Полная версия
Оппенгеймер. Альтернатива
Роберт Сойер
Оппенгеймер. Альтернатива
Посвящается Алише Суйе, сделавшей лучше и эту книгу, и меня
Robert J. Sawyer
THE OPPENHEIMER ALTERNATIVE
Copyright © 2020 by Robert J. Sawyer
Fanzon Publishers
An imprint of Eksmo Publishing House
© Гришин А., перевод на русский язык, 2024
© Издание на русском языке. ООО «Издательство «Эксмо», 2024
Действующие лица
Луис Альварес (1911–1988) – американский физик, нобелевский лауреат 1968 г.
Степан Захарович Апресян (1914–1995) – советский дипломат и шпион; вице-консул в Сан-Франциско.
Кеннет Бейнбридж (1904–1996) – американский физик, участник Манхэттенского проекта, руководитель испытаний «Тринити».
Ханс Бете (1906–2005) – немецкий и американский физик, нобелевский лауреат 1967 г.
Патрик Блэкетт (1897–1974) – британский физик, куратор Роберта Оппенгеймера в кембриджской Кавендишской лаборатории, нобелевский лауреат 1948 г.
Нильс Бор (1885–1962) – датский физик, нобелевский лауреат 1922 г.
Ванневар Буш (1890–1974) – руководитель Управления научных исследований и разработок США.
Джеймс Ф. Бирнс (1882–1972) – государственный секретарь при президенте Гарри С. Трумэне.
Барбара Шевалье (1907–2003) – первая жена Хокона Шевалье.
Хокон Шевалье (1901–1985) – американский ученый, профессор французской литературы Калифорнийского университета в Беркли, переводчик на Нюрнбергском процессе.
Роберт Кристи (1916–2012) – американский физик (родился в Канаде).
Артур Холли Комптон (1892–1962) – американский физик, нобелевский лауреат 1927 г.
Эдвард Кондон (1902–1974) – американский физик.
Уотсон Дэвис (1896–1967) – редактор в Обществе научных исследований.
Пир де Сильва (1917–1978) – офицер службы безопасности Манхэттенского проекта.
Вальтер Дорнбергер (1895–1980) – генерал-майор, военный руководитель ракетной программы «Фау-2» нацистской Германии.
Хелен Дукас (1896–1982) – секретарша Эйнштейна, проживавшая в его доме.
Фримен Дайсон (1923–2020) – американский физик (родился в Великобритании).
Альберт Эйнштейн (1879–1955) – швейцарский, а затем американский физик (родился в Германии), нобелевский лауреат 1921 г.
Джордж Ч. Элтентон (1905–1991) – британский инженер-химик (как некоторое время считали, на самом деле физик), сотрудник калифорнийской фирмы «Шелл девелопмент», завербовавший Хокона Шевалье в интересах СССР.
Уорд В. Эванс (1880–1957) – член комиссии по благонадежности Комиссии по атомной энергии (1954).
Энрико Ферми (1901–1954) – итальянский и американский физик, нобелевский лауреат 1938 г. В 1942 г. осуществил в Чикагском университете первую управляемую ядерную реакцию.
Ричард Фейнман (1918–1988) – американский физик, нобелевский лауреат 1965 г.
Ллойд К. Гаррисон (1897–1991) – американский юрист, представлявший интересы Оппенгеймера перед комиссией по вопросам безопасности Комиссии по атомной энергии (1954).
Курт Гёдель (1906–1978) – австрийский и американский математик и логик.
Гордон Грей (1909–1982) – председатель комиссии по вопросам безопасности Комиссии по атомной энергии (1954).
Лесли Р. Гровз (1896–1970) – генерал, руководитель Манхэттенского проекта.
Бурк Хикенлупер (1896–1971) – сенатор США, один из первых председателей Объединенного комитета по атомной энергии Конгресса США.
Верна Хобсон (1923–2004) – секретарша Роберта Оппенгеймера в Институте перспективных исследований.
Джон Эдгар Гувер (1895–1972) – директор Федерального бюро расследований.
Дитер Хуцель (1912–1994) – немецкий ракетчик, работавший под руководством Вернера фон Брауна.
