Мир Средневековья. Рождение Европы: эпоха великих завоеваний и выдающихся свершений

Но как часто случалось так, что один оммаж противоречил другому оммажу. Порой некоторые знатные вассалы присягали на верность одновременно двум королям, например французскому и английскому. Возникал вопрос, чью сторону они примут, когда два таких могущественных сеньора потребуют от них исполнения их феодальных обязанностей – военной помощи и совета в одно и то же время? Кроме того, были менее знатные сеньоры, особенно в империи, которые были держателями фьефов короля, епископов и монастырей. За кем они последуют, если король, епископ, папа и аббат будут в конфликте друг с другом? Тогда многим епископам пришлось бы принимать мучительные решения. Будучи князьями империи, они были вассалами своего сюзерена – короля и императора; в качестве князей церкви они были связаны клятвой своему сюзерену папе. Епископы Священной Римской империи столкнулись с этой проблемой в XI–XIII вв.; жертвой сложившегося положения стал Томас Бекет.

Феодальная аристократия была всегда готова к действию, выжидая только благоприятного случая, чтобы получить фьеф с помощью выгодной партии или захватить его силой. Обязательно появлялся какой-нибудь младший отпрыск некоего королевского дома или предприимчивый авантюрист, готовый набрать отряд таких же, как он, темных личностей, соблазнив их возможностью беспрепятственно овладеть богатым поместьем. Такое было возможно и на юге Франции, где еретикам-альбигойцам грозила скорая расправа, и в Испании и Португалии, находившихся под властью мусульман. И даже в Империи ромеев, где император постепенно терял власть. При этом не надо также забывать, что существовала Святая земля, земля самого высочайшего сюзерена Царя-Христа, который обещал свое древнее право первородства своим вассалам.

В то же время появилась праздная придворная аристократия, окружавшая троны славных монархов Мадрида, Лондона и Вены, отличавшаяся утонченными манерами и кичившаяся своим богатством. И Версаль со своей Зеркальной галереей, великолепный дворец «короля-солнца» Людовика XIV, продолжает оставаться символом монархии, одержавшей победу над феодальной аристократией после пяти столетий противостояния и борьбы.

Бароны, которые творили историю в XII в., да и позднее, были людьми энергичными; и короли, которые проводили жизнь в седле, подобно Генриху II в Англии или императору Фридриху II, были яркими примерами людей подобного склада. Они походили на хищного ястреба, готового захватить добычу. Жизнь требовала от них постоянного напряжения сил, и в ней было все – распри, паломничества, пиры и охота. Хладнокровные и суровые, не отличавшиеся вежливостью, они не были лишены остроумия и умели вовремя отпустить шутку по адресу своих подчиненных, быстро находили нужный ответ; их застольные песни были полны боевого задора. Они могли быть жестокими даже по отношению к собственным женам, которых брали, только рассчитав прежде их ценность с точки зрения политической и хозяйственной выгоды. В их действиях прослеживался трезвый расчет. Скольких людей мог прокормить такой-то и такой-то фьеф? Насколько силен был тот или иной соперник? Какой неожиданности можно ожидать со стороны войска короля Франции или римского папы в случае того или иного конфликта? Воспитанные в правилах своего сословия, они были укоренены в культуре, которая почитала обычаи, освященные временем, в основе которых лежал чтимый всеми, священный и неприкосновенный закон. Они на деле были весьма сведущи в законах своего времени, зачастую довольно запутанных, ведь на каждой территории были свои собственные городские, таможенные и другие законы. Чем больше творилось беззакония, тем настоятельнее проявлялась необходимость следовать, по крайне мере формально, букве закона. Судебные разбирательства были вторым любимым занятием баронов после распрей и войн. Для них решение спорных дел при помощи поединка или суда были двумя формами одного противостояния. «Бог и мое право»: пусть Господь разрешит спор в результате поединка или посредством «Божьего суда».

