Школа спящего дракона

Можешь радоваться: ты все-таки добился своего – отчасти. Я больше не стану отравлять тебе жизнь, хоть и останусь грязным пятном на твоей безупречной репутации. Надеюсь, теперь-то тебе хватит мужества самому оборвать существование моей пустой оболочки? Или ты продлишь ее существование в надежде все-таки доискаться способа добраться до сокровищ моей памяти? Но что, если я солгала и там ничего нет? Подумай об этом!

Прощай, отец.

Ненавидящая тебя, вечная боль твоего сердца, Соль Вэра».

– Мне совсем не нравится этот сон, – едва слышно произнесла Вера, дав письму спланировать на постель и усевшись поудобнее.

Рука наткнулась на что-то маленькое, холодное, и она машинально подобрала это нечто – маленький флакон темного стекла. Он был пуст – Вера посмотрела на свет, – а запах показался смутно знакомым.

«Настойка олетты, – всплыло вдруг в голове, – смешанная с водой из мертвого озера и вытяжкой… Стоп, какой вытяжкой? Откуда я это взяла?»

Выходило, что ниоткуда. Само вспомнилось, стоило учуять запах. Какое там: Вера могла без запинки перечислить состав отравы, которую выпила из этого флакона Соль Вэра. И, главное, понимала, зачем та сделала это…

«Погоди, по порядку. – Она обеими руками взялась за гудящую голову. – Сперва ты ничего не понимала. Потом вдруг оказалось, что ты можешь читать… и откуда-то знаешь, из чего состряпана эта вонючая дрянь. И даже как она действует!»

– Ее память? – шепнула Вера. – Та самая, идеальная? А где она раньше-то была?

Здесь же, в голове, пришел ответ, стоило сосредоточиться и перестать паниковать. Просто, пока Соль Вэра не исчезла окончательно, не было возможности воспользоваться ее воспоминаниями.

Пришлось еще помучиться, разбираясь, что к чему, но в итоге Вера все-таки совладала с поистине колоссальным объемом совершенно чужеродных знаний, обрушившихся на нее в мгновение ока. Нужно не пытаться объять необъятное, иначе лавина информации грозит погрести под собой, а выбирать ответы на какие-то конкретные вопросы. Что ж, Вера всегда неплохо пользовалась поисковыми системами…

Гайяри Соль Вэра, дочь Правого полумесяца по имени Гайяри Ханна Соль, действительно сделала все, чтобы отец оказался бессилен вернуть ее, невзирая на все свои умения. Настойка олетты со всеми этими неудобоваримыми (и крайне редкими) примесями никак не вредила телу, она лишь отделяла от него дух. Ну а дух не может долго существовать сам по себе. Предки зовут его за собой, и он ступает на бесконечную дорогу, по которой до него ушли сотни и тысячи прародителей и с которой нельзя вернуться. Если, конечно, кто-нибудь достаточно умелый и сильный не призовет этот дух обратно.

И вот тут, как поняла Вера, и проходила тончайшая грань… Дух мог сам вернуться в тело, если то еще было живо. Если же это оказывалось слишком тяжело, но кто-то помогал ему в этом нелегком деле, врачуя телесные раны и призывая дух обратно (аналог реаниматолога в обычном мире, решила она, только с расширенными возможностями), это считалось благим деянием. Но вот если физическая оболочка погибла окончательно и бесповоротно, звать дух назад не следовало… Однако соблазн был чрезвычайно велик. Сколько людей умерли внезапно, не успев завершить важного дела, не оставив ни распоряжений, ни записей… или же нарочно уничтожив их, как поступила мстительная и взбалмошная Соль Вэра!

Так вот, если дух еще не слишком далеко ушел по бесконечной дороге, его можно было вернуть, пускай и на время. Вот это-то мастерство и считалось грязным (хотя многие тайно прибегали к услугам подобных специалистов).

