В самый последний момент машина вздыбилась как лошадь, берущая барьер, и лишь чудом не задела нас. Поднятый ею порыв ветра едва не сбросил нас с плота, а от грохота зазвенело в ушах.

Машина поднялась повыше, описала дугу в нашем направлении и снова скользнула вниз, но уже не прямо на нас. Два нижних каяка коснулись воды, подняв фонтаны брызг, похожие на сверкающий хвост кометы. Машина замедлила ход и наконец замерла, покачиваясь на воде и не думая тонуть.

Воздушные винты по-прежнему вращались, но очень медленно. Я видел их впервые… и поразился оригинальности создавшей их инженерной мысли. Возможно, они менее эффективны, чем туннельные воздушные винты, используемые на наших дирижаблях, но все равно это очень элегантное решение проблемы в условиях, когда туннельный двигатель применить затруднительно, а может быть, и просто невозможно.

Но эти моторы, воющие как грешники в аду! И как мало-мальски опытный инженер мог с ними смириться – просто ума не приложу. Как говаривал один из моих профессоров (это было еще до того, как термодинамика подтолкнула меня к духовной стезе), шум есть побочный продукт нерационального изобретения. Хорошо сконструированный двигатель нем как могила.

Машина развернулась и направилась к нам, только теперь очень медленно. Водители ловко провели ее в нескольких футах от нас, почти остановившись. Один из них вылез и левой рукой ухватился за одну из распорок, соединявших плоскости коробчатых крыльев. В другой руке он держал бухту каната.

Когда летательная машина поравнялась с нами, он бросил нам конец. Я поймал канат, крепко схватил обеими руками и не упал в воду только потому, что Маргрета вцепилась в меня изо всех сил.

Я передал конец Маргрете:

– Пусть они тебя втянут. А я поплыву за тобой.

– Нет!

– Как это так – нет? Не упрямься. Делай как сказано!

– Алек, помолчи. Он пытается нам что-то объяснить.

Я заткнулся, обиженный до глубины души. Маргрета внимательно вслушивалась. Мне-то слушать смысла не было: мой испанский ограничивался «gracias» и «por favor»[13]. Зато я прочел надпись на борту машины: «El Guardacostas Real de Mexico»[14].

– Алек, он предупреждает, чтоб мы были предельно осторожны. Тут акулы.

– Ой!

– Да. Так что мы останемся на матрасе, а нас осторожненько подтянут к летательной машине, причем так, чтобы не окунуть.

– Вот человек, который мне воистину по душе!

Мы испытали предложенный способ – но ничего не вышло. Ветер посвежел, и это куда больше мешало летательной машине, чем нам; промокший набивной матрас стал так тяжел, что ни о какой парусности речи не шло. Вместо того чтобы выбирать канат, нашему спасателю приходилось его травить, иначе нас бы просто сволокло с матраса в воду.

Он что-то крикнул, Маргрета ответила. Перекличка продолжалась некоторое время. Наконец Маргрета повернулась ко мне:

– Он просит, чтобы мы отпустили конец. Они отплывут, а потом вернутся, но на этот раз машина пойдет прямо на наш плот, только очень медленно. А как приблизятся вплотную, мы попробуем влезть в aeroplano. Так называется машина.

– Хорошо.

Машина отплыла подальше и, заложив дугу, снова направилась к нам. Тем временем мы не скучали, любуясь акульим спинным плавником, что возник совсем рядом с нами. Акула пока набрасываться не собиралась – видно, еще не сообразила – было бы чем, – годимся ли мы ей на закуску. Да и вообще, ей была видна только нижняя сторона матраса.

Летательная машина двинулась прямо на нас, словно какая-то чудовищная стрекоза, зависшая над самой поверхностью океана. Я сказал:

– Дорогая, как только она приблизится, хватайся за ближайшую распорку. Я тебя подсажу и сам заберусь следом.

– Нет, Алек.

– Что значит нет?

Я рассердился. Маргрета – великолепный товарищ, и вдруг такое упрямство. Да еще в такую минуту!