Льялл Джонсон (1914–2006) – лейтенант, американский контрразведчик, руководивший оперативным надзором за кампусом Университета Калифорнии, Беркли.
Линдон Б. Джонсон (1908–1973) – 36-й президент США (22 ноября 1963 – 20 января 1969 г.)
Джордж Кистяковски (1900–1982) – американский физик (родился в Российской империи), руководитель отдела обычных взрывчатых веществ в Лос-Аламосе.
Энн Уилсон Маркс (1924–2006) – секретарша Роберта Оппенгеймера в Лос-Аламосе.
Герберт Маркс (1907–1960) – адвокат Роберта Оппенгеймера (и муж Энн).
Кеннет Николс (1907–2000) – подполковник (позднее генерал-майор), д-р философии по гражданскому строительству, помощник генерала Гровза, позднее – главный управляющий Комиссии по атомной энергии.
Дж. Роберт Оппенгеймер (1904–1967) – американский физик, научный руководитель Лос-Аламосской лаборатории Манхэттенского проекта, директор Института перспективных исследований.
Кэтрин «Китти» Оппенгеймер (1910–1972) – немецкий и американский ботаник, жена Роберта Оппенгеймера.
Кэтрин «Тайк» Оппенгеймер (1944–1977) – младший ребенок Роберта и Китти; в более старшем возрасте – «Тони».
Питер Оппенгеймер (р. 1941) – старший ребенок Роберта и Китти.
Уильям С. «Дик» Парсонс (1901–1953) – заместитель директора Лос-Аламосской лаборатории при Оппенгеймере, участвовал в полете «Энолы Гей» как техник по вооружению; после войны получил звание контр-адмирала.
Борис Паш (1900–1995) – подполковник, офицер военной разведки США, один из командиров миссии «Алсос» в Германии.
Исидор Айзек Раби (1898–1988) – американский физик (родился в Австро-Венгерской империи), нобелевский лауреат 1944 г.
Роджер Робб (1907–1985) – судебный поверенный Комиссии по атомной энергии.
К. Артур Роландер, мл. (1920–2017) – заместитель директора по вопросам безопасности Комиссии по атомной энергии, затем вице-президент «Дженерал атомик».
Роберт «Боб» Сербер (1909–1997) – американский физик, близкий сотрудник Роберта Оппенгеймера.
Рита «Пэт» Шерр (1916–1997) – жена физика Рубби Шерра; нянчила дочь Роберта Оппенгеймера.
Роберт Спроул (1891–1975) – президент Калифорнийского университета, Беркли.
Генри Л. Стимсон (1867–1950) – военный министр США во время Первой и Второй мировых войн.
Льюис Л. Штраус (Стросс) (1896–1974) – председатель Комиссии по атомной энергии.
Лео Силард[1] (1898–1964) – немецкий и американский физик (родился в Венгрии).
Джин Тэтлок (1914–1944) – д-р медицины, американская коммунистка, любовница Роберта Оппенгеймера.
Тед Тейлор (1925–2004) – американский физик (родился в Мексике); работал в Лос-Аламосе, позднее возглавил проект «Орион».
Эдвард Теллер (1908–2003) – немецкий и американский физик (родился в Венгрии), известный как «отец водородной бомбы».
Чарльз Тоуби (1880–1953) – сенатор США.
Гарри С. Трумэн (1884–1972) – 33-й президент США – 12 апреля 1945 – 20 января 1953 г.
Гарольд Юри (1893–1981) – американский физикохимик, нобелевский лауреат 1934 г.
Джозеф Вольпе (1914–2002) – юрисконсульт Комиссии по атомной энергии.
Магнус фон Браун (1919–2003) – младший брат Вернера фон Брауна.
Вернер фон Браун (1912–1977) – немецкий и американский конструктор ракетной техники.
Джон фон Нейман (1903–1957) – американский математик и физик (родился в Венгрии).
Генри А. Уоллес (1888–1965) – вице-президент США при Гарри Трумэне.
Примечание автора
Все персонажи романа являются реально существовавшими историческими персонами; все они, за исключением Питера Оппенгеймера, уже покинули этот мир. Манхэттенский проект и проект «Орион» проводились именно так, как рассказывается в книге, а Институт перспективных исследований существует до сих пор.