Конечно, удерживать бестелесный дух сложно, а расспрашивать и того сложнее, поэтому ему требовалось материальное вместилище. Кое-кому везло (тут Вера нервно усмехнулась), их могли вселить в тела лишенных разума людей, но на всех таких не напасешься. Приходилось заключать духов в… да хотя бы в предметы. И хорошо, если, узнав все интересующее, грязных дел мастер отпускал духа с миром! Но ведь мог и позабыть о нем, и нарочно оставить в таком состоянии… Да и самому ему ничего не стоило умереть в любой момент.

Соль Вэра интересовалась этим искусством не меньше, а может, и больше родного отца, а потому замыслила сложный план, учитывая многие нюансы. И, похоже, сумела его исполнить.

Тело, если одновременно мыслить в здешних понятиях и переводить на понятный Вере язык, – это просто вместилище, сосуд. Если угодно – девственно-чистый компьютер: ни данных, ни операционной системы…

Дух в этом случае – это личность человека и его память, весь накопленный за годы жизни опыт и умения. Именно поэтому его можно допросить даже после гибели физической оболочки: память остается при нем, будто в облачном хранилище. Ничто не исчезнет, пока сам дух не уйдет настолько далеко по бесконечной дороге, что растеряет воспоминания и позабудет даже свое имя.

Все это Соль Вэра прекрасно знала, а потому понимала, что отцу не составит труда вернуть ее и вселить хоть в деревянную лошадку. Она же не собиралась позволить ему распоряжаться собою даже после смерти, а потому затеяла почти невозможное: разделение духа на составляющие. Чтобы память осталась в мозгу еще живого тела, а вот личность – личность должна была исчезнуть. И тогда призывай дух, не призывай – толку не будет. Не обремененный памятью многих лет, он устремится по дороге Предков так быстро, что скоро исчезнет в немыслимой дали.

Возможно, займись Ханна Соль этим сразу же, он успел бы изловить дух дочери, но он был слишком далеко: от столицы до этой глуши не один день пути. С сообщением о случившемся наверняка бы затянули, гонец по такой непогоде добирался бы долго… Словом, к тому моменту, как Ханна Соль примчится сюда, время будет безнадежно упущено, и безутешный отец останется, фигурально выражаясь, с прекрасным, но совершенно бесполезным компьютером на руках. Да, он функционирует, данные хранятся где-то там, только добраться до них извне невозможно. Даже если подселить в это тело другой дух, воспоминания предыдущего владельца не станут ему доступны, так что устанавливай новую операционную систему, не устанавливай – все едино.

– Похоже, ты была редкой стервой, – шепотом произнесла Вера. – Сотворить такое… И чего ради? Отцу отомстить? Что он тебе такого сделал-то?

Ответа не было. Вернее, был, но слишком уж расплывчатый: похоже, личные воспоминания Соль Вэра унесла с собой, оставив только то, что касалось ее исследований. И ухитрилась ведь разделить и рассортировать!

– А я, значит, случайно инсталлировалась в это тело, когда дух Соль Вэры еще не отлетел, – пробормотала Вера, вспомнив, что чужое тело ощущалось, будто одежда не по размеру. Теперь вот село как родное, нигде не жало. – Почему, интересно?

«Боль твоего сердца», – вспомнились почему-то строки письма. Верно, покалывало у нее в сердце, но она привыкла не обращать внимания на такие мелочи, а врач-то говорил, что инфаркт год от года молодеет. Да, еще и сорока нет, ну так что ж?