Занятия книжностью и делами благочестия были уделом младших сыновей и прочих дальних родственников, которые уходили в основанные ими монастыри. Каждый барон, имевший высокое положение или обладавший влиянием в церкви и государстве, мог добиться поставления своего родственника в епископы или аббаты или обеспечить ему доходное место в капитуле кафедрального собора.

Порывистые, импульсивные в делах и словах бароны, упорно отстаивавшие право на свой французский или английский фьеф на протяжении нескольких поколений своего рода, при всех тяготах своего беспокойного боевого существования, часто устраивали роскошные пиры и грандиозные празднества. Господские праздники и память святых, бывших «вассалами» в Божьем царствии Царя-Христа, часто совпадали с памятным днем основания какого-нибудь аристократического дома. Эти великие праздники церковного года, отмечавшиеся торжественной службой в Божьем Доме, когда могло происходить освящение нового храма, давали возможность сеньору собрать своих вассалов для совета с ними по поводу очередной распри с враждебным соседом, или совместного похода, или бракосочетания в собственном доме или в доме вассала.

В XII столетии, в пору своего наивысшего могущества, средневековые бароны, по-прежнему честолюбивые и деятельные, внезапно оказались перед лицом серьезного кризиса, внешнего и внутреннего. Набиравшие силу монархии Запада начали посягать на их свободу и власть. И это было еще не все; городские коммуны богатели, занимаясь торговлей и открывая мануфактуры, производя товары повседневного спроса и предметы роскоши, и рано ввели денежное обращение; они все больше подчиняли себе аристократию в экономическом и финансовом отношении, в то время как аристократия все больше беднела. Мир Средиземноморья и Ближнего Востока с его древними легендами, который все больше открывался ей через участие в крестовых походах, озадачивал ее и сбивал с толку. Образованная придворная аристократия Византии и высокоцивилизованный мир ислама с глубоким презрением смотрели на рыцарей-франков Западной Европы. Оказавшиеся в незавидном положении бароны Запада приняли брошенный им вызов. Их ответом было широкое участие в еретических религиозных движениях и создание закрытых придворных аристократических обществ.

Как уже говорилось ранее, основным средством существования аристократии была земля; она жила за счет труда своих крестьян. В Англии во времена ее завоевания норманнами подавляющая часть крестьянства была до некоторой степени несвободна. Эту несвободу нельзя смешивать или отождествлять с рабством, будь то древним или современным. Несмотря на то что в Европе все же существовали рабы вплоть до XVII–XVIII вв. В основном это были славяне, захваченные в качестве военной добычи в Восточной Европе (считалось, что само их название slave говорило о том, что им суждено быть рабами) или попавшие в плен участники боевых действий в Восточном Средиземноморье. Английский villein, французский vilain, немецкий holde находились в зависимости от своего сеньора, выполняли повинности в его пользу и платили налоги. Виллан трудился на земле своего сеньора, а также отдавал ему часть доходов со своего собственного надела; он был обязан принимать участие в общих артельных работах на строительстве замков сеньора, дорог и мостов в его владениях. Каждый виллан обязывался молоть все свое зерно только на мельнице сеньора, за помол взималась определенная плата. Кроме ветряных мельниц (которые, возможно, впервые появились в Персии) были также водяные мельницы; к концу XI столетия их было в Англии свыше 5 тысяч. Самым тяжелым среди всех обязательств была уплата особой пошлины – taille, налагаемой на вассала его сувереном. Это был произвольный налог, который взимался тогда, когда сеньор считал это «необходимым»; его платили как свободные, так и несвободные крестьяне. Однако они не были рабами; монархия и церковь гарантировали им защиту, главным образом потому, что оба общественных института стремились сохранить «старый добрый закон», который был собственно крестьянским законом, который защищал права крестьянина в манориальных судах. Однако эти суды перешли под контроль сеньора; он назначал или, во всяком случае, подтверждал полномочия провоста, или главного судьи, который зависел от сеньора или, в случае его отсутствия, от его представителя (стюарда или бейлифа).