– Ты не сможешь меня подсадить, тебе не на что опереться. И встать не сможешь, тут сесть и то нельзя. Я скачусь с матраса налево, ты – направо. Если кто-то из нас промахнется – тут же обратно на матрас. Aeroplano сделает еще один заход.

– Но…

– Так он велел.

Времени терять было нельзя: машина уже почти наехала на нас. Ее растопыренные «ноги» – вернее, распорки, соединяющие нижние каяки с основным телом машины, – двигались по обе стороны матраса, едва не задевая меня и Маргрету.

– Давай! – крикнула она.

Я соскользнул вбок и вцепился в распорку. Руку чуть не выдернуло из плечевого сустава, но я по-обезьяньи вскарабкался на перекладину, обеими руками ухватился за что-то на днище, уперся ногой в нижний каяк и повернул голову.

Кто-то протянул руку Маргрете, втянул ее на коробчатое крыло – и вдруг она исчезла. Я полуобернулся, намереваясь залезть повыше, и внезапно буквально взлетел на крыло. Вообще-то, я летать не умею, но обрел неожиданную способность к левитации по веской причине: прямо у моих ног взрезал воду белесый плавник – слишком большой для благонравной рыбины.

Я оказался рядом с крохотной клетушкой, в которой сидели водители странной машины. Второй – не тот, который вылезал нам помогать, – выглянул из окна, улыбнулся, протянул руку и открыл дверцу. Я забрался вовнутрь, головой вперед; Маргрета уже была там.

Внутри было четыре сиденья: два водительских – впереди, два сзади – для нас.

Водитель передо мной повернулся и что-то сказал, продолжая – я заметил это! – пялиться на Маргрету. Конечно, она была голая, но ведь не по своей вине, и настоящий джентльмен на его месте так не поступил бы.

– Он просит нас застегнуть ремни, – объяснила Маргрета. – Наверно, он имеет в виду вот эти. – Она показала на пряжку ремня, одним концом прикрепленного к корпусу машины.

Оказалось, что я сижу на такой же пряжке, которая уже пребольно впечаталась в мою обожженную солнцем задницу. До сих пор я не замечал боли – мое внимание отвлекали другие вещи.

(Ну что он таращит свои бесстыжие глаза? Еще миг – и я прикрикну на этого нахала. В эту минуту я даже не вспомнил, что совсем недавно он, рискуя жизнью, спас меня и Маргрету; я взбесился от того, как нагло он пользуется беспомощностью дамы.)

Пришлось вернуться к изучению дурацкого ремня, на время забыв о боли. Водитель что-то сказал своему напарнику, а тот начал горячо возражать. Потом в их разговор вмешалась Маргрета.

– О чем они? – спросил я.

– Бедняга хочет отдать мне свою рубашку. А я отказываюсь… но не очень решительно… а так, чтоб оставить ему возможность настоять на своем. Это очень мило с его стороны, дорогой. И хоть я не придаю подобным вещам большого значения, все же чувствую себя среди посторонних лучше, когда на мне что-то надето. – Она прислушалась и добавила: – Они спорят между собой, кому достанется эта честь.

Я промолчал. И мысленно принес ему извинения. Наверняка даже папа римский украдкой поглядывает на женщин.

В споре победил тот, кто сидел справа. Он повозился на кресле, так как встать не мог, снял рубашку и передал ее Маргрете.

– Señorita, por favor.

Он добавил что-то еще, но это оказалось за пределами моих познаний в испанском.

Маргрета ответила с достоинством и изяществом и продолжала болтать с ними, пока натягивала рубашку, которая более или менее прикрыла ее наготу.

– Дорогой, командир – teniente[15] Анибал Санс Гарсиа – и его помощник – sargento[16] Роберто Домингес Джонс – оба из береговой охраны мексиканского королевства, хотели отдать мне свои рубашки, но сержант победил в игре «чет-нечет», и я получила его рубашку.

– В высшей степени благородный поступок. Спроси его, нет ли в этой машине чего-нибудь, что можно было бы надеть на меня.

– Попробую. – Она произнесла несколько фраз, я разобрал свое имя. Потом она снова перешла на английский: – Джентльмены, я имею честь представить вам моего мужа, сеньора Александро Грэхема Хергенсхаймера, – и опять затараторила по-испански.