«Должно быть, просто совпало, – решила Вера и обхватила себя руками – от таких мыслей сделалось зябко. – Она умерла здесь, а я – там. Но она сделала это слишком уж замысловато, а почему меня притянуло в ее тело… Да кто ж поймет! Может, Соль Вэра разобралась бы, что к чему, да ее теперь уже не дозовешься… Только у меня в голове все, что она успела узнать за целую жизнь, так что, может, и я дотумкаю, что это за сопряжение сфер такое произошло. Только это не первоочередная проблема! Раз уж я тут, придется изображать ее. Удачно, у нас даже имена похожи. Хуже, если б пришлось привыкать к какой-нибудь Галаратуниэли… Но я же не знаю, зачем ее сослали сюда! И вправду ли сослали? Или она присочинила? Что я должна была здесь делать? И, главное, как выкручиваться?..»

Идей не было, разве что изобразить амнезию, но это Веру не устраивало.

– Ладно, попробуем разобраться в процессе, – пробормотала она. – Раз она писала письма, значит, есть и другая корреспонденция. Если Соль Вэра ее не уничтожила вместе со своими заметками, конечно… Но что-то непременно должно найтись! Документы хотя бы, верительные грамоты…

Вера решительно встала: нужно было как следует поискать в шкафах, среди книг – вдруг найдется хоть что-нибудь полезное? Только вот темновато, мельком подумала она, еще люстру бы зажечь…

Рука будто сама собою сделала короткий жест – на мгновение полыхнули золотом нити татуировки, – и комнату залил ослепительный свет. Громадная люстра под потолком вспыхнула всеми огнями, и буря с молниями неожиданно превратилась в закат над морскими волнами, в которых резвились скаты.

– Вот это сервис, – сказала Вера, проморгавшись. – Я, значит, еще и колдовать теперь умею? А…

Закончить мысль она не успела – незнакомый мужской голос встревоженно позвал:

– Хозяйка! Хозяйка! Почему сделалось так светло? Вы раздумали умирать? Или вы в предсмертных корчах сшибли свечу и теперь огонь пожирает ваше прекрасное тело?

– Ты… ты где? – после паузы выговорила Вера.

– Где же мне быть? В темном углу, где вы определили мне место! Но, – добавил незнакомец, – вы занавесили меня своей кружевной сорочкой, и хоть я не отказался бы поглядеть на ее содержимое, сама она тоже очень даже ничего…

Вера огляделась – голос действительно шел из темного угла, где что-то светлело, – и решительно подошла поближе. Сдернув означенную сорочку (и еще с полдюжины тряпок разной степени прозрачности) с какого-то предмета, она с удивлением увидела зеркало – самое обычное зеркало в человеческий рост, в массивной оправе, на звериных лапах. Правда, оно ничего не отражало, но удивляться Вера уже устала.

– О! – Голос определенно доносился из зеркала. – О лучшем я и мечтать не мог, прекраснейшая из хозяек! Стан ваш подобен гибкой иве, кожа сияет золотом, а…

– А сосцы мои – как двойни молодой сабулаки? – хмуро закончила Вера. Слова «серна» в этом языке не нашлось.

– Какое сравнение! – восхитилось зеркало. – Это вы сами придумали или вычитали где-то?

– Придумала, – соврала она, решив, что вряд ли здесь кто-то слышал о «Песни песней», равно как и о многом другом. – Вот что, друг мой…

– Хозяйка назвала меня другом!

– Не перебивай! – рявкнула Вера. Ей не хотелось этого делать, но чувствовалось, что иначе зеркало не заткнуть. – Кстати, как тебя зовут?

– Вечером хозяйка изволила даровать мне имя Болван, – охотно сообщило оно. – Вчера я был Недоумком, позавчера я ехал в багаже, и обо мне говорили просто «клятое зеркало, раскокаем – госпожа нас убьет», а до того…

– Нормальное имя у тебя есть? – вклинилась она.

– Было когда-то, – с сомнением ответило зеркало. – Вы его позабыли, хозяйка?

– Разумеется, – фыркнула Вера, – неужели мне нечем больше занять голову? Напомни, будь любезен!

– До того как вы заключили меня в это стекло, я звался Трианом, – был ответ.

– И давно я тебя туда… отправила?