Все эпиграфы, предшествующие главам, взяты из опубликованных источников; некоторые диалоги действующих лиц текстуально воспроизводятся по опубликованным воспоминаниям, официальным стенограммам, данным тайной прослушки и звукозаписям и тому подобным источникам.
Именно об этом и пишут романы. Рассматриваются драматический момент и предшествующая биография человека, формирующая его как личность и диктующая ему конкретный образ действий. Вот этим вы здесь и занимаетесь. Вы составляете жизнеописание человека.
И. А. Раби; показания на слушаниях комиссии по благонадежности по делу Роберта ОппенгеймераПролог
Какие емкие слова, подводящие итоги жизни Дж. Роберта Оппенгеймера, могли прозвучать перед тем, как урна с его прахом ушла на дно океана?
Возможно, это был бы поэтичный рассказ о не по годам развитом ребенке, который в двенадцать лет прочитал лекцию в респектабельном Нью-Йоркском минералогическом клубе? Может быть, внимание стоило уделить его восхождению к славе «отца атомной бомбы» в 1945 году, а затем посетовать на охоту на ведьм эпохи Маккарти, когда его лишили допуска к секретной информации? Можно было даже добавить пару слов о его якобы спокойном закате, когда он руководил тихим, как монастырь, Институтом перспективных исследований в Принстоне.
А потом Китти Оппенгеймер, миниатюрная алкоголичка, для которой Роберт был четвертым из пяти официальных и неофициальных мужем (но и брак с ним оказался для нее самым продолжительным), уже ничего не говорила, поскольку с неба мириадами бомб обрушился ливень. В тот монохромный февральский день 1967 года она перегнулась через фальшборт катера, вышедшего от стоявшего на краю пляжа бунгало Оппенгеймеров с нею, двадцатидвухлетней дочерью и двумя друзьями на борту в залив Хокснест, и через несколько секунд выпустила урну из рук.
Удивительно, но урна утонула не сразу. Она еще довольно долго поднималась и опускалась, будто ничего не весила, – сами волны произносили легендарному физику последний синусоидальный панегирик. Но в конце концов вода все же просочилась под неплотную крышку вместилища праха, и оно плавно погрузилось под неспокойную поверхность моря.
Глава 1
1936
Я должен кое-что объяснить насчет Оппи: примерно каждые пять лет у него случался личностный кризис; он серьезно менялся. Скажем, когда я знал его в Беркли, он был романтичным, радикально настроенным человеком богемного типа, вдумчивым ученым…
Роберт Р. Уилсон, американский физик– Ты приносишь мне несчастье, – сказал Хокон Шевалье. – Надеюсь, ты и сам это понимаешь.
Роберт Оппенгеймер посмотрел на друга, сидевшего рядом с ним на розово-зеленом диванчике в углу гостиной, где шумела вечеринка. Сам Оппи думал совсем наоборот. Хок приносил ему лишь удачу; в том числе благодаря ему он поселился в этом необычном доме на Шаста-роуд.
– Да что ты?
– Да, так оно и есть! Когда я где-то бываю без тебя, то всегда оказываюсь самым привлекательным.
Оппенгеймер коротко хохотнул. Шевалье, которому только-только исполнилось тридцать пять, на три года старше его, был красив, как киногерой. Овальное лицо с широко расставленными глазами, зачесанные назад светло-русые волосы делали его похожим на аристократов эпохи Людовика XV, и это впечатление усугублялось галантной манерой поведения, соответствовавшей его фамилии[2].
Оппи знал, что сам вовсе не таков – тощий, долговязый, угловатый, с вечно растрепанными жесткими черными волосами, с походкой неуклюжей, как у утки, – один друг сказал, что он как будто все время падает вперед или, иными словами, кувыркается в будущее.
– Видишь вон ту? – продолжал Хок, указав на девушку чуть заметным кивком. – За все время, пока мы находимся здесь, она ни разу не посмотрела на меня, зато на тебя… – Шевалье покачал головой с наигранным негодованием. – Это все из-за твоих глаз, чтоб им!.. Сверкаешь тут своими опалами…
Оппи привык к комплиментам по поводу своих бледно-голубых глаз; их нередко называли прозрачными или светящимися, но эта метафора оказалась для него новой. Он улыбнулся, повернул голову, чтобы взглянуть на женщину, на которую указывал Хок, и…
И, мой бог, он ведь уже видел это милое лицо – он был твердо уверен в этом. Но где?