Истоки несвободы крестьянина Средневековья были различны. В странах Средиземноморья она коренится в договоренностях поздней античности, когда крестьяне были прикреплены к земле государством, чтобы тем самым гарантировать уплату налогов. Для народа в подобной ситуации вторжение на его землю сарацин, норманнов, испанцев или франков означало только смену хозяина, а не изменение статуса. В Северной Германии раннего Средневековья свободные крестьяне часто переходили более или менее добровольно под покровительство сеньора. Каждый, кто ставил себя под его защиту, освобождался от военной службы; теперь эту его обязанность выполняли за него рыцари сеньора. Крестьянин взамен обязывался платить арендную плату за себя, свое семейство и свою земельную собственность. В качестве примера можно привести события, происходившие в Зальцбурге в VIII в., когда 237 небольших земельных наделов крестьян вошли в состав 50 больших поместий, из которых 21 принадлежало церкви, 12 – герцогам Баварии и 17 – другим большим сеньорам. Это отчуждение крестьянских земельных наделов и последующее их присоединение к крупным поместьям было одним из наиболее важных событий в социальной истории Европы.

Несвободные крестьяне Западной Европы тем не менее обладали некоторыми правами. Кроме той земли, которую сеньоры передавали им во временное владение, они могли также иметь выделенное в их полную собственность земельное владение – аллод. Сеньор гарантировал крестьянам защиту и покровительство, они, в свою очередь, были обязаны ему повиноваться, выполнять необходимые повинности и платить налоги. Они выплачивали ежегодный подушный налог, который был свидетельством их личной прикрепленности к земле. Сеньор, оказавшись в трудных обстоятельствах, мог потребовать от крепостных, а также от тех, кто номинально был свободен, уплаты чрезвычайной пошлины (taille). Особый налог взимался с крепостного, заключавшего брак на стороне, а также с прямых наследников крепостного в случае его смерти. Этот «долг смерти» состоял в передаче сеньору лучшей головы скота или, в некоторых областях, части имущества усопшего.

В Европе, за небольшим исключением, в XII в. уже не было полностью свободных крестьян. Те крестьяне, о которых говорили как о свободных, находились тем не менее в зависимости от покровительствующего им сеньора, как и все остальные. В нашем словаре нет необходимых слов, чтобы назвать основные отличия между различными группами и классами крестьянства, между «свободными», «полусвободными», «несвободными» и «зависимыми» крестьянами. Ситуация в действительности была еще более запутанной, поскольку в некоторых местностях «свободный» крестьянин мог находиться под еще большим гнетом и быть беднее, чем «несвободный» крестьянин, проживавший всего в нескольких милях от первого.

Однако, несмотря на общее усиление гнета и быстрое увеличение числа крепостных, в некоторых областях отдельные выходцы из крестьян смогли подняться по социальной лестнице. К XII–XIII вв. крестьянство становится фактором, с которым приходилось считаться королям и аристократии. Дело доходило вплоть до того, что обращались к их помощи, как это происходило во Франции, где крестьянские войска сражались на стороне короля против «баронов-разбойников», крупных феодалов.

Бароны и короли стремились увеличить свои доходы и занимались корчевкой леса и повышением плодородия земли, которая из-за недостаточного ухода становилась заболоченной или, наоборот, засушливой. Срочно потребовались крестьяне для этих работ, иначе говоря, для внутренней колонизации. И их оказалось достаточно много, так как превратности средневековой жизни – война, гнет хозяев и присущая самим крестьянам страсть к путешествиям Wanderlust — постоянно гнали их из дома. Те крестьяне, которые были приглашены в работники, стали известны как hospites. Они получали грамоту, в которой им обещали защиту от произвола сеньоров и избыточных налогов и право третейского суда. Многочисленные новые поселения (например, villes neuves в Северной Франции) возникли именно таким образом. Для привлечения большего числа поселенцев вербовщики на ярмарках громко зачитывали текст грамоты, подобно тому как это делали в XIX в. железнодорожные компании Северной Америки, которым были нужны пионеры для колонизации пустующих земель Запада.