– Тому уж второй круг пошел, – подумав, сообщил Триан, а Вера вспомнила: кругом здесь называется двенадцатилетний цикл. – Удивительно даже, хозяйка, я думал, вы еще в первую неделю меня разобьете, ан нет…

– Если не умолкнешь, точно разобью, – для порядка пригрозила она. Из зеркала раздался смешок: видимо, такие угрозы были в порядке вещей. – Или того хуже: извлеку и прогоню прочь!

– И лишите меня счастья видеть вас, о хозяйка? – испугался Триан. – Вы же знаете, я не смогу задержаться подле вас, уйду по бесконечной дороге – и поминай, как звали! Вы-то уж точно не вспомните…

– Еще круг-другой, и я забуду, как мне вообще пришло в голову дать тебе это вместилище.

Звучало не слишком убедительно, особенно после утверждения Соль Вэры о том, что память ее безупречна, но, наверно, зеркало не посвящено в такие тонкости?

– Я расскажу, хозяйка, – с готовностью сказал Триан. – Когда вам будет угодно, в любую минуту!

– Сейчас, – решила Вера и села на пол напротив зеркала. Только теперь она вспомнила, что на ней полупрозрачный пеньюар, но махнула рукой: надо думать, Триан видел хозяйку и вовсе без одежды. – Мне не спится, мне скучно, мне не нравится это место, поэтому…

– Я развлеку вас рассказом, хозяйка! – обрадовался он. – И даже не стану ничего приукрашивать! Помню, что вы не любите, когда я слишком много сочиняю.

– И когда чересчур много болтаешь – тоже, – хмыкнула Вера.

Похоже, она выбрала верный тон для разговора с зеркалом. А оно, глядишь, расскажет что-нибудь важное.

– Я буду краток! – заверил Триан и умолк, изображая, видимо, театральную паузу.

Вера же накрепко запретила себе думать о том, что случилось с ней настоящей там, дома. Как бы то ни было, волноваться о ней некому – двоюродная сестра живет за тридевять земель, пишет раз в полгода. А кот…

«Как же Тихон?!» – испугалась она, но тут же вспомнила, зачем вставала среди ночи: Тишка ушел гулять, а затворить за собой форточку, конечно, не мог. Значит, не пропадет: рыжий кот попал к Вере уже взрослым да так и остался наполовину уличным. Приходил и уходил, когда хотел. Иногда пропадал так надолго, что хозяйка уже и не думала снова увидеть его живым, ан нет, Тихон возвращался, забирался на карниз, скребся в окно, чтобы впустила… Его и соседка приютит, он к ней тоже время от времени заходил в гости. Ну а раз так, то переживать не о ком. О работе разве что, но думать о грядущей министерской проверке в такой обстановке никак не получалось. Да и без нее справятся, не самый незаменимый специалист…

Глава 3

– Вы слушаете, хозяйка? – позвал Триан, оторвав ее от раздумий. – Если коротко, там и рассказывать особенно не о чем. Дело было круг с лишком тому назад в Тинувере, где вы оказались проездом в…

– В Таговер.

– Я, между прочим, тоже не люблю, когда меня перебивают, – проворчал рассказчик. – Ну да ладно. В Тинувере, как вы наверняка помните, почти так же гнусно, как в этой вот дыре. Я, правда, еще не осмотрел ее сверху донизу, но того, что успел увидеть, хватило, клянусь!

– Как это ты ухитрился? – нахмурилась Вера.

– Вы же сразу по приезде приказали мне присоединиться к замковым зеркалам, – напомнил Триан. – Ну да немудрено запамятовать, вы же помирать собирались…

– Точно разобью!

Она подобрала подвернувшуюся под руку комнатную туфлю и выразительно замахнулась.

– Молчу, молчу, хозяйка!

– Лучше рассказывай по делу, обещал же не отвлекаться. Хотя нет, стой, – сама себя перебила Вера. – Что там с этим… присоединением?

