Дом лжи

Ты наклонилась и поцеловала меня. Я не ожидал этого и потому не успел даже закрыть рот, что было бы неловко. Твои губы оставались прижатыми к моим совсем недолго, ровно столько, чтобы я успел понять – это не недоразумение, не дружеский поцелуй, не жест платонической любви, и уж тем более этот поцелуй не следует понимать как «приятно было встретиться, пока!».

Нет. Вовсе нет. Мое сердце громко застучало в ребра.

Ты посмотрела на меня и сказала – кстати, наш диалог я восстанавливаю по памяти, но эту фразу помню дословно. Ты сказала:

– Хочешь увидеть меня снова?

Ты уже знала ответ.

7. Вики

На парковке магазина «Хоум депо» возле трассы Ю.С.30 в Мерривилле, штат Индиана, я встречаюсь с Рэмбо. В этот раз мне не хотелось ни звонить ему, ни писать. Такое дело надо обговорить лично. И у меня мало времени – сегодня ланч с Саймоном, надо успеть вернуться в Чикаго.

Рэмбо выходит из своего могучего «Шеви», в руке – конверт из плотной желтоватой бумаги, и приветствует меня коротким «мисс Вики» – так он зовет меня с тех пор, когда был копом и моим клиентом в одном «развлекательном» заведении, еще до того, как я приехала в Чикаго, встретила Саймона и изменила жизнь. Рэмбо, кстати, был нормальным клиентом, никогда меня не обижал. И платил, хотя, как коп, мог получать свое бесплатно. Наверное, меня и за приставания к мужчинам никогда не привлекали только потому, что мне прикрывал спину такой приличный коп, как он. Правда, он никогда мне этого не говорил, но я так думаю.

Роджер Рэмпкин, вот его настоящее имя, но все зовут его Рэмбо. И не только потому, что кто-то поиграл словами, а потому, что Рэмбо служил до Индианаполиса в армии, да и размерами где-то схож. В общем, он из тех копов, на которого задержанный только глянет – и со страху сразу все выложит.

Четыре года назад Рэмбо ушел из полиции, занялся частным сыском и немного охраной. Я тоже обращалась к нему за услугами – и ни разу не пожалела.

– Хорошо выглядишь, – говорит он мне.

Увы, я не могу сказать ему того же. Годы не пощадили Рэмбо. Он сильно раздался вширь – под ремнем фунтов на двадцать больше, чем нужно, – под глазами мешки, в бороде больше соли, чем перца. Теперь он больше похож не на отвязного копа, а на отморозка с гор.

Я беру у него папку, взамен отдаю конверт с наличкой.

– Большое спасибо, сэр.

Он опускает конверт через открытое окно на переднее сиденье своего «Шеви», достает сигарету, закуривает, предлагает мне. Я отказываюсь. Бросила, как и многое другое. Практически одновременно. Причем отказаться от сигарет было труднее, чем от кокаина.

– Объясни зачем, – говорит он.

– Раньше ты никогда не спрашивал.

Он выпускает дым.

– Раньше я знал ответ. Но принимаю твое замечание.

Не лезь не в свое дело – вот суть моего замечания.

– Хороший мальчик, Рэмбо, – говорю я и помахиваю папкой. Она совсем легкая. – А там не густо…

– Не густо, – соглашается он.

– Расскажи коротко.

– Ну, если совсем коротко… то там ничего и нет. Я снова перерыл все, как ты просила. Поднял все источники, до которых мог добраться. Вики Ланьер родилась в Фэрмонте, Западная Вирджиния, ходила в фэрмонтскую среднюю школу, пропала в две тысячи третьем, в возрасте семнадцати лет, и больше ее не видели. Ее искала полиция, но безрезультатно – никаких следов, так что утверждать, сбежала она сама, похитили ее или убили на месте, невозможно. Девочка пропала со всех радаров. Никогда в жизни не подавала заявлений на налоговые льготы, не привлекалась, у нее не брали отпечатков пальцев, она не поступала в колледж или школу, не открывала счет, не оформляла кредитных карт, не покупала оружие, не заводила аккаунтов в соцсетях и вообще не делала ничего после семнадцати. – Он смотрит на меня, щурясь от солнца.