В XII–XIII вв. Германия повернулась лицом к Востоку. Короли Польши, Богемии и Венгрии совместно с немецкими князьями колонизовали земли Бранденбурга, Пруссии, Восточной Пруссии и Прибалтики вплоть до Риги. Все они нуждались в рабочей силе, немецких крестьянах и привлекали их с помощью агентов, известных как locatores. Они рекрутировали крестьян, сопровождали их во время длительного путешествия и размечали для них земельные участки на новой территории.

Мир Средневековья, особенно «открытый» мир XII столетия, предоставлял новые возможности, по крайней мере, для части сельского населения на Востоке Европы, в Германии, Нидерландах, Северной Франции и Англии. Например, в XIII–XIV вв., менее чем за 150 лет, только в Силезии было основано больше чем 1200 новых деревень. Однако в XIII в. в сельском хозяйстве Западной Европы начинался застой и, соответственно, ухудшалось положение крестьянства. Европа уже начала превращаться в саму себя, укреплялись социальные и географические границы.

Все это неизбежно сказалось на крестьянах. Расчистка пустующих земель под пашню была прекращена. На деле некоторые сеньоры, стремившиеся получать наличные деньги, превращали пахотные земли в пастбища, скупая и экспроприируя крестьянские фермы. В Англии и Франции подобное развитие событий привело к конфликту между королем и баронами. В XIII–XIV вв. английские вилланы отстаивали свою свободу в королевских судах. Хозяева феодальных поместий менялись гораздо чаще, чем это можно было себе представить, – вследствие браков или смерти владельцев, продажи или конфискации их собственности. Когда собственность переходила к другому владельцу, крестьянин мог быть пораженным в своих правах. Манориальные суды, которые разбирали дела крестьян, не всегда сохраняли протоколы заседаний, так что было очень сложно для крестьянина, сеньор которого считал его вилланом, доказать свой свободный статус в суде. Начиная с XIII в. английские суды были завалены крестьянскими жалобами на добавочные отработки и платежи, которых требовали от крестьян старые и новые хозяева. Но в то же самое время некоторые крестьяне смогли улучшить свое материальное положение, и многие вилланы выкупили право на свободу у своих сеньоров. Иногда в этом деле им помогала церковь или, как во Франции, монарх; так как, строго следуя букве закона, несвободный крестьянин, не имевший собственности, не мог стать свободным. Постоянно растущая потребность сеньора в деньгах давала трудолюбивым и предприимчивым крестьянам прекрасную возможность разбогатеть. «Свободные» крестьяне, которые были под защитой короля, впоследствии слились с горожанами и стали «третьим сословием», которое посылало своих представителей непосредственно в Генеральные штаты, высшее совещательное учреждение сословного представительства страны. В Южной Франции, которая выбрала собственный путь развития, и потому процесс унификации с Севером шел в XIII в. довольно медленно, крестьяне и городские сообщества часто успешно выступали в совместной борьбе за то, чтобы их голос был услышан в делах политики.

Как правило, бароны не стремились заниматься хозяйством в своих поместьях и потому стали передавать земли крестьянам в аренду. В итоге аристократия, участвуя в военных походах или занимаясь интеллектуальной деятельностью, все больше и больше отдалялась от повседневных проблем своих крестьян. Однако в Англии бароны проявляли активный интерес к сельскому хозяйству, и в период между 1200 и 1340 гг. бурно развивались родовые баронские поместья. Небольшое, но очень важное руководство «О земледелии», написанное Уолтером из Хенли в последней четверти XIII в., где рассказывается об основах ведения сельского хозяйства в поместье, интересное письменное свидетельство этого времени. Сеньор был кровно заинтересован в повышении урожайности, заставлял крестьян много трудиться, чтобы выращивать продукцию не только для собственного потребления, но и поставлять на рынок. Что касается рискованного предприятия – производства шерсти, следует сказать, что английская аристократия первой поддержала это начинание. Земля у крестьян выкупалась или экспроприировалась, чтобы получить возможность разводить на ней овец. Мы видим, что между аристократами Англии и аристократами Франции существовал разительный контраст. Английская знать сохраняла и преумножала традиции коммерции; позднее ее вовлеченность в торговлю и индустрию связала ее с буржуазией, сделала ее более восприимчивой к быстро менявшейся общественной, политической и интеллектуальной среде.