– Ого! – вполголоса воскликнул Оппи.
– Вот именно, что ого, – согласился Хок. – И как смотрела на тебя, так и продолжает. Так что придется тебе подойти и познакомиться.
– Я… м-м-м…
– О, ради всего святого… Роберт, иди уже! Ты изучаешь великие тайны вселенной, а девушки по сравнению с ними совсем просты.
Хок преподавал французскую литературу в кампусе Калифорнийского университета в Беркли. Оппи там же преподавал физику. Как правило, представители столь разных специальностей мало общаются между собой – у них просто нет общих интересов, – но Оппи любил французскую поэзию, и они быстро и крепко подружились. У Хока было одно заметное преимущество – среди его слушателей было много студенток (на одной из них он женился), тогда как в тех кругах, где вращался Роберт, женщин было очень мало.
– Действуй, – продолжал подзуживать его Хок. – Сделай что-нибудь такое, о чем стоило бы рассказать Барб, когда я вернусь домой. Попытай удачи.
Удачи… Эйнштейн как-то сказал, что Бог не играет в кости со вселенной, – но, с другой стороны, Бога вряд ли занимают мысли о том, как бы переспать с какой-нибудь барышней.
– Ну ладно, – буркнул Оппи и не спеша распрямился, поднимаясь с дивана. Конечно, он не мог просто подойти и представиться, но тут очень кстати вихрем пронеслась Мэри-Эллен, его квартирная хозяйка, облаченная в одно из своих сшитых из собственноручно расписанных батиков платьев, подметающих пол. Она то и дело устраивала вечеринки, часто посвящая их сбору средств в чью-то пользу. Сегодня деньги собирали для испанских республиканцев – или, может быть, для испанских националистов? Наверно, для хороших людей, но Оппи это было безразлично – он спустился из своей комнаты ради пончиков и выпивки, а не для того, чтобы кого-то поддержать.
– Мэри-Эллен, постойте. Не могли бы вы?..
– О, Роберт! Я очень рада, что вы решились оторваться от книг и присоединиться к нам! Но я вижу, ваш стакан пуст.
– Нет-нет, спасибо, пока не надо. Но если бы вы… – Он сдержанным жестом указал на пышногрудую молодую женщину, сидевшую у камина.
– Ах! – воскликнула Мэри-Эллен; ее широкое лицо расплылось в улыбке. – Конечно! – И, взяв Оппи за руку, она потащила его через полную народом комнату. – Джин! – позвала она, и незнакомка подняла голову. – Это лучший из моих жильцов; о, Фред, не надо, вы же знаете, что вас я тоже люблю! Его зовут Роберт, он преподает физику. Роберт, Джин учится на врача. – Мэри-Эллен вдруг извлекла, словно ниоткуда, стул в стиле ар-деко и ловко усадила на него Роберта лицом к Джин. – А сейчас я подам вам выпивку!
– Значит, вы будущий врач? – сказал Оппи, улыбнувшись Джин.
– Да. Точнее, психиатр. – Голос Джин был теплым. Вблизи она показалась еще красивее, чем с другой стороны комнаты. – Я преклоняюсь перед Фрейдом, – продолжила она. – Вы знаете его работы?
Как удачно кость выпала! Шесть очков!
– Представьте себе, знаю. И даже знаком с Эрнестом Джонсом.
– Неужели?! – воскликнула Джин.
– Чистая правда. Мы познакомились в Кембридже в 1926 году. В то время Джонс, близкий друг Фрейда, был единственным в мире психоаналитиком, говорящим по-английски, и потому-то и стал главным пророком этого учения в англоязычном мире.
– Расскажите… Боже мой, расскажите мне все, что вы знаете о нем.
Снова бабочкой подлетела Мэри-Эллен, вручила Оппи стакан с бурбоном, подмигнула и помчалась дальше.
– Ну, – начал Оппи, – его кабинет находился на Харли-стрит… – За разговором он продолжал присматриваться к ее классически красивому лицу с прекрасной гладкой кожей, глазами поразительного изумрудного цвета, резко отличавшимися от его опаловых, и маленькой ямочкой на подбородке. Черные волосы девушки были коротко подстрижены. С виду она была лет на десять моложе его.