– Так, значит, ничего необычного? Никаких красных флажков?

– Ничего необычного. Никаких красных флажков.

– Вывод: пользоваться ее личностью как прикрытием все еще безопасно.

– Да, безопасно. Хотя я никогда не мог понять, зачем тебе понадобился псевдоним с таким же именем, как у тебя.

Быстро он забыл… Я стряхиваю с ноги туфельку, сгибаю колено, поднимаю ступню и демонстрирую ему щиколотку. На ней татуировка – крохотное красное сердечко и имя «Вики» обвивает его верхнюю половину. Я сделала ее в шестнадцать лет, по дурости. Так что теперь мне трудно было бы объяснить, почему на ноге у меня написано «Вики», а зовусь я Молли, или Джейн, или Джина, или еще как-нибудь.

– А, да, я и забыл. Давненько я уже…

Не видел меня голой. Да, Рэмбо. И не надо мне об этом напоминать. Я тоже все забыла, насколько это возможно.

– В общем, никто не сможет сказать, что я не Вики Ланьер, если что, так?

– Никто. Пока ты сама будешь держаться той истории, что в семнадцать лет сбежала из дома в Фэрмонте, Западная Вирджиния, и с тех пор занималась тем, что не выводило тебя на радары. Платили тебе наличкой и так далее.

Самое печальное, что моя реальная биография ненамного отличается от этого варианта. И это не случайное совпадение; собственно, поэтому я и выбрала Вики Ланьер в качестве прикрытия. Сам же Рэмбо меня этому и научил – когда он еще был копом и по долгу службы выслушивал всякую хрень от подозреваемых, пытаясь отличить ложь от правды, один как-то сказал ему: «Лучшая ложь та, которая ближе всего к правде». Я никогда не жила в Западной Вирджинии, и меня никто не похищал, но я тоже сбежала из дома в две тысячи третьем, в семнадцать лет. Я даже не думала, что мне удастся добиться совпадения по всем деталям. А оказалось, что в один год со мной исчезли три семнадцатилетние девочки – что само по себе тревожно, – и одна из них та самая Вики из Фэрмонта, с биографией почти как у меня. Вот я ее и выбрала.

– Главное, чтобы никто не вздумал проверять твое прошлое по отпечаткам пальцев, – предупреждает Рэмбо. – Тогда всплывет и вся твоя история, и настоящее имя.

Верно. Но тут уж ничего не поделаешь.

Он наклоняет голову набок.

– Ты понимаешь, что сейчас повторно заплатила мне за одну и ту же работу? Я бы никогда не подсунул тебе эту «Вики Ланьер», если б там не было все чисто.

– Обновление никогда не помешает.

– Не-а, – цедит Рэмбо углом рта. – Ты ожидаешь, что тебя будут проверять. Рыться в твоей биографии. Готовишься к неприятностям.

Я смотрю на него с безразличной улыбкой.

– Не бойся, – добавляет он. – Я ничего не знаю и не хочу знать.

И Рэмбо прав, причем дважды. Неприятности будут. Но ему не надо ничего о них знать.

8. Саймон

С Вики я встречаюсь за ланчем в китайском ресторане у школы. Она часто работает днем, так что, когда свободна, мы стараемся поесть где-нибудь вместе, особенно летом, когда у меня мало занятий.

Вики чмокает меня в щеку.

– Привет, красавчик. – Она слюнявит кончики пальцев, стирает с моей щеки помаду и садится за стол напротив меня. – Ну, как поживает твой приятель декан?

– Давай не будем об этом. Что прикажешь с ним делать? В лицо ему плюнуть, что ли?

– Ну, он-то тебе в лицо плюнул, причем первым.

