рядом с самолётом перед газовкой.

– К сожалению, здесь нужен грамотный наставник, который его сможет вернуть в нормальное русло. Так сказать, покажет ему, что не так страшен чёрт, как его малюют, – сказала Лена, снимая очки и загадочно улыбаясь.

– И ты такого человека знаешь? – спросил я, на что Майорова довольно кивнула.

– Он сейчас придёт сюда.

Глава 3

Я даже не удивился, когда после крайней фразы, сказанной Леночкой Петровной, в дверь постучали. Сейчас я ожидал какого-то особенного человека. Из оставшихся в училище на данный момент известных мне «красавчиков» мысль была только о Доброве. Он и проверяющим мог бы быть, раз на руководящей должности. А главное – Геннадий Павлович, действительно, может повлиять на Костю положительно.

– Елена Петровна, разрешите войти? – произнёс Граблин, встретившись со мной взглядом, когда я подскочил с дивана.

Согласен, что в психологии я ничего не понимаю. Как мне кажется, выбор Майоровой очень неудачный. Принцип твёрдости в работе Граблина вряд ли подойдёт Костяну.

Граблин был тоже удивлён присутствию меня и Макса в кабинете у психолога. Со дня на день он должен был освободить должность, но пока этого не случилось, продолжал быть заместителем командира полка по лётной подготовке. Похоже, что его перевод состоится уже после завершения нашей лётной практики.

– Дмитрий Александрович, очень рада вас видеть, – улыбаясь, протянула ему руку Лена.

– Да, да… взаимно, Елена Петровна. У вас групповой… ну, сеанс? – спросил Граблин.

– Нет. Товарищи Родин и Курков вовлечены в дело, которое я с вами обсуждала, – сказала Майорова.

По взгляду Граблина можно было сделать вывод, что он сейчас закипит. Такой педант, каким является товарищ подполковник, должен был получить весомые аргументы, чтобы ввязаться в такую авантюру с экзаменом нашего Костяна. Да и чем он ему поможет? Только если быстрее завалить!

– Елена Петровна, вы же понимаете, о чём вы меня просите? Это должностное преступление, о котором при посторонних, а тем более курсантах, я говорить не буду, – сдерживая эмоции, сказал Граблин.

Как это ни банально, но он прав. Вот так подставляться никто не будет из начальников.

– Дмитрий Александрович, я не жду от вас полной лояльности к курсанту Бардину…

– Елена Петровна, вы именно этого и ждёте, – слегка повысил голос Граблин. – Мы не могли бы с вами разговаривать без свидетелей?

– Товарищ подполковник, разрешите обратиться? – сказал я.

– Не разрешаю, Родин. И надеюсь, вы понимаете, что ничего не слышали из нашего здесь разговора, – Граблин отчего-то стал нервным, его глаза забегали, будто он искал выход из сложного положения. – В кабинете психолога я не имею право распоряжаться, но сам я уйти могу. Всего доброго, Елена Петровна…

– Дмитрий Александрович, я бы хотела вам пожелать всего самого наилучшего, – сказала ему вдогонку Майорова. – Вам придётся нелегко в Москве.

Граблин остановился перед дверью, и снова повернулся лицом к психологу.

– Надеюсь, вы преодолеете все препятствия, как… сделали это раньше, – сказала Лена.

Граблин вздохнул и покачал головой. Кажется, Майорова знает какой-то подход к Дмитрию Александровичу.

– Я постараюсь, Елена Петровна. Сейчас, могу ли я забрать своих… подчинённых?

– Конечно. Спасибо, вам, – улыбнулась Майорова. – До свидания, товарищи курсанты.

Граблин вышел за дверь первым. Я решил, что нужно дать несколько секунд Куркову и Майоровой побыть одним, поэтому поспешил выйти в коридор и закрыть за собой дверь.

– А Курков? – спросил Граблин, поворачиваясь ко мне.

– Идёт сзади. А вот и он, – сказал я, когда Макс показался из кабинета с довольной ухмылкой.

– Чего радостные такие? Думаете, что всё, ваш парень сдал экзамен? Я его заставлю сдать не ниже, чем на хорошо. А вам, с этого момента, никаких увольнений, пока он не сдаст, ясно?

– Так точно, товарищ подполковник, – отрапортовал Макс. – А когда сдаст?

– Тогда и посмотрим. В казарму, бегом марш!

Нестеров всегда нас учил, что неуверенность в полёте, а соответственно, ошибки, появляются, когда человек не готов. Не зная материала на должном уровне и не отработав действия на земле – в полёте начнёшь тупить и ошибаться.

Как-то он сказал, что на отлично летают только птицы. У остальных выше «хорошо» оценки быть не может, но только если ты не готов на все десять баллов.