В эпоху позднего Средневековья в Италии шло быстрое образование городов-государств, в которых жили аристократы, ассимилировавшиеся впоследствии с городской буржуазией. Здесь человек становился полноценным горожанином, а культура была отражением городской цивилизации. Крестьяне окрестных земель не участвовали в этих процессах. Их образ жизни мало чем отличался от жизни колонов поздней Римской империи. Проживая в ветхих лачугах, на землях, принадлежавших сеньору, они не имели никакой собственности; своей была только одежда на них, в которой они и работали, и ходили дома, и даже ее мог потребовать себе синьор для своих целей. Наряду с ними были фермеры-арендаторы, крестьяне, платившие арендную плату и налоги, и бывшие свободными от синьора.

В Испании завоеватели, пришедшие с севера и отвоевавшие страну у арабов, смогли привлечь в качестве поселенцев некоторое число «свободных» крестьян. Эти поселенцы были христианами; они пришли на земли, уже населенные сельскими пролетариями, которых безжалостно эксплуатировали и которые жили в ужасающей нищете со времен поздней Римской империи. Пастушеское хозяйство, которое развивала аристократия, и безвластие, бывшее следствием слабости монархии в пяти христианских королевствах, вели к резкому понижению статуса свободных крестьян.

Это ограничение гражданина в правах в позднем Средневековье, при сохранении только какого-то их минимума, было также характерной чертой Германии и Восточной Европы. Когда монархия оказалась втянутой в борьбу с папством и вела войны в Италии (не говоря уже о самих немецких князьях), немецкая аристократия пыталась использовать все возможности, чтобы понизить статус «свободных» крестьян, обязанных выполнить в течение года ряд оговоренных заранее обязательств, до положения крепостных и обложить их новыми произвольными налогами. Фактически отмечалось понижение правового статуса и ухудшение экономического положения немецких крестьян в северо-восточных областях страны. Здесь еще прежде существовал социальный слой прусских и славянских крепостных, сформировавший базис зависимой крестьянской общины. Этот пояс крепостничества простирался через земли к востоку от Эльбы, через Богемию, Моравию, Польшу и Прибалтику, где власть принадлежала аристократам. Во всем этом регионе не существовало королевских судов, которые могли защитить крестьянина, аристократия обладала здесь всеми государственными правами, и ее поместья стали крупными аграрными предприятиями.

Начиная по крайней мере с X в. славян и других «язычников», захваченных в плен на войне, продавали как рабов христианские рыцари Запада. В XII в. Генрих Лев, герцог Саксонии и Баварии, продал пленных христиан-датчан в качестве рабов через посредство его славянских союзников, а маркграф Дипольд III фон Фобург продал плененных итальянцев своим наемникам. В XIII–XIV вв. рабов привозили в Италию через Венецию. Церковь, наследница классической античности, была далека от того, чтобы осудить рабство. Ее ведущие теологи XIII в., такие как Фома Аквинский, оправдывали рабство с моральной точки зрения и из экономических соображений, цитируя в поддержку своей точки зрения Аристотеля. С XIV в. папы обычно угрожали своим врагам рабством. В 1303 г. в таком духе высказался папа Бонифаций VIII в отношении Скьярра Колонна, представителя знатного итальянского рода. В 1309 г. папа Климент V наложил на Венецию интердикт и грозился продать ее подданных в рабство. Позднее бессмысленные обвинения в работорговле обрушились на Болонью и Флоренцию. Папа Павел III заклеймил как рабов всех англичан, которые приняли сторону Генриха VIII. Им предстояло, по его словам, стать трофеем крестоносцев, которые придут и разгромят их.