Вики, да благословит ее Господь, всегда готова вступиться за меня. Ей совсем не нравится, что декан Комсток решил оттереть меня от профессорского кресла. Она вообще очень волнуется, когда кто-то обращается со мной без уважения. Не знаю почему, но это кажется мне в ней ужасно сексуальным.

– Саймон, все, что тебе нужно сделать, это подать заявку на должность профессора. Ты имеешь на это столько же прав, как и тот богатый папенькин сынок, Рейд Как-его-там. И какая разница, что он подумает, этот ваш декан Кумстейк?

– Комсток, – смеюсь я в ответ. – Этот парень может без особых усилий пустить под откос всю мою академическую карьеру. Так что для меня есть кое-какая разница, что именно он подумает.

Вики мотает головой, сердитая и разочарованная. В дневнике я написал правду: я люблю эту женщину и никогда не разлюблю. Но она меня не любит. Вернее, любит, но заботливо, почти по-матерински, а мое чувство к ней совсем другое. И это меня обескураживает. Может быть, Фрейд со своими «ид» и «суперэго» смог бы разобраться в моем случае, но я не из тех парней, кому нравится бросать вызов судьбе. Я не хочу быть с той, кого не влечет ко мне физически.

Когда я познакомился с Вики, всего через полтора месяца после самоубийства ее сестры, она ужасно злилась. Нет, она, конечно, переживала, тосковала, но в основном злилась. А я смог ей помочь. Может, поэтому ее и потянуло тогда ко мне. И, может быть, именно поэтому меня потянуло к ней. Кто знает, у сердца ведь не потребуешь объяснений…

– Но ты ведь уже подал заявку, да? Значит, тебе осталось только собрать и представить материалы. И у тебя есть время до сентября, да?

– Да, да и еще раз да, – отвечаю. – Но заявку я заберу.

Она протягивает руку через стол и накрывает мою ладонь своей. Ее прикосновения, даже самые невинные, как это, все еще пробуждают что-то у меня внутри, что бы я там себе ни говорил.

– Ты заслуживаешь повышения, Саймон. У тебя ведь лучшие мозги во всей вашей школе. И ты любишь свою работу, любишь школу… Ты рожден для того, чтобы заниматься этим делом и в этом месте. Вот почему меня просто бесит, когда какой-то козел плюет тебе в лицо, а ты смиренно утираешься и говоришь: «Спасибо, сэр, можно повторить?»

– Да, я тебя понимаю. Мне и самому это не нравится.

– Так сделай что-нибудь. Пусть он хотя бы пообещает поддержать твою кандидатуру в следующий раз.

– Это… так не работает.

– Почему не работает? – Вики откидывается на спинку дивана. – Еще как работает. Ты говорил, что этот парень, декан, скорее политик, чем ученый. Так договорись с ним. Пообещай, что снимешь свою кандидатуру в этот раз, но только если он поддержит тебя в следующий.

Я утыкаюсь носом в меню, но не потому, что раздумываю над заказом, а потому, что Вики права – надо предпринять какой-то шаг, на который я, вероятнее всего, так и не решусь, – и мне просто стыдно смотреть ей в глаза.

– К тому же у тебя есть варианты, – продолжает она с озорством в голосе.

Я выглядываю из-за меню.

– Нет, Вик.

– Ты даже не знаешь, что я…

– Представляю, – отвечаю я, – и твердо говорю – нет.

Официант приносит напитки и ставит на стол воду для меня и пино гриджио для Вики, старательно делая вид, будто не прислушивается к нашему разговору.

Она поднимает бокал и пригубливает вино.

– Скажи мне, что ты слышала, что я сказал – нет, Вик.

Она выпучивает на меня глаза и повторяет:

– Да слышала, слышала.

9

Пятница, 29 июля 2022 года

Может, оно и к лучшему, Лорен, что после той встречи в кафе ты на две недели уехала с подругами в Париж. У меня было время остыть, подумать.