– Костян, всё получится, – говорил я ему, когда мы выполняли «пеший по лётному» на стоянке самолётов. – Оставь ты эти мысли за кабиной.

– Тебе легко говорить, поскольку уже побывал в экстремальной ситуации. А я первый раз увидел аварию вот так же, как тебя перед собой.

– Да, знакомые тебе люди катапультировались, но это наша работа. Такова жизнь лётчика… – сказал Макс, вынося перед собой модель самолёта. – Давай ещё раз пройдёмся по основным этапам в завтрашнем полёте.

Костя взял в руки модель Л-29 и встал на знак аэродрома, нанесённый нами мелом на бетоне стоянки. Бардин в очередной раз повторял порядок выполнения задания. Начал он со взлёта, рассказывая каждое своё движение и отклонение органов управления.

Макс отрабатывал за руководителя полётами, отвечая на доклады Кости.

– Задание в зоне, – сказал Максим, когда Бардин остановился в трапецевидном силуэте пилотажной зоны, нарисованной красным мелом.

– Понял. Начинаю выполнение «бочки»…

– Нет. Сначала делается «штопор». Давай, как будешь делать.

По итогам проведения нашего занятия с товарищем, я сделал неутешительный вывод. Либо Костян всегда так хреново летал, не зная своего задания, либо он всё резко забыл, увидев падение самолёта и травмированного Нестерова.

Всё это вылилось в очень эмоциональную оценку от Валентиновича, после их контрольного полёта на отработку экзаменационного задания. По окончании наших вылетов, он собрал нас троих возле самолёта. Артём, по причине отсутствия допуска от врачей, занимался общественно полезными делами – в делопроизводстве бумажки перекладывал.

Нервничал командир звена изрядно, выкуривая уже вторую сигарету с момента приземления. Костян сказал, что он уже на заруливании стал прикуривать.

– Вы двое – неплохо. Сдадите, – сказал он, показывая на меня и Макса. – А насчёт тебя, Бардин, я не знаю чего и сказать. Точнее, я всё уже в полёте сказал. Это просто отверстие какое-то, а не пилотаж. Не выспался, что ли?

– Никак нет. Не пошло сегодня.

– Это когда от водки с первой рюмки хочется Ихтиандра звать, называется «не пошло». А у тебя это руки… как бы помягче сказать-то, Костя…

– Он понял, Роман Валентинович. Мы весь полёт отрабатывали вчера. Не выспался, скорее всего, – сказал я, переглядываясь с Костей. Только бы он сейчас не начал переубеждать Валентиновича в обратном.

– Всё равно не знаю, чего с ним делать. Ему тренировочный ещё лететь. Пойду с Ребровым обмозгую этот вопрос.

Идея у меня, конечно, родилась, как Бардину подготовиться получше к этому полёту. А то он так точно расшибётся и угрохает самолёт.

– Товарищ майор, – догнал я Новикова, – разрешите мне в задней кабине с ним слетать на тренировочном полёте перед экзаменом.

– Ерунду городишь, Родин. Куда ему тренировочный лететь? У него руки дрожат, как после бурной ночи, – сказал Валентинович, не останавливаясь.

– Командир, – встал я перед Новиковым, останавливая его рукой. – Я за него отвечаю. Он всё сделает как надо. Буду его страховать.

– Родин, это я буду за вас отвечать, если вы что-то не то сделаете. Давай без геройств своих. Не можешь жить без риска?

– Не могу, Роман Валентинович. И Бардин не может без полётов…

Со спины Новикова к нам подходил Граблин. Я кивнул в сторону заместителя командира, но Валентинович продолжал гнуть свою линию.

– Не может. Я посмотрю на тебя, когда Граблин будет выворачивать тебе всё наизнанку. Давно у него в кабинете был? Зайди на досуге, чтоб тебя там мехом внутрь вывернули, как поросёнка амазонского…

– Кххм, – покашлял за спиной Новикова Граблин.

На лице Романа Валентиновича читалось огромное разочарование. Выразить его можно было всего одним словом непереводимого русского фольклора.

– Дмитрий Александрович, разбираем полёт с курсантом Родиным, – сказал Новиков, поворачиваясь к Граблину.

– Это я заметил. Оставьте нас с этим поросён… то есть, курсантом.

– Да, конечно.

Как только Валентинович отошёл на достаточное расстояние, чтобы мы уже были не услышаны, Граблин достал из нагрудного кармана комбинезона небольшую сборную модель МиГ-21, длинной с небольшую линейку.

– Супруга подарила когда-то. В столе хранил. Думал, что сын родится, и к нему перейдёт, – сказал подполковник. – Как Бардин?

– Всё так же. Предложил слетать с ним тренировочный перед экзаменом, но Роман Валентинович не уверен в правильности этого решения.