Ответ прозвучал тут же:

– Лейтенант очень сожалеет, но он вынужден сказать, что у них нет ничего, что можно было бы предложить тебе. Однако он клянется честью матери, что, как только мы доберемся до Масатлана и тамошнего офиса береговой охраны, тебе что-нибудь обязательно подберут. А теперь лейтенант просит нас обоих пристегнуть ремни и затянуть их как можно туже, так как нам предстоит взлет. Алек, мне страшно.

– Не бойся. Я буду держать тебя за руку.

Сержант Домингес опять обернулся и протянул фляжку:

– Aqua?[17]

– Боже мой, конечно! – вскричала Маргрета. – Si! Si! Si!

Никогда еще вода не казалась мне такой вкусной.

Лейтенант оглянулся, взял у нас фляжку, широко улыбнулся и показал большой палец – жест, восходящий еще ко временам Колизея, – потом сделал что-то, заставившее моторы его машины заработать в более быстром темпе. Только что они работали медленно-медленно. И вдруг раздался страшный грохот. Машина развернулась, и лейтенант направил ее навстречу ветру, который свежел с самого утра и теперь уже взбил в пену верхушки волн. Моторы заработали напряженней, будто в припадке неодолимой ярости, и летательная машина, сотрясаясь всем корпусом, скачками понеслась по воде.

Затем мы стали с невероятной силой ударяться примерно о каждую десятую волну. Не знаю почему, но машина все-таки не развалилась.

И вдруг мы оказались в двадцати футах над поверхностью океана. Скачки прекратились, но вибрация и рев не утихали. Мы резко набрали высоту, потом повернули, и машина так же резко пошла вниз. Я чуть было не расстался с несколькими драгоценными глотками воды, которыми только что насладился.

Прямо перед нами отвесной стеной вздыбился океан. Лейтенант повернулся к нам и что-то крикнул. Мне очень хотелось сказать ему, что лучше бы он смотрел вперед, но я промолчал.

– О чем это он?

– Просит посмотреть в том направлении, куда он показывает. Прямо туда, куда летит машина. El tiburón blanco grande – та самая большая белая акула, которая чуть нас не слопала.

(Я прекрасно обошелся бы и без этого.) И в самом деле, как раз в середине стены океана виднелась серая тень, режущая воду плавником. Как раз в ту минуту, когда я понял, что сейчас мы неминуемо впечатаемся в чудовищную рыбину, стена воды качнулась назад, мою задницу с силой вдавило в сиденье, в ушах заревело, и лишь благодаря моей железной выдержке меня не вытошнило на наших новых знакомцев.

Машина выровнялась, и неожиданно стало почти удобно, если, конечно, позабыть о вибрации и реве.

И все же воздухоплавательные корабли куда приятнее.

Как только мы поднялись в воздух, стали хорошо видны далекие горные вершины, которые почти невозможно было разглядеть с нашего импровизированного плота, и побережье с великолепными пляжами, за которыми раскинулся город, куда мы и направлялись. Сержант обернулся и что-то сказал, указывая на город.

– О чем он?

– Сержант Роберто говорит, что будем дома как раз к ланчу. Almuerzo, сказал он, но заметил, что для нас это будет завтрак – desayuno.

Мой желудок вдруг стал проявлять признаки жизни.

– Не важно, как он там называется. Ты их предупреди, что быка можно и не жарить. Я его живьем съем.

Маргрета перевела. Наши новые знакомые расхохотались, и лейтенант повел машину на снижение. Он посадил ее на воду, то и дело оглядываясь на Маргрету и не прекращая болтать с ней, а та мило улыбалась ему, хотя ее ногти больно вонзались мне в правую ладонь.

Мы долетели. Никто не пострадал. Но все равно воздушные корабли гораздо лучше.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

Да хранит вас Бог (фр.).

Ваше портмоне (фр.).

Ваш пароход… вот он! (фр.)

Нет! (фр.)

Большое спасибо! До свидания! (фр.)

Ваше здоровье! (дат.)

Лепешка (дат.).

Тысяча благодарностей (дат.).

Писчее перо моей тетушки (фр.).

Во-первых (лат.).

Также (лат.).