И вот что я надумал: я этого не сделаю. Я обычный парень, у меня обычный брак, обычная работа, я живу в обычном пригороде и занимаюсь обычными вещами. Я не завожу романы на стороне. У меня не бывает любовниц!

Вот и теперь еще не поздно дать задний ход. Ничего ведь не случилось. И потом, кто знает, может, ты сама еще откажешься – подумаешь и решишь, что тебе оно не надо…

А у меня есть причина для отказа. Ее зовут Вики. Вики Ланьер Добиас, на которой я женат уже десять лет. Я знаю, что глубоко в душе Вики несчастна в браке со мной и что она хочет, чтобы я был счастлив. Очень хочет. Но она доверяет мне, и это доверие так много для нее значит. По-моему, я вообще первый мужчина в ее жизни, которому она доверяет – после ее-то детства! – и только доверие ко мне и помогло ей выстроить заново свою жизнь. И если я разрушу это доверие, то просто не знаю, что с ней будет. Поэтому я не могу так с ней поступить.

Нет, не могу. Значит, придется остановиться еще до того, как все начнется.

Я сам объясню тебе все, Лорен, когда ты вернешься из Парижа. И все закончится.

День после Хэллоуина

10. Джейн

– Матерь Божья, – шепчет сержант Джейн Бёрк, глядя на тело Лорен Бетанкур, висящее в петле на перилах второго этажа. Впервые в жизни ей предстоит расследовать убийство. Первое убийство в истории Грейс-Виллидж, насколько она помнит.

Ее напарник, сержант Энди Тейт, осторожно спускается по лестнице, стараясь не задеть перила и не затоптать следы и отметины на отдельных ступеньках.

– Шеф уже звонил?

– Ну еще бы.

С тех пор, как в дом миссис Бетанкур вошла уборщица и увидела повешенную хозяйку – а это случилось не больше часа назад, – Джейн уже трижды говорила с шефом по телефону. Она сама еще собиралась на работу, когда ее застал первый звонок.

– Мистер Бетанкур возвращается, – говорит Тейт. – Надо послать офицера встретить его в аэропорту О’Хара.

– А где он был? – спрашивает Джейн.

– В Неаполе. Играл с сыновьями в гольф. – Энди обходит вокруг висящего тела с такой опаской, точно это не тело, а драгоценная люстра, которую страшно задеть. – Неплохое алиби.

Да, но если в убийстве действительно замешан муж и особенно если у мужа столько денег, как говорят, то вряд ли он станет делать грязную работу своими руками.

– Было на что поглядеть, – бормочет Энди, с ног до головы оглядывая убитую. И он прав – даже в смерти Лорен Бетанкур выглядит роскошно: фигура стройная, черты лица точеные, волосы светлые, шелковистые. Наряд, слишком яркий для мертвой, не оставляет простора воображению, обтягивая все до единой приятные округлости ее фигуры: это пятнистое трико – костюм кошки для Хэллоуина. Широко распахнутые глаза смотрят на Джейн, губы приоткрыты, точно в задумчивости. Руки ухоженные, маникюр дорогой, покрытие – черный блестящий лак.

Сзади ничего особенного, не считая темного пятна между ног. Потеря мозгом контроля над сфинктерами – один из многих безобразных спутников смерти.

Телефон Джейн вибрирует. Она хлопает Энди по плечу и кивает:

– Шеф.

– О’кей, Джейни, я в машине. Часика через три буду у вас. Пресса уже там?

– Нет пока. – Она смотрит в окно. Репортеров не видно, зато соседи, похоже, объявили полный сбор, глазеют: кто с лужайки у своего дома, кто с улицы, одни еще в халатах и тапочках, другие уже в офисных костюмах. Дети с рюкзаками за плечами, которым положено идти в школу: сегодня вторник, первый урок начнется через десять минут. Вообще-то шесть полицейских автомобилей с командами – это уже много народу, а вместе с соседями и вовсе целая толпа.