– Толку в этом не будет. Его нужно как-то настроить на работу, – задумался Граблин, почёсывая подбородок.

Не сказать, что идея в моей голове родилась хорошая. Однако почему не предложить её Граблину. Заодно и он сможет себе галочку поставить, что устроил интереснейшее мероприятие.

– Есть другая мысль, Дмитрий Александрович. Что, если нам его отвлечь от полётов совсем?

– Родин, вот только не надо сейчас предлагать излюбленный способ вашей третьей эскадрильи. Бухать мы с ним точно не будем. Рано ещё, – возмутился он.

– Нет, нет! Спортивно-массовое мероприятие. Игра в футбол, например. Только нам нужно, чтобы Костян был Месси и Роналдо в одном флаконе.

– Это кто такие? Южноамериканцы? – спросил Граблин.

Я начал сразу перебирать в голове всех знаменитых футболистов этого времени.

– Ну, или Марадонна и Пеле.

– А-а-а, этих знаю. И что дальше?

– Дальше, вы на своём примере должны показать, как можно выпутываться из такой сложной психологической проблемы, как у него. Я понимаю, что для вас это запретная тема…

– Сейчас уже проще говорить об этом. Я тебя услышал, Родин. Правильную ты мысль подал, что на личном примере нужно показывать, как подобные трудности преодолеваются.

– Значит, на вас организация матча, а на мне его договорная основа.

В субботу полётов в полку не планировалось, и был объявлен день спортивно-массовой работы. Переодевшись в спортивные костюмы, весь переменный состав, а это мы-курсанты, отправился на построение перед штабом полка.

Мне удалось переговорить со всем взводом, и убедить их подыграть Костяну. Приятно было слышать, что все проявили заинтересованность в этом деле, обещая помочь в выводе Бардина на первую строчку бомбардиров.

Спустя некоторое время, перед строем появился Граблин в чёрном вратарском свитере, шортах, кедах и кепке, как у Льва Яшина в своё время. В руках он держал чёрно-белый мяч и садовые рабочие перчатки.

– Товарищи курсанты, сегодня проводим мероприятия, согласно плана спортивно-массовой работы. Первый курс под руководством своего командира эскадрильи занимается на спортгородке, а второй выдвигается вместе со мной на футбольное поле.

После разделения на команды, Граблин занял место в воротах одной из команд, а Костю предусмотрительно отправили в другую. Так у него будет больший стимул для ударов по воротам, которые защищает заместитель командира полка.

Уже через пятнадцать минут появились первые уставшие от постоянной беготни по пыльной площадке. Как и было договорено, на Костю велась основная игра нашей команды. Хорошо, что Бардин относительно умел играть в футбол. По крайней мере, по мячу попадал.

К исходу получаса игры, на счету Бардина уже был дубль. Приятно были удивлены все, что Дмитрий Александрович очень профессионально стоял на воротах. В игре, как и в бане, генералов нет, так что здесь нам было позволено называть его Саныч.

Через полтора часа уже и я устал гоняться за Костей, который убегал один на один с вратарём всё чаще и чаще. Вот где не хватает системы видеоповторов и определения офсайдов, которая в моём настоящем времени практически на каждом большом футбольном матче.

– Закончили! – скомандовал Граблин. – Все молодцы, движемся в сторону казармы.

Правильнее было бы сказать ползём, поскольку все жутко устали. Даже Костян еле-еле передвигал ногами.

Именно сейчас и нужно установить этим двоим между собой определённое взаимопонимание. Граблин не дал Косте сразу покинуть поле, а немного задержал его. В итоге они шли вдвоём в конце всей нашей толпы, и, достаточно весело, обсуждали прошедшую игру.

Кажется, тот контакт, который был нужен между Граблиным и Костей, установился. В казарме Бардин ничего не рассказал нам о содержании беседы с Дмитрием Александровичем, хоть и настроение у него улучшилось.

– Костян, а как тебе столько голов удалось заколотить? – спросил Артём, раздеваясь у своей кровати в казарме.

Макс сильно толкнул в плечо Рыжова, пока тот опять какую-нибудь ерунду не спросил. От Тёмыча постоянно ждёшь чего-то подобного.

– Игра пошла. А вы видели, как Граблин вытащил из девятки? – спросил он, снимая с себя футболку.

– Занимался наверняка раньше, – сказал я. – Он, оказывается, нормальный мужик, да Кость?

– Подтверждаю. Кстати, не сказали, кто у нас на экзаменах будет проверяющими?

Этот вопрос остался без ответа. Его мы узнали в понедельник, когда Ребров проводил своё утреннее построение. В свойственной для себя манере и с присущим ему колоритом, говорил подполковник напутственные слова, прохаживаясь перед строем.