– Пока ничего интересного, – заверил Триан. – Зеркала вроде моего есть только у главного неудачника в этом замке…

– О ком ты?

– О ректоре, хозяйка, о ком же еще? Неужто при виде его кислой физиономии вы способны поверить, будто он наслаждается своим делом?

– Пожалуй, ты прав, – согласилась Вера, хотя не могла припомнить, как выглядит этот самый ректор. Очевидно, Соль Вэра познакомилась с ним так недавно, что не сочла это воспоминание хоть сколько-нибудь важным. – Но, может быть, у него просто желудок больной?

– Уж конечно, у мастера-травника непременно будет больной желудок, – язвительно ответил Триан.

– Переборщил с придонником, вот тебе и язва, – не осталась она в долгу.

Пришлось лихорадочно зарыться в «библиотеку», но это теперь придется делать постоянно, так что лучше уж привыкнуть заранее.

– Возможно, и так. Звания частенько ничего не значат, а о его истинном мастерстве не мне судить, хозяйка, – согласился Триан. – Так вот, с его зеркалом я связался сразу же. Еще парочка имеется в учительских покоях, но хозяева пока не одобрили нашей связи. Может, еще и не слышали о вашем приезде, а может, попросту боятся: вдруг вы их и через зеркало проклясть сможете?

– Запросто, – усмехнулась Вера, сделав очередную мысленную пометку. – Что, и это все?

– Нет, еще у учеников есть, но к тем я и соваться не стал, потому как даже такое существование мне дорого.

– В смысле?

– Ну так это же шиарлийские зеркала! – возопил Триан. – Что, если они решат, будто мы шпионить станем? Нет, хозяйка, если вы с их хозяевами сами договоритесь, так я всегда рад, но сам не полезу, и не просите… С зеркалами подземников тоже, кстати, не хочу дела иметь. Их, вдобавок, пока дозовешься, от натуги треснуть можно… Ну да что с них взять, с бронзовых?

– С этим мы позже разберемся. А ректор, значит, на связи?

– А как же. Уже пытался убедить меня показать вашу спаленку, хозяйка. Ну и вас, ясное дело… Но шиш ему, ничегошеньки он не увидит, даже если золотую оправу в бриллиантах мне посулит, – гордо сказал Триан.

– Какая безвкусица… – поморщилась Вера, занеся в мысленный список ректора-вуайериста. – Вдобавок такая оправа выйдет тяжелой и непрочной.

– Именно так я и рассуждаю, хозяйка! – обрадовался он. – С моей-то, конечно, позолота давно облезла, зато лапы устойчивые. Ну да что с него взять? Ему даже невдомек, что я не обычное зеркало, а очень даже… хм-хм… душевное.

– А ты и рад стараться… Кстати, чем он объяснил желание на меня посмотреть?

– Разве тут нужны объяснения? – поразился Триан. – Но в целом… Сказал, желает взглянуть, как гостья расположилась после долгой дороги, удобно ли устроилась. А я заявил, что без вашего приказа, хозяйка, показать ничего не могу. Только вас позвать, но лучше этого не делать, потому как вы спросонок дюже злы бываете…

– Молодец, – искренне сказала Вера. – Здесь, значит, ты еще не все рассмотрел?

– Говорю же, хозяйка, зеркал вроде меня здесь мало, да и обычных не так чтоб много. Где удалось побывать, там удалось. Прямо скажу, не императорский дворец!

– Это и так ясно, а конкретнее?

– Обычный приграничный замок, каких мы десятки повидали, – ответил Триан. – Разве что вместо чад с домочадцами эти вот все… ученики. Ну и прислуга, куда ж без нее? Немного, правда.

– А охрана? – зачем-то спросила Вера.

– Насчет этого ничего сказать не могу, хозяйка. Если кто и есть, то снаружи. Это вам виднее: меня укутанным везли, я даже не слыхал ничего! А вы бежать собрались?