– Господи, – ворчит шеф, – надо же, первое за всю историю убийство на моем участке, а я на семинаре в Индиане…

Джейн идет к южной двери дома – это дверь кухни, и, судя по всему, убийца ею не пользовался, потому что никаких следов борьбы здесь нет. Главное сейчас – не натоптать в холле, сохранить место преступления в первозданном виде до приезда бригады экспертов-криминалистов.

Сержант Джейн снимает бахилы и выходит из дома, с удовольствием вдыхая свежий воздух. Следом за ней идет Тейт. Вместе они обходят дом и направляются к парадному входу, туда, где все произошло.

Грейс-Виллидж на следующий день после Хэллоуина. Во дворах и в канавах вдоль обочин еще лежат разбитые тыквы и обертки от конфет, ветер носит пластиковые пакеты, шуршит ими в ветвях голых деревьев.

Вообще-то деревня неплохо зарабатывает на Хэллоуине – детишки съезжаются сюда на праздник с западных окраин Чикаго, из-за Дес-Плейнс-Ривер, из Грейс-Парк. Иной раз приезжают целыми автобусами, которые подходят к особнякам, разукрашенным огромными леденцами и другими замысловатыми штуковинами. Подростки обычно появляются к концу четырехчасового интервала и ходят по домам, выпрашивая последние конфеты, так что у кого-нибудь из самых прижимистых обитателей деревни обязательно сдают нервы, и он начинает звонить в полицию.

Значит, вчера по деревне бродили буквально сотни костюмированных незнакомцев с раскрашенными лицами, и это единственная ночь в году, когда такой наряд не вызывает подозрений. То есть расследование обещает быть вдвойне сложным.

Хочешь кого-нибудь убить – Хэллоуин самое подходящее время.

– Я расскажу вам, что мы уже знаем, шеф. Это немного, времени прошло еще совсем мало…

– Слушаю.

– Во-первых, окно на фасаде дома.

Вдоль фасада растут аккуратно подстриженные кусты. За ними – два окна. Джейн сходит на траву, приближается к кустам и заглядывает за них. Под левым окном отпечатки ботинок. Хорошие, глубокие, будто отлитые из грязи.

– Тут у нас четкие отпечатки ботинок, – говорит она. – Похоже, взрослых. Размер, судя по виду, двенадцатый, а может, тринадцатый[13]. Попросим экспертов снять отпечатки и пропустить их через базу данных.

– Хорошо.

– Вчера днем прошел небольшой дождь, как раз перед тем, как дети разошлись за конфетами. Для нас это настоящий подарок. Почва вокруг кустов промокла как раз настолько, чтобы зафиксировать отпечатки. Похоже, что он долго здесь стоял.

– Заглядывал к ней в окно?

– Именно. Что еще он мог делать, стоя лицом к окну так долго? Только подглядывать.

– А временной промежуток у нас есть?

– В этом-то все и дело. Вчера ведь был Хэллоуин. Вы знаете, как это бывает…

– С трех до семи, в семь гасят свет.

По традиции жители Грейс-Виллидж гасят свет в семь, показывая, что время раздачи сладостей окончено. Ровно в семь все родители громко кричат: «Счастливого Хэллоуина!», а про себя небось шепчут: «Выметайтесь отсюда поскорее!» – и гасят наружный свет.

– Значит, наш таинственный соглядатай вряд ли бродил у нее под окнами до семи, – подытоживает Джейн. – Тогда бы его все видели. Все детишки, которые выпрашивали конфеты.

– Но как только настало семь…

– В семь в деревне началась самая темная ночь года, как обычно. И он мог стоять у нее под окнами сколько хотел.

– О’кей, что еще?