Они болтали почти час, легко переходя с темы на тему. Его восхищали ее красота, казавшаяся неожиданно знакомой, и живой ум, но притом она оставалась неуловимой. Ее настроение мгновенно менялось, она могла быть очень оживленной и шумной, а в следующий миг – печальной и хрупкой. И все же он слушал ее внимательно, несмотря на стоявший в комнате шум, сливавшийся из множества разговоров чьей-то не очень талантливой, но одушевленной игры на пианино, и звона стаканов. Раз он даже вскинул руку и прервал ее на полуслове.
– Моя семья, – рассказывала она, – переехала сюда из Массачусетса как раз перед катастрофой и…
– Вы попали в автомобильную аварию?
Она растерянно взглянула на него.
– Нет, я имею в виду катастрофу фондового рынка.
Оппи покачал головой.
– Биржевой крах 1929 года. Начало Великой депрессии.
– Ах, вот вы о чем… Ну да, конечно.
– Неужели вы не знаете? – непритворно удивилась Джин. – Где же вы были? – Ему вдруг захотелось, чтобы она добавила: «всю мою жизнь», но она закончила фразу неожиданным предположением: – Вы, наверное, родились с серебряной ложкой во рту.
– Не то чтобы… Но мой отец благополучно пережил этот период. – И он добавил, как будто это могло объяснить его легкое отношение к национальному бедствию: – Он тоже занимался инвестированием, но не в фондовую биржу, а по большей части в искусство.
Она снова склонила голову, свет фарфоровой настольной лампы лег под другим углом, и он неожиданно понял, где видел ее лицо. Одной из любимых книг Оппи была «Цветы зла» Бодлера, которую он читал в оригинале. Абрис лица Джин, форма и размер ее носа точь-в-точь походили на графическую иллюстрацию к душераздирающей Une Martyre[3] из знаменитого издания 1917 года. Он мысленно напрягся, отбрасывая ассоциацию. Картинка была страшненькая: труп на смятой постели, отрубленная голова, красота, увядающая вместе с цветами в вазах, старый муж, скитающийся где-то в дальних краях…
Вечеринка подошла к концу, и Оппи, расправившийся уже с четырьмя дозами бурбона, настроился договориться с новой знакомой о свидании.
– Итак, мисс… – начал он.
– Тэтлок, – сказала она, и эти два слога ударили его, как пули.
– Вы… вы родственница Джона Тэтлока?
– Он мой отец.
– Джон Тэтлок? Медиевист из Беркли?
– Да, а что? Вы знакомы с ним?
«О да», – подумал Оппи. Джон Стронг Перри Тэтлок, специалист по Джеффри Чосеру, безусловный авторитет в ассоциации преподавателей Беркли, громогласно вещавший в столовой факультетского клуба, был ярым антисемитом. Впрочем, для Беркли это было в порядке вещей; когда Роберт попытался устроить туда своего студента Боба Сербера, заведующий кафедрой физики сказал, что одного еврея на его факультете вполне достаточно. Но… черт возьми.
– А-а… – протянул Оппи; у него резануло под ложечкой. Он пока не назвал собеседнице своей фамилии. – Что ж, приятно было познакомиться, – скрывая досаду, сказал он, поднялся с изящного стула и вышел на лестницу, ведущую в его холостяцкую комнату.
* * *Джин посетила и следующую вечеринку, которую устроила Мэри-Эллен, и еще одну, оставаясь все такой же очаровательной и притягательной. В конце концов Оппи набрался смелости и, попытавшись забыть о предубеждениях ее отца, решился пригласить ее на обед.
– И куда вы предлагаете пойти? – спросила она, и Оппи снова изумился. Значило ли это, что она заранее готова принять его предложение или, напротив, будет решать, достаточно ли фешенебельное заведение он предложит?
– Я… м-м-м… э-э…
– О, не ломайте голову, – улыбнулась она. – Вы любите острое?
– Даже очень.
– В Сан-Франциско есть такое место – кафе «Сочимилко». Может быть, знаете?
Он покачал головой.