– Пока нет, – вздохнула она. – Только что приехали, надо хоть дух перевести… А теперь вернись-ка к своей истории, а то до полудня ведь не закончишь!

– Как прикажете, хозяйка, – отозвался Триан. – Стало быть, в Тинувере я тоже был проездом, если это можно так назвать: на своих двоих шагал. И как раз в Таговер – там на ярмарке шестой недели всегда подзаработать можно.

«Так, не запутайся в здешнем календаре, – сказала себе Вера. – В неделе шесть дней, в месяце шесть недель, в году – о чудо! – двенадцать месяцев. Год у них, выходит, длиннее нашего? Не поймешь, сравнивать не с чем… А, это как раз не важно!»

Триан, получалось, говорил о ежемесячной ярмарке. Были побольше, раз в три месяца, еще крупнее – раз в полгода, но не о них речь.

– Работник из тебя… – вздохнула она. – Только языком молоть и горазд.

– Ну так за то мне и платили, – ответил Триан. – Я всяких небылиц столько знаю, что если каждую в золотой превратить, столько на себе и не унесу. Да что там – и на двуконной телеге не свезу! Еще петь могу, но это лучше когда все уже упьются: тогда похабные песенки хорошо идут, а за то, что фальшивлю, бить не станут. Ну и плясал когда-то недурно…

– И, конечно, в Тинувере мы не могли не встретиться, – перебила Вера.

– О да, хозяйка! – из зеркала донесся смешок. – Брел я, стало быть, по обочине – по дороге не пройти было: такую грязь развезло, что в колее хоть топись… И вдруг откуда ни возьмись вылетает карета, а за ней вторая, обе угвазданы по самую крышу, и лошади тоже, а уж на что возницы похожи, лучше и не представлять! Останавливаются они возле постоялого двора, а я тут как тут: думаю, вдруг пригожусь? Кареты резные, золоченые, такие отмывать – мука! А здешние и так с ног сбиваются перед ярмаркой. Значит, лишние руки наверняка пригодятся, вот я малость и заработаю…

– И что дальше? – подбодрила Вера.

– Что-что… Дверца первой кареты открывается, и выходите вы, хозяйка, – Триан протяжно вздохнул. – Я такой красоты вельможной сроду не видывал, так что дара речи лишился и стоял, будто столб придорожный.

– Почему сразу вельможной-то?

– А будто я герб на дверце даже под грязью не разглядел, – фыркнул он. – Да и по вам сразу видать, что вы из старой знати. Такие лица только у них и бывают.

– Какие это – такие? – насторожилась Вера.

– Ну… – Будь Триан человеком, он наверняка почесал бы в затылке или пожал плечами. Увы, зеркало не могло даже притопнуть львиной лапой. – Необычные. Красивых много, среди Созвездия я и покрасивее потом девиц видал, уж простите, хозяйка… Да только таких, как вы, издали заметишь! Что вас, что сестер ваших с братьями, что отца… Ой. Ой… Я не хотел, хозяйка!..

– Продолжай, – велела она как могла более зловеще. – Увидел ты мою красоту неземную, а потом что?

– Вы, хозяйка, огляделись, посмотрели, во что кареты превратились, плюнули себе под ноги и рукой махнули. Я даже глаза протер: все блестит, ни грязинки, ни пылинки, у лошадей гривы волосок к волоску…

– Пропал твой заработок?

– Ага, я так и подумал. Потом сообразил: когда еще колдунью встретишь? Да и пошел с вами знакомиться.

– Ну ты и нахал! – покачала головой Вера.

– Нахал, не нахал, однако же вы меня с ходу в жабу не превратили, – ответил Триан, – потому как вел я себя со всем обхождением и на си… в вырез вам не пялился. Старался, во всяком случае.

– Зачем же я тебе понадобилась?