– Наш соглядатай двинулся ко входу, – говорит Джейн. – Ни на дорожках, ни возле гаража, ни у калитки следов не видно. Значит, он пошел от кустов прямо к двери. Над дверью особняка – кирпичный портик с каменной отделкой. У двери лежит коврик с фамилией «Бетанкур». Внешний свет выключен. Никаких повреждений на двери не заметно. Крыльцо каменное и довольно грязное, что неудивительно – кто тут только не натоптал за последние двенадцать часов, начиная с детишек, которые приходили за сладким, и заканчивая убийцей. Мы видим его следы на крыльце. Они куда отчетливее остальных отпечатков. Наверное, самые свежие. И на двери они тоже есть, шеф.

– На двери? Он что, бил в дверь ногами?

– Верно. Отпечатки чуть смазанные. Мы думаем, что он повернулся к двери спиной и от души колотил в нее ногой.

– То есть он так и вошел? Выбил дверь?

– Нет. Дверь не повреждена, косяк цел, дверная панель не перекошена.

– Значит, она сама его впустила.

– Значит, впустила.

– Впустила того, кто чуть не выбил ей дверь?

– Странно, да? Мы подумали, что, может, они были знакомы.

– Ха… Вижу, вижу тебя и слышу, ты, кусок дерьма!

Вот это уже похоже на шефа: он так водит автомобиль, что все, кто попадается ему на дороге, начинают бешено сигналить. Коп есть коп: он всегда думает, что ему на дороге все позволено, даже когда он не на службе.

– Извини, это я не тебе. Короче, не вызывает сомнений, что она знала этого типа и сама впустила его в дом.

– Может, он скандалил снаружи, – подхватывает Джейн, – а ей не хотелось, чтобы его слышали соседи.

– Это теория, Джейни. И довольно специфическая. Так что смотри не зацикливайся на ней.

– Я еще ни на чем не зацикливаюсь, шеф. Но почти уверена, что парень, который стоял около кустов и заглядывал в ее окно, пошел оттуда к двери и начал бить в нее ногами, а женщина сама ему открыла.

– О’кей, что еще?

Джейн и Энди снова надевают бахилы. Джейн приоткрывает входную дверь, впускает Энди, проскальзывает внутрь сама и быстро закрывает дверь: не хватало еще, чтобы соседи увидели тело, висящее на перилах.

– Мы вошли, – говорит она. – Стеклянная ваза для конфет – угощение на Хэллоуин – разбита, осколки разбросаны по всей передней. Может, это он выбил вазу у хозяйки из рук, а может, она сама ею в него запустила. Трудно сказать.

– Дальше.

– Она побежала к лестнице.

– Именно к лестнице? Не за ножом на кухню?

– Нет. Нет никаких признаков того, что они были в кухне, зато все признаки того, что он загнал ее на лестницу. – Джейн идет вдоль цепочки знакомых отпечатков на мраморном полу, поднимается на деревянную лестницу. – Лорен была на каблуках, так что бежать ей было неудобно. Правда, подниматься по лестнице на каблуках проще, чем ходить по ровному полу.

– Ты серьезно?

– Вверх по лестнице бежишь, наступая только на переднюю часть стопы, пятка провисает, поэтому все равно, на каблуках ты или нет. На ровном полу все по-другому.

Она идет вдоль отпечатков ботинок и редких отметин, которые оставили на толстом ковре лестницы каблуки Лорен.

– Они добежали до площадки. Похоже, здесь он ее оглушил. – Она останавливается у края площадки. – Кровь начинается почти от лестницы, забрызгана вся площадка второго этажа. Эксперты еще не приехали, я пока просто смотрю глазами. Но стукнул он ее точно здесь. По затылку.

Джейн смотрит на мертвое тело Лорен – точнее, на затылок с кровавой отметиной.

– Чем он ее стукнул?

– Пока не знаем. Но удар был сильным, пошла кровь. Возможно, после удара она отключилась – ненадолго, но достаточно, чтобы он успел набросить веревку ей на шею.

– Как он ее подвесил?