– Вот и хорошо! Вдруг это место станет нашим? В субботу вечером? Или… может быть, суббота?..
До него не сразу дошло, что она имеет в виду его национальность и еврейские обычаи.
– Нет, суббота меня вполне устроит.
И они пошли туда. Кафе, название которого больше подошло бы для любимого им с детства юго-запада, нежели для Северной Калифорнии, где он теперь жил, оказалось плохонькой забегаловкой. Но это было совершенно неважно; Джин совершенно правильно отметила еще при первом знакомстве, что он не придавал деньгам особого значения. С такой же готовностью он повел бы ее в самый дорогой ресторан морепродуктов в районе верфей. Зато кабинки там оказались вполне подходящими для душевного разговора, carne adovada[4] – в меру пикантным, а текила – крепкой и доброкачественной.
Оказалось, что Джин состоит в Коммунистической партии и пишет в ее газету «Вестерн уоркер»[5]. Когда она заговорила об угнетенных и борьбе за свободу – эти темы сплошь и рядом обсуждали в университетском кампусе, но Оппи никогда не вслушивался в них, воспринимая эти разговоры как какой-то посторонний шум, – он поймал себя на том, что внимательно слушает, кивает и время от времени вставляет: «Да, да, да!»
Поздно ночью Оппи пешком провожал ее домой. Пройдя квартал, она взяла его под руку. А войдя в подъезд небольшого дома, где она жила, они услышали музыку – кто-то из соседей слушал перед открытым окном новую джазовую композицию Бенни Гудмена «Слава любви»[6]. Там они остановились, Оппи привлек ее к себе, наклонился и поцеловал впервые за все время их знакомства, сначала легко и очень осторожно, а потом, когда она ответила, стал целовать ее все более страстно и горячо.
С тех пор их встречи стали регулярными.
Несколько лет назад Оппенгеймер сделал в клубе любителей астрономии Калифорнийского технологического института доклад под названием «Звезды и атомные ядра»; он изучал крупнейшие и мельчайшие объекты, существующие в природе, но до встречи с Джин почти не замечал окружавший его человеческий мир.
И все же он довольно скоро узнал и о том, что ее внутренний свет неизменно омрачает тьма – ее настроение прямо-таки скакало, ей часто снились кошмары, она была химерой – ангелом и демоном в одном лице; сама будущий психиатр, она давно уже постоянно наблюдалась у психиатра. Несмотря ни на что, он крепко полюбил ее, а она, более подвластная чувствам, как высоким, так и низким, которые переполняли ее дух, возможно, любила его еще крепче.
Через несколько месяцев состоялась их помолвка… а потом Джин совершенно неожиданно разорвала ее. «Я пока не готова, – сказала она. – Слишком рано». Впрочем, они продолжали встречаться, и он однажды набрался смелости и снова предложил ей стать его женой. Она согласилась, но спустя несколько недель снова передумала. Она уверяла, что любит его, но он заслуживает гораздо большего, лучшего. Роберт не смог переубедить ее и, с разбитым сердцем, обратился за утешением к другим женщинам. Одной из них была Китти, миниатюрная соблазнительница, кокетливая лисичка, искусная наездница, способная (по крайней мере, так казалось) укротить любого жеребца. Она изрядно удивила его тем, что вскоре забеременела. И он исполнил долг порядочного человека – женился на ней.
Но в его сердце, в его мыслях всегда царила не Китти, а очаровательная, взбалмошная, противоречивая Джин Тэтлок, родственная душа, которую ему так и не удалось обрести.
Глава 2
Шесть лет спустя: 1942
Вопрос: кто такой оптимист? Ответ: человек, считающий будущее неопределенным.
Лео СилардЛео Силард, и в сорок четыре года остававшийся пухлым и розовощеким, как ангелочек со старинной картины, заранее знал об этом визите. В Металлургическую лабораторию – такое кодовое название носило одно из отделений Чикагского университета, где изучали расщепляемые химические элементы уран и плутоний, – собирался наведаться генерал Лесли Гровз. Этот человек несколько дней назад не только получил генеральский чин, но и высоко продвинулся по службе, получив должность руководителя… как же, черт возьми, теперь называется проект по созданию сверхмощной бомбы? Ах да – Манхэттенский инженерный округ.