Важно понять, что средневековый крестьянин жил в постоянном страхе попасть в кабалу, превратиться чуть ли не в раба в том или ином виде, явно или незаметно. Это и является одной из причин, почему именно в сельской местности случались мятежи и восстания. Со времен Каролингов крестьянские бунты были привычным явлением сельской жизни, так что монахи-хронисты не удостаивали их своим вниманием. Однако в конце XI начале XII столетия они стали столь серьезным общественным фактором, что их уже было невозможно игнорировать. Крестьянские отряды, связанные клятвой, создали политическую, ставшую впоследствии религиозной, подпольную организацию, в которой «еретические» секты и различные скрывавшиеся от правосудия элементы искали защиты и убежища. И подобное происходило задолго до того, как в рассматриваемый нами период образовалась крестьянская лига, которая образовала затем независимое государство Швейцарскую конфедерацию. В ее название также вошло определение Eid-genossenschaft — «конфедерация». Швейцария, внушавшая многим страх и вызывавшая у многих уважение, медленно, но неуклонно шла к свободе. Она служит живым напоминанием о тех многочисленных союзах и лигах, рожденных крестьянским миром, которые удалось сокрушить светским и церковным князьям.

В начале XIII в. произошло восстание крестьян в Бременском княжестве-архиепископстве, которых называли Stedinger (по названию местности Stedingen, где они проживали). Восстание было подавлено после пяти лет сопротивления (1229–1234) только после того, как против крестьян было послано крестоносное войско под командованием герцога Брабантского и графов Голландии, Гельдерна, Липпе и Клеве, составлявших элиту Северо-Западной Европы. Церковь, которая провозгласила крестовый поход против этих еретиков, направила в архиепископство также представителей инквизиции.

В конце рассматриваемого нами периода произошли несколько широкомасштабных крестьянских войн. В 1358 г. во Франции началась Жакерия. В Англии восстание крестьян возглавили священники Джон Болл и Джек Стро, военным его руководителем стал Уот Тайлер. Восставшим удалось в 1380 г. на короткое время захватить Лондон и взять в плен короля Ричарда II. Между 1395 и 1479 гг. имели место крестьянские восстания в Испании, в частности в Каталонии. Во Фландрии и в Северной Германии мятежи вспыхивали на протяжении всего позднего Средневековья. Но даже в разгар решительной борьбы за обретение крестьянином своих законных прав и своего общественного статуса постоянное опасение потерять все никогда не оставляло крестьянина. Он страшился усиления гнета и наступления голода, возможности впасть в беспросветную нищету и оказаться бесправным против закона, быть согнанным со своей земли и навсегда оторванным от своих корней. Крестьяне Средневековья отличались таким же беспокойным нравом, как и их предки во время длительной эпохи Великого переселения народов, которое к тому времени еще не закончилось.

Русские крестьяне свою тягу к перемене мест утоляли в успешной колонизации Сибири, ставшей величайшим событием в мировой истории. И мы уже видели, как немецкие крестьяне в XII–XIII вв. переселялись на Восток, колонизуя новые земли. Средневековый крестьянин оставлял «свою» землю, когда угнетение со стороны его хозяина становилось, как ему казалось, невыносимым или когда враги хозяина настолько опустошали его землю, что она уже не могла прокормить его. Эпидемии, голод, неурожайные годы и другие природные катастрофы были еще одной причиной, сгонявшей людей с земли. К этому следует добавить наличие у крестьян древнего кочевого инстинкта, сохранившегося с доисторических времен и который в Средние века находил выход в паломничествах. Множество крестьян из континентальной Европы, Англии и Скандинавии отправлялись в паломничества в Святую землю, в Рим, в Сантьяго-де-Компостела. Подобно тому как много позднее русские крестьяне-паломники шли в Казань, Киев и Новгород. Некий крестьянин из Верхней Баварии три раза был паломником в Риме, дважды – в Иерусалиме и один раз – в Сантьяго-де-Компостела. Это является убедительным доказательством сохраняющейся мобильности и консерватизма крестьянской жизни!