– А вот это был умный ход, – говорит Джейн, присаживаясь на корточки. – Веревка толстая, вся в узлах, узлы примерно через каждые тридцать сантиметров. Перила железные, кованые – ну, вы видели на фото…

– Фото я видел, но перила не рассматривал.

– Понятно. Тут на перилах кованый орнамент такой, вроде спирали. Напоминает что-то готическое, рыцарский герб, что ли…

– Или тест Роршаха, – замечает Энди.

– Да, или тест Роршаха. Пучок спиралей с завитками и всякими фигурками.

– Так, ясно…

– Он пропустил веревку через спираль и обмотал вокруг еще два или три раза. Ничего, спираль выдержала.

– А что потом?

Джейн пожимает плечами:

– А потом он перекинул ее через перила.

– Фу.

– Фу-то оно фу, но, скорей всего, именно так и было.

– А почему он просто ее не задушил?

– Не смог, наверное, – говорит Джейн. – Это не так легко. Она боролась. Он, стоя у нее за спиной, сдавил ей шею удавкой и тянул за оба конца изо всех сил, но женщина не сдавалась. Мы нашли несколько обломанных крашеных ногтей. Она цеплялась за веревку руками, чтобы та не сдавила ей горло. Да, и на ней были каблуки, она могла здорово лягаться. Так что ему проще было подтянуть ее к перилам и, одной рукой держа веревку на горле, другой пропустить свободный конец в металлический завиток – раз, другой, третий, – потом поднять женщину и перебросить через перила.

– Господи. Ладно. Я все понял. Так, Джейн, слушай. Эксперты из Центра по борьбе с тяжкими пусть едут, но в остальном это должно остаться нашим внутренним делом. Поняла?

– Да. – Джейн чувствует, как в груди словно щекочут крыльями бабочки – не в первый раз за это утро.

– Без меня никаких заявлений для прессы. Понятно?

– Да.

Шеф молчит. Думает.

Джейн слышит, как снаружи хлопает тяжелая автомобильная дверца. Наверное, приехал коронер или бригада криминалистов.

– Думаешь, это была ссора любовников?

– Точно не ограбление. Признаков сексуального насилия тоже нет; насколько можно судить, он даже не пытался ее изнасиловать. Впечатление такое, что этот парень, кто бы он ни был, пришел сюда с одной-единственной целью: убить Лорен Бетанкур.

– Личные мотивы… Кто-то очень хотел ее смерти.

Джейн снова смотрит на тело, и ее передергивает.

– Или просто хотел ее, – говорит она. – Но не получил.

До Хэллоуина

Август

11

ЧЕТВЕРГ, 11 АВГУСТА 2022 ГОДА

Я пытался, клянусь! Я пришел к тебе сегодня, впервые с тех пор, как ты вернулась из Парижа, и был готов поступить правильно. Ты открыла мне дверь – загорелая, элегантная, да что там, просто роскошная, и я сказал себе: «Давай, Саймон, не подведи. Скажи Лорен сейчас, давай». И я это сделал: объяснил тебе, что не могу предать Вики, и значит, нам придется остановиться, еще не начав.

А ты, Лорен, да благословит тебя Бог, ответила, что все понимаешь. «То, что ты сейчас мне сказал, только доказывает, какой ты хороший», – сказала ты. У меня кишки завязались узлом, а грудная клетка чуть не лопнула, когда я это услышал, но я сказал себе: «Ничего, ты еще радоваться будешь, что сделал это, хотя сейчас тебе и паршиво».

Потом я обнял тебя, и ты обняла меня в ответ. Мы постояли так, держа друг друга в объятиях, и вот этого-то как раз и не надо было делать: сначала задвигались твои руки, потом – мои, и тут внутри у меня все вспыхнуло, наши губы встретились, и ты застонала, Лорен, а я – я даже сказать тебе не могу, что со мной сделалось, когда я понял, что так действую на тебя. Если б ты знала, как давно ни одна женщина не отвечала на мои действия таким вот стоном…