– Как это зачем, хозяйка? Я же сказал: сразу герб узнал, это раз. А два – вся Империя знает, что дочь Правого полумесяца – знаменитая колдунья, которая уже полмира объездила и другую объездит, потому как до знаний очень уж охоча.

– Вот, значит, как это преподносилось… – протянула Вера.

– Ну да, и я вашего батюшку очень даже понимаю, хозяйка, – осмелел Триан, – потому как на одном месте вы со скуки взбеситесь, а чего тогда натворите, я даже представлять не хочу! А так попутешествовали, развеялись, новое что-нибудь узнали – и хорошо. Не так, что ли?

«Понятно, Ханна Соль направлял энергию дочери в мирное русло, как умел, – подумала она. – А ей это казалось попытками сослать ее с глаз долой. Впрочем, одно другому не мешает».

– Вот я и подумал: вдруг благородной госпоже скучно в этом захолустье? Вдруг она не прогонит простого бродягу-сказочника и угостит ужином? Вдруг даже сама что-нибудь расскажет о своих странствиях?

– Так есть хочется, что переночевать негде? А переспать тебе с собой не завернуть? – не выдержала Вера.

– Вот-вот, именно так вы и ответили, хозяйка, когда я попытался к вам подобраться, – вздохнул Триан. – Только… гхм… чуточку грубее. Я даже покраснел, а такого, скажу я вам, со мной с детских лет не случалось. Но уверил, что не возражаю…

– Бедняга, как же ты жив остался? – искренне спросила она.

– Сам не знаю, не иначе, чудом… Вы наутро сказали, хозяйка, что давно не встречали такой потрясающей наглости вкупе с полным отсутствием чувства самосохранения.

– Вот как… – протянула Вера. Похоже, покойная Соль Вэра не гнушалась простых радостей жизни.

– Да, хозяйка, это была лучшая ночь в моей жизни, – печально произнес Триан. – И последняя, что характерно. На следующий день я увязался за вами в Таговер, и вот по пути-то все и случилось…

– Верно… Помню.

Действительно, это нашлось в воспоминаниях Соль Вэры: веселый сказочник чем-то ей приглянулся, так почему не приветить его ненадолго? После Таговера их дороги разошлись бы раз и навсегда, если бы не случайность: кто-то прознал о том, куда направляется дочь Правого полумесяца – почти без охраны, – и решил попытаться захватить ее. А может, и убить. Соль Вэра так и не поняла, а разбирательства не было – сама же и отказалась.

Сперва они приняли перегородивших дорогу за обычных грабителей, и Соль Вэра посмеялась – они что, ослепли? Не видят герба на каретах?

Это и крикнул им Триан, распахнув дверцу и высунувшись наружу. И полетел с подножки в подсохшую грязь, когда стрела пробила ему горло. Рядом упал возница, наконец-то спохватилась охрана…

Конечно, с нападавшими был маг, и довольно сильный, но продержался он недолго: Соль Вэра попросту взбесилась. Не из-за Триана – он был ей никем, обычный попутчик, не первый и не последний в ее странствиях, – а от наглости напавших. Покуситься на саму Соль Вэру было намного безопаснее, чем на то, что она посчитала своим, пускай и временно.

Ее люди не пострадали, а от встречного отряда осталась только здоровенная яма посреди дороги. Ну как посреди – шагов на сто в любую сторону, целая пропасть. Потом туда вода набралась, озерцо получилось, а дорогу пришлось в обход пустить.

Власти, конечно, заинтересовались этим инцидентом, но дочь Правого полумесяца, живые свидетели, поклявшиеся в том, что неизвестные напали первыми, без предупреждения, ненавязчивый совет из столицы не заострять внимания на такой ерунде… Соль Вэру и не думали задерживать, и она вскоре покинула Таговер. В багаже теперь ехало большое старинное зеркало в оправе с львиными лапами – она увидела его в доме городского головы, а тот не сумел отказать гостье в скромном сувенире.